Афган. Новогодний подарок

Приближался Новый год. Зимние дожди в Афганистане не являются большой редкостью, и заканчивающийся год не стал исключением. Степи набухли от излишней влаги и стали серьёзным препятствием для бронетранспортёров. При отличных боевых качествах этих машин они всё-таки увязали, заставляя офицеров вспоминать всех матерей на свете и приветствовать их отборной бранью. В конечном итоге при планировании операций бронемашины в расчёт не брались, прорабатывались пешие варианты передвижения. Разведчики рассчитывали только на себя и таскали тяжёлое снаряжение на плечах, глубоко утопая сапогами в жидкой холодной земле.
Перед Новым годом засады не планировались. Перевалы позаносило снегом, и передвижение караванов застопорилось. «Духи» тоже получили передышку и попрятались в отдалённых кишлаках, либо зимовали в Пакистане.
Разведчики отдыхали, набирались сил. Офицеры знали, что отдых продлится недолго – недели полторы-две, не больше. Потом они опять пойдут в засады или будут совершать внезапные нападения на кишлаки. Но всё это будет потом, а пока – отдых, праздник, расслабуха.
Зимой не отдыхают и работают без передышки только печки-буржуйки. Они круглосуточно топятся и почти всегда стоят румяные, источая в палатке душно-вонючее тепло. Но это, все-таки, лучше, чем мёрзнуть в засадах многие часы.
К городку, где базировались спецназовцы, подтянули мотострелковый полк, и разведчики стали не одиноки.
Скрытая неприязнь между родами войск присутствовала, но разведчики отличались миролюбивым характером, поэтому жизнь в городке протекала, можно сказать, сравнительно спокойно. Некоторые офицеры обоих подразделений даже подружились. Мотострелки имели в городке некоторое преимущество: у них имелась медсанчасть. Заведовал ею усатый капитан по фамилии Мельниченко. Его хозяйство располагалось в двух больших палатках и одном кунге, снятом с автомашины. В подчинении капитана был хирург и несколько медсестёр. По меркам войны это было уже кое-что и немного сверху. Так оценил ситуацию однажды Паша Лисичкин. Правда, женщины-медики не являлись образцом морально устойчивых особ, и за ними тянулся длинный шлейф всевозможных сплетен. По одной из версий следовало, что медсёстры приехали в Афганистан подзаработать. При этом не имелось в виду, что они, как и все остальные, будут получать в Союзе два оклада и один здесь, под Кабулом, в виде чеков. Речь шла о совершенно другом заработке. Они, якобы, отдавались офицерам за один-два месячных оклада в чеках, так как рублей здесь, естественно, не водилось. Деньги остались в Союзе. Но, как бы то ни было, отсутствием внимания со стороны мужской половины медсёстры не страдали.
За неделю до Нового года подмёрзло, и пошёл снег. В некотором приближении погода смахивала на российскую. Все, кто был в палатках, высыпали наружу.
- А я что говорил? На Новый год обязательно выпадет снег. Вспомнили? – восторженно проговорил Паша Лисичкин.
- Не убеждай нас, Тихий, что ты предсказатель. Просто угадал, совершенно случайно.
Настроение у разведчиков было приподнятым, они радовались, как дети, наблюдая, как падают крупные пушистые снежинки.
- Угадал – не соврал, - заметил Паша и осторожно сгрёб снег огромными ладонями. Подержал немного и стал мять его, с хрустом прессуя в комок. Потом резким движением руки запустил снежок в Морина. Семён увернулся, снежный комок ударился в прорезиненную ткань палатки и разлетелся вдребезги.
- Мужики, надо подумать, чем мы спрыснем новогодний праздник, - озабоченно произнёс Новиков, заглядывая в лица друзей.
- Шампанского нет, а праздник встретить хочется по-настоящему. Чтоб зазвенели стаканы после мудрёного тоста нашего Философа. Ох, как хочется! – закончил коротенькую речь Новиков.
- В чём проблема? – спросил Семён, кивком головы указывая на палатки медиков. – У них всегда есть.
- У них-то есть, да не про нашу честь, - удручённо протянул Новиков.
- Какая тут может быть безнадёга? – Лисичкин, как обычно, выразил крайнее удивление.
