Демон по кличке Сивый

(отрывок)
Сивый был из людей. Бывший майор-оперативник НКВД, вечно подвижный и сухощавый, воюющий с врагами большевистского строя не за страх, а за совесть, он был завербован еще при жизни. Для прикрытия его Служения он имел статус «непримиримого борца» с «контрой» и заставлял своей жестокостью иногда поежиться даже бывалых чекистов, на совести которых были сотни загубленных жизней. Разумеется, он не догадывался о том, что служит и, тем более, кому служит.
Конец свой Сивый (точнее – Сивицкий Глеб Аркадьевич) нашел неожиданно.

Он шел с ночного дежурства домой, когда рядом с ним остановилась машина полковника Мясницкого, заместителя начальника Управления по оперативной работе.
- Глеб, ты занят? – спросил полковник отрывисто, едва открыв дверцу.
- Направляюсь домой на отдых, - козырнул Сивицкий.
- Слушай, сделай доброе дело. Полковник распахнул дверцу до конца но не вылез из автомобиля. - Церквушку одну старую надо снести. Я дам тебе машину, проконтролируешь операцию и поедешь домой. Недолго, а? У меня еще куча дел!
 Заместитель начальника не мог обойтись без просительной интонации, ведь в управлении все знали, что майор отдыхает только тогда, когда очень устает. В то же время его имидж беззаветного борца обеспечивал любому делу достойное завершение. К тому же Мясницкий не любил противокультовую работу и ему не нравилось, что церкви взрывали, вместо того, чтобы использовать для хозяйственных нужд. А тут надо было взорвать одну очень старую церквушку за городом, в которой постоянно находились какие-то старушки и пара-тройка стариков. В общем – работа неприятная и когда Мясницкий увидел майора, он, не думая, сказал шоферу «стой».
Сивицкий посмотрел на майора усталыми глазами. Жесткое выражение его лица стало еще жестче и раздраженнее. Полковник поспешил успокоить его.
- Да тебе ничего делать не надо. Там всем заправляет старший лейтенант из нашей части, уже не новичок, взрыв производят его красноармейцы, помогает наряд милиции, должна подъехать спецгруппа НКВД. Тебе надо просто приехать, выслушать доклад, сделать пару замечаний и уехать. Можешь не ждать конца операции. Нельзя же лейтенантов оставлять без начальственного внимания. Зарвутся!
Спорить было трудно. К тому же, Сивицкий, как и все выходцы из низов, был тщеславен. Поиграть в начальника он любил, а тут еще дают машину и позволяют исполнить роль заместителя начальника управления. Ладно!
- Я готов!
 Полковник на радостях выскочил из машины.
- Езжай, я дойду пешком,- и, зажав портфель под мышкой, бодрым шагом двинулся по тротуару в сторону управления.
Приехав на объект, Сивицкий увидел, что у входа в церковь лейтенант с четырьмя бойцами пытаются заставить разойтись полтора десятка старух. Ни одного старика не было, видимо опасались заступаться за церковь, зная, чем это может грозить. Похоже, страсти уже немного поутихли и противостояние напоминало скорее перебранку. Майор вышел из машины и усталой, но степенной походкой направился к толпе. Ему было наплевать на церковь и на старушек. Они не были контрой, молодые к ним не шли и, будь он большим начальником, скорее всего, оставил бы эту церковь в покое. Настоящей контры еще полно, а тут – старушки. Лейтенант и бойцы вытянулись, приложив пальцы к виску.
- Товарищ майор, объект к уничтожению подготовлен, оцепление выставлено по периметру, остались вот, - он вздохнул, - только элементы, несознательные. Видно было, что бабушки утомили его основательно и он был рад приезду майора, чтобы переложить на него ответственность за разрешение конфликта.
- Доложите, какие меры приняли к рассеянию толпы, - спросил Сивицкий по привычке. Такие ситуации иногда случались, и он уже знал примерно, как себя надо вести.
- Да вот, пытались оттеснить, так они под ноги валятся, хоть по ним шагай. Обещали прислать спецгруппу НКВД, да все не едут.
Старушки еще больше сгрудились и тихо забурчали между собой. Они поняли, что дело принимает более серьезный оборот. Сивицкий, не торопясь, направился к ним.
- Почему мешаем выполнять государственное задание?
- Какая такая задание нашу церковь ломать? – взвизгнула одна старушенция лет шестидесяти пяти, довольно бодрая. – «Лет пять в лагере может протянуть», - подумал автоматически Сивицкий и, стараясь говорить спокойно, ответил:
- Есть постановление на уничтожение этой старой церкви, в противном случае ее бы использовали для хозяйственных нужд. Культовых обрядов больше проводить не позволим.
