Сиреневая женщина. Окончание

Глава 9
Антон вернулся домой в полном смятении мыслей и ощущений. Может быть, впервые со времени своего приезда, он осознал, что квартирка его бабушки - не просто его временное убежище. Здесь были ключи к тайнам его семьи, возможно, повлиявшим на его жизнь, на его теперешнее положение. Из старинной уродской этажерки он извлек многочисленные фотоальбомы и какие-то бумаги, рассованные по старым сумкам и пожелтевшим от времени картонным папкам. С фотографий на него смотрели незнакомые лица, отчего-то казавшиеся наивными и беззащитными, хотя среди мужчин было много военных, а женщины были крупны и монументальны. Чем дольше он в них всматривался, тем очевиднее становилась для него, что это честные фотографии честных людей. Фотовспышка выхватывала самую суть человека, его сердцевину. И каким-то шестым чувством Антон понимал, что вот эти люди, несмотря на свои винтовки и маузеры, были бы совсем беспомощны в нашем времени со своими понятиями о чести, достоинстве, лжи и правде. В одном из альбомов он нашел фотографию Фирюзы Шакировой, такую же какая была на стенде музея. Он осторожно вынул ее, на обратной стороне читалась почти выцветшая надпись: «На добрую память Леониду Дмитриевичу и Галине Петровне от Ф. Ш. 1938 год». Он смотрел на раскосые глаза, на худощавом лице, на лихо заломленную тюбетейку, на завитки волос, выбившиеся из двух толстых кос, и силился что-то понять. Он пытался вспомнить что-то давно забытое из детских снов, может быть из обрывков разговоров взрослых, которые он слышал когда-то, и, казалось ему, что еще чуть-чуть и тяжелая плита забвения сдвинется хотя бы на сантиметр, но тут раздался звонок в дверь…
На пороге стоял Алексей с большим пакетом, из которого раздавался мелодичный звук стеклянной тары.
-Ну, что, болезный, как дела? – осведомился гость, выставляя на стол водку и немудрящую снедь.
-Да вроде все норм, очухался, - отозвался Антон, убирая фотографии и документы.
-Что решил архивы изучить? – спросил Алексей, - хорошее дело. Твоя – то родня правильная была, уважали их здесь. Ну что, за выздоровление? – он разлил по рюмкам прозрачную жидкость, соорудил два бутерброда с килькой и протянул Антону.
Они выпили.
-По - хорошему, это я проставляться должен, - сказал Антон, закуривая сигарету.
-Успеешь еще. Не последний день живем. А мне сегодня что-то так пакостно, - сообщил Леха, наливая по второй. - Дела, сам знаешь,  не важнецки, а тут дочь школу заканчивает, надо куда-то учиться отправлять. Куда, зачем? Ума не приложу. Будет пять лет учиться, в результате сядет в какой-нибудь «Пятерочке» на кассу. Да еще, не дай Бог, свихнется в большом-то городе. Ух… Ну, давай, - он отсалютовал рюмкой.
-А на кого она хочет поступать-то? – поинтересовался Антон.
-Да сама не знает, и мы с женой не знаем. Вроде юристов и бухгалтеров наплодили как собак не резанных, вот теперь айтишников плодят. А сунешься ни тебе толкового юриста, ни экономиста, ни компьютерщика. Ей лишь бы отсюда свалить, и я ее понимаю. Был бы по - моложе тоже бы здесь не остался. Полный ведь бесперспективняк. Хотя знаешь, я бы, наверное, через полгода в чужом городе умер.
-Почему?
-Не знаю. Река, горы, лес. Здесь все мое. Мне когда уж совсем невмоготу, я лезу куда-нибудь на Шихан, посмотрю вокруг, а там такой простор, такая воля… Подышу полной грудью, а потом, глядишь, и легче стало, и силы появились.
-Вот и Люся так же говорит. Странные вы здесь какие-то. А про дочь, знаешь, что я тебе скажу. Не надо ей поступать, а тебе деньги тратить. Сейчас учиться можно дистанционно. Есть пара-тройка таких контор, которые нормальных спецов готовят, и работу потом предоставляют. Заплатить, конечно, придется, но зато за реальные знания и не так много, как если бы ты ее в одну из столиц отправил. Единственное, ей, наверное, это не понравится, ведь тогда ей отсюда можно и не уезжать.
