Дом там, где прекратились попытки к бегству

                Дом там, где прекратились попытки к бегству.
                Н. Махфуз.
Мой мир. Всюду, куда хватает взора, плещется неглубокое море, изрезанное вдоль и поперёк островками и полуостровами, бесконечной вереницей соединёнными друг с другом, состоящими из крупного белого песка и камней, как шахматная доска, только в хаотическом порядке. Самые крупные площади суши не превышают протяжённостью и пятисот метров. Скудная растительность, состоящая из жёсткой травы и чахлых колючих кустиков, виднеется то небольшими скоплениями, то одинокими их представителями. Постоянная высокая температура даже при обилии водных масс не способствует бурному росту флоры. А вот фауна напротив очень разнообразна. Самым многочисленным видом были люди.

Мы селились в расщелинах небольших скал, рыли норы, сооружали хижины из шкур и костей животных. Очень часто среди камней и песка можно было обнаружить обломки каменных же лестниц, колонн, арки фрагменты прекрасного мозаичного пола, небольшие куски статуй и барельефов – отголоски весьма творческих и одарённых предков. Да, мы жили на руинах прошлых цивилизаций, о которых ничего не знали и, вероятно, никогда не узнаем. Чем они жили, к чему стремились, по каким законам жили, и были ли у них законы или те жили просто, как на духу? Эти вопросы возникали у меня на протяжении всей жизни вместе с узнаванием того, как устроен наш мир. Больше всего я не любила правила. Они сковывали моё любопытство, вгоняли в ненужные, на мой взгляд, рамки. Но самое главное правило, которое вдалбливали в мой разум, начало доходить до меня только сейчас, когда я стояла на пороге перемен.

Нам всегда говорили, что к жизни других существ нужно относиться с трепетом и почтением, а отбирая её – скорбеть. Смерть другого существа – это вынужденная мера, чтобы продлить свою, особенно на фоне явной нехватки растений. Ведь люди не научились обходиться фотосинтезом, как некоторые виды животных. Но, как и многие дети, я не была особенно трепетной к мелким зверькам и насекомым. Я любила отрывать им лапки и крылья и смотреть, как те сражались за свою жизнь. Такие маленькие, такие безответные, такие никчёмные. Но в детстве мы зачастую не замечаем обычных вещей или не соотносим те факты, которым стали свидетелями. Мои глаза открылись, когда мне стукнуло пятнадцать. Я стала нетерпелива к постоянным прессам со стороны родителей, нудному наставлению старейшин, норовивших вогнать в прокрустово ложе.

Когда спускалась на округу ночь, на время можно было забыть о вечной борьбе за кусок пищи. Воцарялся покой. Лишь немногие ночные хищники продолжали своё бдение. Но они не страшны были крепкому подростку, выросшему с оружием в руках. Взяв свой нож, я уходила прочь от людских огней, садилась на прибрежный камень или торчащие из-под воды руины и погружалась ощущениями в притихшую природу. Слух ласкал шум прибоя, который мы слышим, наверное, ещё в утробе. Жёсткие волосы трепал сухой солёный ветер. Он же приносил приглушённые расстоянием ночные звуки, а за одно и огрублял мои впалые щёки, заострённые скулы, тонкий нос, выбивал слезу из больших, но постоянно прищуренных от яркого солнца, и потому обзаведшихся ранними морщинками глаз, холодил кожу хрупкого от скудного питания тела.
Во тьме ночи подкрадывался песчаный волк. Это был единственный представитель поджарого короткошерстного племени из семейства псовых, который осмеливался так близко подходить к человеку. Я его знала ещё с детства. Этот озорной тощий щенок всегда убегал от своей матери и долго смотрел на то, как мы – дети – беззаботно резвились визжащей толпой где-нибудь в пыли. Может быть, ему было одиноко в своей стае. А может быть, он просто хотел съесть какого-нибудь зазевавшегося ребёнка. Кто ж их, волков, разберёт.

