Козёл-3

На правах сильнейшего козёл отбирал у коз еду.

Строго говоря, этим занимался каждый «сильнейший» в козьем царстве. До покупки Насреддина таковой была Роза – в отличие от своей комолой сестры она обладала изящными, слегка загнутыми назад рогами. Стоило поставить перед козами миску с нарезанными овощами, Роза отгоняла этими рогами свою кроткую сестру в сторону и неторопливо, с достоинством насыщалась, пока Белочка наблюдала за ней со стороны. Только выбрав всё самое вкусное, Роза подпускала Белочку к овощам.

Мне это, понятно, не нравилось, и я стала приносить им две миски с едой. Тут Роза терялась. Она начинала метаться, пытаясь отогнать сестру от обеих и в то же время ухватить что-нибудь самой. Это не совсем получалось – сестра тоже успевала схватить кусок-другой.

Тогда Роза сменила тактику. Едва я теперь ставила перед ними миски, она поспешно выбирала из своей лакомые куски, кося глазом на жующую сестру, потом присаживалась над своей миской и направляла в неё тугую струю мочи. После чего, с чувством неимоверного превосходства, рогами отгоняла Белочку от её миски и уже не спеша насыщалась одна.

Закончилось тем, что, принося овощи, я стала вставать между козами, чтобы не допустить Розу до Белочки, пока та не поест.

Когда же появился Насреддин, и эта моя тактика перестала срабатывать. Крупный и сильный, он отгонял обеих коз, легко сдвигал с места меня и ел изо всех мисок сколько ему хотелось. И тут уж обе козы смирно стояли в сторонке. Даже своевольная Дикая Роза не дерзала нарушить покой повелителя. Надо было строить козью кормушку по всем правилам, с отдельными яслями и подъёмными загородками. Но пока до этого дело не дошло, я стала запирать Насреддина в закутке за дощатой перегородкой и кормить отдельно.

Когда же у коз родились козлята, Насреддина пришлось переселить в закуток надолго – он обижал малышей.

Свесив комолую голову через перегородку, Насреддин пристально наблюдал за своим гаремом.

То и дело козлята пристраивались к вымени своих матерей, растопырив тонкие ножки, низко наклонившись и вывернув шеи. От этого зрелища у их отца начинали сдавать нервы. Он принимался приплясывать и ломиться в калитку. Жёны игнорировали его попытки ворваться на территорию детского сада. Ни одна из них даже не вела в сторону супруга глазом. А вот козлят их отец очень интересовал. Особенно единственного козлика, светло-рыжего и, как мама с папой, комолого, с мягкой детской шёрсткой. Здесь интерес был взаимным – отец и сын внимательно разглядывали друг друга.

Однажды, когда я открыла калитку, козлёнок проскочил у меня под ногами и вбежал в закуток. И затормозил, испуганно растопырив копытца и задрав голову. Мне кажется, у него даже приоткрылся рот – такой огромный возвышался над ним его отец. Насреддин замер, наклонив голову. Визит был неожиданным, а Насреддину всегда требовалось несколько секунд для принятия решения.

Малыш сориентировался быстрее. Как видно, всё, что интересовало его во взрослых представителях своей породы, – это еда. Вытянув шейку и заранее припадая на передние копытца, он бросился под брюхо козла, к тому, что принял за вымя.

Насреддин оскорблённо взревел и кинулся в сторону, едва не выломав грудью дощатую перегородку. Пытаясь защитить от его ярости козлёнка, я вклинилась между ними, хоть козёл был крупным и сильным зверем и мог сбить с ног и меня. Принесённые мной овощи полетели в разные стороны.

Козлёнок испуганно отскочил и жалобно заблеял, не понимая, почему вокруг создалось столько шума и движения. Услышав его крик, обе матери ломанулись ему на помощь. Я вытолкнула малыша из загородки к козам и захлопнула перед ними калитку.

Только тогда Насреддин начал приходить в себя. Он встал на все четыре ноги, помотал головой и смерил меня угрожающим взглядом налитых кровью глаз. Я пододвинула ему миску с оставшимися овощами и сказала не менее свирепо:

– Ешь давай! И успокойся! Я их скоро отдельно отсажу.

И вышла из закутка.

С этого времени Насреддин начал относиться к недельному козлику как ко взрослому противнику, и мне пришлось переселить козла подальше, в дровяник.
Там он обгрызал кору с поленьев и смотрел поверх ограды во двор, лишь иногда замирая и прислушиваясь к голосам своего семейства. Затем отворачивался и самодовольно тянулся к миске с персонально для него принесёнными овощами.