-Понравится, она у меня домашняя. Если зарабатывать будет, то и по миру поездит, если, конечно, границы когда-нибудь откроют.
-Ну, тогда пиши названия сайтов, связывайтесь, смотрите, что вам больше понравится, если надо будет протекцию, так я организую.
-Спасибо, Тоха. Вот от души отлегло.
-Да чего там. Ты ж меня спас. Я теперь тебе по гроб жизни обязан.
К тому времени, принесенная Алексеем водка закончилась, Антон выставил свой стратегический запас. Давно ему не было так душевно, а может быть и никогда. Люди, которых он считал друзьями, как-то не делились с ним своими проблемами, и он молчал про свои, по сути, они только  развлекались вместе, а по жизни шагали разными дорогами., хоть иногда, и параллельными.
На следующее утро, осмотрев количество пустой тары, Антон присвистнул. Даже для его закаленного организма это было чересчур. Но чувствовал он себя, на удивление, бодро, и, выпив кофе, решил пойти в офис к Алексею, сделать профилактику и обновить  программное обеспечение. Леха тоже уже был на работе, но выглядел изрядно помятым, видимо, у него не было такого опыта возлияний. Он хмуро пялился в какие-то бумаги, очевидно, пытаясь  отыскать ускользающий смысл. Поняв всю бессмысленность своих усилий, он поднялся, подошел к Антону, посмотрел на бегущие по экрану цифры, и, хлопнув его по плечу, произнес:
- Ты, это… Тоха, смотри, если что, то я человек пятнадцать с карабинами могу организовать.
-Зачем? – поинтересовался Антон.
-Ну, пойдем, разобьем твой агрегат.
«Вот я – лох языкастый!», - подумал про себя Антон. Посмотрел на открытое, бесхитростное лицо товарища, подумал, что сказанного не воротишь, и тихо ответил:
-Куда ж мы, Алеша,  с пятнадцатью карабинами против Системы? Тут надо что-то другое.
-Что?
-Ну, может, то, чем Люся занимается. Собирать, все, что можно собрать. Все знания, книги, особенно технические, архивы. И как-то детям вдалбливать, что знание – оно вне компьютера. Никогда не думал, что такое скажу. А вообще, Леха, не знаю. Честно сказать, не думал. Если бы думал, в таком положении бы не оказался.
Глава 10
После своих откровений с Алексеем, Антон очень изменился. Здесь, в уральской глубинке, он впервые почувствовал, что отношения между людьми могут быть совсем иными, чем те, к которым он привык, что свою вечно закрытую раковину можно приоткрыть, и не быть постоянно один на один со своими проблемами. Более доверительно он стал относиться и к Люсе. Однажды он подумал, что раз уж он открыл военную тайну, то почему бы ему не поговорить о собственных бредовых видениях. И в один прекрасный вечер рассказал Люсе про Сиреневую Женщину на ослике, теплый восточный город, наполненный воздухом влюбленности и фотографию Фирюзы Шакировой. Люся не рассмеялась, не стала его ни в чем разубеждать, но и предложить ему ничего не могла. Да он и сам не знал, чего он хочет. Вернуться в свой сон? Но он понимал, что это невозможно. Узнать кто такая Фирюза? Но для чего? Однако, он не мог отделаться от мысли, что вся его дальнейшая судьба как-то связана с Сиреневой, и эта мысль не давала ему покоя. Люся вспомнила всех знахарок, которых она объехала, пытаясь спасти дочь, но как-то она мало представляла, чем они могут помочь Антону. Однако была среди ее приятельниц цыганка Лиза, семья ее давно осела в Уфалее, и они вместе учились в школе. В молодости Лиза лихо гадала, как и положено цыганке, но потом вышла замуж за русского, открыла небольшой магазинчик, и стала простой обывательницей. Теперь уж никто и не помнил о ее способностях. Люся забежала к ней после работы, и очень, очень попросила погадать ее соседу. Подруга внимательно посмотрела на женщину, и неожиданно легко согласилась. Узнав, что ему предстоит, Антон едко подумал про себя: «Ну, Слуцкий тире Князев, ты совсем уж докатился, до цыганщины какой-то. Но что делать? Сам ввязался в эти эзотерические бредни».