Теперь же он вырос. Холка этого волка была ни в пример длиннее остальных представителей стаи. Поэтому я его не могла спутать даже если б захотела. Волк всё так же выходил на берег другого острова, расположенного от нашего на расстоянии не больше метров пятидесяти. Ему ничего не стоило перемахнуть эту водную преграду, если её вообще можно было назвать таким громким словом. Но тот просто сидел и смотрел. Смотрел мне прямо в глаза. «Что пялишься? Съесть хочешь? Ну так иди сюда, я сама тебя съем!» - вела я мысленный монолог, но в действительности просто молча смотрела в ответ. В такие моменты моего ночного бдения мои мысли уносились в неведомые дали. Я рассуждала над тем, есть ли конец у этой островной полупустыни, что там дальше, за горизонтом. Мечтала расправить крылья и улететь в бледную, словно выгоревшую от яркого беспощадного солнца, бескрайнюю синь неба. Когда я смотрела вверх, волк тоже запрокидывал голову, словно пытался разглядеть там то, что видела я. В тёмных глазах зверя отражались россыпи звёзд, и из-за этого они казались бездонными. Ближе к рассвету он уходил. Отправлялась спать и я.

Однажды совершенно случайно я вспомнила, про сестру, которая была намного старше меня. Сильно удивил тот факт, что я совершенно забыла про неё. Но вскоре в памяти начали всплывать детали: как она изредка играла со мной, как вскоре стала уходить из дома и каждый раз всё на более продолжительный промежуток времени, всё реже задерживаясь с нами. Родители в отчаянии цеплялись за неё, пытались удержать. Но однажды она ушла навсегда. Больше не осталось сестры ни в моей жизни, ни в памяти. Когда я спросила про неё у родителей, те только сделали большие удивлённые глаза и почти хором произнесли: «Сестра? Какая сестра? О чём ты говоришь?», а потом просто продолжили заниматься своими делами.
 
Однажды ко мне подбежала моя подруга. Она была крайне возбуждена. Подруга была на пару месяцев старше меня. Но эта незначительная разница в возрасте никогда не становилась преградой в наших крепких дружеских отношениях. «Я знаю, почему любая жизнь бесценна! Мы просто все едины!» - кричала она мне в лицо. «Ничего не понимаю. Успокойся и объясни поподробнее, что тебя так поразило. Вроде это слишком очевидно – все мы живые существа, все ходим под одним солнцем.» «Нет! Мы едины буквально!» - вновь крикнула мне в лицо подруга. Затем она плюхнулась на плоский камень, закрыла глаза и заставила себя успокоиться. Наконец морщинка на лбу девушки разгладилась, лицо приняло умиротворяющее выражение. Её тело стало словно глиняное и под руками невидимого скульптора стало принимать совершенно другой облик. Через несколько секунд на меня выразительно смотрела своими до боли знакомыми огромными глазищами тонконогая дикая козочка. На её лбу вновь залегла складка. Через пару минут животное вновь стало девушкой.

- Ну как? Всё поняла?» - спросила она меня. Я же в ответ стояла словно окаменелая с открытым ртом.

- Ч-что только сейчас было? – с трудом выдавила я из себя.

- Такие превращения происходят со всеми. Я уже спрашивала у других. Я думал, ты так уже умеешь. Но, видимо, потому, что ты самая младшая среди детей нашего возраста, пока ещё тебе это не доступно, - рассуждала вслух девушка. – Я спросила у старейшин. Никто не вспомнил кроме одного, самого старого. Он сказал, что все в определённый промежуток времени могут проходить через такие метаморфозы, подобно головастику или бабочке. Увлекаться этим не стоит иначе можно навсегда остаться другим существом. Кстати, многие так и поступают. Наверное, потому мы про это забываем, чтобы проще было питаться. Ведь вдруг случится так, что на охоте тебе попадётся твой друг или родственник. Именно для этого и правило - к жизни других существ относиться с трепетом и почтением, а отбирая её – скорбеть. Наверное, старшие всё же на подсознании помнят про это. Страшно, да?

