И по-прежнему, люблю кофе, роман, глава 44

44.

Напиток не отвлекал меня от прослушивания мнения очередного выступавшего, тот оказался сторонником традиционно жестких мер и обвинял, непонятно кого, наверное, бабушку вынесшую окончательный вердикт во всепрощении и попустительству греху.
- «Страшно подумать, во что превратится мир, если смертный грех будет прощаем, это откроет путь к преступлениям и вседозволенности. Даже верующие люди, для которых, иной раз только страх неминуемого будущего наказания был надежным сдерживающим фактором смогут допустить, что совершенное ими деяние, при определенном стечении обстоятельств останется безнаказанным, а значит прощенным. Требуется вернуть душу заблудшего в сей божественный мир и, как гласит закон, подвергнуть очищению.  Пусть она, вместе с другими согрешившими будет использована по назначению, для создания новых, светлых ничем не замутненных. И это будет справедливо. Нельзя потакать грехам». – оратор поднял десницу вверх и погрозил кому-то, наверное, опять же бабушке, принявшей столь неоднозначное решение, пальцем.
И тут началось, а вернее продолжилось, началось еще до моего прихода. Хорошо, что в здешних райских садах не доходит до рукоприкладства в противном случае конвейер по утилизации и переделке грешников в праведников работал бы круглосуточно не переставая. Хотя, мы ведь не ведаем, может быть так оно и есть.
Мнения разделились, но все равно, даже среди шума и гвалта сторонников крайней меры было меньше, нежели тех, кто решение приветствовал. Надобно заметить и наблюдение это меня настораживало, что как там на «том» свете, так и здесь, на «этом» большинство приветствует и поддерживает решение верховной власти, какие бы законы оно, это решение при этом не попирало.
Мой нежный разум разрывался между чувством одобрения и поддержки обеими руками человека, освободившего мир от скверны и законопослушного гражданина, привыкшего считать, что закон для того и писан, чтобы его исполнять. А тот, кто не исполняет должен быть осужден и наказан.
Короче, я был тем самым среднестатистическим гражданином, любящим консервы, поскольку создатель их ориентировался на вкус среднего человека не любящего ничего чрезмерного, тем более смертоубийства.
Егор делал мне знаки, приглашающие подойти, подняться на подмостки и попытаться внести, своим веским словом успокоение в столь бурный полемический задор, но что мог я такого сказать, тем более искреннего, коли сам ни в чем не был уверен. Потому, знаками и пожатием плечами, я давал понять, что в данном случае на меня рассчитывать не приходится, понятно, ситуация патовая, нет здесь ни правых, ни виноватых.
Ситуация рассосется, когда сама выдохнется, то есть все выговорятся и останутся при своем мнении или произойдет какое-то событие, настолько значимое, что оно отвлечет полемистов от споров и переключит их внимание на нечто новое и для них важное.
Правители всей миров давно это осознали и сделали простой, по сути вывод, нет ничего лучшего, чем маленькая войнушка, землетрясение, светопреставление на худой конец авиакатастрофа для того, чтобы выключить внимание, направленное не на то, на что им, в данный момент хотелось бы, стадо устроено так, что его проще подвести к пропасти, дать заглянуть вниз и подождать пока кто-то заорет в испуге, нежели рассказывать о том, как там страшно и главное, убедить толпу, что кому-то сейчас хуже, чем им и заставить сравнивать.
Продолжая вполуха слушать и соорудив себе еще кофе, стал подумывать как бы смыться, не обидев тем самым Седова, перед ним, почему-то было неловко, хотя явился сюда по собственному почину и не брал на себя никаких обязательств.   
Вдруг, в зал вошла Ирина, которую я, не смотря на ее слова, по правде сказать совсем не ждал. Меня поразило ее лицо. Какое-то остановившееся и опрокинутое. При всем том, она была одета в глухое черное платье украшенное нитью жемчуга, ей очень шло, но глаза…
Я подошел и взял ее за руку, она взглянула на меня, как будто не узнавая, но в сей момент сознание к ней вернулось, она обрадовалась, как будто узнав меня, вцепилась мне в руку и зашептала,
- «Очень хорошо, очень хорошо. Вот вы ее и встретите, я так боюсь». – Мне не было понятно, о чем она говорит и почему мы опять на «вы», честно говоря возникли опасения за ее психическое состояние. При всем том, я пытался понять, в чем дело. Моя собеседница быстро подошла к бару, налила себе больше половины стакана джина и выпила большими глотками, поморщился, за нее я. Утерев рот тыльной стороной ладони и не нуждаясь в закуске она снова, до боли сжала мою руку и нагнувшись ко мне выдохнула,
- «Мать умерла»!
Меня пронзило как током, Иришка умерла.  Как она могла умереть? Более глупого вопроса, даже в моей воспаленной голове возникнуть не могло.
