Изерброк. Глава LIV

LIV


– Я должен остаться здесь, с родителями. Сами видите, что тут творится. Вы уж извините.

– Но как я дойду без тебя? Я же не знаю дороги, – в голосе сыщика звучало недоумение.

– Как-нибудь дойдёте. Тут уж недалеко осталось. Я нарисую вам карту с приметами, обозначу опасные места. Как-нибудь доберётесь. Кому суждено найти Остров Бездны, тот пройдёт путь без всяких проводников и примет, а кому не суждено, тому ни один проводник не поможет. А я останусь здесь. Это мой долг. Родители всё-таки. Буду помогать им, раз уж так всё складывается. Не бросать же их теперь?

– Никто не говорит бросать. И… Родя, ты меня извини, но ты уверен, что это твои родители? Ты вообще помнишь своих родителей? Мать, отца… Как они могли здесь оказаться?

– Я просто знаю, что это мои родители. Я их узнал. Отца, может быть, я и не помню, мал был, но матушку помню. Да и отца уже начинаю припоминать. А как они здесь оказались? Мало ли… Всё расскажут. Теперь у нас много времени. Теперь уж я не оставлю их. Я глубоко виноват перед ними. Так долго не навещал. Даже весточки никакой не отправил.

– Но…

– Нет, не уговаривайте меня, господин Мамушка. Я остаюсь. Это решено. Есть у вас бумага? Я вам план набросаю.

– Послушай, Родя. Давай поговорим серьёзно. Всё взвесим, – сказал Мамушка, присел на корточки, затушил окурок папиросы о железную землю и положил его в портсигар. Встал и продолжил: – Я не предлагаю тебе бросить родителей. Наоборот. Ты же хочешь избавить родителей от этой змеи?

Родя кивнул.

– Но одному тебе не справиться. Мы даже вдвоём не смогли её вытащить. Крепко засела, гадина. Я обещаю тебе, вскоре мы вернёмся сюда. Только закончим наш путь. И если у нас получится найти тот остров, то я попрошу там у них… кто там есть…

– Хранители Бездны, – подсказал Родя. Он теперь внимательно смотрел на собеседника.

– Да, я попрошу у Хранителей Бездны от имени Бадамбы  сапфирового песку. И на обратном пути мы зайдем сюда и просыплем на белую змею несколько сапфировых песчинок. Просто чтобы все варианты испытать. И священный песок покажет нам, кто есть эта тварь и каких деток она ждёт.

– Возможно, мандалический песок заставит её сбежать, – произнёс Родя.

– Вот. Во всяком случае это то, что можно попытаться сделать. Ты же хочешь освободить своих родителей? Они живут в дурном сне. И, кажется, давно смирились. Это можно понять, у них мало сил.

– Да, да, – кивая, соглашался Родя.

– А если ты, предположим, остаёшься здесь, а я иду в одиночку, то шансы, что я дойду, значительно уменьшаются. Может случиться так, что я вообще не дойду. Или заплутаю на обратном пути. И тогда никакого сапфирового песка твоим родителям не видать. Всё останется, как есть, на веки вечные. Что ты ещё сможешь придумать? Наступит день, кода ты сам пойдешь искать Остров Бездны. И найдёшь на дороге мой скелет под деревом. Это очень вероятно, если я пойду один. Да и ты сам потом… найдёшь ли остров? Мне Бхаянкара ночью сказала, что я готов к пути. Поэтому я пошёл. Точнее, в том числе и поэтому. А ты?

– Хорошо, господин Мамушка. Я пойду с вами. Только дайте мне слово, что на обратном пути мы снова зайдем сюда. С песком или без – не важно.

– Конечно, зайдем, Родя, – Мамушка положил ладонь на плечо Роди. – Клянусь памятью моей матери.

– Подождите меня здесь, господин Мамушка, или нет, пойдёмте вместе в дом, я попрощаюсь и скажу, что очень скоро вернусь.

– Нет, иди Родя один, я здесь постою. Обними их. Но надолго не задерживайся.

– Хорошо.

Путники покинули идеально круглую полянку с железной избушкой в центре и снова вошли в Костяной лес. Вскоре, однако, Костяной лес закончился, уступив место зарослям кустарника. Дальше появился густой и глубокий фиолетовый мох. Нога утопала в нём по щиколотку. Мхом заросло всё вокруг. Весь обозримый ландшафт вплоть до стены тумана (который принял теперь нежно-лиловый оттенок) – всё приобрело фиолетовый цвет с редкими вкраплениями зелёного. Всё будто укрылось мягким фиолетовым пушистым мехом. Редкие деревца тонкими черными стволами подымались из мха  к безлиственной кроне.

