Сосед Тихоныч

Сосед Тихоныч - бывший моряк, так по крайней мере утверждала его младшая дочка. Старшая его знать не хотела, также как и сестру. Не простила отцу, что свёл в могилу их маму раньше времени. Бабушка, мама Тихоныча, воспитала внучек и выпустила в мир, но дом отписала младшей внучке, вроде как та более ласковая оказалась. Бабушку эту, Агриппину Никитичну, соседи немного побаивались - уж слишком суровая была и грозная. Сама же Агриппина Никитична считала себя не из простых - служила когда-то в конторе, в какой, она не говорила, и старостой по улице сама себя поставила, никто не перечил, себе дороже.

Но время идёт, хоть и неспешно, зато годы льются рекой, так и бабушка Агриппина Никитична стала слаба, как-то само собой старостой назначили молодую соседку, которую бабушка более всех терпеть не могла за непокорность.

А что Тихоныч? А Тихоныч вышел на пенсию и жил со своей матерью в одном доме, потихоньку спивался и с дружками часто просиживал на сарайке. Сарайка - это место так обозначили на общем сходе дружки, они обставили его старым диваном, откуда-то приволокли брёвна, старые стулья, сколотили стол, только навес не сделали, лень было, им и так хорошо было под открытым небом. Соседка Люба по вечерам выглядывает из окна своего дома и начинает кричать: «Дармоеды! Уселись тут под моим носом! Уходите! Куда хошь переносите! Хошь в лес! Вон рядом торчит!» Мужики, расслабленные самогончиком и огурчиками малосольными, лениво отбрехивались и ссыпали сальные шутки вслед.

Но вот случилось великое горе в этом кружке -  три недели назад покинул сей бренный мир один из дружков Васька. Крепкий такой мужик, здоровый бугай, ещё пятидесяти нет, а всё - нет его. Васька как-то возвращался с сарайки к себе домой, то ли поскользнулся, то ли пошатнулся, упал и ударился затылком об лёд, поднялся и добрёл до дома. Позже у Васьки появились сильные головные боли, на затылке образовалась большая шишка, но в травмпункт не пошёл, лечился крепко проверенным дедовским способом - пил самогончик. Дружки Ваську не забывали, навещали каждый день, через четыре дня ему стало совсем худо и на скорой увезли в реанимацию, но не успели спасти.

Тихоныч от горя пустился во все тяжкие, а через ночь решил выпустить своё горе наружу, в доме ему было тесно, а может и Агриппина Никитична мешала, кто знает.

Рядом с Тихонычем жила молодая пара, Настя и Серёга.

Настя проснулась от мерного стука, глянула на часы - два часа ночи, разбудила мужа - Серёж, что это? Стучатся, что ли? Посмотри, кто этот ненормальный?

Серёга нехотя выполз из кровати и вышел на улицу, вернулся и коротко сказал: «Спи. Тихоныч бузит.»

Но Настя не могла никак уснуть, мешал этот стук.

- Серёж, что там Тихоныч делает? Дрова рубит, что ли? Ночью?»

- Спи давай. Тебе же рано вставать.

- Вот именно! А я не могу заснуть! Мешает этот стук! Ай, пойду гляну, что там.

- Не ходи. Лежи спокойно.

Но Настя ещё больше взволновалась, накинула куртку и вышла во двор. Вначале Настя не могла разобраться - откуда стук идёт, а потом увидела Тихоныча на крыше дома, который ломом долбил крышу.

- Тихоныч! Ты ненормальный? Ты что творишь? - закричала Настя.

Выскочил Серёга следом.

- Тихо, тихо. Соседей перепугаешь. - шептал Насте он.

И тут Тихоныч скатился кулем с крыши, молодые едва успели подбежать и подхватить соседа.

- Тихоныч, говорю по хорошему, иди спать! - строго проговорила Настя соседу.

Серёга потащил Настю в дом.

Спустя примерно полчаса опять раздался монотонный стук.

Настя разозлилась, вышла во двор и стала кричать, чтоб тот прекратил немедленно, иначе полицию вызовет за хулиганство такое.

Тихоныч ответил, что бросить никак не может, потому что сегодня ему некогда будет долбить лёд на крыше, он идёт на похороны друга своего.

Серёга с трудом оттащил Настю в дом и не позволил звонить в полицию. В ответ Настя до утра ругала Серёгу под монотонный стук-перестук. И Настю насторожило, что не было слышно криков Агриппины Никитичны, как это она допустила такое безобразие?

Вечером, придя с работы домой, Настя встретила Тихоныча и стала выговаривать ему, а Тихоныч смотрел осоловелыми глазками на соседку и ничего не понимал.

Он уже не помнил, что делал ночью, не помнил, что лазил на крышу несколько раз, не помнил, что под утро вернулся в дом и завалился спать, а мать его беспомощно мычала в кровати. Агриппина Николаевна не вставала с кровати уже два года.