Из серединки толпы вышла старенькая бабулька, годов, наверное, за восемьдесят. Она сделала пару шагов к майору и тихо сказала:
- Сынок, мы никаких обнарядов делать не будем. Нам бы помолиться где, свечку поставить. Оставь Христа ради.
- Стыдитесь, бабуля! Страна новую жизнь начала, а вы все в невежестве ходите, в темноте!
Но его слова не произвели на старушку никакого действия. Сивицкий повернулся налево, сделал несколько шагов и, вдруг, увидел сидящего возле пустых ящиков прямо на земле старика. Старик улыбался какой-то робкой улыбкой и мял в руках свою суконную шапку. Неясно было, с бабками он, или сам по себе. Внезапно, он сказал резким, дребезжащим голосом, глядя майору прямо в глаза:
- Нельзя ведь, граждане, церкву-то эту ломать. Ея сам Михаил-Архангел охраняет. А он дуже сердитый бывает. Бедов натворится-то, страсть!
«Ага, блаженненьких только не хватало» -  Сивицкий начинал сердиться. Этот народ был особо непрошибаемым и Сивицкий, будь его воля, извел бы всех за одну ночь. Теперь он понял секрет упорства старушек – их явно подстрекал блаженный, и решил действовать решительно. «Во-время он меня заметил, - подумал он про полковника. Не справился бы лейтенант!»
Он решил взять паузу перед решительными действиями и резко повернувшись, направился в церковь. Не для чего конкретно. Просто на всякий случай, которых бывает множество в оперативной работе. Проходя вдоль шнура и оглядывая шурфы с зарядами, Сивицкий отметил, что все было сделано аккуратно и основательно. «Надо будет похвалить лейтенанта, на всякий случай» - подумал он и обернулся. Лейтенант подошел ко входу в церковь, чтобы видеть Сивицкого и не упускать из виду старушек.
- Неплохо уложили заряды, лейтенант, думаю второго раза не понадобится.
- У нас хороший сапер, сержант Калядьев, - ответил громко лейтенант, чтобы сержант его услышал.
Деловитость майору помогла, он немного успокоился после раздражения на старика и понял отчетливо, как надо поступать. Подойдя к последнему шурфу, Сивицкий боковым зрением увидел, что над фреской рядом с алтарем горит лампадка. Подойдя ближе, Сивицкий не увидел ни пламени ни лампадки. Видимо, фреска отражала свет из окошек церкви, хотя погода была пасмурная. Подойдя ближе к фреске и вглядевшись в нее, Сивицкий увидел несколько потеков. Потеки напомнили Сивицкому слухи, которые ходили в среде взрывников, работающих в церквях о том, что в некоторых церквях иконы плачут перед взрывом. Эта мысль вдруг разозлила его еще больше.
- Михаил-архангел говоришь! Ну-ну, сейчас посмотрим.
Теперь он не мог уехать, не досмотрев все это действо до конца. Взрыв церкви вдруг стал его личным делом. Несмотря на затянутое тучами небо и слегка накрапывающий дождь, придется остаться. Он не сможет себя чувствовать нормально, пока это вместилище порока и невежества не станет грудой камней. Решительно подойдя к крыльцу и спустившись вниз, Сивицкий увидел, что к церкви подъезжает полуторка с шестью сотрудниками НКВД.
- Во-время, - порадовался про себя Сивицкий. Даже не надо тратить силы на этот шепелявый сброд. НКВДэшники знали, что надо делать, и, пока старшина козырял Сивицкому, остальные стали оттаскивать старушек за бугор, который находился метрах в ста от церкви. Старушки назад уже не возвращались, и через пятнадцать минут внутри оцепления никого не было. Даже старик не сопротивлялся. Его лицо стало каким-то окаменевшим, и он, не отрываясь смотрел на вход в церковь, будто оттуда должен кто-то выйти. Его тащили под руки двое милиционеров спиной вперед. Они приостановились, проходя мимо майора, из уважения к старшему. А старик, тыкая пальцем на купол просипел:
- Михаил!
Глаза его расширились так, что стали видны кровянистые прожилки на белках.
- Его подальше, - скомандовал Сивицкий милиционерам. Те кивнули и быстрым шагом поволокли старика в сторону деревни.
Команда лейтенанта закончила контрольный осмотр и все вопросительно смотрели на Сивицкого.
-Начинайте – скомандовал он резким голосом. Лейтенант махнул рукой бойцам.