- «Как же так»? – На автомате я произнес глупость вслух и взглянул на подругу. Ее, как раз «отпускало» джин сделал свое дело, с лица ее ушла бледность, в глазах появилась осмысленность. Может быть и тебе выпить, задал мозг мне свой, как всегда актуальный вопрос.  Но я, тряхнув головой, взял себя в руки и, осознав наконец произошедшее внятно произнес,
- «И что с того? Значит скоро все встретимся».
Ирина, уже вполне осмысленно смотрела на меня, губы ее дрожали, казалось она сейчас разрыдается. Но усилием воли она проглотила слезный ком и даже попытавшись мне улыбнуться стала теребить жемчуг на шее, я смотрел с опаской, мне казалось, что сейчас она порвет украшение, но жемчуг цел и это ее успокоило.
- «Вот и дождались» - некстати сморозил я, как будто кто-то этого ждал, смерть она всюду, где бы то ни было приходит неожиданно. 
- «Что же я ей скажу, как я могла» - Ирина сжала руки в замок и трясла ими у меня перед лицом.
Я, честно говоря терялся, не понимая, что она имеет ввиду, меня посетили некие мысли, будто это она про нашу здешнюю связь, да и связью это, по большому счету назвать было сложно, так, любовная интрижка меж взрослых людей, тем более здесь, в этом мире, где плотская связь не то что грехом, а даже провинностью не считается и мало того, что не осуждается, а скорее всего, где-то негласно приветствуется и поощряется.
- «Ничего говорить никому не надо, прими себе за правило, отвечать только на заданные тебе вопросы, и то, если это удобно. Не нужно рвать на груди рубаху и каяться в грехах, которых ты не совершала, нет никакой обиды и неловкости в том, что ты откажешься отвечать на нескромный или глупый вопрос и прямо об этом скажешь, так, как говорят официальные лица – «без комментариев».
Все это я проговорил раздельно, отчетливо и медленно, менторским тоном, которым в прошлой жизни иногда позволял себе общаться со слушателями моих лекций если произносил истины, которые считал непреложными и желал, чтобы на них, по меньшей мере обратили внимание, а лучше запомнили.
Это, как в общем я и ожидал протрезвило девушку, взгляд ее сделался вполне осмысленным и блеск глаз достигался не слезами, а остаточным действием алкоголя.
Пожалуй, надо ей еще налить и отправить спать, решил я про себя. Взяв Ирину за руку, усадил ее за стол и попросив подождать, отправился к бару, откуда вернулся в двумя запотевшими стаканами, в джин я добавил немного тоника и лед, решив, что неразбавленный крепкий алкоголь, сейчас нам не показан.
Ира, поразительно быстро приходила в себя, хотелось верить это следствие моих слов, а не джина с тоником.
- «Только я переоделась» - начала она свой рассказ.
- «Собралась уходить и тут на экране увидела странный конверт, таких посланий у меня на было, он был голубой с черной каймой, я удивилась, но открыла». – тут голос ее снова завибрировал и, я, дабы избежать повторения, придвинул ей стакан.
- «В письме, кратко так сообщалось о переходе мамы на новый уровень и ожидаемом прибытии завтра в десять часов. Как будто о бандероли», - схватилась девушка за горло.
- «Ну, наверное, для здешних мест это рутинная история, здесь каждый день встречи и проводы и никого это не волнует»
- «Конечно, никого» - Ирина всхлипнула.
- «Кроме родных. Нам-то, как не беспокоится».
- «А о чем, теперь»? - я подчеркнул голосом слово «теперь».
- «Когда мы все или почти все про тот и этот мир знаем нам не беспокоится, радоваться надо. Еще одна бессмертная душа вернулась, встретитесь, повидаетесь, а там видно будет» - заключил я неопределенно, поскольку на знал, какими были отношения между женщинами в том мире и будет ли встреча столь же желанной и теплой, как например моя с отцом, вспоминалось что-то рассказанное Ирой о непростом характере матери. Что-то в поведении Ирины казалось неестественным, наигранным, чрезмерные слезы, показной страх, возможно у мамы с дочкой были там какие-то трения. Мне вспомнились слова Ирины, произнесенные в первый момент – «вот вы ее и встретите». Неспроста это было сказано.
Обдумать все можно позже, сейчас нужно довести даму до дома и обеспечить ей отдых. Произнеся про себя слово отдых мне, зачем-то вспомнилась сцена нашей встречи и наклоненное вперед, но стремящееся назад тело, я прогнал возникшее некстати видение.
Предложив опереться на мою руку, медленно привел Ирину к ее домику с экзотической крышей и антикварной обстановкой, в прихожей соприкоснувшись головой с тазом, а коленом с велосипедом «Орленок» продвинул девушку в жилое помещение и посадив на тахту, постарался придать ей горизонтальное положение подложив подушку под голову. Платье снимать не стал, дабы не было это сочтено за намек на нечто большее. Кое как, через голову стащил жемчуга, опасаясь, что они могут причинить спящей какой-либо дискомфорт. К моей радости, Ирина тут же задремала, чем я не преминул воспользоваться и тихо ретировался.