Скорая. Чудеса

Чудес тоже хватало. Вот одно. Появился у нас в арсенале препарат такой успокаивающий, оксибутират натрия называется. Хороший препарат, успокаивает хорошо, улучшает стойкость тканей, в том числе мозга, к гипоксии, привыкания почти не вызывает. На бригадах он всегда был и нам, линейным время от времени перепадало. При шоке, сердечной и дыхательной недостаточности, иногда при черепно-мозговой травме, ещё кое-когда применяли, хороший препарат. Но как любой успокаивающий, он по определению усиливает действие не только обезболивающих, но и наркотических препаратов, включая алкоголь. А вы что подумали, спиртное – это счастье в красивых бутылочках? Проспался и как рукой? Попробуйте алкоголика вылечить, посмотрю я на вас. Он только действует медленнее, но тоже наверняка, не сомневайтесь. Есть нюансы, конечно, как везде. Лица кавказских национальностей, например, не спиваются. Но так ведь и индусов конопля не берёт в отличие от нас грешных. Опять отвлёкся.
И повадились некоторые фельдшера наши, да кое-кто из докторов, из тех, что слабоваты на выпивку, делать такую хитрость. Раньше как было, смена кончается, они "для снятия стресса" выпивали маленько, да и развозили их по одному, по два по домам, если на вызов по пути. Но выпивон тот дороговато выходил с фельдшерской-то смешной зарплаты. Придумали наши умники водочку или спиртик сэкономленный с оксибутиратом мешать. А дозу при таком коктейле оптимальную подобрать довольно трудно, плюс ещё с ночи, усталые. И стали они чуть не от 50 грамм водочки или разведёнки с добавкой препарата в осадок выпадать, кто на два часа, а кто и больше. Таких в комнате отдыха, которая днём обычно пустует, укладывали на кроватку в дальний угол и не тревожили, покуда сам к жизни, к людям не вернётся и домой не запросится. Ну спит человек со смены, умаялся за сутки. Да и разобрались не сразу, чего их Морфей так не по детски одолевать стал.
А в ту пору закончилась небольшая стройка на нашей станции. Гараж тёплый возвели для машин шоковой и кардиобригад да комнату отдыха вторую сделали в цокольном этаже. В одной уже тесно стало, девчонки-фельдшера иногда по двое спали. Хоть и какой там сон – ну по сорок минут, по часу дёрнуть и то только после 2-х ночи после целого дня на ногах-на колёсах, это максимум, но всё же легче. Не раздеваясь опять же, только что халат на крючок, да боты снять.
В той комнате отдыха, когда стены красили, ещё отопление не провели, потом уже батареи приделали, так они некрашеные и висели, никому не хотелось вонь на смене нюхать. Так вот эти орлы, дерябнув оксибутират-коктейля, быстренько-быстренько спускались в цоколь от глаз начальствующих подальше и затихали там.
Случилось всё зимой, морозы стояли под тридцатник и за, в цоколе было не холодно, не жарко, нормально. Один из любителей коктейля угомонился после смены на кроватке, что вдоль чугунной батареи отопления стояла, как был, в рубашечке и штанах. Батарея на стене невысоко, рядышком. Но видно намёрзся парень за ночь, прислонился спиной к рёбрам чугунным, да так и уснул крепким сном. Медикаментозным. Спал долго, часа три говорят. А проснулся от жгучей боли в боку – авария с пожаром приснилась. Подлетел с коечки, понять не может почему спину да бок печёт так, огня-дыма нет, рубаха целая. Наверх метнулся к зеркалу. Глянул, а там, где он к батарее организмом прислонен был – полосы чёрные. Девочки из диспетчерской что в конце коридора увидели такое дело, подумали что сажей где-то запачкался, смеяться давай и по громкой связи ему: "Витя, ты у нас теперь тигр! Свой, домашний". А тому не до смеха – болит, ломит уже сил нет, похмелье опять же. Он к ним, посмотрите, а у него на боку мясо горелое чёрное. Тут уж всем не до смеха стало.
Как так, батарея та не особо горячая. Повезли в травму к нам же, больницу скорой помощи, тогда ещё ожоговых центров кроме столиц нигде не было. Прояснили ему обстоятельства его печалей: если очень долго лежать плотно к источнику тепла даже такого как батарея отопления, то ткани прожариваются как при ожоге пламенем, только глубже. Лечили долго его, сгоревшие рёбра даже до половины стамеской срубали, потом ждали пока грануляциями вся поверхность затянется, потом кожную пластику делали. С полгода маялся, не меньше, отощал, ослаб, он и так был не богатырь. Полосы остались эти навсегда, сначала багровые, потом посветлели потихоньку. Кожу на пластику с ног выше коленей брали, там тоже полосы. Потом на курорт отправили, восстановился, на работу опять вышел. Принимал на грудь, конечно, понемногу, но с оксибутиратом уже не баловался. Так к нему и пристало – "Тигр". Я эту красоту его видел, когда он в ожоговом лежал. Имя я, как всегда, изменил, а "Тигра" куда денешь?
