Александр Третий. Глава 49

Ревизия, проводившаяся особой комиссией, обнаружила криминал в деятельности членов Правления Главного Общества российских железных дорог. Общая сумма начета, определенная государственным контролером, составила  более шестнадцати миллионов рублей.

Совет Правления держался нагло. Сначала вообще отказывался признать начет. Затем согласился выплатить долг, но выдвинул условие: правительство должно гарантировать выпуск нового облигационного займа и отсрочить выкуп дороги до 1900 года.

Будь воля Александра, он бы их всех засадил в тюрьму. Но под давлением иностранных бирж, правительство вынуждено было согласиться. Сам он берег каждый казенный рубль. В окрестностях Гатчины встретил однажды чухонца, который вез метлы. Спросил, почему не везет во дворец? Чухонец ответил, что во дворце платят меньше, чем на базаре, к тому же приходится долго ждать денег, а это невыгодно.
–– Сколько ты думаешь получить за воз?
–– Воз стоит десять рублей, –– ответил крестьянин.
Александр заплатил. Велел метлы доставить во двор императорского дворца. Вызвал лакея, узнать, сколько платят за метлы, и, оказалось, что он купил дешево.

Обман был даже вблизи императора, а что говорить о дальних районах страны! Александр  вынужден был признать, что честные люди, скорее исключение, чем правило. «Пожалуй, они и есть, да из ложного стыда скрываются». И, может быть, он завидовал дядюшке Вилли, который железной рукой сумел прекратить воровство и подлоги в Германии.

Анатолий Федорович Кони –– прославленный юрист и психолог помнил всю жизнь беседу с царем: «Александр III, подпирая по временам голову рукою, не сводил с меня глаз... В этих глазах, глубоких и почти трогательных, светилась душа, испуганная в своем доверии к людям и беспомощная против лжи, к коей сама была неспособна. Они произвели на меня глубокое впечатление. Если Александр III так смотрел в лицо своим министрам при их докладах, то мне становится просто непонятным, как могли некоторые из них совершенно сознательно вводить его в заблуждение. Солгать ему казалось мне равносильным нанесению удара слабому ребенку».

Но не всегда глаза Александра были доверчивы. Художник Александр Бенуа запомнил государя другим:
«...и тут я впервые увидел Александра III совершенно близко. Проходя под тем местом, где я находился, он на секунду поднял голову, и я точно сейчас испытываю то, что я тогда почувствовал от встречи наших взоров. Этот холодный стальной взгляд, в котором было что-то грозное, тревожное, производил впечатление удара.
В последующие годы мне доводилось несколько раз быть вблизи императора, отвечать на задаваемые им вопросы, слышать его речь и шутки. И тогда я не испытывал ни малейшей робости. При посещении наших выставок Александр III мог быть и мил и прост и даже “уютен”. Но в тот вечер в Мариинском театре впечатление от него было иное».

По ходатайству начальника гатчинской полиции Александр приказал подсоединить полицейское управление к дворцовой телефонной линии. Полицейская часть получила связь с Петербургом, а также с разными службами дворца и города, что сократило переписку и ускорило прохождение дел. По многочисленным просьбам жителей Гатчины провели отдельную телефонную линию, а сама телефонная станция разместилась в здании бывшей суконной фабрики. Отныне горожане могли говорить по телефону с петербуржцами.

В Белом зале гатчинского дворца всякий раз в мае месяце проходила раздача наград выпускницам женских институтов, гимназий и педагогических курсов, состоящих в ведомстве Марии Федоровны. После вручения шифров и медалей давался завтрак, во время которого звучала музыка. Гатчину уже давно называли крупным музыкальным центром. Заслуги в этом Марии Федоровны неоспоримы. В дворцовом театре давались оперы русских и зарубежных композиторов, существовал отдельный гатчинский оркестр, в котором порой играл и сам император.

Русских композиторов в царской семье очень любили. С особенным чувством относились к Петру Ильичу Чайковскому. В 1881 году Чайковский нуждался в деньгах, и «... меня осенило дерзнуть попросить государя, чтобы он повелел из казенных денег выдать мне 3 000 рублей серебром заимообразно, то есть, чтобы долг мой казне постепенно погашался причитающейся мне из дирекции Императорских театров поспектакльной платой».
Император не принял просьбу за дерзость. «Посылаю — для передачи Чайковскому — 3 000 р. Передайте ему, что деньги эти он может не возвращать. 2 июня 1881 г. Александр».
Он настоял, чтобы оперу «Евгений Онегин» поставили в Петербургском Императорском театре, хоть театральная администрация не желала этого. Завистники композитора говорили: «Опера несценичная, публике не понравится». Однако приказ императора, есть приказ, пришлось подчиниться. Чайковский писал Надежде фон Мекк: «…Нельзя не быть бесконечно благодарным царю, который придает значение не только военной и чиновничьей деятельности, но и артистической».
Петр Ильич посвятил императрице 12 романсов, среди которых такие шедевры, как «Ночь светла», «Я тебе ничего не скажу», «Ночи безумные», «О, если б знали вы!» В благодарность она подарила ему свой портрет в роскошной рамке и с личной подписью.

С согласия Александра одна из улиц в Петербурге была названа именем Михаила Ивановича Глинки. При одобрении государя прошло освящение в Варшаве памятника Фредерику Шопену. Петру Ильичу Чайковскому Александр назначил пожизненную пенсию в три тысячи рублей серебром. Огромную поддержку оказывал становлению русской оперы, приказав расширить состав оркестра, хора, увеличить жалованье певцам. «Его  высокое покровительство, — писал  А. А. Берс, –– помогло поднять русскую оперу на должную высоту и привело к закрытию в 80-х годах дорогостоящей итальянской оперы».
 
Мария Федоровна поддерживала балет.

(С 1906 года во Франции начались знаменитые «русские сезоны» Дягилева: избалованная парижская публика c восторгом встречала русские оперы, а слава русского балета не меркла с тех пор больше ста лет. Сергей Павлович Дягилев говорил о венценосных супругах: «Это при них начался расцвет и русской литературы, и живописи, и музыки, и балета. Все, что потом прославило Россию, началось при них. Для русской культуры Александр III был, может быть, самым лучшим из русских монархов»).

«Помню, когда я была еще в младшем классе, в училище приехал государь император с императрицей и великими князьями. Мы, воспитанницы, танцевали балет на нашей маленькой сцене. После балета нас всех пригласили в аудиторию, где была царская семья, и государь посадил к себе на колени мою маленькую подругу. Я расплакалась. Меня стали спрашивать, о чем я плачу.
–– Я тоже хочу, чтобы государь посадил меня к себе на колени, –– отвечала я, обливаясь слезами.
Чтобы утешить меня, великий князь Владимир Александрович взял меня на руки» (Анна Павлова).