Лунное Создание. Рассказ

«Самые дивные божественные чудеса случаются в сокровенной глубине человеческой души, и об этих чудесах всеми силами своими и должен возвещать человек словом, звуком и красками»

       Наступали майские праздники. Посёлок готовился, преображался. У домов и парков собиралась прошлогодняя листва, зимний вытаявший мусор. Подкрашивались пешеходные переходы на перекрёстках. Парапеты пешеходных дорожек. Подбеливались стволы деревьев. В вестибюлях мылись витражи, окна.
       Жители домов, пользуясь последними тёплыми апрельскими деньками приводили свои квартиры в надлежайший вид: мыли окна, белили и красили, подновляли, освежали потускневшие краску, побелку…
       Словом мы тоже влились в этот затейливый процесс, и уже второй день занимались побелкой, покраской своей трёхкомнатной квартиры в доме-пластины, стоящим на перекрёстке двух улиц.
       До ремонта квартиры моя кровать в спальной стояла у окна, но так, что ночной свет ложился на ноги, у задней спинки кровати. Сказать, что ночной, то есть лунный и звёздный свет меня как-либо беспокоил раньше, нельзя. Я всегда спал спокойно, и, как говорят, весело похрапывал.
       Но когда ремонт дошёл и до нашей спальни, то мне, как главному прорабу и исполнителю этих работ, пришлось мою кровать переместить к противоположной стене, а кровать моей наидрожайшей супруги выставить из спальной в большую комнату, разумеется, с её же помощью, как постоянного помощника и вдохновителя на трудовые подвиги. В результате перестановки, теперь моя голова оказались под звёздным и лунным светом.
       Окно, разумеется, по причине ремонта было голым, то есть без штор.
Уже поздним вечером, поужинав и приняв на грудь с устатку грамм двести, я отбыл на покой. Уснул так, как будто провалился в бездну.
       Однако…

       …Посреди ночи я увидел в окне силуэт. На меня сквозь стекло смотрело милое создание. Оно было покрыто светло-голубой вуалью или мантией. Тело просвечивалось через это покрывало от головы до талии. Лицо этого милого создания тоже было бледно-голубое, и взгляд мягкий, но не холодный, а какой-то лучистый. Чарующий. И мне показалось, что это пришла – уже забываемая, но незабытая – моя давняя любовь, которая когда-то звалась Людмилой, Люсей. Девушка – моих юношеских грёз.
       Люся не просила впустить её и не звала к себе. Но меня вдруг подкинула какая-то пружина. Я отомкнул шпингалеты и распахнул окно. Людмила протянула мне руку, и я ввёл её в свою комнату на четвёртом этаже. Вначале на подоконник, затем приподняв за талию, опустил, как пушинку, на пол.
       Но я, видимо, по старой памяти, опять стушевался и нырнул в постель. Хотел было накрыться одеялом, спрятать своё нагое тело, но лукавый насмешливый взгляд упредил моё намерение. Мне показалась в нём игривость.
       Люся присела на край кровати.
       Я взял её руку, она была прохладной. Но это меня ничуть не смутило. Это уже однажды было. Давно, даже очень давно. А я всё ещё помню об этом прикосновении. И я спросил её: "Ты помнишь?.." Она также безмолвно ответила: "Да…"