Церковь стала оседать с креном в сторону наблюдавших. Хоть расстояние и было приличным, люди почувствовали себя неуютно. Неожиданно глава церквушки отломилась и полетела вниз. Купол ударился о приступ стены,  крутанулся и крест, выскочив из купола, с силой полетел в сторону стоявших. Не все даже поняли, что случилось. Трое человек успели упасть на землю. Сапер Калядьев, на правах отличившегося, стоял рядом с майором. Оба оказались вмяты в землю крестом. Калядьев только успел булькнуть, у майора от ужаса правый глаз остался широко открытым, левая часть черепа была снесена напрочь, как будто по ней рубанули мечом со всего размаха.
***
Глядя, как крест, разворачиваясь, несется на него, Сивицкий окаменел. Уже огромная лапа некогда золоченого с потертостями и царапинами креста почти ударяет его в голову, и он, наконец, успевает протянуть навстречу кресту руки и его откидывает далеко назад. Пролежав на траве несколько мгновений, Сивицкий стал приходить в себя. Поднимаясь, он увидел, что на пригорке, в стороне от всех, стояли, невесть откуда взявшиеся, трое всадников в форме красноармейцев начала двадцатых годов.
- Откуда они? – подумал майор. Переведя взгляд на кричащих и копошащихся вокруг креста с куском купола красноармейцев с НКВДэшниками, Сивицкий удивился, что никто к нему не бежит, хотя он был тут самый старший по званию и по положению. «Совсем со страха разум потеряли», - подумал он, гордый, что в такой опасной ситуации остался цел и почти невредим. Он вспомнил, что стоящие впереди бойцы успели попадать на землю, а они вдвоем с сапером остались стоять. «Наверное, сержанта покалечило» - подумал Сивицкий. Он двинулся к растревоженной толпе людей, не осознавая, что движется слишком легко для человека, получившего такой шок. Крест уже отодвинули и Сивицкий увидел безобразную картину. Два человека, смешанные с землей были исковерканы до неузнаваемости, все в крови и в грязи, с прилипшими травинками и соломинками. Переломанные бедра, порванный живот сапера Калядьева, разрубленная голова и проломленная грудь другого бойца, весившим не менее двух десятков пудов крестом с вырванным из купола креплением, которое за долгие годы основательно проржавело и держалось только потому, что крест никто не трогал. Таков результат операции. Надо было ждать неприятностей. Хотя его фамилии в приказе на проведение акции не было, Сивицкий понял, что неприятности будут у него очень большие. Тут он вспомнил про всадников: «Инспекция, бл…»,- решил он, забыв про вычурную форму кавалеристов, которая на фоне дорожной грязи смотрелась слишком театрально. «Надо подойти первому» -  подумал он и, вдруг, оказался рядом со всадниками. 
Всадники, все как один, были лощеные, сытые, никак не напоминали тех товарищей, сражавшихся рядом с ним на полях Гражданской войны. Те были часто хмурые, небритые, осунувшиеся, в потасканной, не всегда чистой форме, как правило, разбитой обуви и уставшими глазами.
      Всадники молча смотрели на него, пока, наконец, стоявший посредине, у которого глаза были спрятаны далеко под козырьком буденовки, спросил:
- Что же Вы, товарищ, не уберегли себя?
Судорожно вспоминая первые красноармейские знаки различия, Сивицкий никак не мог сориентироваться, каково звание говорившего. По шевронам получалось, что никак не ниже комбрига.
- Не предусмотрели, товарищ ком… (Сивицкий опять перевел взгляд на шевроны) товарищ командир. Совсем неожиданно вышло. Разрешите представиться, май…
- Да я Вас знаю, Глеб Аркадьевич. Мы давно присматриваемся к Вам. Ваша непоколебимая преданность делу революции слагает о Вас легенды.
Сивицкий обрадовался. Разносом и не пахнет. Вот только вспомнить комбрига он никак не мог. Шинель, буденовка – все из отличного сукна. У сопровождающих – то же. Явно из Москвы. Интересно, в управлении уже знают? Стоп!

  Сивицкий, вдруг, похолодел. Копыта! Копыта лошадей были  абсолютно чистыми! Он даже не успел удивиться, почему такое начальство разъезжает на лошадях, хотя он сам прикатил на управском «Паккарде». Копыта никак не могли быть чистыми, если лошади сделали хоть шаг. Кто они?