На следующий день они с Люсей отправились к гадалке. Все было совершенно просто, прямо в пустом магазине, поскольку покупатели сюда заходили редко. Лиза была совсем обычной брюнеткой, в  джинсах, в клетчатой рубашке, только на шее у нее висели какие-то необычные украшения. Она посмотрела в глаза Антону, и у него по спине пробежал холодок, только глянув на его ладонь, Лиза сразу же сказала: «Ты ведь не ты. Вокруг тебя обман, обман… Но скоро ты найдешь, что ищешь, только радости это тебе не принесет. Слушайся женщину в сиреневом, тогда, может, спасешься». Они вышли из-за портьеры в торговый зал, где Люся в это время примеряла платье. Видимо по стечению обстоятельств, платье было сиреневым. 
Через месяц у Люси был день рождения. Она пригласила несколько подруг. Пришла и Лиза с двумя сыновьями. Мальчишки были истинные цыганята, но глаза на смуглых мордашках горели синими льдинками. Антон никогда не видел таких красивых детей и развлекал их, как мог с помощью планшета, пока женщины накрывали на стол. Чтобы не мешать им Антон вывел мальчишек на балкон. Стоял конец мая, по всему городу бурно цвела сирень, памятная ему еще с детства. Ее аромат веселил душу и толкал на милые безумства в духе давно ушедшей молодости. Вдруг на пригорке, примерно в квартале от дома, появился черный джип. Антон почему-то сразу понял, что это по его душу.«Ну, вот и все, приплыли!» - подумал он, закуривая сигарету. Тут на балкон вышла Лиза, и тоже как будто все поняла. Что-то, сказав на своем языке детям, она  быстро размотала огромный платок, украшавший ее талию вместо пояса, и привязала его к перилам балкона. Мальчики один за другим лихо спустились по нему со второго этажа и исчезли в зарослях сирени. Через несколько минут на том же пригорке, где раньше был джип, показался ослик с всадницей, одетой в сиреневые одежды. «Беги на чердак, там спустишься по пожарной лестнице, с другой стороны дома, тебе необходимо с ней поговорить», - сказала она, ловко развязывая замысловатый узел, и снова, обвивая платок вокруг талии. Антон понимал, что бегство бессмысленно, но сиреневый силуэт манил , обещал разгадку тайн и сомнений, которые мучили его  все последние месяцы, и он побежал. Он несся по разбитой дороге частного сектора, по тропинкам в зарослях сирени, по песку городского пляжа, и все никак не мог догнать не быстро семенящего ослика. Наконец, возле старой развалившейся беседки он увидел, что женщина стоит на земле, очевидно, поджидая его. Он подошел, пытаясь сообразить с чего начать разговор, но так и не придумал, и молчал глуповато улыбаясь. Женщина заговорила первой:
-Ты хотел меня видеть, Антон?
-Да. Я… Помните, там во сне или в бреду, не знаю, но там было так хорошо, - начал он сбивчиво и путано.
-И ты хотел бы туда вернуться?
-Да! – выпалил Антон.
-Но как же твой сын, жена, твои друзья?
-Я как-то не думал…
-Да, ты вообще мало думаешь о других. Так вот, вернуться туда нельзя. Тебе это показали, для того чтобы ты понимал, что есть другой мир. Мир любви, всеобщей терпимости, добра. Такой мир человек может сделать только сам для себя, а ты этим как-то не озабочен.
-Кто вы? Какое вам дело до меня? Зачем мне это нужно было показывать?
-Ну, затем, чтобы у тебя впервые в жизни появились настоящие друзья. И потом, ты нужен нам.
-Кому вам?
-Антон, у нас очень мало времени, поэтому я не буду вдаваться в тонкости квантовой физики, но мы – это жители одной из параллельных вселенных. Можешь называть нас Землей Х или Землей 2.
-Вы что наши проекции? Прям канал РЕН ТВ какой-то!