 Родя, идущий впереди, всё чаще и чаще останавливался, пока, в итоге, не уселся в мох, как в перину, бросив посох.

– Вы идите, господин сыщик, идите дальше, – сказал он, мигая сонными глазами. – А я лягу здесь, в мох. Пусть он меня поглотит.

– Родя, ты что? Устал? Давай передохнём.

Мамушка хотел присесть рядом, но потом с подозрением посмотрел на мох прямо у себя под ногами и вокруг.

– Всё думаю, думаю о родителях. Змею эту поганую не могу выкинуть из головы, – тихо будто сам с собою говорил Родя, глядя в сторону. – Просто лечь вот тут и стать мхом. И всё. Ничего больше не надо. Зачем куда-то идти, о чем-то вечно беспокоиться. Зачем вообще всё?

– Не думай об этом, Родя. Это всё мох. Его аромат. Здесь нельзя сидеть. И спать нельзя. Нужно собраться, встать и идти. Родя, напряги волю.

– Они там одни в железном доме, – продолжал бормотать Родя себе под нос, – а я ушел от них. Что они посеют на железной земле? У них ничего не вырастет. И сына у них нет. И внуков не будет. Одиноки. В грустной печальной старости. Змею проклятую пригрели.

– Родя! Родя! – Мамушка тряс его за плечо, пытаясь растормошить, привести в чувство. Затем взял фляжку и плеснул из неё водой в лицо товарища. Тот поднял голову и безучастно посмотрел, хлопая мокрыми ресницами.

– Родя, вставай! Ты совсем расклеился. Надо выбираться отсюда, – говорил сыщик.

– Куда?

– Куда-нибудь. Соберись уже.

Сыщик пытался приподнять Родю, чтоб поставить его на ноги. В конце концов это ему далось. Они медленно осторожно пошли дальше. Сыщик придерживал Родю под локоть, чтобы тот не упал. Фиолетовый мох, постепенно редея, исчез. Снова началось болото.

Появилась вода. Большие зелёные круги гигантских водяных лилий лежали на воде по обе стороны тропы, по которой они продвигались. Вода, доходившая до колен, как будто стала теплее. На круглых листьях как на больших тарелках сидели лягушки. С круга на круг перебегали ящерицы и длинноногие насекомые. Кроме лилий пейзаж заполняло множество других растений. Жёлто-зеленые лианы свешивались с веток сухих кипарисов. Чёрные хвощи торчали из густой, усыпанной мелкими бледными цветами, водоплавающей зелени. Красные в жёлтую крапинку цветы, похожие на колокольчики, покачивались на длинных голых стеблях. Между ними в зелёном влажном сумраке бесшумно летали, часто замирая в воздухе, огромные размером с локоть стрекозы. Всё фиолетово-зелёное тело стрекоз было полупрозрачно, отчего стрекозы казались стеклянными. Стеклянные крылышки беззвучно трепетали, отбрасывая белые искры. В глубине стрекозиных глаз светились красные точки. С громким жужжанием врезались в воздух жирные блестяще-синие мухи. Стоял густой запах трясины и болотного тления. К этому запаху незаметно примешивался кисло-сладкий цветочно-мшистый аромат.

Прилетела серая с коричневой головкой птичка, похожая на воробья, уселась на куст и с любопытством уставилась на путешественников. Родя остановился, чтоб оглядеться, и птичка в одно мгновение перелетела с кустика к нему на посох. Родя посмотрел на неё с усталым равнодушием – клюв у неё был чуть длиннее, чем у воробья и загибался к верху, а оперенье отливало зеленью – и смахнул её с посоха ладонью, будто муху. Затем пощупал концом посоха дно впереди себя и по сторонам.

– Дальше – трясина. Аккуратно надо идти, – сказал он, оглядывая перспективу.

Болото цвело, дышало, томилось, парило и гнило, испуская газы. Низкий серый туман полз над ним, цепляясь за растения.

– Летом здесь будет целый цветник лотосов. И красных, и белых, и черных,  – сказал Родя мечтательно.

– Придешь сюда летом за ними? – спросил сыщик.

– Вряд ли. Так далеко я никогда не заходил. А лотос я и ближе найду.

– Какой из лотосов самый ценный?