       Наше знакомство произошло незадолго до моего призыва в Армию. Я на десять дней заехал к тётушке в деревню Пашково. Повидаться, помочь ей чем-либо и попрощаться.
       Был май. Черёмуха цвела буйным цветом, и лёгкий ветерок раскачивал белые завитушки, как кудри, на побелевшей кроне.
       Но в тот памятный вечер и первая половина ночи выдались, вопреки народным приметам, тёплыми. По крайней мере, мне поначалу так казалось. Подталкиваемый этим теплом и юностью я решил сходить на танцплощадку.
       Я не надеялся на танец. Поэтому вначале стоял, потом присел на лавочку недалеко от входа. Площадка была огорожена дощатым кордом и по всему периметру этого заборчика тянулась одна сплошная покрашенная скамеечка из широкой доски.
       В углу корда по моей стороне стояла и о чём-то шепталась и смеялась стайка девушек. Между мной и ими были ещё люди, молодые и не очень, пришедшие, видимо, после полевых работ тряхнуть "стариной".
       Площадка освещалась с четырёх углов четырьмя "тарелками", висевшими на столбах. И ещё Луной посредине, если она не запаздывала и всходила в нужный час. В тот вечер она была спутницей молодёжи.
       Девочка Люся, была в голубом платье, подпоясанном пояском. По височкам и щекам стекали пружинки русых завитушек. И в глазах светились огоньки от электрического света или от света Луны, смотря по тому, к чему её лицо обращено.
       На эстрадном пятачке стоял магнитофон, и играл, похоже, специально подобранный репертуар на сельскую тему. И песни под него раскачивали и кружили деревенскую молодёжь до поздней ночи.
       Не знаю, откуда у меня хватило решимости, но я всё же подошёл к стайке девушек и пригласил Люсю на вальс.
       Почему-то в тот вечер мне не хотелось кривляться в модных танцах. Хотелось спокойного, отдохновенного, неземного чего-то. И это состояние и чувства у меня всегда ассоциировались с вальсами. Благодаря моим двоюродным сёстрам, я немного мог под них двигаться и даже кружиться.
       Я тогда не напрашивался в провожатые, но как-то само собой получилось, какая-то сила нас объединила, и мы, не дожидаясь окончания танцев, пошли бродить по селу.
       Люся спрашивала меня, я отвечал. К информации о месте проживания добавил, как бы из солидности, что через десять дней пойду служить в Погранвойска, куда сам просился в военкомате, и, кажется, на Дальний Восток. Но, взглянув на часы, уточнил:
       – Теперь уже через пять суток и восемь часов.
       И, кажется, спросил, может быть, мысленно:
       – Если я тебя попрошу, ты будешь меня ждать?
       И она ответила:
       – Может быть…
       Я взял девушку за руку. Пальчики были холодными. Мне хотелось их согреть дыханием. Но Люся вытянула руку. Сжала пальчики в кулачок, и положила его себе на грудь, прикрыв другой ладонью, как дорогой и нежный бутон.
       Чем глубже опускалась ночь, тем становилось прохладнее. Люся была в платьице, а я в одной рубашке. Но приобнять, привлечь к себе и согреть девушку собой у меня не хватало смелости. Вернее, я не мог побороть в себе хроническую застенчивость, которой природа меня наградила сверх всякой меры. За это я злился на себя. И я с каждым метром, с каждым шагом давал слово, что переборю этот недуг. И лишь только тогда отпала необходимость в его преодолении, когда мы вдруг оказались у ворот её дома.
       – Ну вот, мы и пришли, – сообщила Люся и тоже вздохнула, словно, также как и я, находилась в состоянии единоборства со своим недугом.
       …И теперь, уже этой ночью, я спросил:
       – Люся, а ты почему так быстро ушла тогда?
       Она ответила:
       – Я очень сильно волновалась и боялась чего-то…
       – Я тоже… – признался я. – А если бы я тебя тогда обнял, чтобы согреть?..
       – Не знаю, – пожала она плечиком. – Я бы, наверное, не позволила.
       – А сейчас?..
       Люся лишь улыбнулась, и голубой свет глаз, искринки в них, меня обожгли. Я слегка потянул её за руку на себе, и она, засмеявшись, наклонилась. Поцеловала!
       Я уронил её себе на грудь.
       И нам стала жаркой эта лунная ночь. Согретая мной моя милая Людмила-Люся, моя Фея, моя Мечта. Девушка, которую я до сих пор не забыл. Даже в мыслях уже не надеясь когда-либо с ней встретиться. И вот… Она сама меня нашла, в далёком пригородном посёлке, на четвёртом этаже!