-Нет. Мы не проекции, но наш мир очень зависим от вашего. Наша энергия, флер которой так тебя очаровал, она вырабатывается из ваших эмоций. Не обязательно положительных, из разных. И вот теперь посредством машины, в создании которой ты так активно участвовал, человечество будут лишать этих самых эмоций. Для нас, видишь ли, это неприемлемо.
-Но почему лишать? Наоборот. Как я понимаю, она наоборот, будет генерировать эти самые эмоции, пусть и в виртуальной реальности.
-Вот имен, в виртуальной. Для нас это как для собак питаться сухим кормом. Жить можно, но не вкусно.  Помоги нам сохранить наш мир, и мы поможем тебе.
-Как? Кто вы Фирюза Шакирова?
-О, меня еще помнят, - улыбнулась женщина, - ты внесешь маленькие изменения в текст программы, ну ты знаешь какие. А взамен ты получишь настоящую жизнь. Не то призрачное легковесное существование, которое было у тебя до сих пор, а настоящую жизнь, с борьбой, с врагами и друзьями, с настоящей Любовью! Если нет, то ребята, которые посланы за тобой, просто прикончат тебя сейчас, и труп твой найдут через несколько дней в тайге. А если да, я договорюсь. У меня всегда хорошо получалось работать с силовыми структурами. И в тридцать седьмом, и раньше, и позже. Видишь ли, когда на Земле много страха и боли, у нас тоже нарушается баланс, приходится вмешиваться, разруливать ваши кризисы. Ну, так как? Договорились?
-А разве у меня есть выбор. Только хочу сказать, что у меня была нормальная жизнь, и любовь тоже была!
-Да? А что же твоя любовь не удержала женщину с волосами цвета опавшей листвы? А о сыне ты сколько раз в году вспоминаешь? Любовь у него была!
-Еще один вопрос. А Лиза, она тоже из ваших?
-Нет. Она здешняя, но она на связи, есть среди вас такие люди. Она и ее дети, считай, спасли тебя, позвали меня сюда вовремя. Возвращайся, тебя там ждут. И ничего не бойся. Я прикрою.
Антон медленно пошел в сторону дома. Оглянувшись, он никого не увидел возле развалин беседки. «Должно быть,  схожу с ума», - равнодушно подумал он.
Он вышел прямо к черному джипу. И первый кого он увидел, был Гаврилыч, живой и невредимый. Он кинулся к Антону с распростертыми объятиями, и, похлопывая его по спине, все говорил: «Ну, ты даешь! Мы ж тебя обыскались! Герой!». Антон  пытался сконцентрироваться, но получалось плохо, в его сознании мешались цветы сирени, сиреневые одежды Фирюзы, платье Люси, выбежавшей из подъезда и добродушное усатое лицо начальника, неожиданно воскресшего из мертвых. Антон попытался вернуться в квартиру, чтобы попрощаться с Люсей и взять ноутбук. Но Подгородецкий пробасил: «Нечего там делать, поедем, самолет ждет». Дорога до Екатеринбурга и спецрейс самолета почти не отложились в памяти Антона. Придя в себя, уже в своей квартире на территории института, Антон попытался осмыслить все произошедшее с ним.  Со слов Гаврилыча, на нем, Антоне, провели эксперимент. Смоделировали  похороны его начальника с помощью их общего детища, и хотели отследить его действия. Но никто не ожидал от него такой прыти. Система, как и предполагал Антон, оказалось не очень-то мобильной, и смогла вычислить его только через полгода, и то по чистой случайности. «Ну, прости, Антон,- бубнил Гаврилыч, - я не думал, что ты все так воспримешь. Но вот из этого следует, что машинку-то надо еще доработать». Из витиеватых размышлений начальника Антон понял, что агрегат нужно усовершенствовать в сторону пресечения каких-то деятельных реакций на смоделированное событие. Люди должны обдумывать его, бояться или радоваться, обсуждать его с другими, но ничего не должны были предпринимать. С одной стороны для Антона все складывалось хорошо, он снова получал доступ к машине, а с другой он должен был запрограммировать ее на самоуничтожение, и он не знал, насколько она уже задействована в реальной жизни и к чему может привести ее отсутствие. Он вообще очень сомневался в реальности происходящего, все это напоминало ему старый культовый фильм «Матрица». Но он решил довериться своим ощущениям. Еще на Урале, казня себя за то, что не предпринял никаких усилий для уничтожения агрегата, он набросал в уме несколько вполне элегантных схем. В одной из них ему нужно было бы просто поставить точку между двумя колонками цифр. Ее вряд ли бы кто-то заметил, даже если бы стали с пристрастием искать причину аварии. Он мог сделать это в любой момент, но все тянул, опасаясь за глобальные последствия, к которым мог привести этот не заметный знак препинания.  