Подруга-артистка

   
                Фрагменты из шестой главы моей книги  "ПИСЬМА К СЫНУ"

   …Помнишь, сынок, как ты смеялся над прозвищем наших друзей Киселёвых? Глеб называл Гену адмирал Кисельринг, а его жена Сусанна и сын Вадик стали Кисельринги. Как давно это было! С Душанбе и до сей поры Сусанна – моя единственная и верная подруга. Ближе, чем сестра и дорогой мне человек.
 А познакомились мы вначале с Геной. Его привела к Глебу в редакцию ТаджикТА-таджикского  отделения ТАСС сотрудница  промотдела  Марина Усолкина, которая была дружна с поэтессой из газеты «Комсомолец Таджикистана» Мариной Некрасовой.Я тогда работала здесь же в редакции культуры и мы с Глебом были уже женаты.
   Гена Киселёв, в просторечье Кисель, приехал из Хабаровска с малолетним сыном Вадиком в Душанбинский Русский драматический театр имени Вл. Маяковского по вызову своего ташкентского друга Георгия Строкова. Жена Гены Сусанна в то время была ведущей актрисой Хабаровского театра, на ней держался весь репертуар и ей пришлось доигрывать сезон.
  Обе Маринки – и Некрасова и Усолкина, Киселя жалели: как же – один с ребёнком! Кроме актёрской профессии у Гены было много других талантов: он и журналистом успел поработать, и книжки стихов и прозы выпустить. А ещё Гена сочинял песни и исполнял их под гитару. Все восхищались Киселём, какой он заботливый и любящий отец: сын Вадик был поздним ребенком со множеством болячек от рождения. Жили они, кажется, в театральном общежитии.
  Как-то захожу к Глебу в отдел, а там сидит Кисель с ярко накрашенной худенькой женщиной. Представляет мне: «А это моя жена Сусанна». Поговорили ни о чём. Я тогда отметила про себя, что Сусанна (Кисель звал её «Суса» или «Суска») не в пример другим актёрам проста и естественна в общении: не ломака.
  Потом я увидела Сусанну в главной роли в спектакле «Авантюристка» с Гошей Строковым. Поставил спектакль режиссёр Феликс Ташмухамедов, которому актрисы театра долго не могли "простить", что он выбрал Киселёву.
  Суса играла врача южного санатория, где у неё случился роман с отдыхающим – талантливым математиком из Москвы, от которого родился сын. Спустя много лет врач -она же авантюристка приезжает в дом к профессору и просит устроить их сына в Москве. Суса – в белом костюме, шикарной белой шляпе с большими полями смотрелась потрясающе. Весь спектакль держался на ней: её героиня бравировала, стремилась произвести впечатление на ошарашенного профессора, давно позабывшего о курортном романе и даже не подозревавшего о сыне. Она сердилась, убеждала, доказывала и  плакала от того, что сохранила любовь к этому человеку. Успех у зрителей был безоговорочный!
  «Авантюристка» сразу же поставила Сусанну в один ряд с сильными актрисами театра. Но Суса как-то сумела ни с кем не поссориться, в интригах не участвовала, режиссёрам не навязывалась. И это в театре оценили: избрали её председателем первичной организации.
Если я не путаю, то ты, сынок, Сусанну на сцене почти не видел. А тут   приглашённый из Москвы режиссёр  Анатолий Азаревич решил поставить в Душанбе шиллеровского  «Дона Карлоса». Заглавную роль он доверил  молодому актёру  Валерию Геращенко,  а роль королевы Елизаветы репетировали Сусанна и Оля Тищенко. Я видела в спектакле обеих – играли в очередь. Так вот, при внешней красоте, которую подчёркивал костюм-платье на кринолине с гофрированным воротником вокруг шеи, Оля Тищенко с её слабым голосом просто потерялась. Зато Суса, не столь красивая, но величавая, с королевской осанкой, низким голосом, переворачивающим душу, в любовной сцене объяснения с юным пасынком Карлосом-Геращенко, была просто неподражаема.
 Потом был мольеровский «Тартюф» режиссёра Николая Децика (Глеба сразу прозвал его «децикметр» за маленький рост), где Сусанне досталась роль Эльмиры. Ей хотелось сыграть служанку Дорину – вот роль так роль! Но за Дорину «в драку» вцепились Галина Краснухина и Евгения Аргуновская, причём первой было за 40, второй – за 60. Обе играли в очередь. А Тартюфа у Эльмиры - Киселёвой было два: друг семьи Гоша Строков и Сергей Тищенко – внешне полная противоположность друг другу. Я видела обоих: и тот и другой убедили. Но Суса говорила, что с Гошей играть трудно: вместо глаз у него -  стекло,  он партнера не чувствует. А Серёга Тищенко сам купается в роли и участников спектакля в эту стихию вовлекает.
   С Сусанной мы сблизились, когда я из ТаджикТА перешла работать в Таджикское театральное общество. Было это в 1987 году. Ты, сынок, заканчивал школу. Всех тогда охватила эйфория, что людей театра надо объединять в Союз театральных деятелей СССР. Мы с Сусанной попали в делегацию на московскую театральную конференцию. В делегации были Мехрубон Назаров – бывший министр культуры, а на тот момент ректор Таджикского государственного института искусств, Хушназар Майбалиев – главный режиссёр Таджикского академического театра им. Лахути, ленинабадская актриса театра и кино Сайрам Исаева, артист Молодёжного театра Амон Кадыров и главный претендент на должность нашего театрального вожака – председателя СТД Хабибулло Абдуразаков - тоже артист театра и кино. Других имён не помню.
  Прилетели  мы в мае, поселили  всех в гостинице «Москва». А Суса моя сразу уехала к мужу в общежитие: Гена учился уже тогда на курсах театральных директоров и практиковался в театре на Малой Бронной. Он решил с актёрской профессией завязать. По молодости выучился на артиста оперетты, пел и танцевал, потом играл драматические роли в разных театрах, но поработал в театре им. Маяковского заместителем директора и оказался отличным организатором.   В министерстве культуры Таджикистана Киселёву дали направление в Москву на двухгодичные курсы.