В бытовых вопросах для него проблем не существовало. Он мог достать, словно из-под земли, казалось, всё что угодно
- Есть наводка – будет водка! – тут же сочинил рифмованный лозунг Паша, убеждая друзей в очередной раз, что в быту – не в бою, непреодолимых преград не бывает. – Устроим переговоры со старлеем Шпаком. Мировой мужик, как я.
Разведчики повеселели, заулыбались.
- И такой же хвастливый? – не удержался Суванкулов.
- Не перебивай, - отмахнулся Паша.
Его мозги зашевелились в нужном направлении.
- Они, тёти-моти-стрелки, штык им в задницу, научились гнать самогон. Думаю, одолжат по такому случаю, не пожадничают. А наш старшина в обмен на это цукора им подбросит, не обеднеет. Верно, говорю, спецназ?
- Ну, ты и голова! – восхитился другом Миша Новиков. – Ну, извилины! Только ты, Тихий, держи разговор правильно.
- Что значит – правильно? – с недоумением спросил Лисичкин.
- Видишь кунг?
- Понял, Слон, понял. Дальше можешь не продолжать, я догадливый. Именно с ними, с милыми сестричками, мы и встретим Новый год.
- Ну, головища! Это ж надо, мои мысли читает! – ещё больше поразился Новиков способностям Пашки.
- Только не переборщи раньше времени, - посоветовал Суванкулов. – Знаю я тебя, хвастунишку.
- Не учи отца подпрыгивать на жинке! – шутливо огрызнулся Лисичкин.
За час до Нового года собрались в палатке разведчиков. К такому решению пришли обе стороны.
В новогоднюю компашку сбились трое офицеров из мотострелков и четверо спецназовцев. Женщины были довольны. Втайне от всех Паша через почтарей добыл маленький кедр, и сейчас его зелёный красавец, увешанный всевозможными сверкающими безделушками, стоял в углу.
- И всё-таки пихта – лучше. Она пушистее и пахнет обалденно, - с сожалением заметил Семён.
- А ха-ха не хо-хо? – обиделся Паша. – Пихту ему подавай! Слетай к себе на Урал и притащи. В чём проблема? Слабо? Нет? Тогда сиди и сопи тихо в две сопелочки. Кедр ему не подходит, пахнет не так, - ворчал он незлобиво, и разведчики на него не обижались.
- Ладно, не ворчи, - тормознул показное брюзжание друга Семён. – Все мы знаем, что всё лучшее в этой жизни – у тебя. И всё, что ты делаешь – всегда правильно, не подлежит критике и сомнению.
- Мальчики, хватит вам ссориться по пустякам, - примирительно пропела медсестра по имени Галя. Она была хороша собой, но не настолько, чтобы поразить разведчиков своей красотой наповал.
- Обыкновенная баба – при сиськах и заднице, как и миллионы других женских особей на просторах нашей необъятной Родины, - выставил оценку женщине Паша Лисичкин уже после вечеринки.
Зато две другие женщины могли бы посостязаться на конкурсе красоты, хотя бы областного масштаба. Пока Коля Шпак, старлей из мотострелков, разливал самогонку по стаканам, они, наклонившись друг к дружке, о чём-то тихо шушукались.
- Горит? – поинтересовалась Галя.
- И горит, и растворяет, и прижигает. Горилка на все сто, – Шпак с гордостью похлопал по бутыли. – Мой старшина три раза перегонял. Специально по такому случаю.
До наступления Нового года успели опрокинуть не по одной порции огненной воды. Скованность исчезла, и разговор покатился, что снежная лавина с горы. В палатке висел дым коромыслом. Курили все, даже женщины, и никого из офицеров это не удивляло. Всем всё было понятно: война, кровь, грязь, желтуха, тиф, смерть. Этот набор щедро распространялся на весь ограниченный контингент без исключения, будь то мужчина или женщина. Только вторых всячески старались оберегать первые, и война для них имела менее страшные тона.
Через час поднялся такой шум и гвалт, что трудно было понять, кто с кем разговаривает и о чём.
