12 02. Ты следующий

 На фото Саня Манчинский позирует с «бедным Йориком».



       В целительных способностях Бахрама мне довелось убедиться через полтора часа. После того, как кузов ЗИЛа был закидан щебёнкой, наша рота пришагала в начищенных гамашах на развод для заступления в караул. В плотных рядах роты сверкал начищенными зубами и свежим подворотничком рядовой Азимов. Я глазам своим не хотел верить в тот момент, когда увидел его в строю. Он не пожаловался офицерам, не застучал Бахрама, но вместе со всеми заступал в караул. Получалось, что он был готов к выполнению ответственного задания, полностью исцелился душой и телом. Тело всё ещё немного прихрамывало, но это скоро должно было пройти. Потому что получать кулаком по пятаку это тело явно не желало, а значит должно было в рекордно короткие сроки зажить со всех сторон.
       Для проведения инструктажа перед нами предстал не Майор Зимин, а какой-то «чужой» офицер. Мы сразу же пригорюнились, потому что очень любили слушать Майора Зимина. В его словах всегда было что-то новое, поучительное, при этом короткое, ёмкое, и немного страшное, потому что получить в жбан за провинность было так же легко, как сморгнуть глазом. С одной стороны, нам было интересно, с другой стороны, присутствовать в радиусе появления Майора Зимина было опасно. От этого его инструктажи были как будто запретный плод, которого и хочется, и колется, и мама не велит. Единство и борьба противоположностей проявлялись во всём своём великолепии.
       В общем, Зимин на инструктаж не пришел. Мы стояли в строю, грустили и маялись от безделья и тоски. Это было какое-то бесконечное занудство, вырванные годы. Время тянулось так медленно и противно, что нам казалось невозможным дожить до дембеля. У меня возникло ощущение, что я в этой армии родился, вырос, потом постарею и умру именно в ней, именно здесь, на этом занудном, тягомотном, бесконечном инструктаже. От скуки мы топтались в строю, переговаривались, подкалывали друг друга. Кто-то из бойцов блеснул умом и сообразительностью, и вкатил пинком в строй, словно мячик, духовский череп. Прямо на инструктаже.
       У пацанов зародилось мнение, что при миномётном обстреле душманская мина попала в кладбище, которое возле артдивизиона, взорвалась и выкинула из могилы кости вместе с черепом. Мне эта мысль не понравилась, потому что миномётные мины разрываются на поверхности. Воронка от них остаётся небольшая - размером с ладошку. Неужто душманы закапывали своих умерших на глубину в ладошку? Более того, я точно помнил рассказ Андрюхи Шабанова, что артиллеристам «намерили» располагу на духовском кладбище. Пацаны копали там огневые позиции, траншеи, капониры. Все кости, которые попадались им на пути, выкидывали за бруствер. Представляю, какой кайф был пацанам-артиллеристам поспать в блиндажах прямо посреди могил с духовскими покойниками. Думаю, что после пары таких ночёвок, валяющийся на территории бесхозный череп бойцами воспринимался как пара незаметных пустяков.
Рядом со мной в строю своим смуглым монголоидным лицом грустил Бахрам. Из-за занудного инструктажа я решил немного развлечься и беззлобно «приколоться» над Бахрамом. До армии я малёха занимался каратэ, постиг там, на занятиях, что в башке у каждого противника живёт череп.  Обычно он бывает настолько прочный, что ногой его поломать сложно, а вот ногу об него повредить очень даже запросто. Я точно знал, что Бахрам этого не знал, в этом заключалось всё коварство замысла.
  - Слышь, Бахрам, спорим, что ты ударом пятки не проломишь этот череп? – Сказал я, когда череп забуцали нам под ноги.
  - Я? – Бахрам посмотрел на меня, как на сопляка. – Я как нэ@уй!
      Бахрам поднял согнутую в коленке ногу, с размаху засадил каблуком сверху вниз по черепу. Череп, конечно же, выдержал этот удар, а Бахрам привстал на выпрямившейся ноге.
  - Ни@уя сэбэ! – Бахрам удивлённо посмотрел на меня.
  - Э-э-э-э, салябон! Дай я! – Присоединился к «соревнованию» Азамат. – Я сматры как силний!
       Теперь на выпрямленной ноге вверх подпрыгнул Азамат. Отлич-чно у нас проходил инструктаж! Офицер стоял перед строем, что-то бубнил, а в строю солдаты один за другим, подпрыгивали на духовском черепе. Милая такая образовалась картинка на построении перед заступлением в караул.
       Дурной пример оказался очень заразителен. Вскоре к «соревнованиям» подключились все, кто стоял не в первой шеренге. Один за другим солдаты подпрыгивали в строю на выпрямленной ноге, упёршейся в череп. Если бы у проводящего инструктаж офицера не кончились инструкции, то мы занимались бы весёленькой незатейливой игрой до самого вечера. Но слова у офицера кончились, он скомандовал нам маршировать в караулку, мы забрали череп подмышку и понесли его с собой.
       На войне солдат постоянно находится в условиях ежеминутной опасности. Даже «внизу», в пункте постоянной дислокации, каждый из нас в любой момент мог подорваться, получить осколок миномётной мины или угодить под очередь ДШК, прилетевшей с гор. Образно говоря, в любой момент судьбина могла поиграть в футбол головой любого из нас. А если пойти в горы на боевую операцию, то там безо всякой образности бойцы противника занимаются именно такими делами. Для них считалось доблестью изуродовать труп врага, расчленить его, надругаться, попинать ногами отрезанную голову. Каждый из нас знал множество подобных историй. Поначалу от такой обстановки было не просто страшно, было жутко. Каждого из нас коробило от мысли, что он попал в место проживания дикарей. Однако человек не может боятся бесконечно, особенно восемнадцатилетний пацан. В таком возрасте в голове молодого человека нет жизненной мудрости, зато полным-полно ухарства и безрассудства. Рано или поздно он свыкнется с опасностью, его мозг начнёт воспринимать происходящее как новую реальность, в которой периодически кто-то подрывается на минах, по окрестностям разлетаются куски человеческих тел, приходится бинтовать истерзанное мясо, по тебе регулярно стреляют, тебя постоянно кто-нибудь хочет убить. В такой обстановке молодой человек с неокрепшей психикой без зазрения совести пнёт ногой человеческий череп. Жизнь на войне не стоит ни гроша. Человек не может бесконечно хвататься за сердце, рано или поздно психика адаптируется и мозгу станет пофиг. Ахмед Сулейманов сформулировал эту мысль так: - «Нюх и страх я потерял в Рухе в 1984-ом году». Как говорится, ты – следующий, да и хрен с ним!