  Вот так, с преобразования Всесоюзного театрального общества в Союз театральных деятелей началась моя фестивальная жизнь. Председателем СТД СССР был избран Кирилл Лавров, а СТД России возглавил Михаил Ульянов. У нас в республике тоже прошёл съезд, на котором избрали председателем СТД Таджикистана Хабибулло Абдураззакова, его заместителем Малику Джурабекову – бывшую актрису, бывшего руководителя актерского курса Таджикского института искусств. 
   Все работники СТД курировали таджикские театры. Мне достался русский театр им Маяковского. А Сусанна возглавила отделение СТД в театре. И работа у неё пошла. Взносы сдавала раньше всех, хлопотала о материальной помощи своим актёрам, о творческих поездках. 
  Выступления правдолюбки Киселёвой на  собраниях театра – это отдельная тема. Бывало, сидя вместе в зрительном зале, я держала Сусу за руку, уговаривала не лететь на трибуну.   Но она, выслушав несправедливые упреки, обиды, а то и кляузы своих коллег-артистов, вырывалась из моих цепких рук и, цокая высоченными каблуками, мгновенно оказывалась на сцене, чтобы восстановить справедливость.
  Актёрам было из-за чего волноваться: из Москвы доходили слухи о разделении МХАТа, о переводе всех служителей сцены на договорную основу, об увольнении пенсионеров.
В нашем театре Маяковского главным режиссёром стал Валерий Ахадов, известный кинорежиссёр, много лет возглавлявший Союз кинематографистов Таджикистана. В кино у него было много противников: обвиняли Валеру, что не снимает национальные фильмы, а на роли таджичек приглашает актрис из других республик. Ставили в вину даже творческие связи Ахадова с зарубежными кинодеятелями. Ахадов виделся в Париже с Тарковским, когда тот решил не возвращаться в Россию. Сусанна к Ахадову  относилась сдержанно и моих восторгов не разделяла.
***
  В новом Союзе театральных деятелей Таджикистана мы задумали провести I республиканский фестиваль «Парасту», что в переводе с таджикского означало ласточка. 21 марта – восточный Новый год – день равноденствия – большой весенний праздник. Вот наша ласточка - парасту и должна была принести на крыльях новую театральную весну. Сделали эскиз эмблемы, на львовском стеклодувном заводе заказали призы фестиваля – чудесные фиолетовые фигурки птички. Отбор фестивальных спектаклей провели заранее: отсмотрели предложенное театрами в Душанбе, в областях – в Курган-Тюбе, в Канибадаме, в Ленинабаде, в Кулябе.
Я Сусанне все уши прожужжала про спектакль «Ящерица» А. Володина у Тахира Бахромова. Кстати, Тахир первым из молодых режиссёров  привлёк с созданию спектакля   композитора  Толиба Шахиди и балетмейстера  Сталину  Азаматову.
На «Парасту-88» я познакомилась с актёром Чкаловского русского театра драмы Лёней Банишевым. Он оказался родом из Бугуруслана и там играл в городском театре. Потом покатался по городам и весям и каким-то ветром занесло его в Таджикистан. Мы подружились. Потом Лёню взяли в театр Маяковского и она стал нашим общим другом с Сусанной и Геной.
  Знаешь, сынок, только теперь я понимаю, почему надо мне было, как журналисту, специализироваться на театральной критике. Как искренне я завидовала театроведам, их знаниям, опыту, умению всё в спектакле разложить по полочкам, подсказать что-то конкретное актёрам, режиссёрам, художникам.
  Помню, в Алма-Ату мы приехали на «Навруз-88» в мае и застали ещё одну весну.Привезли в конкурсную программу спектакль Русского драмтеатра им.Маяковского  "Дорогая Елена Сергеевна" в постановке  Валерия Ахадова,который получил приз "За лучшую режиссуру".   
Победителем «Наурыза-88»  (так по-казахски звучит Навруз) стал площадный спектакль в стиле масхарабозов «Проделки Майсары» узбекского молодёжного театра «Ёш Гвардия». Этому спектаклю предстояло открывать «Навруз-89» во Фрунзе. А в 1990 году «Навруз» планировали провести в Душанбе.
   Я рассказывала моей Сусанне об Алма-Ате, ведь впечатлениям моим не было предела. Она-то поездила за свою актёрскую жизнь немало: работала и в Средней Азии, и в Сибири, и на Урале, и в Средней полосе России. А я нигде не была, и всё происходящее со мной воспринимала как чудо. Благодарю судьбу за все фестивальные встречи во Фрунзе, Ашхабаде, Ташкенте и, конечно же, в Душанбе.
  На  следующий  фестиваль «Парасту - 89» маяковцы выдвинули «Собачье сердце» по Булгакову в постановке Рюрика Нагорничных и вне конкурса «Звезды на утреннем небе» по пьесе А. Галина в постановке ташкентского режиссёра Вячеслава Гвоздкова.
  Оба спектакля пользовались успехом у зрителей. Ну а я смотрела их по нескольку раз, ведь Шарикова в «Собачьем сердце» играл Володя Таныгин, а в «Звёздах на утреннем небе» моя Сусанна положила всех на лопатки.   Наших театральных критиков не смущало, что обе пьесы идут во всех театрах России, а постановка в Ленинградском знаменитом Малом театре Льва Додина признана лучшей из лучших. В Московском «Современнике» «Звёзды» поставила Галина Волчек, собрав своих актёров во главе с Мариной Неёловой. Фильм Владимира Бортко «Собачье сердце» с Евгением Евстигнеевым (профессор Преображенский), Борисом Плотниковым (доктор Борменталь) и  Владимиром Толоконниковым (Шариков) мы тоже посмотрели с восхищением.

 Но театр – это же другое дело! Живое искусство на глазах зрителей.
На спектакль «Звёзды на утреннем небе», (а это поистине была звёздная роль Сусанны) и именно на неё я водила по очереди нашу тётю Тоню – мамину подругу по Татарии, свекровь Галину Ивановну,золовку Валю Азарченко. И каждый раз, после первого акта звучал недоумённый вопрос:
  -А где же наша Сусанна?.