Ровно в двенадцать часов все собравшиеся встали и с мощным криком «Ура!» неистово звякнули стаканам. Мужчины выпили залпом, а женщины медленно, маленькими глотками, не морщась, тянули гадко пахнущую жидкость, будто в их стаканах был налит сладкий сироп.
- Как так можно, Света? – скривившись, спросил у рядом сидящей блондинки узкоплечий капитан азиатской наружности. – Цедите сквозь зубы, как приятный эликсир. Бр-р-р! Ни в жисть не смогу!
- Женщины, к вашему сведению, всегда способны на большее, чем мужчины, - поучительно вымолвила захмелевшая Света.
- Ну, уж, конечно, - съязвил Лисичкин. – Орёте мамочку, когда надо и не надо. Ни одна баба пока ни разу ещё не рожала без криков.
- А ты сам рожал? – спокойным голосом спросила третья из присутствующих здесь медсестёр. Её звали Элла. Она держалась в компании уверенно, много не болтала и выглядела более эффектно, нежели её боевые подруги. Изредка она обводила всех сидящих изучающим взглядом и дольше всех её карие глаза останавливались на Семёне Морине.
Семён тоже несколько раз взглянул на Эллу в упор, и вдруг его осенило: она чертовски похожа на его бывшую жену. Тот же нос, такой же овал лица и чуть припухлые, сочные губы, из-под которых виднелись крепкие белые зубы. Больше всего поражали волосы. Элла разбросала их по плечам точно так же, как это обычно делала его бывшая.
«А делает ли сейчас? – вдруг задумался Семён. – Может быть, давно остригла волосы по просьбе своего возлюбленного?» Он мотнул головой, отгоняя прочь мысли и наплывший совсем некстати образ бывшей жены.
- Так рожал или нет? – повторила вопрос Элла.
- Не способен, даже если очень захочу этого, - разозлился Пашка. – Зато я знаю, когда у мужика кишки по земле тащатся, он стиснет зубы и молчит.
К разговору подключилась Света. Она не согласилась с мнением Пашки, зло выпалила:
- Видела я, и не раз, как мужики терпят. Царапнет иногда героя вскользь осколок, а у него уже слёзы на глазах, стоит бледный, вот-вот рухнет на землю и умрёт от страха.
Не успели женщины доспорить с Лисичкиным о том, кто же мужественнее переносит боль, как снаружи раздались выстрелы – одиночные и очередями. На лицах медсестёр появилось некоторое замешательство.
- Салютуют, - успокоил всех Марат Суванкулов, до сих пор сидевший в углу молчаливо.
- Идёмте, посмотрим, - предложила Элла. – Заодно и палатку проветрим.
Все дружно встали и направились к выходу.
- Задержись, - тихо шепнула Элла на ухо Семёну.
Он обернулся и посмотрел ей в глаза.
- Чего ты хочешь? – спросил он, не догадываясь о её желаниях
- Сегодня праздник из всех праздников, мой самый любимый, - интригующе проговорила Элла. – В этот день мне почему-то всегда хочется быть наедине с мужчиной, который нравится. Так я поступаю на протяжении шести последних лет. Сегодня мой выбор пал на тебя, Морин. Надеюсь, ты не возражаешь получить незабываемый новогодний подарок?
Кровь прилила к лицу Семёна. Он представил на миг, как целуют эту красавицу сразу несколько мужчин, но ему, к своему удивлению, не стало противно. Наоборот, горячая волна забытого возбуждения прокатилась по телу. Он спросил:
- Сколько чеков я должен буду тебе заплатить?
- Дурак! Не всё покупается и продаётся за деньги. Ведёшь себя, как обидевшийся юнец, ей богу.
Семён промолчал и вышел из палатки. Следом за ним покинула палатку Элла.
- Семён, ты что, бабу клеишь? – не удержался от любопытства Паша. – Хороша сестричка, ноги от ушей.
- Уже склеил, - усмехнулся Семён.
- За сколько?
- Бесплатно.
- Не вешай.
- Что? – переспросил Семён.
- Лапшу, говорю, не развешивай мне на уши, - не поверил Паша.
- В отличие от тебя, мой друг, я всегда говорю правду.
