Прощай и здравствуй

       Экспедиция. Комплексная геологоразведка. Народ готовится к выходу в поле. Все озабочены, дела, как вдруг приезжает студентка для продолжения службы. Эпатажная – джинсы, кроссовки, на плече сумка и макияж где положено... А глаза? А улыбка? А всё остальное?.. Имя тоже волшебное – Наташа! И всё говорило о том, что на неё только смотреть, руками не трогать. Заинтриговала всех и я тоже облизывался как мартовский кот. А уж когда она мне улыбнулась, то житья не стало совсем – феромоны в голову, веером хвост. 
       Получил на складе положенную ей амуницию. Поставил крючок на дверь, прицепил полог на кровать, а на форточку кусок марли. Комары вездесущи!.. Натаскал воды, наколол дров. Попутно глазки строил и мурлыкал стихи. Наташа улыбалась, а я на неё любовался. И не я один. К сладкому подбираться стали мужланы, и конечно же, мне пришлось утверждаться…  Шум! Лексика! Гематомы! Но с моим статусом смириться всё-таки пришлось.
        Наташа о кастинге не ведала, и мы с ней оставался пушистыми. Экстрима не было, но целовались так сладко, что сахар горчил. И только одно напрягало – ей камералить в конторе, а мне собираться в тайгу. Ну, а пока болтаем, прикалываемся, бродим в окрестностях. Наташа без конца фотает – мама всё должна знать! Бабочки, птички, цветочки, селфи и конечно посёлок. Он у нас колоритный.
        Хозяйственный блок в стороне без акцента, а жилые дома собраны в каре, как пионерская линейка. И это не было наивным – в центре стояла контора с почтовым ящиком и триколором. Чисто, патриотично, картина маслом... По одну сторону река, где купаются, ловят рыбу, а на другой песчаное взгорье, начинается тайга. В сосновым бору светло, просторно, празднично. Там жарят шашлыки, горланят песни, крутят любовь. Но тайга большая, она всякая. В ельнике таинственная, мрачная… На склонах весёлая, даже легкомысленная... В распадках сумбурная –  валёжник, кусты… Горельник без подлеска, нет и жука-короеда. Огонь выжег микрофлору, бурелом не гниёт, его сушит, выбеливает солнце... Речки чистые, рыбные. Сюда на водопой опасливо собирается живность, таится. Неспроста, хищник не дремлет, да человек всегда был угрозой, так повелось.
        Готовились к работе. Привели лошадей и возник резонный вопрос – кому быть каюром? Начальник партии назначает почему-то меня, городского парня. Хотя простаком я уже не был. Сплавлялся на реке, спал на снегу, ходил по крокам. Но каюр?! Это было прикольно, и я шагнул навстречу судьбе… Обошёл объект… Всё верно, лошадь я представлял именно такой – голова, копыта, хвост. А кличка?.. Заглянул куда надо… Целовать не стал, но зваться будет Натой... Мы определились, и я пошёл вооружаться на склад… Ружья там как дрова лежали вповалку. Я перебрал всю кучу, и выбрал что поновей. Покрутил в руках, переломил ствол, клацнул курком. Всё в порядке.  Оставалась почистить и пристрелять.               
       Потом занялся мной инженер безопасности, расширял кругозор. Поведал про компас, для чего он и как пользоваться им. Как зажигать спички и разводить костёр. Причём костёр — это хорошо, а пожар – это плохо. Что переплывать реку не следует, надо искать перекат. Что лошадь нечто живое, за ней ухаживать надо, кормить. Ну, а если погибнет, уши полагались к отчёту. И строго – без седла не газовать! Якобы у несчастной на спине могут вылезти шишки. Что ж, я смирился с ущемлением в личной жизни и обещал спешиваться, ежели что.
      О медведе был отдельный разговор. Хищник коварный. Человека обойдёт, но может соблазниться на лошадь. Причём, в тайге оказывается он без намордника! Форс-мажор не исключался и тэбэшник выдаёт мне два патрона с жаканами. – Почему два? – А сколько у медведя глаз?!.. Но стрелять не следует. В глаз не попадёшь, а бегает лохматый о-ёй. – Инструкция предлагала петь. Громко петь! Орать!! Тогда косолапый сам сбежит от тебя лихого и вооружённого столь до зубов. Но если не сбежит, то конечно. Два патрона у тебя есть.
     Тэбэшник заглянул блудливо в глаза: – Задачу понял? –  Я ответил в том же прононсе: – Ещё как! С песней ждать буду Мишу и с ним на реке искать перекаты! – Мы поняли друг друга и обменялись улыбкой. Надежда в тайге только на себя и только на случай. Однако в журнале подпись поставили. Экзамен сдал, экзамен принял.
      Наташа, узнав мою перспективу, тревожно заглядывать стала в глаза. Но я грудь колесом: – Что ты, что ты! Не впервой! – Хотя предприятие смущало, как-то всё оно будет... Забрался в седло, прощально вознёс руку, одарил Пенелопу улыбкой. Натка крутанула хвостом, и мы по берегу зарулили в тайгу.