Я горячилась:
 - Да Сусанна пьянчужку Анну играет, которая из под матраса вылезает и потом всё время на сцене!
 Мои родственники – спутницы возмущались вслух и обижались так, как будто я оскорбила Сусу. Приходилось вести их в антракте в гримёрку к подруге, благо мне это разрешалось. Тут начинался другой спектакль: Сусанна давала «потрогать» свои сваленные, масляные волосы, завязанные жалким хвостиком, поглядеть на алкогольный грим с «синяком» под глазом, на растянутую кофту асфальтового цвета с разнокалиберными пуговицами.Она была в образе: жалкая проститутка, вышедшая в тираж и отселённая вместе с «коллегами» по профессии подальше от олимпийской Москвы 80-го года, чтобы вид столицы не портили. Эта Анна, потерявшая семью, детей, здоровье, не боится ничего. И помогать другим она не разучилась: своим телом в буквальном смысле слова она готова заслонить юную товарку Марию от посягательств пьяных подонков.
  Как принимали зрители эту роль – не передать словами! Суса выходила на поклоны без улыбки (вся ещё в роли) и даже вроде бы переживала, что именно ей актрисе Киселёвой зрители рукоплещут и кричат «Браво!», как бы обделяя других партнёров – Галину Краснухину, Ирину Пинаеву, Басиру Назирову, Ангелину Ноздрину, Павла Сергеева.
  Я знаю, как истово Суса работала над этой ролью, не выходя из театра с утра до вечера. А когда шла на репетиции, её никто не узнавал без причёски, без косметики, без каблуков: режиссёр жёстко требовал «лепить образ».
  За полгода до «Парасту-89» я писала о Сусе очерк в газету «Комсомолец Таджикистана». Материал мне заказала моя давняя приятельница Марина Некрасова – поэтесса и сотрудница отдела писем. Гена Киселёв в 1988 году уже вернулся из Москвы с директорских курсов, но в театре им. Маяковского родной коллектив предпочел ему Семёна Гениса. Гена стал работать в «Комсомольце Таджикистана» с Некрасовой.
  К моему очерку о Сусе Гена отобрал из домашнего архива фотографии из спектаклей – на газетной полосе всё смотрелось очень хорошо. Гена назвал очерк  настоящей исследовательской работой. В театре им. Маяковского газету вывесили на видном месте и, хотя коллеги-артисты давно признали мастерство Киселёвой, слушки типа того, что «писала в газету подруга Вера Азарченко», всё же были.
 На «Парасту-89» театральные критики из Москвы и Ленинграда признали роль Анны классной профессиональной работой актрисы Киселёвой. А ещё Суса получила приз зрительских симпатий и возможность быть гостьей на  Региональном фестивале театров Средней Азии и Казахстана во Фрунзе – её родном городе.
  Мы повезли  на фестиваль «Фишор» - спектакль Кулябского  театра музкомедии в постановке Мирзоватана Мирова.  Во Фрунзе у Сусанны жила мама – Наталья Ивановна и моя подруга сразу же переселилась к ней. А я оставалась на ночь в номере гостиницы одна, хотя все спектакли и обсуждения мы с Сусой были вместе. Она приезжала в гостиницу по утрам. С Натальей Ивановной или, как её все называли с детства Талей, я тоже познакомилась. В уютной однокомнатной квартире у неё была потрясающая чистота и старинные серебряные вазы и вазочки, кувшины, конфетницы, украшавшие столик и трюмо.
   Фестивальные спектакли шли в роскошном театре со ступенчатым зрительным залом (как в цирке). А сцена как бы оставалась внизу. Мы с Сусой смотрели музыкальную драму «Кыз Жибек» Джезказганского театра с  чудесными национальными казахскими костюмами и удивительными голосами актёров (мы их сразу же прозвали «кызжибеки»).
  Посмеялись на узбекском спектакле «Железная женщина» Ферганского областного театра, где действовала женщина-робот. А на спектакле Ошского драматического театра «Леди Макбет Мценского уезда» по Н.С. Лескову, наблюдая за мощной игрой киргизской актрисы Г.Каниметовой, Суса призналась, что роль Катерины Измайловой – её мечта. Приметив сомнение в моём взгляде на неё, подруга сказала: «Ты даже не представляешь, как бы я сыграла Катерину!!!». Я вспоминала телеверсию постановки знаменитого Андрея Гончарова в Московском театре им. Маяковского, где главную роль исполнила Наталья Гундарева, и, каюсь, недоверчиво покачала головой.
***
  Но главное потрясение было впереди – туркменский спектакль «Джан» по Андрею Платонову. Восторги по «Джану» я слышала ещё в Душанбе от режиссёров, побывавших на театральном фестивале в Тбилиси. Тогда я запомнила имя постановщика – Какаджан Аширов.
   И вот уже во Фрунзе мы как-то идём с Сусой по улице, а за нами двое молодых людей: «Девушки, мы хотим  с вами познакомиться!». Я не оборачиваясь: «А мы не хотим!». Сусанна-актриса, конечно же, остановилась, глазками повела и спросила откуда парни. Оказалось, из Туркмении, артисты спектакля «Джан». Тут уж и я к ним бросилась с расспросами. Познакомились и договорились увидеться на спектакле.
   Вечером мы были с Сусой в пресс-баре – уютном ресторанчике гостиницы интурист, где жили почти все гости и участники «Навруза-89». Кстати, сынок, там я впервые попробовала фирменное блюдо – говядину, тушёную с изюмом и знаменитое киргизское шампанское. Едем обратно в спецавтобусе в свою гостиницу рангом пониже. Суса тоже со мной решила ночевать. Мы стояли на выходе. Вдруг в темноте салона к нам буквально приваливается какой-то подвыпивший и с акцентом сообщает: «А на вас сейчас упаду!».  Я, как всегда, пытаюсь отшить: «Вы думаете, мы позволим на нас упасть?».  Тот не унимается: «Я стеснительный! Может быть, таким образом я хочу с вами познакомиться. Я – Какаджан Аширов».
