Глава VIII. Советский паспорт

- Скажите, вам знакома фамилия Курштайн? – начал так походившую на допрос беседу.
Вздрогнула. Устала от этих долгих, повторяющихся с неизменным постоянством бесед. Сегодня пришла вместе с сыном, так, как не с кем было оставить.
- Д-да, - от волнения запнулась, но, всё же решила для себя; теперь, раз уж он чего-то знает, будет говорить правду, всё же не добавляя к ней ничего лишнего.
- Это ваш родственник? – невольно поглядывал за тихо, в сторонке сидящим ребёнком. Наблюдал за ним. Неужели и у него, когда-то будет такой же?
- Да,- ответила Анастасия.
- Это наш прадедушка, - не без гордости сказал Павел. Хоть и провела с сыном беседу, всё же не удержался. Не нравился ему этот мужчина, цветом околыша и погонами напоминающий лётчика.
Посмотрела в сторону сына укоризненно. Но, всё же, в душе была рада тому, что не одна сейчас перед задающим ей вопросы НКВДешником.
- Кем вы приходитесь ему?
- Это мой дедушка по маминой линии.
- Не участвовали ли ваши родственники в боевых действиях в гражданскую, первую и вторую финские и в великую отечественную войны? – невольно поймал себя на мысли, как много войн прошло за последние пять лет. Но будто неизбежность произошли последовательно, вырастая друг из друга.
- Нет, - с чрезмерной уверенностью произнесла это слово, вспомнив об Алексе, что был убит в Гельсинфорсе.
- Имеете ли родственников за границей? – не верил ей. Многое знал, но не всё.
- Теперь нет.
- Теперь?
- Да. Теперь. Все умерли.
- Причина?
- Возраст. Бомбардировки. Война.
- Изложите подробно на бумаге, где и кто именно проживали.
- Это так важно, ведь их больше нет?
- Вы даже не представляете насколько. Будто не понимаете, какую ответственность беру на себя.
Получив подробную информацию должен был проверить её по своим каналам. Был хоть и смел, но очень осторожен. Должен максимально подстраховаться, прежде чем закрывать переданное ему на окончательную проверку дело.
- Мне действительно многое ново. И не всё понятно. Ведь я оставшись в Выборге, определяю его теперь иначе.
- Скажите, известны ли вам обстоятельства смерти своего мужа? – озвучил самый важный вопрос Савелий Игнатьевич.
- Он погиб, - испугалась осведомлённости советского офицера Анастасия. Не хотела говорить об Александре. Но, взяв себя в руки, продолжила:
- Насколько я знаю не участвовал в открытых конфликтах, ибо был сапёром.
- И тем ни менее.
- Во время разминирования Лютеранского кафедрального собора в Выборге.
- Вы уверены? – не скрыл удивления. Понимание причастности к смерти её мужа пронзило его, почему-то испугав. Стремительная, будто взрывная по мощности своего восприятия волна нахлынула на него. Сколько раз подписывал приговоры, и рука не дрогнула. Допросы с пристрастием, в коих хоть и не проявлял особой инициативы, всё же требовали от него не просто присутствия, но и некоей жёсткости по отношению к заключённому, избиваемому младшим по званию помощником. С детства не любил крови, избегая драки. Но, если бил, то так, чтобы свалить с ног, в грудь, или в крайнем случае под глаз. Было неприятно видеть кровь, даже если вытекала из разбитого носа.
- Да. Это рядом с библиотекой.
- Я знаю, - деланно сдержанно ответил, взяв себя в руки. Именно сейчас, сам не понимая по какой причине впервые ощутил некое пусть и лёгкое, но чувство вины. Весь этот психоз творящегося в 41-ом году отступления, коснувшийся и его, выразившись в перенятии инициативы, в виде поворота реле, теперь показался ненужным, бесполезным, а он сам никчёмным, слабым, неумелым добровольным исполнителем своего же приказа.
- Почему это так вас…  заставило… - будто бы в чём-то догадывалась Агастасия.
- Я курировал минирование Выборга, - произнёс холодно, будто стараясь замаскировать допущенные его лицом эмоции. Скрыв малое, признался в большем.
- Значит вы в курсе?
- Да.