- Нет, просто странно, зачем превращаться в коз, - произнесла я.

- Вот глупая. Почему в коз? Мы становимся в любых живых существ. Всё зависит от нашего подсознательного выбора, - просветила меня подруга.

- Тогда почему ты становишься козой? – задала новый вопрос я.

- Наверное, потому, что я хочу везде побывать, всюду успеть. А с такими быстрыми ногами это запросто можно исполнить. Знаешь, как трудно отказываться от этого шанса, - с грустью в голосе произнесла девушка.

С момента того необычного разговора прошла пара месяцев. Я часто задумывалась над тем, что при этом ощущают, есть ли какие-то предвестники. Сверстники были слишком поглощены новыми возможностями, родители торопливо уходили прочь, ссылаясь на важные дела, так что поговорить было об этом не с кем. Случилось всё, как-то, само собой.

Я по привычке сидела у кромки воды, окутанная ночными мраком и тишиной. Песчаный волк уже довольно продолжительное время не появлялся на другом берегу. Меня не особо интересовала его судьба. Может, он попался наконец в капкан, а может, просто сменил место обитания в поисках пропитания. В любом случае думать стало проще, когда пропал отвлекающий раздражитель. Мои мысли и мечты подобно облакам неслись в такие дали, которые и представить себе сложно. Сердце трепетало, стремясь вырваться на свободу из клетки, называемой грудной. Я широко раскинула руки, запрокинула голову, чувствуя жжение во всём теле, головокружение и лёгкость. Сквозь закрытые веки пробились первые лучи утреннего солнца. Я открыла глаза и крикнула, что было мочи, желая выплеснуть из лёгких тяжёлую истому. Своего голоса я не угадала. Это больше походило на воронье карканье. Я быстро перевела глаза на ноги, но увидела только чёрные когтистые лапки и покрытую оперением грудь. «Что ж, пусть будет ворона» - подумала я, нетерпеливо приплясывая с ноги на ногу, затем подпрыгнула и несколько раз хлопнула мощными крыльями, чувствуя, как в упругие перья упирается поток воздуха, выталкивая лёгкое тело всё выше. Островки и полуострова стремительно уменьшались, отдалялись, сжимались, становясь незначительными, как песчинки. Внизу суетились муравьи-люди, охотясь за стадами муравьёв-коз. Может, среди последних вне себя от паники спасается бегством подруга. Как там её звали? Я на мгновение удивилась, что не помню её имени, да и лица не представлялось. Только её суровая морщинка через весь лоб и большие глаза. Все имена, облики и привязанности исчезали из головы, выгоняемые ветром, который шептал на ухо «Ты свободна, свободна! Пари-и! Лети-и!». И я летела, напрягала сильные крылья, некогда натренированные копьём и ножом, упиралась в воздушные толщи до приятной ноющей боли в плечах, взмывала в небесную синь, оказываясь выше облаков, падала камнем до самой бирюзовой кромки моря-океана. Моё тело выдавало неведомые доселе трюки. Я могла стремительно по наклонной спикировать до водной глади и со скоростью промчаться мимо, касаясь кончиком крыла поверхности и легко разрезать её, выпуская на волю тысячи искрящихся капелек влаги. Солёные, они оседали на перьях, клюве. Я с удовольствием их слизывала. Немножко морской воды не опасно, даже приятно. Большое удовольствие доставляло летать на головокружительной скорости, маневрируя между торчащими вечным напоминанием о былом величии и укором нынешней никчёмности людей руин, мимо разгорячённых тел куда-то бегущих животных, мимо немногочисленных поселений людей, жмущихся друг к другу в поисках поддержки и защиты. Я оглушительно каркала в небесной высоте, сообщая всему миру о своём счастье. Но приходила ночь. Мои силы заканчивались. Я спускалась на землю и вновь становилась человеком. Теперь родители цеплялись за меня так же, как когда-то за сестру. Я их понимала, но лишь отводила взгляд в сторону. Я всё решила. С каждым днём мне всё труднее становилось превращаться в человека, всё сложнее было заставить себя сделать это, всё больше в своих повадках я напоминала ворону. Наконец настало такое время, кода я по нескольку дней не появлялась дома. Однажды, придя домой после довольно продолжительного отсутствия я посмотрела прямо в глаза своим родителям. Отец всё понял. Он просто кивнул. Мама, схватившая, было, по обыкновению мою руку, отпустила её, печально улыбнулась, стиснула меня в объятиях до хруста в костях, а потом произнесла: «будь счастлива». «И не попадись нам на обед» - попытался пошутить папа, а потом тоже обнял. В ту же ночь я вновь взмыла в небо, не пробыв человеком и нескольких минут.