   Мы с Сусой враз поворачиваемся к нему: «Ой, Какаджан, мечтаем увидеть ваш спектакль!».
  Оказалось с первого дня фестиваля мы живём в одной гостинице только на разных этажах. Утром встречаемся у гладильной комнаты. Какаджан хитро улыбается и знакомит нас со своей спутницей: « Моя жена Гульнабат или просто Гуля. А это женщины, на которых я вчера упал в автобусе». Гуля весело смеется и мы с Сусой сразу же влюбляемся в эту пару.
  Повесть Андрея Платонова «Джан» я прочла перед поездкой на фрунзенский фестиваль. Она меня просто очаровала. Я не могла представить, как эту историю народа джан, бродящего по пустыне, можно рассказать театральными средствами. Песок и сборище нищих, бродяг, убогих, не желающих работать, чтоб сохранить свою душу – джан. Мы увидели с Сусой пустыню на сцене: поющие пески – барханы, воссозданные тончайшим движением драпировок и удивительными переливами световой партитуры. Какаджан придумал потрясающий пластический образ спектакля: танцующую походку актёров, как бы с трудом преодолевающих песок, до клина журавлиной стаи – символа возвращения к новой жизни.
    Это было творческое потрясение не только для нас с Сусанной, но и для всех участников фестиваля. Зрители стоя аплодировали несколько минут и не могли остановиться. И мы вместе со всеми отбили себе все ладони. А в Сусу насмерть влюбился один из молодых актёров: он трогательно за ней ухаживал и обещал приехать с «Джаном» в Душанбе.
  Какаджан Аширов получил за свой блистательный спектакль "Джан" приз "За лучшую режиссуру". Мы с Сусанной искренне радовались за него и за актёров-джановцев.
 В июле я собралась в отпуск. Вдруг шеф – председатель СТД Хабибулло Абдураззаков предлагает поехать на 10 дней с оперным театром на гастроли в Ленинград, чтоб потом написать об этом. Я с радостью согласилась: в Ленинграде ни разу не была.
  Моя Сусанна тоже с театром Маяковского где-то гастролировала. Она пребывала в трансе: Гена, перебравшись в Москву, забрал сына Вадика. Суса понимала, что сыну будет лучше в столице, но когда проводила их в аэропорт, рыдала неделю. Гена тогда уже работал заместителем директора цыганского театра «Ромэн» и Николай Сличенко его очень ценил. Думаю, ты не забыл, сынок, сколько застолий было  в нашем доме с участием всех Киселёвых. Гена пел под гитару песни собственного сочинения, мы с Сусой и Вадиком ему подпевали. Ты даже на магнитофон записал однажды импровизированный концерт. И пообещал мне научиться играть на гитаре и песни сочинять, как дядя Гена.
 А в мирном, цветущем Душанбе стали появляться волны национализма. Всё чаще возникали разговоры о введении таджикского языка как государственного. Это значило, что русскоязычным (так теперь нас стали называть) надо будет учить таджикский, а те, кто не может или не хочет, пусть возвращается на историческую родину – в Россию. Из этого следовало, что Таджикистан, стремящийся стать суверенным государством, предназначен только для коренных жителей. Но деление на настоящих таджиков и прорусских (тех, кто учился в русских школах и заканчивал Московские и Ленинградские вузы) началось и среди коренного населения. В феврале 1990 года на площадях Душанбе возникли стихийные митинги,перетекающие в вооружённые столкновения  противоборствующих сторон. Первые жертвы появились и среди  таджиков, и среди русских. О каком театральном фестивале  могла идти речь при таком раскладе? Региональный "Навруз-90" власти решили перенести с весны на осень. И в октябре,когда порядок был восстановлен, мы встретили друзей из Узбекистана,Киргизии,Туркмении,Казахстана.А гостем фестиваля пригласили спектакль "ДЖАН" театра-студии Какаджана Аширова.
 Моя Сусанна на «Навруз» не попала – ее театр им. Маяковского уезжал в Россию на гастроли. Подруга сокрушалась, что не увидит спектакль «Джан» и не пообщается с Какажданом и его актерами.
Перед отъездом Сусанна была у нас в гостях: я приготовила плов. Мы попрощались и Суса все подбадривала меня, просила не волноваться, не переживать на фестивале попусту, заверяла, что все обсуждения спектаклей я проведу на «ять».
   На спектакль «Джан» ты, сынок, пришел с друзьями-сокурсниками. В зале Таджикского академического театра оперы и балета оказалось немного кресел, оборудованных наушниками для синхронного перевода. По-моему, тебе с ребятами достался один аппарат на всех, да и в том пропадал звук. Но вы все равно восхитились «Джаном». Я была так счастлива!
 Возвращались домой поздно, на специальном автобусе. Рядом оказалась девочка-студентка, которая тоже делилась впечатлениями о туркменском спектакле. И вдруг мне, работнику СТД, сказала:
   -Боязно по городу ходить вечерами. Попросите водителя, чтобы он остановил прямо у моего дома. А то вот на днях русскую актрису сильно избили. Может быть, вы её знаете – Киселева из театра Маяковского?.
Я не поверила своим ушам, ведь Сусанна уехала на гастроли!
Глеб ждал нас, стоя на балконе. Увидел мое несчастное лицо и не сразу понял, в чём дело.  В час ночи я кинулась звонить Сусанне домой. Телефон не отвечал. Другим актёрам звонить бесполезно, театр на гастролях.
  Утром рано поехала на фестиваль – меня ждали дела и встречи. Еле дождалась 11 часов, когда в театре Маяковского приходят на работу работники бухгалтерии. Спрашиваю о Сусанне, молясь, чтоб все это было неправдой. Но бухгалтер подтвердила, что моя подруга возвращалась домой с последней репетиции где-то после 10 вечера. Рядом с киностудией, где она жила, Сусу встретил молодой симпатичный таджик и без предисловий хотел затащить её в кусты. Суса закричала, тогда парень стал бить её кастетом по лицу и по голове. На шум из проходной киностудии выглянул дежурный и Сусанин мучитель убежал.