Благодаря помощи мужа, Раиса уволившись в запас, благоустраивала их гнёздышко. Даже умудрилась сама сколотить из досточек низенький штакетник у маленького палисадника перед входом в дом, что находился во дворе.
Удивительно, но перестала предохраняться в постели, тем самым вызвав некий испуг с его стороны. На деле оказался не готов к такому обороту событий.
Никогда прежде ни с кем не делился не только рабочими вопросами, но и просто мыслями. Теперь, будучи женат, не собирался менять свои принципы. Но, из-за того, что никак не мог привыкнуть к тому, что не один, как-то, скорее сам себе признался;
- А, ведь наверно неплохой это город.
- С чего взял Сава? – испугала своим присутствием жена. Не показывая забывчивости, ответил:
- Не все покинули его. Неужели можно привязаться к родному месту?
- Тебе же тоже нравится наш дом. Стал раньше приходить с работы.
- Я не о том. Одна женщина с сыном, ему четыре годика, не вернулась в Финляндию. Хочет остаться здесь. Не знаю почему.
- Надо ли это тебе?
- Как никогда. Хочу понять, в чём здесь скрыта причина.
- Уж не влюбился ли?
- Меня никогда ничего не держало на месте, - признался, не желая отвечать на глупые вопросы, будто не замечая их.
- Даже я?
- Нет. С тобой всё иначе. Именно из-за тебя и задумался над этим.
- Так и помоги ей. Прекрати проверку. Закрой дело.
- Ты думаешь так будет лучше?
- Мне очень понравилось наше гнёздышко. И комнат не особо много, чтоб уработаться наводя порядок, и улица тихая. Очень хорошее место. И мне показалось; не от твоей власти многое зависит в нашем будущем. Что, будто ты должен сделать, что-то хорошее, и тогда станет спокойнее на душе.
- У тебя есть какие-то тревоги?
- Я думаю о ребёнке.
- Ты беременна!? – испугался.
- Да.
- Что же будем делать? – впервые в жизни не знал, как поступить.
- Для начала закрой дело. А потом, если послушаешься, будем рожать.
Будто действительно нуждался в некоем руководители в личных вопросах, сейчас, как никогда был рад тому, что оный у него был. Хоть прежде и не задумывался, когда-то придётся заводить ребёнка, имея такового, умеющего в самом начале погасить искру сомнения, товарища, был не то, чтоб рад этому, а прежде всего спокоен. Полностью отдавался сейчас во власть жены в её неожиданном для него желании.
Думал о том сне, приснившемся в пустом кабинете. Что за пожар душил его в нём? Почему был именно пожарным, не способным не только остановить огонь, но даже оповестить о нём горожан. Время всё дальше относило его от того вечера, когда видел этот, как считал знак. Превращался в один из многочисленных, забытых с годами снов, что снятся иногда с особой яркостью любому человеку.
Решил для себя, поступит так, как велела ему жена. Будучи опытным психологом, всё же скорее чувствовал, чем верил; женщины способны видеть многое, что не дано мужчинам.
Постепенно начинал замечать разнообразие городской архитектуры. Теперь, когда у него был свой дом, всерьёз задумался, уйдёт из НКВД, получив долгожданного подполковника.

Анонимное письмо, нахящееся в деле Анастасии было написано явно женской рукой. Из запроса, отправленного в райисполком о составе жильцов хорошо знакомой ему квартиры, понял; так же, как и четыре года назад он, сегодня проживает в этих комнатах директор мыловаренного завода, жена которого, возможно и написала анонимку.
Но, решил сам позвонить в райисполком уточнить. Попросил соединить с председателем. После непродолжительного разъяснения сути проблемы, вскоре услышал.
- Приходила ко мне молодая женщина, гражданка…
- По какому вопросу? – удивился Савелий Игнатьевич такому повороту.
- Просила ещё одну, соседнюю комнату, - испугался не на шутку Виктор Степанович. Впрочем, ничего же не предпринято им. Как и полагается по закону предложил дополнительную площадь в других местах города. И не его вина в том, что она отказалась. Но всё же, где-то в глубине его теплилась надежда на то, что теперь-то уж точно не предстоит ему идти в НКВД с целью подробного рассказа о произошедшем. Видимо эту молодую женщину всё же удастся слить в этом неприятном для него разговоре.
- Соседнюю?
- Да. У неё там рояль оказался на теперь чужой жилплощади, - всё больше наполнялся ужасом Виктор Степанович, с каждым словом понимая; только усугубляет свою участь.
- Ах рояль! – теперь уже на все сто процентов был уверен в авторстве анонимного письма Савелий Игнатьевич. Не хотят отдавать инструмент, да и не поместится он в той каморке. Ну, а уж комнату-то и подавно не вернут.
- Да. Богато жили…
- Дали? – перебил Савелий Игнатьевич.
- Нет. Не могу я, не имею право отнимать жилплощадь у директора завода. Да и к тому же разве её в итоге не репатриировали в Финляндию?
- Правильно. Не можете. Пока он директор. Но в случае если вынужден будет выписаться из квартиры обязаны будете решить этот вопрос, - неосознанно, где-то глубоко внутри уже принимал решение Савелий Игнатьевич, пропустив мимо ушей догадки председателя райисполкома в отношении дальнейшей судьбы Анастасии.
- Как же я узнаю об этом? – ничего не понимал Виктор Степанович.
- Просто удовлетворите оставленное вам на рассмотрение заявление.
- Слушаюсь, - по-военному ответил Виктор Степанович.
В трубке послышались гудки. Холодный пот выступил у него на лбу. Но разве следовало так бояться, когда вопрос решался сам собой? Нет, всё же тут, что-то не то и следует ему впредь быть более осторожным.
Несмотря на такой малый срок, что занимал должность директора завода, Евгений Кузьмич, уже много накопилось на него анонимок от недремлющих борцов с врагами и шпионами, но не спешил Савелий Игнатьевич принимать меры. Да и руки до всего не доходили. А теперь настало время взяться и за него. Всё же, как убог народ, но благодаря этому не приходится ему высасывать из пальца обвинения в том, или ином не терпящем отлагательств вопросе. Достаточно всего лишь дать огласку анонимно написанного, аккуратно накопленного в том, или ином деле материала. Порою всего лишь орудие в руках народа, обязан исполнять его волю, зачастую не проявляя инициативы.
И теперь, когда одним решением мог разрешить сразу две проблемы; убрав неугодного советским гражданам, изрядно поднадоевшего ему функционера, и вернув, пусть одну, но с роялем, комнату тщательно проверяемой им гражданки, легко схватился за самостоятельно пришедшее в его руки решение.  Что ж будем готовить арест директора мыловаренного завода.
Никогда прежде не доводилось ему так продуктивно разруливать вопросы. Неужели для этого требуется всего лишь правильно ставить приоритеты, в первую очередь выбирая возможность принести пользу? Сам же испугался этой мысли, что с такой лёгкостью ещё мгновение назад обнадёжила его быстротой решения.
Нет. Чего он боится? Один единственный раз в жизни ради того, чтоб помочь человеку, убрать с его пути помеху в виде другого ненужного обществу? Но ведь его работа и заключается в этом и вовсе незачем юлить, извращая её смысл, что вынужден был делать всегда. Почему же не может хотя бы один раз поступить логично? Нет, именно сегодня сделает так, как несмотря на то, что боится сам себе признаться в этом, считает правильным.
 
