Е133 Пушкин Онегин Сон Татьяны 10 Медведь и Doppel

Пушкин Онегин 
Сон Татьяны 10
Медведь и Doppelg;nger Пушкина

В предыдущей заметке мы остановились на версии: Медведь в сцене 5-ой главы романа «Сон Татьяны» имел функцию Проводника, а его символ означал, что этот Проводник суть Звериный Двойник Человека.

В пушкинское время в литературе эпохи романтизма двойник человека, появляющийся как тёмная сторона личности или антитеза ангелу-хранителю. В произведениях некоторых авторов персонаж не отбрасывает тени и не отражается в зеркале. Его появление зачастую предвещает смерть героя.

По идее Харольда Блума двойник воплощает теневые бессознательные содержания (желания и т. п.), вытесненные субъектом из-за несовместимости с сознательным представлением о себе (напр., под влиянием морали или социума), с его «приятными и приличными» представлениями о самом себе (см. Блум Х. Страх влияния. Теория поэзии; Карта перечитывания /Пер. с англ. С.А. Никитина. — Екатеринбург: Изд. Уральского университета, 1998

• Блум Г. Западный канон. Книги и школа всех времен. М.: Новое литературное обозрение, 2017)

Один из первых таких двойников в европейской литературе — Джеральдина, теневая сторона идеализированной Кристабели в одноимённой поэме Кольриджа, написанной в 1797 г[ Харольд Блум. Samuel Taylor Coleridge]. Особенно глубоко тема двойника описана и раскрыта в творчестве немецких романтиков: в повести «История Петера Шлемиля» (1813) Адельберта фон Шамиссо и в произведениях Гофмана («Эликсиры сатаны», «Песочный человек»). У них появляется термин Доппельга;нгер (вернее - Доппельгенгер; Doppelg;nger «двойник»).

« Песочный человек» (Der Sandmann) — сказочная новелла, основанная на народных поверьях о песочном человеке. Песочный человек, Сеятель, Песочный человечек — фольклорный персонаж, традиционный для современной Западной Европы. Согласно поверьям, сыплет заигравшимся допоздна детям в глаза волшебный песок, заставляя их засыпать. Образ Песочного человека может иметь как положительную окраску — это доброе существо, успокаивающее шалунов и навевающее добрые сны, — так и отрицательную — это злое, враждебное существо, навевающее непослушным детям кошмары.

От Гофмана тема мистического, часто демонического двойничества перекочевала в произведения А. С. Пушкина. Потом тема развита у В. Ф. Одоевского («Сильфида»), Н. В. Гоголя («Шинель») и Ф. М. Достоевского (повесть «Двойник»), «В зеркале» В. Я. Брюсова, «Петербург» Андрея Белого, «Отчаяние» В. В. Набокова, «Призрак Александра Вольфа» Гайто Газданова, «Тень» Евгения Шварца.

Как и песочный человек, медведь в русских поверьях несет биполярную смысловую нагрузку: он и символ грядущей удачи, и предвестник несчастья ... Поэтому его появление в Танином сне может по идее иметь разный знак: а) Таня под защитой властителей Природы б) путешествие в Запредельное в лапах медведя не сулит ничего в будущем, кроме погибели.

В психоанализе феномен двойничества получил истолкование в работах З. Фрейда («Жуткое», 1919), его ученика Отто Ранка («Двойник», 1914, опубл. 1925), У. Биона («Воображаемый двойник», 1950) и М. Долара («В брачную ночь я буду с тобою», 1991).

В качестве двойников субъекта-мужчины почти всегда выступают лица мужского пола, ибо двойник — это нарциссическая проекция, препятствующая формированию отношений с лицами противоположного пола.

Поскольку в конце сна в сцене попытки инициации Татьяны ее Евгений проявлен с его реальным мирским лицом, то его двойник логично показан со звериной маской. Поэтому доступно полагать: медведь — это двойник Евгения Онегина.

Когда в развязке своей истории с Евгением Таня роется в записях и
книгах в кабинете уехавшего в странствия Евгения -убийцы поэта, — она обнаруживает нечто такое, что позволяет ей декодировать часть сна и заключить «Уж не пародия ли он»!

Всё бы в части сна Татьяны сошло бы за сказку и фантазии Пушкина, но Евгений убил поэта, а Татьяна отдана замуж за князя и генерала

Человек и его двойник — одна из основных тем философии экзистенциализма. Она имеет свои корни в философии и Концепция души Ба и Ка древних египтян.

Но мы не станем уходить в эти дебри Премудрости — ограничимся одним намеком...


Рецензии