 Подругу мою довели до дома, вызвали милиционера – тот только руками развёл: кого поймаешь ночью?
  Утром Суса дозвонилась до театра. Никита Андреевич Ширяев новый главный режиссёр привёз врача и художницу Таню Панову, чтоб дежурила у Сусанны. Сильное сотрясение мозга, рваные раны на голове, а вместо лица сплошные синяки и кровоподтёки – вот чем «наградил» мою подругу подонок. Ей прописали полный покой: никаких встреч, волнений в рассказах о пережитом.
 А перед тем, как впасть в забытье, Сусанна, еле шевеля разбитыми губами, попросила Ширяева ничего не сообщать мне о случившемся:
    -Веруня так загружена на фестивале, так волнуется за всё. Нельзя ей сорваться ко мне! А я отлежусь.
 Ширяев обещал выполнить её просьбу. Потом я рыдала у него в кабинете, упрекая за то, что меня не допускают к подруге. Ширяев оправдывался: мол, слово дал. Потом заорал:
   -Да ведь Сусанна о тебе заботилась, как ты не понимаешь!
Я опомнилась. Договорились с Ширяевым, что он мне позвонит, когда врач разрешит общение с больной. И опять я «держала лицо», бегала, суетилась на фестивальных
 просмотрах,обсуждениях,встречах.
   До конца фестиваля оставалось несколько дней, когда я услышала в телефонной трубке слабый голос моей побитой подруги:
  -Почти оклемалась. Скоро увидимся. Ты только не переживай, Веруня!
В этом вся Суса: не о себе, а обо мне её мысли.
… Торжественное закрытие фестиваля состоялось в оперном театре. Я стою на сцене рядом с председателем жюри, передаю ему призы и Дипломы. А перед сценой скачет фотокорреспондент ТаджикТА Юра Машков, машет мне рукой и громко шепчет чтобы я не вертелась: он никак не может поймать меня в кадр. Я согласно киваю Юре, перевожу глаза выше его головы и вижу в зале… Сусанну, сидящую рядом с Какаджаном и Гулей. Пышная причёска – кудри во все стороны, тёмные очки и улыбка фирменная киселёвская.
 После церемонии бегу к ней, обнимаю и вижу, как старательно замазала подруга синяки на лице, а взбитыми кудрями спрятала раны. На Сусе голубой джинсовый костюм – подарок Киселя. Жакетик с коротким рукавом и пышная юбка, вышитые оригинальными затейливыми узорами. На мои ахи-вздохи по поводу сотрясения мозга Суса беспечно махнула рукой: «Да ну эти болячки к шутам. Я и на банкет с вами пойду, и водочки выпью!». Вот что значит, актриса! На банкете мы и вправду с ней натанцевались до упаду. Туркменский поклонник (тот парень, что положил на Сусу глаз ещё во Фрунзе) от неё не отходил.             
 
… На работу в театр моя подруга-артистка вышла, как ни в чём ни бывало. Когда коллеги спрашивали, не появилась ли у неё ненависть к таджикам, Сусанна искренне недоумевала: «Из-за одного придурка, который на меня напал, глупо всех ненавидеть!».
 А тут еще Н.А. Ширяев устроил её в Таджикский институт искусств педагогом по сценической речи и Суса с азартом кинулась в занятия с будущими актёрами.
 Из Москвы приехал повидаться  Гена, как всегда с подарками. Привёз ей золотые украшения, обувь. А ещё московские деликатесы, из которых сам готовил еду, чтобы подкормить свою Суску.
 По-моему, наша Галина Ивановна-мама Глеба тогда впервые увидела у нас в доме Киселя. Наблюдала за ним за столом, а Гена – хвост веером, болтал, шутил не умолкая. Потом сказала нам с Глебом, что Геннадий ей не понравился: слишком много о себе воображает. Глеб заржал, а я стала уверять свекровь, что Гена – артист и на сцене, и в жизни. А по мнению Сусанны, всё что Кисель говорит, надо делить на 37. Но Галина Ивановна так и осталась при своём.
  Моя Сусанна никогда ни на что не жаловалась: ни на здоровье, ни на семейные или бытовые неурядицы, ни на нищенскую зарплату. И тщеславия я в ней не замечала.
 Только однажды, с улыбкой выслушав мои восторженные отзывы о её ролях, сказала с едва промелькнувшей горечью: «А звание заслуженной артистки не дают. Выходит, не достойна?». Тут же состроила мне глазки в густо накрашенных ресницах и беспечно хмыкнула: «Ладно! Так проживем!».
  Рассказала как-то, что артисткой стала случайно. Со школы мечтала быть врачом и легко поступила в родном Фрунзе в медицинский институт. Студентов сразу же стали вовлекать в различные кружки, в том числе и в художественную самодеятельность. Но Суса спортом не занималась, в школьных концертах не участвовала, поскольку сроду на людях не пела, не танцевала. И руководитель студенческой артистической группы уговорил Сусанну быть ведущей на концертах – объявлять номера, читать стихи.
  Неожиданно ей это понравилось – выходить на сцену. А худрук стал уверять стройную девушку с красивым именем Сусанна, что она прирожденная актриса. По ней героические роли «плачут», к примеру, женщина-комиссар из «Оптимистической трагедии». Так задурил ей голову, что Суса забрала документы из мединститута и отнесла их в артистическую студию при Фрунзенском драматическом театре.
 За год учёбы и вхождения в профессию коллеги и педагоги-актёры убедили девушку поступать в театральный ВУЗ в Москву. Суса выбрала Щукинское училище при театре им. Вахтангова. Председатель приёмной комиссии всенародно любимый Борис Захава, с изумлением разглядывал абитуриентку, похожую на новогоднюю ёлку: столько косметики на лице да бусы-кольца-браслеты. Сверил по документам: «Итак, милая, вас зовут Сусанна! Ивановна? Да еще и Сидорова? Потрясающе!».