       И какой же блаженной и радостной была эта ночь… Тот самый мой Май, только жаркий и нескончаемый…
       Потом я рассказал ей, что я приходил к ней ещё раз на свидание.
       – Правда?.. – удивилась она.
       – Да. Но свидания не состоялось.
       …В отличие от первой ночи, вторая оказалась прохладнее и такой же светлой. На небе стояла полная Луна. Но мне было одиноко и охватывало сильное волнение. Донимала дрожь откуда-то изнутри, из-под солнечного сплетения. И я никак не мог её унять. Хоть и был я на этот раз одет тепло, в пуловер, в ветровку, однако, как будто бы мёрз.
       Ближе к полуночи к дому подъехал её отец на служебной ветеринарной машине УАЗ. Заметив приближение фар, мне пришлось отбежать через улочку и стать за соседним палисадником. Машина была с открытым кузовом, но с небольшой будкой в нём, стоящей у водительской кабины. Отец, местный ветеринар, поставил авто так неудачно, что закрыл окно, через которое я следил за девочкой.
       И тогда я решил забраться в кузов, притаится в той будочке, в надежде увидеть Люсю в окно, может быть, помахать ей, или даже свистнуть. Это был последний вечер, и я твёрдо решил покончить со своим недугом. Хватит, натерпелись, то есть натомились!
       Но проходили минуты, которые, казалось, растянулись на часы, а девочка в окно не выглянула. Лежала в пастели и читала книгу
       В кузове было сено. Пышное, духмяное, мягкое. Я решил прилечь на него. И лёг специально так, чтобы козырёк будочки загораживал меня от лунного света. Луна стояла как раз над домом и слепила.
       И, неожиданно, заснул. Словно провалился в какую-то яму. То ли в сене много было дурман-травы, то ли устал от томления.
       Очнулся уже под утро. Вставал робкий рассвет. Но я, быть может, долго бы ещё спал, поскольку находился в глубоком безмятежном сне.
       Но кому-то снятся сладкие сны, кому-то тревожные будни.
       Разбудил меня хлопок водительской дверцы и вой стартера автомашины. Она завелась и стронулась с места.
       О-ё… Я хотел сигануть через задний борт, но сельские дороги не избалованы асфальтом, и потому машину затрясло, как на огромном вибраторе, загремели борта. И сено оказалось самым безопасным местом в этом четырёхугольнике. И к тому же она ехала в том направлении, где находился домик моей тётушки.
       И в самом деле – повезло. В это время на колхозной ферме шёл отёл, как мне позже пояснила тётушка. Она сама работала там дояркой. И отец Люси, подъехав к дому заведующего фермой, вышел из кабины и скрылся в воротах нашего соседа. Чем я и воспользовался…
       – Ты бы знала, как я потом себя ругал!.. – воскликнул я.
       Люся улыбнулась своей загадочной улыбкой и сказала:
       – Не надо было прятаться от лунного света. Луна бы тебе не дала спать, – и призналась: – А я бы к тебе всё равно не вышла.
       – Почему?..
       – Я тоже тогда боялась лунного света.
       – А сейчас?
       – Нет. Я в нём живу.
       – Я тоже хочу в нём жить!
       – Нет. Только не сейчас. Сейчас мы можем лишь встречаться. Это всё, что нам может позволить Луна. Только ты не прячься от неё.
       – Не буду.
       И во мне вновь вспыхнули новые волны чувств. Я задыхался в них, стонал, возможно, плакал. А может, смеялся навзрыд. Но я в этот момент был неземным, обуян неземной страстью.
       "Ты ещё придёшь ко мне?" – просил я мысленно.
       Она так же мысленно ответила:
       "Жди…"

       …Я проснулся в полном блаженстве. В таком, в котором, наверное, никогда не был и не буду впредь. Со мной была моя молодость, моя тайная, сокровенная мечта, которая всё-таки нашла меня на излёте лет, осчастливила меня. И я говорю ей:
       – Спасибо тебе, моё славное лунное создание!
       И мне на ум пришли строчки, из которых я сплёл стихотворение:

                А утром, как всегда. Хоть глаз не открывай.
                Как будто в ад меня столкнули. Милый Рай! –
                Ты был со мной всю ночь. Я молод был, красив...
                Как быстро жизнь прошла. Спасибо ночь за Май!

       А что, по-моему, неплохо получилось? Глядишь, так и поэтом стану.
       Приходи почаще, Люся!..