Опасался он и за себя лично, все-таки инстинкт самосохранения в нем был развит достаточно сильно. Он думал о том, что будет после смерти, о параллельных мирах, куда ему, видимо, путь заказан, о вечной тьме или вечном свете, где раствориться его сознание, и, может быть, душа. Думал о том, что Фирюза была права в том, что жизнь его была, никчемной и эгоистичной. Часто думал о Ваське и тех цыганятах, что спасли его, если, конечно, это не плод его воображения. Что будет с детьми, если он вырубит машину, а если не вырубит? Как-то идя по коридорам института, после ночи, проведенной в лаборатории, он увидел сиреневое пятно, метнувшееся из-за угла. Сначала он подумал, что это отсвет поднимающегося солнца, но потом понял: «Пора. Время вышло». Он круто развернулся, вошел в лабораторию и поставил ту самую точку.
Глава 11
Антон проснулся в своей хрщевской хибаре. Голова нещадно болела, и почему-то очень хотелось есть. В холодильнике, конечно, ничего съедобного не обнаружилось. Он выпил таблетку аспирина, посмотрел в зеркало на свое заспанное, небритое лицо и решил, что необходимо купить продуктов. В кармане он нашарил телефон, проверил остаток денег на счете, и уже хотел выйти за дверь, но рука начала привычно листать ленту новостей. Перед глазами возникали страшные картинки массовых драк, разгромленных магазинов, и публичных казней. Антон пытался вчитаться в текст, но ничего не понимал, буквы были русские, но язык не знакомый. В тревоге он вышел на улицу. Был вечер. На углу улицы в старой жестяной бочке была устроена жаровня, и на ней готовилось какое-то блюдо, пахнущее пряностями. Сглотнув слюну, Антон двинулся дальше, поражаясь обилию на улицах гостей с востока. Женщин почти не было видно, а те редкие, что попадались, были в хеджабах и старательно прятали глаза. Он , было направился к знакомому магазинчику, но витрины его были разбиты и заколочены крест на крест какими-то досками или пластиком, Антон так и не понял чем. Спустившись в метро, он с ужасом осознал, что все надписи тоже на непонятном ему языке, кроме того, там было необычайно грязно, мраморные и мозаичные стены во многих местах разбиты, залиты краской, часть светильников не горит. Доехав до центра, он обнаружил, что прежде такие респектабельные столичные улицы, заполнены торговцами, и европейских лиц среди них мало. Но есть все же хотелось. Он подошел к мангальщику, который жарил мясо в непосредственной близости от Красной площади. Посмотрев на бумажку, на которой красовалась цифра 800, Антон подумал, что восемьсот рублей у него есть, он взял шашлык и протянул торговцу телефон, пытаясь привычно расплатиться, приложив его к сканеру кассового аппарата. Но торговец выпучил глаза и заверещал так, что на его крик сбежалась толпа разгневанных граждан. Антона повалили на землю и стали избивать ногами, выкрикивая какие-то гортанные слова, должно быть ругательства. Наверное, его бы забили насмерть, если бы что-то не отвлекло их внимания. Теряя сознание, он успел увидеть развивающуюся сиреневую чадру.
Антон очнулся в каком-то подвале, позже оказавшимся парадным одного из домов в центре Москвы. Пахло кошками и гарью. Прямо на лестничной площадке горел костер, видимо, из какого-то деревянного суррогата, потому что запах был отвратительный. Перед ним сидел подросток, на вид русский, но из осторожности, Антон тихо свистнул. Парень улыбнулся. Антон подполз ближе к огню.