Приняли мою подругу безоговорочно! Курсом руководил знаменитый театральный педагог Ю. Катин-Ярцев (в телефильме «Приключения Буратино» он сыграл друга папы Карло  Джузеппе-Красный-Нос). Вместе с Сусой учились Наталья Гундарева, Константин Райкин.
   Дома во Фрунзе радовалась за Сусу только её мать Наталья Ивановна – Таля, сама  смолоду мечтавшая стать артисткой. Черноокая, черноволосая, осанистая, она прекрасно пела, аккомпанируя себе на гитаре. А бледную, светленькую Сусанку звала «пятый лист под копирку» и рано научила её краситься. С отцом Сусы, Иваном Карпенко, служившем в НКВД, она прожила в гражданском браке 12 лет. Тот красавицу-жену и весёлую певунью жутко ревновал, грозил зарезать. Расходились со скандалом, убегали от отца, прятались у родственников.
  Всем в доме Сидоровых заправляла бабка Федосья Никитична – властная и суровая. «Вот с кого было бы Кабаниху сыграть в «Грозе»», - говорила мне Сусанна. Бабка была неграмотная, но предприимчивая, голова у неё была, как бы сегодня сказали, компьютер. Вышла замуж в 16 лет за 42-летнего хозяина извоза Ивана Сидорова. При НЭПе держала швейную мастерскую и знала 120 фасонов шляп и меховых шапок. Рассталась с мужем, когда советская власть разрешила разводы. И дочь Наталью – Талю приучила дома тайком шить шапки. Сколько раз соседи доносили, и обыском милиция приходила в дом к мастерицам, но они ни разу не попались.
   Внучку Сусанку бабка Федосья любила, но характер у неё был крутой, людей видела насквозь. Дочь с внучкой у неё по струнке ходили. От этого Суса сбежала замуж за простого хорошего парня, который любил её беззаветно. Она тогда училась в театральной студии и свекровь сказала, что им артистка в семье не нужна.
 Хватило Сусу на несколько месяцев: роль молоденькой жены оказалась не по силам. Ничего не было у неё к мужу – ни чувств, ни жалости, ни терпения. Вернулась к матери с бабкой. 
 После учебы в училище имени Щукина она пять лет работала в Тульском ТЮЗе. Захотелось новизны и она поехала в Москву на актёрскую биржу: её пригласили в Самаркандский театр и сразу дали квартиру. Здесь было хорошо: любимая Средняя Азия, роли одна лучше другой, домой во Фрунзе легко добраться, не то, что из Москвы или Тулы. О личной жизни не задумывалась: главное для неё были чувства на сцене.
  Именно в Самарканде судьба преподнесла Сусе сюрприз, а, может, и главный подарок в жизни. Это Гена Киселёв. Он приехал на гастроли с Ташкентским театром оперетты. Суса, с детства любившая этот музыкальный жанр, знавшая наизусть все арии, конечно же, пришла на спектакль. Увидела Кисёлева, отплясывающего канкан, и что-то дрогнуло в её сердечке. Потом они очутились в одной компании, познакомились поближе. А после ночи, проведённой вместе, Кисель, «как честный человек» пришёл с цветами -гвоздиками делать предложение жениться. «10 дней, которые потрясли мир» - так назвали влюблённые свою встречу в Самарканде.
  Гастроли кончились и Гена убедил Сусанну встретиться в Москве на бирже, чтобы выбрать театр для обоих. Так Суса Сидорова стала Киселевой… С Геной Суса объездила всю Сибирь, играла много интересных ролей в разных театрах. Забеременела в 30 лет и тогда Гена решил, что до родов надо пожить у его родителей в Ташкенте. Здесь с первой встречи Сусанна пришлась ко двору: её искренне полюбили и свекор Анатолий Николаевич, и свекровь Валентина Георгиевна, и младший брат Гены, Коля – артист кукольного театра. Только раз отец Гены выразил недовольство. Чистюля Сусанна, увидев на кухне закопчённый донельзя казан, отдраила его до блеска песком. А свекор опешил: «Что же ты наделала? Я этот казан 30 лет коптил, чтоб мясо не прилипало!».
  В Ташкенте Суса поняла, в кого её Кисель такой музыкальный. Отец Гены – музыкант-самоучка играл на разных инструментах. Работал на радио тапёром – аккомпанировал ведущим утренней гимнастики (была на радио такая передача). Создал свой вокально-инструментальный ансамбль (аккордеон, гитара, духовые инструменты), с которым выступал в ресторанах, на праздниках, на свадьбах. Отец красиво одевался: костюм, галстук-бабочка, кольцо на пальце, шляпа, обувь, сшитая на заказ. Женский пол млел от одного его взгляда. А мать Гены -   экономист по специальности, работала заместителем начальника отдела в одном министерстве. Она – скромная, домашняя женщина, любила мужа беззаветно.
  Вскоре родился сын, которого Гена назвал Вадимом в честь своего друга – поэта и редактора издательства «Ёш гвардия». Вадим Новопрудский первым оценил литературный талант Геннадия Киселёва и готовил в печать его книжку прозы.
Вадик рос хилым, болезненным, и Гена многое, по словам Сусы, на алтарь положил, чтобы сын выправился и ни в чём не нуждался. Не было работы в театре, они взяли и создали свой театр-студию, где поставили «А зори здесь тихие» по повести Бориса Васильева.
 Всегда в их семье всё хозяйство держалось на Гене: он и деньги зарабатывал, он и планировал, как их потратить. Готовил еду тоже всегда сам, и не было такого дня, чтоб до получки перебивались с хлеба на воду, как другие актёры. Суса знала: муж из кожи вон вылезет, но деньги заработает – не в театре, так на радио, не в газете – так в издательстве или на детских утренниках. Она всегда была за мужем как за каменной стеной. В разных театрах, где они работали, в бухгалтерии удивлялись, почему актриса Киселева зарплату не получает, а только расписывается? Она смеялась: «У меня муж – хозяин, все деньги у него».