Ещё помню одного чудесного. Прибыл он к нам из Казахстана, из первой волны освоения сибирской земли уроженцами Средней Азии. То ли из Кустаная, то ли из Целинограда, врать не буду. С семьёй приехал, основательно. Тоже представительный такой, солидный, обходительный в чистом почти новом отглаженном халате, не чета нашим одёжкам. Русский хорошо знал. И ездил он на вызовы обязательно в своём красивом таком высоком накрахмаленном колпаке. Работает, на вызовы ездит; месяц идёт, другой. Но пополз слушок, что он с наших бабок больных сердечниц, с гипертонией, с астмой деньги цедит. Не поверили сначала на смене – ну сроду такого близко не было, чтобы деньги с больных тянуть. Бывало, ну очень изредка, что родственники на прощание баночку маленькую с домашним вареньем мало не силком в карман пихнут – чайку попить вам на смене, девочки. Но чтобы доить!
Решать вопрос всё равно надо, мало ли что бабки шепчут. Обслужил как-то этот доктор вызов, вернулся, отдыхает до следующего. Старший врач смены по-тихому, как бы на ужин поехала, в машину, да шасть на тот адрес, да с вопросами бабушке: как здоровье, да  как лечение, помогло ли. А та простая душа всё и выложила. Дескать доктор ну такой хороший, такой заботливый да обходительный, кроме тех лекарств, которые у него в сумке, нашёл ещё своё, сильное, из кармана нагрудного достал, которое за свои деньги ране в аптеке купил специально для таких как она больных, и так ей после того укола хорошо стало, так легко. Но пришлось ей доктору, ясное дело, за это лекарство свои три рублика то отдать – потратился человек, надобно возвернуть, чтоб всё по справедливости. А пенсия у той бабани на всё про всё 56 рублей. Старшая на стол смотрит, там по уставу ампулы использованные пустые оставлять положено. А никаких там особенных лекарств, кроме тех, которым у каждого линейного врача или фельдшера в ящике быть положено, и нет. Один импортный препарат, правда, ампула красивая, с точкой, но он у всех есть. В следующую смену она ещё два раза у этого "специалиста" по следу прошла, опять подтвердилось.
Тут профсоюзное собрание очередное. Вывели этого друга на чистую воду перед всем коллективом. Каялся он, клялся, бога своего поминал. Поставили на вид, чтобы шума не поднимать, не выносить грязь на всеобщее. Трудится дальше.
Но вот однажды с вызова наш лекарь вернулся в комнату отдыха поздно ночью, халат свой повесил, колпак накрахмаленный наглаженный аккуратно на столик поставил, прилёг, задремал. На вызов его диспетчер поднимает тихонько, чтобы других не тревожить, он встаёт, халат на себя. А где колпак? Туда-сюда – нет колпака. Ругнулся по-своему, некогда искать, ехать надо, решил в туалет завернуть перед выездом. Заходит, а в унитазе несмытом колпак его пребывает, грустный такой, намок, оплыл уже весь. Вытащил он его, оглядел, к диспетчерам. А тем другого дела нет кроме как за колпаками следить, плечами пожимают. Бросил он свою гордость и красу в сердцах в мусорное ведро, уехал на вызов.
И такая вот незадача стала происходить с ним, вернее с его любимым колпаком, с завидной регулярностью. Он уж и смену менял, и в отпуск ходил, и выслеживать злоумышленников пытался, ничего не помогло. Год доработал, так и уволился. На Центральную хотел устроиться, но и там не взяли – город наш маленький, всего-то миллион с хвостиком, все на виду. Так, говорят, и вернулся к себе на родину. Не прижились восточные традиции на грешной сибирской земле.