Но рабская натура взяла свое. Возникшее было желание спросить прямо: «Кто вы?» угасло на корню –  шевроны и властная осанка всадников не позволили. Особенно среднего. По манере вести себя он бы дал фору самому главкому, а значит – надо подчиниться. Именно это говорит всегда натура раба своему хозяину. Если человек главнее тебя – надо подчиниться. Душа Сивицкого, вернее то, что от нее осталось, рвалась выяснить истину, но «интересы революции» тяжелой кувалдой приковали его к порядку, и он свято соблюдал субординацию. Первый раз за свою революционную деятельность Сивицкий почувствовал неуверенность и колебание. Его мандраж был так очевиден, что «средний» пришел ему на помощь:
- Успокойтесь товарищ! Это действительно странно на первый взгляд! Но наша с Вами борьба уже шагнула за пределы человеческого разума и даже силы Природы уступают нашему натиску. Придет время и на Луну будет надет красный бант. Но, пора в путь. Нам надо многое объяснить Вам.
- Извините товарищ главком, но я должен осмотреть результаты операции и составить отчет, - отрапортовал Сивицкий уже увереннее, поскольку свято чтил и соблюдал формальную сторону дела, что во многом определяло его успешность в нелегкой работе.
- В этом нет необходимости, ведь формально вы погибли.
- Погиб? Я?! Зачем? Почему погиб? Как это – погиб? Я же вот… Он притопнул по земле ногой, но высокая трава в том месте, где он стоял, ничуть не примялась и прошла через его ногу.  Сивицкий ошалел, и, вытянувшись в сторону упавшего креста, вдруг мгновенно оказался рядом с ним. Подскочив к лейтенанту, он попытался схватить его за лацкан пиджака, но его руки скользили по сукну, даже не оставляя на нем следов. Лейтенант вообще никак не реагировал на его появление. Глубокая морщина между бровей немного исказила и состарила его лицо – оно было очень озабоченным и напуганным. И тут до Сивицкого начало доходить то, что произошло на самом деле! Вторым бойцом, лежащим в грязи рядом с сапером был он сам! Он очутился мгновенно рядом со своим телом и стал рассматривать его, вглядываясь в малейшие детали. Больше всего поразила голова – было ощущение, что удар пришелся не тупым куском металла, каковой, в сущности, являл собой крест, а острым лезвием не то топора, не то тяжелой сабли. «Это же меч!» - понял Сивицкий и глянул в сторону, куда увели блаженного. Он вдруг мгновенно перенесся к тому месту, где блаженный сидел на корточках и поглаживал траву, улыбаясь светлой улыбкой, совсем не напоминавшей его пятью минутами ранее.
- Я же говорил тебе, дурень, что Михаил охраняет. Он поднялся во весь рост. - Эк он тебя саданул-то по головушке! – Оказывается, блаженный его видел. Сияние, похожее на солнечное, освещало фигуру блаженного и его невесть откуда взявшаяся бодрая осанка омолодила его лет на двадцать. От окружающего его сияющего кокона отходила тонкая серебристая ниточка, проследив за которой, Сивицкий увидел торчащую из-за куста руку. Судя по рукаву телогрейки, эта рука тоже принадлежала блаженному. Он опять мгновенно очутился возле куста, и увидел еще одного блаженного, в старом обличие, неловко лежащего на траве под кустом, сгорбленного, жалкого, уткнувшегося лицом в свою замызганную шапку. Видимо, блаженный тоже покинул свое тело. Сивицкому, вдруг, захотелось поговорить с ним об этом, обычная озабоченность ослабила свою хватку, появилось желание встряхнуться; он даже расправил обычно втянутые плечи и подвинулся к блаженному, но тот уже смотрел суровым взглядом мимо. Сивицкий обернувшись, увидел, что трое всадников стояли совсем рядом.
- Товарищ, нам пора, - сказал строго «командарм». Его лицо потемнело и голос стал глуше. Сивицкий опять посмотрел на шевроны, и появившееся было желание встряхнуться и поговорить по душам с блаженным улетучилось, угрюмая озабоченность опять заняла свое место. Не имея привычки ослушиваться, ничего не понимая, он по привычке козырнул и вскочил легко на коня, как вскакивал когда-то в далеком девятнадцатом году, ухватившись левой рукой за луку седла. Они понеслись прочь, легко, без обычной тряски в седле и майор вдруг остановился и посмотрел на блаженного. Самого блаженного видно уже не было, но на том месте, где он только что был  еще оставалось светлое мерцание.
- Его время еще не пришло, - внезапно нарушил молчание один из спутников комбрига, тот, что был посутулее, - и вообще, он пока Вам не по зубам. «Как это, какой-то убогенький старичишко мне не по зубам?» - подумал майор, но по давней привычке не спорить с начальством ничего не сказал.