 Гене так надоели эти допросы, что в Душанбинском театре им. Маяковского, куда приехала к нему Сусанна из Хабаровска, он сделал скорбное лицо и со вздохом сказал:
  -Нельзя ей деньги на руки давать – всё пропьёт. Я её три раза в ЛТП лечиться отправлял, толку никакого.
Кассир с бухгалтером ахнули. Долго потом к новой актрисе приглядывались, пока на банкете всё не выяснилось про мнимую алкоголичку.
  В сыне Вадике Гена души не чаял. Вадик у него всегда был как огурчик – накормлен, ухожен, обласкан.
  И вот теперь Сусанна осталась одна. Гене в Москве с сыном тоже было несладко. Он копил деньги на квартиру, чтобы было где воссоединиться семье. В начале 90-х спрос на цыганских артистов был огромный. Новоявленные русские хотели отдыхать красиво и приглашали цыган с концертами и на их корпоративные вечеринки, и в загородные резиденции
Мы очень сблизились с Сусой в это время. Она стала членом семьи Дейниченко.

 В 1991 году я решила сменить место работы и перешла в Союз композиторов к Дамиру Вахидовичу Дустмухамедову. Здесь я очень подружилась с главным бухгалтером Ирой Горкушей и машинисткой Зиной.
   Суса всегда приходила ко мне на новую работу нарядная, на высоченных каблуках. Связала себе белое ажурное платье выше колен и дефилировала в нём мимо регулярно митингующих на площади возле кинотеатра им. Джами. Зина, узнав, что Сусу побили,  глядела на её наряды с восхищением и ужасом. Спрашивала удивленно:
 - Как же вы, Сусанна Ивановна, не боитесь ходить в прозрачных и открытых платьях? Мужики-таджики средь бела дня вас затащат в подворотню.
Суса смеялась:
- Сегодня около магазина какой-то бабай меня за бок ущипнул, зараза! Да ещё прошипел «русский джаляб»(потаскуха). Но я же – артистка, паранжу всё равно не надену.
  В другой раз  стала рассказывать, что влюбился в неё таджик-шашлычник, который торговал около театра. Умолял мужчин-артистов познакомить его с Сусанной, обещал ей золотые горы и мясо каждый день. Суса издали на него поглядела – маленький, кривоногий, брюхастый, и зубы золотые во весь рот, и решила с воздыхателем шашни не заводить. Зина, наивная душа, слушала, открыв рот, забыв о документах в пишущей машинке. Я ещё подыграла подруге:
- Что ж ты, Сусанночка, только о себе думаешь? Тебе ни шашлык, ни мясо не нужны? А мы – твои друзья голодать должны по твоей милости? Погуляла бы с мужиком да мясца заработала, а я бы тебе и плов, и манту наготовила.
  Гляжу, Ирочка руками лицо закрыла и хихикает втихомолку, а Зина только взгляд переводит с Сусы на меня и головой качает, не зная кому из нас посочувствовать. Когда мы втроём заржали, Зина поняла, что это розыгрыш.
  Как-то Сусанна принесла мне в кабинет самодельную вазу. Кефирную бутылку стеклянную она обмазала пластилином и обклеила блестящими косточками от хурмы. Я восхитилась, а Суса вышла во двор, где у нас был разбит цветник, и сорвала для букета не розы, а какие-то метёлки. Вдруг к ней подскакивает директор музфонда Шарифов (у нас было одно здание с Союзом композиторов) и горестно спрашивает:
  -Что вы наделали, Сусанна Ивановна, зачем метёльку рвали?».
Сусанна ему:
   -Я хотела для Веры Владимировны икебану сделать. А тут такие красивые метёлочки!
 Шарифов за голову схватился:
- Какой такой бана? Я веники сажаль, двор мести. А вы верхушка рвали, тепер веники не вырастут.
  Суса растерялась, давай извиняться. Но дело не поправить. Вместе с Шарифовым пришли ко мне в кабинет, где подруга водрузила «метёльки» в вазу и сделала королевский взмах рукой, мол, полюбуйтесь. А Шарифов, смирившийся с потерей своих веников, уже смотрел на Сусанну влюблёнными глазами и повторял «Нагз, джонам», что значит «Хорошо, душенька».
 В театре у Сусанны тоже были перемены. Уехал в Тюмень режиссёр Рюрик Иосифович Нагорничных работать простым актёром. Вскоре в театре ему дали и режиссёрскую постановку. Как-то втихаря, не простившись с труппой, скрылся из Душанбе Никита Ширяев. Переселились в Израиль Яша Эльяшевич, Семен Генис, Феликс Ташмухамедов.
В театре главным режиссёром стал Барзу Абдураззаков.
   Трудно вспоминать эти дни гражданской войны.Разборки кровавые шли из мести, из ревности, из зависти, из алчности. Подросшие мальчишки-боевики из первой военной волны 1990 года, которых простили как несовершеннолетних, теперь опять почувствовали себя героями. Кто раз взял в руки автомат или нож и убил, вкусив вседозволенности, тот уже не остановится. Автомат – словно волшебная палочка: хочешь деньги – бери, женщину – бери, золото – бери, дом или квартиру – бери! Не надо учиться, не надо работать и думать о завтрашнем дне, ведь сегодня ты – самый смелый, самый сильный, самый крутой. Сколько погибло в эти дни известных таджикских поэтов, писателей, артистов, ученых, архитекторов, журналистов – всех не упомню.
   Ребята из ТЮЗа  «Ахорун» рассказали мне, как спасали русского парня. К нему на остановке напротив Путовского базара пристали боевики. Мимо шел администратор «Ахоруна» - каратист и бывший десантник. На крыльце Союза писателей, в здании которого Фаррух Касымов вел репетиции, стояли и курили его актеры. Каратист крикнул им, чтоб все мужики из театра бежали к остановке. А сам прыгнул в толпу боевиков, руками и ногами нанося удары, и успел поднять с земли русского парня.