Помню ещё свой вызов один, интересный. Диспетчер бланк выдала "сломал ногу на улице" и адрес, точнее только номер дома. Едем. Декабрь, холодина жуткая, туман с гарью над землёй висит, утро раннее, седьмой час утра. На магистральной улице сталинские пятиэтажки мрачные в ряд стоят, окна сквозь туман морозный тускло светятся. Номер дома тот. Вышел из машины. Пострадавшего нигде не видно. Люди полусонные по тротуару идут, троллейбусы, машины по улице едут. Обошёл дом кругом – нет никого, все здоровые только, все на своих ногах, никто не хромает даже. Может увезли уже больного на попутной? Решил зайти в парикмахерскую согреться малость да спросить, может видели. Постучался, захожу, тепло, парфюмерией – не продохнуть, ляльки-парикмахерши по залу летают, глазками стреляют, улыбаются. Все в халатиках лёгких, у некоторых нескромно так они распахиваются на лету. Спрашиваю про своё. Они смеются и отвечают: "Вы на улице под окнами хорошо посмотрите". Выхожу, смотрю, никого. Пригляделся, под каждым окном первого этажа приямок для окон цоколя или подвала, кроме одного все закрыты железными решётками. Подхожу к незакрытому. Свет бьёт из окна в глаза, не видно что внизу. Окликаю" "Есть кто?" Снизу стон. Ну слава богу, нашёлся. И что теперь? Там метра два глубиной, как доставать? Пошёл опять в парикмахерскую, звоню на базу, спрашиваю совета. Они мне: "Сейчас пожарных вызовем. Они достанут. Стой на месте, мигалку включи." Всё правильно, минут через десять буквально прилетают пожарные под сиреной, опускают вниз лестницу, один спускается вниз, кричит: "Я не могу ему ногу вынуть, она сломана и её под решёткой внизу завернуло и зажало, а человек своим весом решётку сверху придавил. Придётся всё вместе доставать." Попыхтели ребята, вчетвером еле вытащили страдальца вместе с этой здоровой железякой, здесь я уже помог им сломанную повыше лодыжек ногу высвободить, повязку, шину наложил. Перелом открытый. Пока мы трудились, пострадавший между стонами и вскриками всё лахудр каких-то поминал. Я поинтересовался уже в машине, что за лахудры такие, но мы уже приехали, не до разговоров, там рядом.
Больного сдал травматологам, шину подменную забрал, вернулся на подстанцию. Девчонки в диспетчерской смеются: "Ну как, Бузунов, вытащил потерпевшего?" Я рассказал всё, как маялись доставали, а те улыбаются, хихикают, довольные. Я спрашиваю, что весёлого? Человек ногу сломал, мог вообще там убиться и замёрзнуть, а вы цветёте. Тут они мне и рассказали предысторию "полёта" этого самого "шмеля" - у одной из них в той парикмахерской подружка работала.
Оказывается, мой пострадавший малость с причудами – очень любил за женщинами подглядывать. А парикмахерши совсем поутру, ещё до открытия, себя в порядок приводят, перышки чистят, завиваются, подкрашиваются. В неглиже многие для удобства. А что, дверь на замке, все свои. Но повадился этот любитель женского тела за ними в щелки между шторами по утрам подглядывать, да в окошко постукивать, чтобы на себя внимание обратить. Не знали как от него избавиться. А подруга одной из тех парикмахерш у нас диспетчером, она то и надоумила их одну из решёток, которые приямки под окном закрывают, на край подвинуть. Сказано – сделано. С вечера втихаря подвинули.
Утро раннее, летают девахи по залу как бы ни о чём, прихорашиваются. Вдруг слышат – затрещало, загремело что-то за окном. Выглянули на улицу: ага, попался наш любитель. Позвонили на Скорую как бы не при делах, ну а дальше вы знаете. И коварный же народ эти женщины...
Ещё из тех чудес "симптом антенны" вспомнил. Приезжаю как-то с вызова, сильно за полночь уже, вечерний вал вызовов схлынул, почти все машины на подстанции. Сентябрь, лист с деревьев падает, прохладно. Фонарь сверху обычный уличный, двор освещает неярко. На высоком крылечке Скорой шофера стоят, покуривают, перед ними машины в ряд плотно стоят наготове, побольше десятка. Тогда как раз новые РАФы пришли с большими лобовыми, красивые, радиофицированные, с антеннами.  Я собрался уже внутрь заходить, а один из шоферов мне: "А вот слабо тебе доктор угадать в какой по счёту лайбе сейчас любовью занимаются." Я: "Конечно слабо, машины то закрыты, стёкла матовым закрашены. Да и какое мне дело". "А посмотри внимательно." Я посмотрел ещё раз, ничего не увидел. Машины как машины стоят, света внутри нигде нет. Опять они меня пытают: "А вот какие ты, к примеру, симптомы знаешь, склифософский?" Ну я им назвал несколько из хирургии, неврологии. "Нет, это не то, есть ещё один, из сексологии. Очень важный симптом – "симптом антенны" называется". Я плечами пожал. "Вот, смотри внимательно на антенны машин." Смотрю: все спокойно торчат, а одна плавно так слегка покачивается. "Есть, говорю, такое дело. В шестой от нас машине. И кто ж там упражняется?" "Да Костян свою законную на смену опять припёр. Она уже на сносях прилично, а всё оторваться друг от друга не могут, сутки без этого дела невмоготу перетерпеть. Они живут тут рядом совсем, потом провожать пойдёт, отпросится у диспетчеров." Я до конца "сеанс" досматривать не стал, пошёл бланк вызова сдавать, шприцы менять, потом прикорнуть прилёг сколько судьба вырешит. Но "симптоматику" эту на ус намотал.
Всякие на Скорой чудеса бывают, и весёлые, и не очень. Хорошо хоть тот самолёт, что с пилотом-камикадзе в кабине за тёщей охотился, на соседней улице в дом воткнулся. Небольшой такой местный "9.11" случился в исполнении старого кукурузника и панельной пятиэтажки. А мог бы и в нас, самолёты они такие.