Неужели так важен паспорт в этой стране, что не каждому могут выдать, думала Настя, возвращаясь из НКВД домой. Может действительно эти люди, жившие теперь в их квартире из-за неимения собственной, так значимы для России, направившей их на освоение новых территорий? Но, почему же не смогла обеспечить жильём там, откуда они приехали?
Все эти множественные вопросы, не имеющие ответов, давали ей понять то, что нет в этой стране места для неё и сына. Но, почему же покинув Россию всего двадцать семь лет назад, теперь не могла вернуться в неё? Неужели так сильно изменилась и не в праве найти места в себе ещё для двоих, ну, или, пускай больше, но тех, кто волею судеб решил оказаться в ней?
Может зря решила остаться в Выборге, считая его своей Родиной? И, теперь будет депортирована из страны, как враг, инородное для её образа жизни тело. Была слишком мала, когда приезжал к ним Рерих, даже не помнила его лица. Отец рассказывал об этом бегстве из России. Но не способна была понять его слова. И теперь, когда его больше не было, многое прояснялось из его рассказов, что слушала по вечерам, когда дом засыпал. Почему же не прислушивалась к его словам?
А о России слышала от родителей только хорошее. Да и её покойный муж восторгался Советским конструктивизмом. Не успев ощутить на себе передел одного строя на другой, не имели той ненависти к стране, что таился во многих жителях, так и не сумевших покинуть её.

- Вы действительно хотите лишиться гражданства Финляндии? – через пару дней, будучи вызвана на беседу, услышала вопрос от Савелия Игнатьевича, как разрешил ей себя называть.
- Да. У нас нет там родственников.
- Ваш дед был барон?
- Да. Но, разве это имеет какое-то отношение к делу?
- Имеет. Мне важно, поддерживаете ли вы отношения с родственниками в Англии, - закрывал последние формальности.
- Вам и это известно? Но откуда?
- Это есть в материалах дела.
- Какого дела?
- Личного, - указал на неё пальцем, - и вашего сына, - давно уже принял решение дать разрешение на выдачу паспорта. Но, ради профилактики должен был довести бумажные дела до конца.

Всего около 150-ти человек было оставлено в СССР, из числа всех не успевших по той, или иной причине покинуть в соответствии с договором передаваемые России территории. И эта женщина была среди них. Хорошо знал около трети фамилий из этого списка, так, как проходили непосредственно через него, но, видел в себе смелость причислить и её к их числу.
Через три недели бесед, которые не переродившись в арест, прекратились, им было одобрено получение Советского паспорта.

Забрав его в отделении милиции, не испытывала никакого чувства. Ни радости, ни печали. Просто с облегчением могла вздохнуть после того, как закончились бесконечные беседы с ней в комиссариате.
Казалось, уснула, и никогда больше не проснётся в прежней стране. Впрочем, так оно и было на самом деле. Ведь никуда не уезжали для того, чтоб оказаться в другом мире. Словно открыв глаза по утру, оказались в нём. Но будто продолжали спать наяву, так и не ложившись в кровать.
Уяснила для себя; бывает такое, когда люди рождаясь в одном и том же месте будто живут в разных странах. Знала теперь, что это такое и как с этим жить.
Если молиться, Господь готовит человека к серьёзному поступку неспешно, постепенно вводя в весь ужас происходящего. И, тогда не так тяжело осознавать то, в чём ты находишься. И, даже порою смешно от того, что прежде боялся этого. Но, не умея молиться, видела; Бог не бросает её.