В тумане

       В последнее время призадумался вот о чем: каков наш уровень самокритичности по отношению к себе, к своим взглядам, к своей жизни, к общественной реальности своей страны, к истории, изложенной в своих учебниках — от личностного и до коллективного?

       В предыдущем предложении чрезмерно много “своего”. Настолько много, что перепрыгнуть этот барьер на пути к критическому взгляду или критическому осмыслению удается явно не большинству. В таком весьма угнетенном положении собственное Я, сжатое до весьма затравленного состояния, ищет за что ухватиться — любое одобрение, любое поглаживание по направлению шерсти, любой уникальный смысл и прямая связь со Всепоглощающим. Хорошо заходит. А главное — безотказно. Как и позыв схватиться да и обож… объестся, когда нервишки что-то шалят.
Конечно, недавние речи всем давно знакомого персонажа богаты той самой пищей. Той, что голодное Я готово заглотить не прожевывая. В прикуску подкидывают “а те вот раньше”, “а те вот в прошлом”, “а они вот тогда”, “а мы чем хуже”... Состояние у таких людей такое же, как после новогоднего праздничного застолья — обожратое. Но сытое, а значит довольное.

       Но я, собственно, к чему веду: шерстил сайт в эти дни очень  по-журналистски молчаливого дома на Моховой. То ли ностальгия, то ли безделье, то ли делом занимался… Зашел на английскую версию — стало интересно, что предлагается иностранным умам. А ведь предлагается, и предлагается весьма интригующая программа Russian Journalism and Culture in the Global Context. Русская журналистика и культура в глобальном контексте звучит массивно. Подумал: “Если контекст глобальный, а речь про русскую журналистику, то, очевидно, времена СССР и советской пропаганды — это обязательная часть программы. Тем более, что в 20-м веке было с кем помериться пропагандами...” Так и открыл ссылку на программу — И ни слова о пропаганде. Russian context, Russian media system, Russian media landscape, Russian realities, Russian media development, Russian history in today’s context, Russian media’s soft power, Russian journalism practices… О советском  также ни слова. 

       И вот вопрос: возможно ли что-то из вышеперечисленного без упоминания прошлой пропаганды? И можно ли без упоминания нынешней?
Еще один отказ от критического осмысления. Вместо этого — завуалирование и затирание углов. Замазывание прошлого.

       Отсюда и такое затравленное, параноидальное и густо затуманенное настоящее…
Между прочим, символ тумана очень яркий. Очень сильный. У Кена Кизи в “Над кукушкиным гнездом” туман представляет собой явный побег от реальности... Способ спрятаться и раствориться.

       Однако, там был один, кто убегать от реальности не хотел. Напротив, он хотел к ней вернуться. Всеми силами.

       И он, Макмерфи, “хотя бы попытался, черт возьми, хотя бы попробовал”.