- Ну, ты и даёшь! – Лисичкин с восхищением посмотрел на друга. – Слушай, Семён, переговори с этой мадамочкой обо мне. Светка тоже классная шлюха, мне понравилась. Пусть шепнёт своей подруге на ушко о страждущем мужчине.
- Не шлюхи они, Паша. Не надо так о них говорить, - неожиданно для себя встал на защиту женщин Семён.
- Да ладно тебе. Солдатская молва – она не хуже малявы в уголовной среде. Но, если тебе неприятно их так называть, не буду. Ради бога. Только ты, всё-таки, переговори с Эллкой, пусть забросит Светке удочку. В долгу не останусь. А то я уж забыл совсем, как выглядят ляжки у Машки.
- Извращенец ты, Паша, что ещё можно от тебя ожидать? Бабник, одним словом, а это – болезнь, учти. Причём, неизлечимая.
- А сам ты кто? – недовольно огрызнулся Лисичкин.
- Дед Пихто, - буркнул Семён, заканчивая бесполезную перебранку.
Чёрное небо сверкало и светилось серпантином автоматных очередей и рассыпалось разноцветными огнями ракет.
- Ура-а-а! – слышались крики со всех сторон. Трещали автоматы, словно среди палаточного городка кто-то установил громадную швейную машинку и она, торопясь, сшивала рваные куски падающего неба. Стучали пулемёты и шипяще фыркали ракеты.
-Ура-а-а! Даёшь дембель! Даёшь долгожданный Союз! А-а-а! – истерично кричали все вокруг и прыгали в диком уродливом танце.
- А-а-а!
- Безумцы, не перестреляли бы друг друга, - забеспокоилась Элла. – А то и в новогодний праздник не дадут отдохнуть, придётся зашивать.
Неистовство людей, истерзанных войной, подогретых алкоголем, продолжалось недолго. Послышалась ругань и мат старших офицеров, вышедших из каменно-глиняной избушки – единственного в городке настоящего строения. Они выпустили несколько ракет поверх голов беснующихся людей, и это немного отрезвило обезумевшие головы. Два майора, размахивая пистолетами, стали оттеснять с открытого пятачка одуревших стрелков и загонять их в палатки. Те нехотя опускали оружие и, злостно матерясь, брели назад в вонючие резиново-брезентовые душегубки. Постепенно шумиха прекратилась, наступила тишина.
- Ну, так что, Семушка, идёшь со мной? – спросила Элла. – Или мне пригласить другого мужчину?
- Идём, - решительно заявил Семён и двинулся следом за медсестрой.
Они вошли в кунг, где обитали женщины. Элла взяла Семёна за руку и потянула за собой.
- Не волнуйся, сюда никто не войдёт. Сегодня моя ночь, - заверила Морина женщина.
- Здесь было тепло, и, в отличие от их берлоги, не чувствовалось привычной палаточной вони. Едва уловимый запах солярки и резины нейтрализовался какими-то ароматизаторами, известными, по всей вероятности, лишь самой хозяйке.
- Американский освежитель воздуха, - пояснила Элла, заметив на лице разведчика удивление. – Из Кабула привёз один знакомый.
В жилище чувствовалась женская рука, всюду царил порядок.
- Вот моя кровать, присаживайся.
Семён присел на краешек. Не увидев больше кроватей, он спросил:
- Ты что, всегда здесь одна? А где же остальные ночуют?
- Одна из нас каждую ночь дежурит, кровать не нужна. Для второй – вон там, за занавеской раскладушка, - как на экзамене, заученными словами ответила Элла. – Ещё о чём полюбопытствуешь?
Женщина расплылась в улыбке. Она подошла к тумбочке, достала спирт, фляжку с водой и две медицинские склянки. Покопавшись в своих вещах, достала шпроты, хлеб, шоколад и пару апельсинов.
- Открой, - буднично попросила Элла, подавая Семёну банку шпрот. – Пить будем, гулять будем, а смерть придёт – помирать будем!
Семён открыл шпроты, а Элла очистила апельсины и нарезала хлеб тонкими ломтиками.
- Спиртное всегда должен разливать мужчина, - заметила медсестра.
- Полностью с тобой согласен, - ответил Семён.
Он разлил спирт по склянкам, разведя водой для Эллы. Себе разбавлять не стал.