      Не ожидал, но страшилки давали о себе знать. Мерещилось всякое, а в подозрительных кустах я истошно вопил почему-то «ура». Наваждение изводило и, чтобы отвлечься, разглагольствовать стал про футбол, про комаров и геополитику. Ната увлечённо слушала меня, стригла ушами, но на повод реагировала и в реку шла без капризов. Так в познавательном тандеме к вечеру мы нагнали отряд. Нас ждали, предупреждены были по рации.
       Посидели у костра, ввели меня в курс дела. Потом я накормил Нату овсом, постирал портянки, наточил топор, забрался в спальный мешок и уснул как убитый… Утром костёр, завтрак – всё по-деловому. Ребята в маршрут, у меня заботы свои. Для начала за Наткой пошёл. Стреноженная она запуталась в кустах, и, завидев меня, утробно заржала. Я распутал её, приласкал, накормил, напоил. Потом стал сворачивать лагерь, седлаться.
      Тут Натка озоровать стала как ребёнок. Седло ей не нравилось, и поэтому она пучила брюхо. Но я-то не лыком шит! Коленом туда, она вздрагивала, и это был тот момент, что б затянуть ей подпругу.
      А уж когда навьючил и сверху нагрузил ружья ребят, то это не лошадь была, а самоходная установка залпового огня. Хотя сам движитель грозным не казался, больше жалкой, обиженной судьбой. Но мы верили в дебют, и это призывало к смирению, начались будни каюра. Кроме лагеря под контролем была и подбаза, она располагалась в зимовье для охотников. Там всякая разность – мешки, ящики, аварийный запас провианта, того же овса.
      Избушка стояла не близко. Ходили туда по затёсам, реже по тропам, иногда по крокам. Речки, когда вброд, когда вплавь и не без происшествий, особенно однажды. Течение вынесло нас к яру, где стремнина, глубина и крутой выход на берег. Нату пустил первой. Она выбиралась натужно, скользила на глине. Вдруг опрокинулась и рухнула в воду. Испуганное ржание, волна, брызги. В панике задрыгала ногами и чуть не достала копытом меня. Потом я долго прикидывал, а могла ли ненароком убить… Риск становился будничным. Но угнетало другое, нет с миром связи. Что там? Война? Катаклизмы? А Наташа?!
      Аэрофлот упростил нам жизнь, в экспедиции базироваться стал вертолётик, мобильный как блоха. С ним появлялись продукты, газеты, почта, когда топограф прилетит, когда начальство нагрянет. Садился ближе к палаткам, иногда на подбазу. Вот там и произошёл с ним конфуз. Приземлился штатно, но взлететь не смог. Нужен был ассистент. Я оседлал Нату и мы поспешили на помощь.
      Фигурант заждался и был мне несказанно рад. Ещё бы! Летать над тайгой и быть в тайге – две сути разные. А вообще, он оказался простым как табурет, без чванства авиатора. Он и летал без регалий, по-простецки, в трико да майке. Одним словом – Иван... Закурили. Помянули баллон с сжатым воздухом, который сдох так некстати, определили алгоритм. Нату привязал поодаль, чтоб не падала в обморок. Сам ухватил лопасть винта и по кругу бегом. Как разгонюсь, Иван вопит: – Бойся! –  Я носом в траву… Увы! Снова хватаю лопасть, снова бегу, и так кто кого... Наконец двигатель чихнул, плюнул чёрным дымом и раскрутил винты.
      С этих пор Иван стал моим полпредом, а мы с Наташей писали доверительные письма. Я на этикетках сгущённого молока, она на канцелярском формате... Конверты Иван вручал мне в руки, но иногда сбрасывал вымпел. И банка с хвостом из полотенца была как звёздочка с неба. Меня распирало от впечатлений, я секретничал с Натой, рассказывал о девушке – как я её, как она меня.
      Изводился любовным томлением и только кровососы возвращали на землю. Особенно гнус. Он как пыль, сядет не заметишь, а укусы бульдожьи, рваные в кровь. И он всюду! В голове, в бороде, даже в нежные офшоры проникал через сапоги и портянки... А комары?.. Тайга от их шалмана звенит! Мне спасением были репелленты, а Нату спасала только ночь. Я разводил дымари, и она спокойно дремала. Ну, а в работе ей доставалось сполна. Отмахивалась хвостом, лягалась, фыркала, головой тёрлась о мою спину. Это был сигнал, и я рукавицей сгребал с неё паразитов. Прикол, когда закуривал, то и она тянулась к сигарете, вдыхала сладкий в ностальгии дым.
     Ходили по затёсам на деревьях… Топор в тайге вообще первейший инструмент. Лесину свалить, палатку поставить, банку открыть, карандаш заточить. Им же я оставлял на деревьях затёсы.
      Свежая метка виделась далеко, по ним могли нас найти, и мы сами возвращались в исходную точку. Но однажды метины я потерял. Куда идти? Растерялся, сел на валёжину, закурил. Ната потопталась, взбодрилась дымком и без команды пошла. Мне хватило ума ей не препятствовать, шествовать следом.
