Хасбанд и его вайфа

"Нет повести печальнее на свете…"

Жил-был певец с восточными корнями, такой бюль-бюль, что дальше некуда. Обличье слащавое, волосы напомаженные, глаза с поволокой – про такие говорят: "бл...ские".
     Но главное - голос. Тембр - специфический. Ни у кого такого нет. И не предвидится. Даже не надейтесь. Около-баритон - редчайший среди мужских голосов, две октавы полноценного однородного звучания с регистровыми переходами, терцина – сверху, терцина – снизу и диапазон возможностей для исполнения запредельных нот.
     Поначалу его тембр пытались втиснуть в привычный голосовой ряд, поняли – "не всовывается" и оставили неблаговидное занятие. Впрочем, это было единственное из природных достоинств бюль-бюля, которое куда-то там не встраивалось.
     "Восток – дело тонкое, а где тонко, там и рвётся", - учили нас в институте. Сопромат называлась эта наука. Ну да ладно - я рассказываю вам о голосе, а не о Передней, пардон, Азии.
     Слушая его, даже у мужчин пробуждались эрекционные поползновения. Что уж говорить о женщинах, чувственный атавизм которых разнообразен до умопомрачения! Описание оного не передаётся словами, хотя сплошь и рядом его пытаются иллюстрировать в беспомощных поэтических потугах разнокалиберного верлибра.
     Композиторы писали для бюль-бюля божественные мелодии, поэты пыжились соответствовать (у некоторых даже получалось), почитатели таланта носили на руках, проще говоря, боготворили. Он купался в лучах славы, как в бассейне – том, что расположен супротив Большого Театра. Купался, как проклятый – с утра до глубокой ночи. Без устали и перерывов, не забывая при этом того, что зовётся личной жизнью.
     Вопреки современным поветриям ему нравились женщины, причём всякие, но больше всё-таки блондинки. Блондинки – они такие: нравятся всем мужикам без разбора, и ничего с этим не поделаешь – природа. Она - мать её! - этих блондинок производит пачками, как вакцину только для того, чтобы олухи теряли дар речи.

Жил певец в особняке похожем на дворец нефтяного шейха, типа Сечина. И пришёл однажды к нему очередной поклонник его творчества.
     Не один пришёл - с женщиной.
     Глянул бюль-бюль на эту женщину – и, разумеется, потерял дар речи, ибо была она блондинкой, такой же неординарной, как его тембр.
     - Кто она вам? – спросил бюль-бюль, как только вернул потерянный голос.
     - Вайфа, - скромно потупившись, ответил поклонник, - а я - её хасбанд Серёжа.
     - Симпатичная, - сказал бюль-бюль, рассматривая вайфу.
    - Да что вы - просто красавица! – воскликнул посетитель. – Она, если хотите знать, даже конкурсы красоты игнорирует, так как её участие обессмысливает любые состязания. Так что – пользуйтесь, она того стоит.
     - Вы что же хотите предложить её моему интимному вниманию?
     - Именно, - ответил хасбанд. – Любострастие – упоительное занятие, тем более с такой обворожительной особой, как моя вайфа.
     - И вы вот так запросто предлагаете мне свою супругу?
     - Что значит запросто? - возмутился хасбанд. - Что значит запросто? Напротив – с пиететом, уважухой и всяким иным преклонением перед вашим несравненным талантом. Ибо не нахожу иного способа воздать вам должное. Вы для меня волшебник, маг. – Фамилия бюль-бюля начиналась с этих трёх букв, но это так – к слову.
     Что красит женщину? Стати. И потому -
     - Пойди, золотце, в соседнюю комнату, разденься, - попросил хасбанд вайфу.
     И пока она отсутствовала, нервно перемещался по комнате, не находя себе места. Бюль-бюль сидел в кресле недвижимый, как статуя. И молчал…
     Наконец, она вернулась – вся, как есть голая, прикрывая ладонью раздвоенный цветок юности, выражаясь языком Апулея, которого Пушкин, как известно, читал охотней Цицерона. Две тысячи лет прошло – Апулей не меняется – тот же.
     Что за жизнь сволочная пошла! Время, вперёд! Вперёд, Время!
     Свиридов! Ниредэ Свиридов? Гиде?
     Хасбанд тем временем расхваливал вайфу.
     - Ни одного изъяна, - сказал он. - Алмазный фонд, а не женщина. Оружейная палата… Ага, ещё раз повернись – теперь в другую сторону… Сокровищница Эрмитажа…
     Так что, дорогой маг и волшебник, оставляю её вам на время, которое вы определите по собственному желанию – год, два или три – как найдёте нужным. Восхитительного вам времяпрепровождения…
     - Нет! – вскричал бюль-бюль. – Только не это! Посидите в соседней комнате, подождите, а потом уведёте её с собой – мне одного раза достаточно. Как говорится, выше крыши.
     - А ей? – возмутился поклонник. – Вы подумали об этой прекрасной женщине? Для неё один раз – типа подачки с барского стола – оскорбительней некуда.
     - Ах, да причём здесь подачка, - сказал бюль-бюль. – Идите сюда.
     Он подвёл его к балюстраде. Хасбанд глянул вниз и увидел помещение размером с зал Дома Союзов, битком набитый праздными женщинами. Одетые, полуодетые и просто раздетые, они слонялись по огромному пространству, не находя себе ни пристанища, ни должного занятия.
     - Это чужие вайфы, оставленные мне для потехи, - пояснил бюль-бюль.
     - Ни хера себе! – вскричал хасбанд Серёжа.
     - Вот то-то и оно, что "ни хера", - печально промолвил истинный орфей.
     - Это что же получается, что они - я имею ввиду мужей - воспользовались случаем и оставили своих жён вам?
     - Получается так. В знак уважухи и преклонения.
     - Без уважухи нельзя, – согласился хасбанд. – Как же без уважухи? Ещё Пушкин писал: "он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог".
     - Вообще-то Пушкин вложил иной смысл в эти слова, - сказал бюль-бюль, явив отменное знание русской классики – вот те и южанин! "Евгений Онегин" был его любимым произведением.
     - И на какой срок вам оставили этих женщин - на веки вечные?
     - На вечные или какие иные времена сказать трудно, я всё-таки не благотворительная организация, но вот, что удивительно: не хотят они уходить, слышать не желают!
     - И сколько здесь этих вайфок?
     - Точно не скажу, уж слишком они непоседливы – только в туалет очередь с километр, но сотен семь точно. И каждая мнит себя Эвридикой…
     Вопрос: что мне с ними делать?
     - Неужели не знаете? – хмыкнул почитатель. – Подсказать?
     - Не надо. Всё, что можно, я уже сделал, - гордо ответил бюль-бюль. - Дальше - что?
     - Выгнать! – вскричал хасбанд. – Всех! Единым махом!
     - И вашу тоже?
     - И мою взашей – чем она лучше? Хотя…
     - Вот именно, - сокрушённо произнёс бюль-бюль, - вот именно. С таким многочисленным гаремом мне не справиться. - И доверительно сообщил: - Я руки на себя наложу. От безысходности. – И пропел: "Позор… тоска… О, жалкий жребий мой!"
     - Я вам сочувствую…
     - Что мне ваше сочувствие!
     - И, тем не менее, входя в ваше положение, отменяю своё решение насчёт вайфы и отбываю с нею восвояси.
     - Спасибо! – вскричал растроганный бюль-бюль и кинулся к нему на шею. Они обнялись, по-восточному растворились в дружеском объятии, не удосужившись глянуть на вайфу.
     А зря: глаза её полны были ненависти.