– Пурпурный, конечно. Но он редкий. Цветёт в любое время раз в семь лет под водой. Ненадолго показывается на поверхности. Волшебный, в сущности, цветок

– Ты пробовал его?

– Да. Это совсем другое, чем белый или красный. Трудно описать…  Очень ценится на черном рынке. Его и подделывают часто. Возьмут красный, немного подмалюют и выдают за пурпурный, только это не то. Но мало кто настоящий пробовал, поэтому…

Родя остановился. Снова прощупал посохом тропу и двинулся дальше.

– А у нагов есть пурпурный лотос? – спросил Мамушка, шагая за Родей след в след.

– Да. У них я и курил его. У нагов чего только нет. Я подозреваю, что у саду Бадамбы и амрита есть. Пратибамбавидья принёс ему немного амриты с Острова Бездны.

Так, негромко разговаривая, они постепенно двигались вперёд, всё глубже и дальше уходя в дикое косматое неизведанное болото.

Дальше вся поверхность воды была покрыта тёмно-зелёной ряской. Из ряски ровными рядами торчали тёмно-лиловые, почти черные, листья болотного ириса.

Родя походя сорвал один из тёмных сочных листов, разжевал и съел.

– Они съедобны. Сладкие. Это заячья трава, их зайцы едят. Попробуйте, – не останавливаясь, предложил он сыщику.

Мамушка сорвал лист, стряхнул с него капли воды с ряской, откусил и разжевал. Лист был сочным, мясистым, прохладным и правда сладковатым. Сыщик дожевал лист почти до конца, а остаток бросил в болото. Раздался слабый всплеск и в то же мгновение – громкий тяжёлый шум справа-спереди, будто в воду упало старое дерево. Шагах в тридцати от них стояло громадное чудовище. Оно было большими округлым безволосым тёмно-серого цвета с огромной округлой мордой, маленькими выступающими над головой глазами и округлыми ушами. В целом оно походило на бегемота.

Чудовище на миг остановилось, разглядывая нежданных гостей, фыркнуло и медленно, напряжённо пошло к ним. Оно без усилий раздвигало тяжелую воду своими толстыми короткими ногами. Объемное брюхо как бы плыло по поверхности.

Родя попятился. Мамушка застыл на месте. Они еще понять ничего не успели, как гигантская будто раздувшаяся тварь очутилась рядом с ними, раскрыла чудовищную пасть размером в человеческий рост и оглушающе по-слоновьи зарокотала. Из дряблой серо-розовой пасти торчали изогнутые желтые клыки-бивни, два сверху и два снизу. Ещё из нижней челюсти торчали два острых, как копья, горизонтальных бивня.

Тухлым тёплым ветром обдало сыщика. Чудовище чуть прикрыло пасть, чтоб взглянуть на тех, кого оно могло убить одним движением, затем снова растянуло, и бурча, как тромбон, покачивая бивнями, стало надвигаться.

 Мамушка сделал три шага назад. Его пугала эта ни на что не похожая картина: сверху до низу растянутая пасть, загородившая почти всю тушу – только округлые бока видны – это было что-то вроде кошмарного гигантского плотоядного цветка. Но цветок этот мог бегать и догонять свою пищу. И охотится он не на мух и мелких птиц, а на крупных млекопитающих. Может целиком заглотить оленя, переломать ему кости зубами-бивнями, раздавить челюстями, размягчить, проглотить, растворить внутренними соками, переварить, впитать. Сущность этой твари была выражена в её огромном всепоглощающем рте и громадном вместительном брюхе.

Мамушка воздел свой посох, как скипетр, и громко смело заговорил. Он впечатывал слова прямо в разверстую пасть чудища, которое остановилось от неожиданности:

– Остановись, зло! Я знаю, что ты такое! Мы не боимся тебя! Алчность – твоё второе имя. Я узнал твою тайну. Твоя маска сорвана. Ты потому огромно, что тебя раздувает от жадности. Но сейчас ты начнешь уменьшаться, как воздушный шарик, пронзённый шпагой истины.

Чудовище остановилось всего в двух шагах от сыщика, немного растерянное и, явно, удивлённое; но пасть закрывать не стало, а даже пуще раскрыло её, в стремлении напугать странного противника, издающего угрожающие звуки и размахивающего палкой.

– Поглощать, поглощать, всё забирать себе, в себя… всё в себя. Набивать своё брюхо ради себя, ради огромного своего брюха. В этом твоя ничтожная сущность. Прочь с глаз моих, прожорливая свинья-переросток, позорное примитивное вонючее создание. И как тебе не стыдно было таким уродиться? Но ты не виновато. Эгоистичные люди породили тебя. Убирайся в самый дальний зловонный угол болота и жри там грязь, пока само не станешь грязью.