      Скоро затёски нашлись, там и лагерь. Ура-бис-браво! Я не выдержал, поцеловал Нату в лицо.  Она расчувствовалась тоже. Свою грустную голову положила мне на плечо, сладкой парочкой так и стояли.
      Если без пристрастий, то Ната обыкновенная колхозная труженица. Но когда я забирался в седло, мы становились индейскими апачи! У мачо ружьё за спиной, нож в сапоге, ковбойский накомарник, а мустанг, как положено, гарцует и жуёт удила… Ещё бы медведь не портил всю благость картины. А кучи его только в руки не брал. Если свежая, значит он где-то поблизости бродит. А уж если Ната нервно всхрапнёт – это сигнал. Я перевоплощался в идиота и вопил угрожающе урраа. Зверь ура слышал, впечатлялся... и уходил.
      Но с ним виделись мы редко, издалека, и только раз угораздило нос к носу… Шли с подбазы, припозднились и в ельнике застала нас жуткая гроза. Ливень обрушился стеной. Коротким поводом я привязал Нату к ёлке и нырнул ей под живот... Темень, вода хлещет, ветер гнёт деревья! Яркая вспышка! Молния! Что это?.. Медведь! Скукожился, бежит к нам под ёлку. Я ошалел. И тут же оглушающий гром. Это был шабаш в преисподней, и медведь в адской круговерти исчез. Куда? Искать мы не стали... Грозовой фронт наконец удалился, надо следовать дальше, о медведе старались не думать.
      Но от него никуда было не деться. Хозяин! Он бродяжил, контролировал нас, и бывал порой близко. Какого рожна?..  Днём людей избегал, ночью тоже обходил дымари, но в отсутствии нас был бесцеремонным. Забрался в лагерь и разодрал все сумы. Зачем? Их расстегнуть можно! А теперь мне браться за нитки, за крючок, за шитьё… Нет, интеллигентом он не был, поэтому я был на стрёме – чуть-что сразу же урраа. Ната тоже через эти вопли заряжалась мажором, но однажды опростоволосилась.
      Дичь, будь то боровая или водоплавающая, не боится человека верхом. Нет рефлекса опасности. И контакт с птицей случался до наивного близко. Вот и тогда капалуха с птенцами не уступала нам тропу. Категорически! С криком и хлопаньем крыльев ринулась в атаку на лошадиную голову. Ната испугалась, шарахнулась в чащу. Капалуха с детками прошла, а мои штаны в клочья. И это к тому, что исподники уже были в хлам. Через лохмотья я сверкал имуществом как на рынке – бери не хочу.  Перед лошадью стыдно! А кровососам какое раздолье?!.. Конечно, передал заявку на базу и день обновления знал наперёд. Ждём-с!
       Лагерь располагал я всегда у воды. Сварить еду, помыться. Опять-таки эстетика – душа её просит. А в этот раз, обнаружил поодаль тихую заводь, где уточки кормились, а когда дремали клюв под крыло. Соблазн был... Подъехал верхом... Утки сидят... Так же верхом выстрелил. Зацепил пару селезней и всё так же верхом сплавал за ними... Конечно это не охота. Это как в погреб за картошкой спуститься, но удаче я не заглядывал в зубы.
        Ребята теребили уток, а у нас профилактика. Завёл Нату в реку и своими лохмотьями драил её как мочалкой. Последним жертвовал! Изгрызенная паразитами она отдавалась мне беззаветно. Шумно вздыхала, оглядывалась и я видел какой для неё это был кайф. Накупались, наплескались. Рвань закинул в кусты и без ничего, как дитя природы, стал ожидать вертолёт… Сижу на берегу, а в голове сумбур. Наташа кончает практику, и что – сразу домой?! Тут что-то не так происходит. А вдруг это затёс на светлое будущее?
       Вертолёт был неожиданным. Ещё бы?! Тишина, бабочки, а тут чертовщина с грохотом барражирует над головой.  Ната ополоумела, рванула в тайгу, я за ней. Да, где уж там, только ободрался в кустах!.. Понятно, что вернётся, и я не паниковал… Выбираюсь к лагерю. Уже вижу из кустов всю нашу компанию. Парни разгружают мешки, Иван разминается, а в сторонке стоит, озирается... Наташа!
        Сама прилетела. Умничка! Но я-то наполовину голый. Быстренько скинул рубаху, в узел завязал горловину, просунул ноги в рукава, а подол стянул на поясе. Вроде прикрытый пока стою, но стоит шагнуть, как всё расползается и опадает осенним листом. Наташа аукает, зовёт. Ребята тоже горланят, из ружья даже пульнули.
       А я сижу в кустах и понимаю, что показаться таким не могу, чересчур эпохальным будет явление...  Я Наташу вижу, она меня нет. Она зовёт, я не смею откликнуться… Ага! Ванька стал собираться и пассажирку сажает в салон. Это капец… Вертолёт прогрохотал над головой. Я взвыл от обиды, вбил в колено тоску-кулак. Прощай Наташа! От слезы не удержался, жизнь дала трещину.  Сзади услышал топтание копыт, конская голова потёрлась о спину и шумно вздохнула. – Ну здравствуй, Наташа. Набегалась? Успокоилась?.. Давай вместе покурим.