- Как я тут оказался? - спросил он.
- Я притащил, на улице ночью нельзя. Комендантский час, - ответил мальчишка.
-Слушай, что вообще происходит? Где я? Почему на улице русских нет?
-Вы что, с Луны свалились? Все кто мог, давно поуезжали. А кто не мог, сидит у себя по хаткам или вот как я, в заброшенных местах.
-А едите вы что? – спросил Антон, снова ощущая зверский голод.
-Так с двух до шести полевые кухни для русских приезжают. Кто не успел, тот опоздал.
-Парень, тебя как зовут?
-Васькой! – ответил пацан.
Антон с тревогой вгляделся в незнакомое лицо. Нет, слава богу, не сын, не его Васька.
-Слушай, Васька, я память потерял, разложи-ка мне все по порядку. Откуда столько черных здесь и кто правит этим Москвабадом?
- Правит Правительство. Русские, но богатые, им до нас дела нет. А гастарбайтеры стали давно приезжать. Сначала, говорят, были ниже травы, тише воды. Но их все больше и больше становилось. Плодятся как тараканы. Ну и теперь их больше. Все права теперь у них.
-А как же Правительство такое допустило? Чуть не в Кремле баранов жарят?
-Да давно уж нет никого в Кремле-то. Они себе отдельный город построили за МКАДом, оттуда и руководят. Старики, что еще при советах жили, пытались сопротивляться, да их всех перебили. Вот и батю моего тоже.
-А почему ты здесь? Разве здесь никто не живет?
-Не-а. Они ж заселятся в дом, засрут его, а ремонтировать неохота, тогда они в другой идут. А здесь никого нет.
-А мать где?
Кулаки мальчишки сжались, глаза наполнились слезами, но он промолчал. Антон не стал расспрашивать, видимо, рана у парня была глубокой. Вместо этого он, стесняясь, но все же спросил:
-Вась, а у тебя ничего поесть нет?
Парень улыбнулся:
-Есть немного, - и достал из-за батареи мешок с сухарями и старую армейскую фляжку с водой.
Антон был растроган до слез, тем, что этот полуголодный мальчишка, загнанный как звереныш в вонючую нору, но не потерявший человеческого облика, делится с ним последним.
Поев, Антон спросил:
- В Москве так, а в остальной России как же?
-Говорят, за Калугой их уже нет. Но не знаю точно. Давай спать,
Парень вытащил из-под лестницы несколько картонных коробок и гостеприимно поделился ими с Антоном. «Так вот, значит, что такое нормальная жизнь, в вашем понимании Сиреневая Фирюза. И видимо устроил ее я, изменив коды программы. Зато сколько эмоций. Ваш мир будет непременно доволен. Вот только как быть с нашим? С этим пацаном, и тысячами других? Но чем дольше он размышлял, тем больше приходил к выводу, что не его адская машина виновата в таком повороте реальности. А его, и таких, как он,  бездумная, легкая жизнь. Что, в сущности, мы делали? Сидели в офисах, сладко ели, много пили. Особым шиком считалось заниматься только тем, что нравиться, ну или престижно. В результате, ни дворников, ни сантехников, ни других нужных людей не стало. Вот и понаехали «специалисты». Что теперь делать?». Проворочавшись до утра на холодном мраморном полу, он принял единственно правильное решение.
-Ну, что, Василий, пойдешь со мной из Москвабада?, - спросил Антон, поглощая скудный завтрак.
-А что тут делать-то. Пойду, хуже не будет. Только куда? - спросил парень.
-На Урал! - ответил Антон.
-Далеко, дойдем ли?
-Дойдем.
Вечером они вышли на окраину города, который когда-то был Великой Столицей Великой Страны, их путь лежал на восток. Там была воля, там была Люся с ее самоварами и вышитыми полотенцами, которые были хоть и слабыми, но якорями, за которые можно было зацепиться, но там были и письма с войны, и архивы первых пятилеток, а это уже немало. И там были, как минимум, пятнадцать отчаянных русских мужиков с карабинами, готовые встать и защищать свои дома от всякой мрази. Они шли на восток, туда, откуда поднимается солнце.