  Бандиты сначала обалдели от прыжков каратиста, потом заорали, что таджик бьется против своих таджиков за русского, значит, они убьют обоих. Но тут подоспели ахоруновцы и как в их знаменитом спектакле «Возвращение Юсуфа» взяли каратиста с русским парнем в круг и увели в Дом писателей. Боевики шли следом и угрожали, пока охрана не вызвала милицию. Избитый русский парень, утирая слезы и кровь, благодарил спасителей. А Фаррух сказал: «Теперь ты знаешь, брат, что не все таджики – звери».
 Боевики грабили не только дома, но и театры. По историческим фильмам и рассказам они знали, что в главном театре республики – Таджикском академическом театре им. Лахути есть роскошные национальные костюмы – бухарские халаты, чалмы и тюбетейки, рубахи, богато расшитые золотыми нитками. На театр напали ночью, убили сторожа, поднявшего тревогу, и вынесли из костюмерной самое ценное.
  В театре им. Маяковского разбили стекла. Но Барзу с группой мужчин-актеров дежурили ночью и разгоняли бандитов с помощью милиции. Те грозили взорвать театр «кяфиров» (неверных), а Барзушку повесить. Но он не струсил: разбитые окна забили фанерой, буфетчику Володе было приказано кормить всех дежуривших ночами в театре бесплатно.  Фатима Гулямова- мама Барзу  до комендантского часа каждый вечер приходила в театр и умоляла сына отдохнуть, ведь у него больной желудок и слабое сердце. Почерневший и осунувшийся Барзу на уговоры не поддавался и запретил вахтеру пускать мать на порог.
  Едва-едва в городе восстановился шаткий, временный мир и порядок, Барзу вызвал своего однокурсника по ГИТИСу, казахского режиссера, для постановки спектакля «Дом Бернарды Альба» по пьесе Гарсиа Лорки. Барзу знал, что его друг мечтал об этой пьесе еще студентом. Тот пересмотрел всех актрис и сошелся с Барзу во мнении, что заглавная роль – несомненно для Сусанны Киселевой
    Подруга моя и обрадовалась, и растерялась. Альба гораздо старше её по возрасту, властная, жестокая хозяйка дома, где как в тюрьме томятся её незамужние дочери, тоскующие о любви. Сусе не хотелось делать сложный грим, ведь лицом и эмоциями управлять будет сложнее. Я предложила ей темно-коричневую помаду для губ, которая по мнению косметологов старила лицо.
   -А пластику я уже придумала, - сказала Суса.
 Она опять вспомнила свою бабку Федосью, её голос, жесты, походку – всё пригодилось для стареющей гордой испанки, которая уже рвалась из нутра актрисы наружу.
 Я видела только одну репетицию: после застольного разбора пьесы и характеров, актрисы впервые вышли на сцену ещё без костюмов. Только моя Сусанна была в длинной юбке. Я не узнала её лица – на меня искоса и жёстко глянула Бернарда Альба, одним своим присутствием заставляя трепетать окружающих.
   -Сусанка, это будет одна из твоих лучших ролей, я уверена!
Подруга поплевала через плечо, чтоб не сглазить, и сказала с иронией:
  - Ой, Веруня, ты просто меня любишь, вот и преувеличиваешь как всегда мои возможности...
 Премьеру с успехом играли на закрытие театрального сезона и сняли спектакль на видео. Я в это время была в отпуске. А когда вернулась, уезжать из Душанбе в Москву собралась Сусанна. Гена купил 2-х комнатную квартиру на улице Парковой недалеко от Щелковского автовокзала. Душанбинскую квартиру Суса продала за 100 тысяч, и это тогда казалось нам сумасшедшей суммой. Подруга сшила для денег специальный пояс, отправила багажом постельное белье, кое-какую посуду и вещи. Сама решила ехать поездом налегке – с одним чемоданом.
  Мы с тобой, сынок, собрались проводить Сусанну на железнодорожном вокзале, посадить в вагон и передать ей еду на дорогу, ведь ехать предстояло четверо суток.
  А в день отъезда с утра в городе началась перестрелка. Кто с кем воевал – было непонятно, но центр города, где жила Суса, и где находился вокзал, оказался зоной боевых действий. Транспорт встал: ни автобусов, ни троллейбусов, ни такси. Мы едва дозвонились Сусанне и сказали, что пойдем пешком из нашего 65-го микрорайона: часа за два до вокзала доберемся. Но подруга с рыданиями закричала в трубку:
  -Не смей, Вера, выходить из дома! А если вас с Сережей убьют по дороге, как я буду с этим жить? Сама доберусь. 
  …Мы не спали толком эти четыре ночи и с замираньем сердца ждали звонка от Гены, встречавшего Сусу в Москве. Я заплакала, услышав в трубке голос подруги. А она, как всегда, успокаивала меня, с юмором рассказав о пережитом ужасе.
   До поезда Сусанне пришлось добираться под пулями, прячась в проходных дворах. Поезд оказался переполненным и в своем вагоне ей пришлось почти целый день простоять в проходе бок о бок с разнокалиберными пассажирами. После Узбекистана Суса наконец-то добралась до места и спала на голой полке, без белья, без матраца.
 В Москве она с гордостью отдала Гене деньги от продажи квартиры – целых 100 тысяч! Кисель посмотрел на свою наивную жену и усмехнулся:
  - Бутылку хорошего коньяка на эту «бешеную» сумму купить можно.
 Суса от этих слов чуть в обморок не упала.
Но её жизнь в Москве – это уже совсем другая история…

На фото Сусанна в роли Анны в спектакле "Звёзды на утреннем небе".Душанбинский  Русский драмтеатр им. Маяковского. 1989 год. Фото Юрия Машкова.

                ***************

 ... Я похоронила мою Сусанну в марте 2012-го года в Москве. Она умерла  от онкологии, с которой боролась долгие 12 лет. Лечилась  в больнице,принимала курсы химии-терапии,но болезнь победила. Сусанна не дожила до своего 65-летия чуть меньше полугода... В день её рождения 15 августа и день смерти 14 марта я поминаю мою самую близкую и родную подругу и верю ,что шлёт мне с небушка приветы.
 http://proza.ru/2021/08/15/956 
http://proza.ru/2018/10/23/1374