- Ну, поехали, - предложила Элла и первой опрокинула склянку в рот. Семён незамедлительно последовал за ней. Одновременно выдохнули и принялись за шпроты. Содержимое банки мгновенно испарилось. Оба расхохотались и потянулись за сигаретами. Элла встала и бесцеремонно приземлилась на колени к Сергею.
- Я тебе хоть чуточку нравлюсь? – с невинным выражением лица поинтересовалась она.
- Ты очаровательна, - не замедлил с ответом Семён.
- Почему же ты не приходил ко мне?
- Я не знал о твоём существовании.
- Не лги.
- Ну, тогда потому, что не накопил чеки, чтобы расплатиться с тобой.
- А ты более разговорчив, чем мне вначале показалось.
- Что тебе показалось?
- Угрюмый, молчаливый, страшноватый.
- Вот видишь, очаровал тебя сатанинским лицом, и ты сама пришла, даже не спросив о чеках.
- Ёрничаешь?
- Ничуть.
Элла обвила руками шею Семёна. Стояла безмолвная ночь. Вокруг была темень, на столике тусклым светом таяла свеча.
- Пойми правильно, Меченый. Мужиков здесь пруд пруди. И все тебя хотят. Пожирают глазами от зари до зари. Но ведь мы, женщины, никому ничем не обязаны. И нам противно смотреть в лица сексуально озабоченных мужиков. Мы их понимаем и сочувствуем. Но это не наши проблемы, у нас хватает своих. Мы тоже воины и тоже на войне, одинаковой и равной для всех. Прилетели сюда добровольно, как, впрочем, большинство офицеров, но с одной лишь разницей: у нас есть шанс заработать здесь больше, чем любому из вас.
- И сколько же вы берёте? – не удержался Семён.
- Всё, замнём для ясности, - пьяно ухмыльнулась Элла. Спирт успел сделать своё дело.
- Лучше поцелуй меня, бирюк. Я ужасно этого хочу.
- Не нацеловалась ещё?
- С клиентами я не целуюсь. Ты первый, с кем я хочу поцеловаться здесь, в Афгане.
Элла не стала дожидаться, когда Морин соизволит исполнить её просьбу и сама прильнула к губам Семёна. Поцелуй женщины был долгим, страстным. Потом она также бесцеремонно принялась стаскивать с Семёна одежду. Всё произошло очень быстро. Через несколько минут Элла томно прикрыла закатившиеся зрачки, сладострастно застонала и дёрнулась в судороге.
- Как я тебе? – спросила она, когда Семён прилёг рядом с ней.
- В грязном, голодном, страшном Афганистане вдруг предо мной предстаёт обнажённая красавица с ногами до плеч. Ты сама как думаешь: может такой факт не взбудоражить мужчину? К тому же после длительного воздержания?
- Я не спрашиваю тебя о плотском желании. Мне интересно: нравлюсь ли я тебе вообще?
- Для тебя это так важно? Ты ведь… - Семён не успел договорить, как Элла закончила за него:
- Проститутка, да? Но такое я позволила себе только в Афгане. Закончится мой срок, прибудет замена, и я улечу в Союз. Там этого не повторится, и никто ничего не узнает обо мне. Я не смогу в Союзе продолжить эту работу. Поэтому мы с девчонками торопимся заработать, как можно больше.
- И, всё-таки, сколько же вы берёте?
- По-разному, но не менее шестисот-семисот чеков. Иначе нельзя. Если брать меньше, то мужики, как мухи на сладкое, слетятся со всей территории Афгана. А так – услугами могут воспользоваться лишь немногие.
- И кто же эти немногие? Зарплата офицера невелика и практически одинакова. Кто же здесь такой богатенький?
- Есть люди, - уклончиво ответила Элла. – Клиенты солидные, прилетают за нами из Кабула. А с чего вдруг ты заинтересовался? Уж не стукач ли?
- Нет, не волнуйся. Просто чертовски хочется тоже быть состоятельным, чтобы пользоваться вашими услугами, - сморозил Семён.
- Тебе никогда не быть таким.
- Это почему же?
- Ты – разведчик. Богатые в тыловых службах.
Элла повернулась на бок и положила скрещенные ладони на плечо Семёна.