Родя (он успел уже отбежать на некоторое расстояние) вернулся, увидев, что сыщик творит что-то невообразимое: стоит перед чудищем и что-то кричит тому в разверстую пасть. До Роди мгновенна дошла суть происходящего, и он воскликнул (голос прозвучал пискляво, по-птичьему, – вероятно, от страха):

– Это настоящий бегемот! Что вы делаете? Это же настоящее дикое животное! Болотный бегемот! Он не понимает вас! Стреляйте в него! Стреляйте ему в рот! И бегите!

Мамушка, услышав Родю, замолк. Рука его автоматически потянулась в карман за пистолетом. Но он уже понимал – он сразу всё понял – что не успеет спастись; озлобленный бегемот слишком близко. И выстрелы ему в рот, да хоть в сам мозг через мягкое небо чуть выше глотки – не помогут – животное успеет убить его. Успеет убить и Родю. Еще Мамушка некстати озадачился: «Откуда здесь бегемоты?»

Он никогда не думал, что в болоте могут жить настоящие бегемоты. Кто угодно, гули, ходячие трупы, ящеры, волки, говорящие жабы, но не бегемоты. Он не думал о них. Это стало ошибкой. Надо было знать, изучить, кто из животных может встретиться им на пути.

«Ясно, что бегемот охраняет свою территорию. Возможно, где-то здесь неподалёку его стадо, семья. А возможно, это бегемот-одиночка. Опасный агрессивный бродяга», – пронеслось у сыщика в мозгу.

Между тем, он уже целился в пасть зверя, в место над дряблой розовой, непристойной на вид, глоткой. Бегемот замычал – глотка задребезжала, затрепыхалась в комках жёлтой слизи. В последний момент перед нажатием курка сыщик отвёл дуло в сторону и выстрелил в болото. Потом – ещё два раза. Животное неожиданно резво для своей массы шарахнулось в бок, закрыло пасть и отбежало. Выстрелы напугали бегемота. Однако, отбежав, он остановился, оценивая обстановку. Наклонив морду, косил глазом, пытаясь понять, что произошло. В этот момент на сцену вырвался Родя. Он свирепо во всю мощь своих слабых лёгких заорал, поднял обеими руками палку над головой и швырнул её в бегемота. Палка описала концом дугу и с размаху ткнулась в бок зверя. Тот хрюкнул, развернулся и бросился наутёк, неуклюже, но тем не менее резво перебирая толстыми ногами.

Родя снял с головы матерчатую шапочку и утёр ею пот с лица. Затем снова надел.

– Откуда здесь бегемоты? – спросил Мамушка, доставая из портсигара чуть дрожащими пальцами папиросы.

– Здесь неподалёку заводь есть. То есть прудик. Там они и обитают. Я сам первый раз вижу, – ответил Родя и взял протянутую ему папиросу.

Перекурив, пошли дальше. По пути следования воду постепенно затянуло синей ряской. По сторонам появились какие-то диковинные растения, крупные, причудливых форм цветы на длинных стеблях. Цветы в основном имели бледный окрас, жемчужно-серый или бледно-голубой. Иногда по форме и по размерам цветки напоминали оскалившиеся в злобной улыбке человеческие черепа.

Вскоре всё заволокло густым белым туманом – нельзя было ничего разглядеть на расстоянии вытянутой руки. Родя замедлил ход. Мамушка осторожно двигался впритык к его спине. Вокруг сделалась очень тихо; туман, словно вата, поглотил все звуки. Так в плотном тумане они вышли к темной стене, сплетённой из кустарника, тростника и камыша.

Стало темно. Видимо, уже наступил вечер. Туман развеялся. В сумерках кусты и камыши казались чёрными. Родя и Мамушка, помогая себе посохами, не без труда пролезли через эту растительную стену. Они уже видели загадочный розовый свет за камышами - и спешили к нему. Мамушка порезал ладонь об острый лист.

Как два болотных зверя с шорохом и треском они вышли из зарослей на твёрдую почву и увидели остров. Окутанный мягким золотисто-розовым сиянием он находился в центре небольшого светящегося пруда. Зелёная вода в пруду мерцала, как изумруд. На её поверхности плавали кувшинки. Над кувшинками парили светящиеся мотыльки. Через пруд к острову был перекинут хрустальный мост.