Моему полёту, казалось, не было конца. Я летала днями до изнеможения, ловя на лету насекомых. К их вкусу мне не пришлось привыкать. Будучи людьми, мы ели всё, до чего могли добраться. Ночью я устраивалась на высоком камне или на ветке куста, рискуя, правда, оказаться в лапах хищников, но выбор в местах ночёвки был невелик. Утром с оравой громкоголосых ворон я летела в неведомые дали. Часто я меняла стаю или вовсе оставалась одна. Ничто меня не держало. Рядом постоянно оставался лишь сухой солёный ветер – мой вечный спутник. Жизнь заводила в неведомые дали. Но сколько бы не длился этот полёт, сердце не замедляло хода, не переставало стремиться обогнать меня, не возникало желания остановиться.
Шло время. Я даже не заметила, как судьба занесла меня в родные края. Мир был одинаков, и признать в очередных руинах те, на которых я выросла, оказалось трудным.

Сначала я угадала глаза. В ночной бездне они отражали звёзды. Глаза радостно-тоскливо следили за мной. Они принадлежали человеческому юноше, восседавшему на краю валуна, опустившему в покрытую рябью бездну воды ногу. Бездна над головой, бездна под ногами, и лишь посередине тонкая полоска белого песка, камень и поджарая худая фигура парня с длинными, выгоревшими под полуденным солнцем волосами, контрастирующими с бронзовой, загоревшей кожей на широких плечах, рельефном торсе, длинных ногах. Я всё никак не могла его вспомнить. Уже несколько раз облетела вокруг. Потом, всё же, решила приземлиться на берегу, по другую сторону небольшого пролива. Нас разделяло расстояние в несколько метров. Но я всё никак не могла его вспомнить. Память словно заволокло липкое белое ничто, сквозь которое невозможно было пробиться. Почему он остался человеком? Это же так скучно. Я хотела позвать его с собой, в небо. Но парень не понимал моего карканья. Зато я поняла его.

- Значит, ты решила стать вороной? - не то спросил, не то констатировал юноша. - Что, не узнаёшь? Я очень давно мечтал превратиться, торопился… Не успел. Ты упорхнула раньше.

Тут меня как обухом по голове посетило озарение

- Волк! - каркнула я.

- Прости, я ещё помню волчий язык, теперь говорю по-человечески. А вот языка ворон не знаю, - поведал он печально.

Я перелетела на камень к парню и с тоской посмотрела в его бездонные глаза. Он стал человеком ради меня. Теперь всё кончено. Такой период бывает в жизни лишь раз. И повернуть вспять после принятия решения невозможно.

- А знаешь, - невесело усмехнулся он, - Я тебя ещё с детства приметил. Ты была невыносимым ребёнком. И я даже не заметил, как интерес перерос в чувство, - последнюю фразу он произнёс задумчиво. Рука парня неуверенно дрогнула. Я приблизилась и склонила голову. Он осторожно провёл кончиками пальцев по перьям.