- Скажи, а для чего тебе деньги? – спросил Семён.
- Странный вопрос. Деньги всегда нужны. Особенно женщинам. Одиноким, да с детьми, и когда вокруг ни одной родственной души.
Семён слушал Эллу, и ему стало жаль её. Неожиданно вспомнилась бывшая жена и дочь.
«Она сейчас тоже одинока и с ребёнком, стало быть, её тоже надо пожалеть? – мелькнуло в голове, и тут же пришла другая мысль. – Нет, её нельзя ставить в один ряд с медсестрой. Она исправно получает мою зарплату и рядом с ней любовник».
- Муж твой где? – спросил Семён.
Женщина ответила не сразу.
- Слава погиб, следом за мамой, моей мамой.
- Прости, наступил на мозоль.
- Ничего. Прошло больше шести лет, боль утраты стёрлась. Тяжело было поначалу, когда не стало Славы. Я тогда ходила на пятом месяце беременности. Аборт делать было уже поздно, пришлось примириться с судьбой. Родила вторую дочь. Как жить дальше – не знала. Первое время помогали друзья, потом они незаметно отошли в сторону. Да я и не в обиде на них. Понимаю. Можно помочь раз, два, но не годами же тянуть чужую лямку. Так я оказалась здесь. Вернусь в Союз, попробую наладить нормальную жизнь. Может, и мужик подвернётся.
Элла погладила Семёна по груди, нежно перебирая пальцами густую растительность.
- Такой, как ты, - она громко рассмеялась. – Рослый, угрюмый, послушный и молчаливый.
- Тогда тебе нужно было родиться намного раньше, - шутливо посоветовал Семён.
- Почему? – не поняла шутки Элла.
- Вышла бы замуж за «Му-му». Самая подходящая кандидатура.
Медсестра не обиделась, и они оба рассмеялись.
- Кстати, Меченый, из каких мест ты будешь? Сдаётся мне, что из сибирской глухомани. Таёжник? Угадала?
- Не совсем. С Урала я, из Пермской области. Там река есть, Чусовой называется. А край действительно таёжный.
- Не может быть! – воскликнула Элла и замолчала.
- Чего не может быть? – теперь ничего не понимал Семён.
- В тех местах где-то пропала моя мама, - тихим голосом сообщила женщина. – Влюбилась, дурочка, на пятом десятке лет и укатила с возлюбленным на эту самую речку, на сплав по весне. Больше мы о них ничего не слышали. Мама долго ещё значилась в живых. Свидетельство о смерти не выдавали, так как эта смерть не была зафиксирована.
Семён вспомнил о гибели группы туристов в шалой воде сварливой реки. Время происшедшей трагедии как бы совпадало с исчезновением группы туристов. Поразмыслил: сообщить Элле о том, что знает, или же промолчать, не бередить рану? Решил рассказать.
- Я вырос на этой реке и знаю её коварство. В тот год, когда сгинула твоя мама, у нас действительно утонули какие-то люди, не из местных. Двоих потом откопал в песке мой отец.
- Как… откопал?
- Очень просто. Утопленников вынесло в безлюдном месте на берег и замыло прибрежным песком. Отец плыл на лодке, причалил к берегу и увидел торчащую из песка руку. Потом второго человека нашёл, вызвал милицию, но опознать людей не удалось. Кто такие, откуда – не разобрать. Ни лица, ни тела. Все поработали над ними – рыба, раки, камни…
- Какой ужас, - со страхом прошептала Элла. – Может, среди них была моя мама…
Голос её дрогнул, она сильнее прижалась к Семёну.
Морин пробыл у Эллы до утра. Потом приходил к ней ещё несколько раз. Через два месяца в медсанчасть прибыла замена, и Элла улетела в Союз, оставив Семёну свой адрес.
- Напишешь? – с надеждой спросила она напоследок.
- Обязательно, - не задумываясь ни на секунду, ответил Морин, хотя был точно уверен, что не напишет ни одной строчки и, более того, постарается забыть эту случайную связь.
Встречу с медсестрой он расценил как подарок судьбы изголодавшегося по женской ласке мужчине, как маленький приятный эпизод в тяжёлой и неблагодарной работе офицера спецназа…