- А я, ведь, тоже давно тебя приметила. Всё боялась, как бы тебя наши не подстрелили, такого глупого волчонка! – воскликнула я треснувшим голосом. Но он услышал лишь карканье.

- Не плачь, - произнёс юноша, аккуратно ловя пальцем слезинку, выкатившуюся из моего глаза. – Если бы я мог, то без раздумий стал бы вороной, чтоб лететь крыло об крыло с тобой, если бы ты захотела. Или ветром, чтобы поддерживать тебя в полёте и шептать что-нибудь безумно важное на ухо, например, что у тебя красивые глаза.

Я грустно усмехнулась. Это он понял и улыбнулся печально в ответ.

- Я не думал о том, чего хочешь ты. Просто хотел быть рядом с тобой.

- Мы оба погубили наше прошлое, - произнесла я. – Я видела только небо, и ничего вокруг не было важнее для меня тогда, - каркала я.

- Хм, - улыбнулся юноша. – Надеюсь, что это так ты мне разрешаешь быть рядом с тобой. Хотя, теперь это не имеет значения.

В этот момент, ощущая поглаживания широкой тёплой руки, я ненавидела свои перья, свои крылья. Какой в них смысл, если они не дают ничего, кроме одиночества? Я хотела вновь увидеть свои руки, чтобы мочь ими обнять его шею, хотела вернуть свои губы, чтобы прижаться к его горячим, ощутить свои ноги, чтобы пройти жизненный путь рядом с ним.

От нежных прикосновений кружилась голова и покалывало в теле. Я всё не могла собраться с духом, улететь навсегда. Мечтала раствориться в этом мгновении. Но сердце терзала боль.

Его рука остановилась, безвольно упала на камень. Я перевела взгляд на юношу. Наши глаза оказались на одном уровне. Я посмотрела вниз и увидела девичью грудь, жёсткие волосы, размётанные по плечам, острые коленки.
Мы завизжали хором, бросились в объятия друг другу, но потом, застеснявшись, отстранились. Его глаза горели, а руки всё никак не могли найти себе места.

- Давай сначала. Я – Мирослава.

- А у меня нет имени, - произнёс парень, смутившись.

- Я буду звать тебя Волком, - предложила я.

- Мне нравится, - улыбнулся он.

Мы взялись за руки, несмело придвинулись друг к другу. Волк провёл кончиками пальцев по моему лицу, следуя каждой чёрточке, словно рисовал его вновь, зажигая мою кожу неведомым до сих пор внутренним огнём. В глазах прыгал озорной огонёк. Я взяла его скуластое лицо в свои руки и коснулась своими губами его губ. Они и впрямь оказались горячими. Вселенная перестала существовать вокруг. Она вся поместилась внутри нас.

Утром мы пришли рука об руку на мою родину. Мама и папа не могли поверить в случившееся. Древнейший старейшина, яростно затягиваясь табачным дымом из длинной трубки, энергично кивал и подтверждал, что такого никогда не случалось на его бесконечно долгой памяти. Перевоплощение доступно всему живому лишь раз. Но здесь любовь оказалась сильнее законов природы. Кроме того, после долгой разлуки с родителями я поняла, что не хочу покидать их вновь. Мой дом здесь, среди руин, чахлых растений, заводей и островов, и таких родных лиц близких людей.
С тех пор прошло много времени. Наши дети с уважением относятся ко всему живому, не берут больше, чем нужно для выживания. Родители периодически с тоской смотрят вдаль. Они больше не забывают свою старшую дочь. А мы с Волком ночами сидим в обнимку у кромки воды и парим в поднебесье без крыльев, крепко держась за руки и глядя друг другу в бездну глаз.

Мой мир. Всюду, куда хватает взора, плещется неглубокое море, изрезанное вдоль и поперёк островками и полуостровами, бесконечной вереницей соединёнными друг с другом.
                Любовь начинается там,
                где ничего не ждут взамен.
                Антуан де Сент-Экзюпери.