Каркуша

;КАРКУША;
Жили мы в однокомнатной квартире старой хрущевки. Перед нашими окнами на пятом этаже, отделяя дом от дороги, шумели старые березы. В их листве каждый год вили гнезда сороки, вороны, да и птички поменьше. Когда пернатые высиживали птенцов, сквозь листву иногда можно было видеть их хвосты.
;
Как-то встречаем с дочкой нашего папу с работы, а в руках у него – ; желторотый вороненочек. Видимо, порыв ветра сдул бедолагу  из гнезда. Хорошо еще, что не попался в лапы котам или собакам.
;
Сидит, бедняжечка, вжался в ладони, головенку набок, смотрит на нас своими черненькими глазенками. Куда же его девать?  Обратно на березу не посадишь!
;
Принесли домой, опускаем на пол, а он не хочет из ладоней уходить: там ведь тепло. Так появился у нас новый жилец, назвали его Каркушей.
;
Освоился быстро. Обустроили место: на дно посылочной коробки насыпали песка, прибили ручку – получился насест; высадили птенчика – понял, понравилось.
;
А вот с едой – караул: не умеет клевать – ему родители в клюв засовывали! Положили мы перед ним червяков, жучков, кусочки колбаски. Наклонит голову, посмотрит на все это богатство с любопытством и, вытянув шею, клюв свой желтенький раскроет и кричит – есть просит.
;
Жил в это время у нас еще волнистый попугай Гоша. Так Каркуша и к нему подскочил и тоже просит. Забавно было смотреть, как этот несмышленыш выпрашивает корм у Гоши, а сам раз в пять больше него. Гоша-то не понимает, что от него хочет эта большая птица.
;
Пришлось нашему папе поработать родителем. Взял блюдце, положил туда кусочки колбаски, нашел пинцет, пощелкал браншами, как клювом, ухватил кусочек и засунул в раскрытый клюв. Проделав это несколько раз, еду в клюв засовывать перестал: только пинцетом еду хватает и роняет. Посмотрел на это безобразие Каркуша, повозмущался и сам попробовал поддеть и проглотить кусочек. Так потихоньку за несколько раз и научился есть сам.
;
А с Гошей они подружились – на одном насесте сидели, перышки друг другу чистили.
;
Привык Каркуша помаленьку к новой обстановке. Ждет, когда кто-нибудь с работы придет. Мы на порог, а он, только нас увидит, прямиком к холодильнику скачет – понял, откуда еду достаем. Поест и прячет «про запас» – то в щелочку между диванными подушками, то за шкаф запихает. Эти запасы мы после него долго еще находили.
;
Время шло. Каркуша вырос, а летать не умел. Пришлось нашему папе и здесь родителей заменить. Подставил руку, подозвал. К этому времени малыш уже откликался на свое имя и запрыгнул на руку, а папа его к потолку подбросил и стряхнул с руки. Крику-то сколько было! Испугался, видимо. Ну, ничего, и этому быстро научился.
;
Пора в большой мир отправлять: средина июня. Стали балкон оставлять открытым – может улетит к сородичам, они на березе часто сидят. Так ведь нет, не хочет из родного дома улетать! Однажды оставили балкон открытым на весь день, сами на работу ушли.
;
Днем звонок на работу: подозвали меня (сотовых еще и в помине не было), а в трубке плачущий голос соседки: «Приходи поскорее домой, если можешь: Каркушу покалечили – выживет ли!»
;
Оказалось, пошла соседка в магазин по тропинке через сквер у дома, видит, что впереди ворона сидит, а на нее лохматая собака несется, которую мальчик с поводка спустил. Ворона спокойно сидит, не улетает, только с любопытством на это чудище смотрит. Схватила собака птицу за крыло и треплет. Хорошо, что мальчик быстро собаку оттащил, а соседка догадалась, что ворона-то наверняка не знает, что такое опасность и как поступать в этих случаях. Схватила ее соседка, принесла к себе в квартиру и мне позвонила.
;
Прибегаю – лежит наш Каркуша с переломанным крылом, в крови. В тот момент мне показалось, что в глазах у него все вместе: и боль, и ужас, и крик о помощи!
;
Принесла домой, отмыли от крови, нашли широконькую палку и зафиксировали крыло – как к шине.
;
Так он скакал с палкой дней десять. Потом шину сняли, потихоньку крылышко окрепло, и Каркушенька вновь начал летать.
;
Пришел август. Близился отпуск – остро встал вопрос, куда же нашего любимицу пристроить, не в поезде же с собой на юг везти!
;
Разговорились как-то с воспитательницей детского сада, куда дочь ходила. Согласилась она забрать ворону. Настал день расставания. Дочка взяла насест, ворона уселась мне на руку, как в цирке. Почувствовал что-то  необычное Каркушенька. Всю дорогу молчал, а головку мне за пазуху засунул. Так и пришли в садик. Понятно, что мы с дочкой слезами уливались.
;
Больше мы нашего Каркушеньки не видели. Воспитательница рассказывала впоследствии, что он стал агрессивным, начал клеваться – пришлось отвезли его на дачу, к лесу, и выпустить. Хочется верить, что за осень он освоился, нашел сородичей…
;
До сих пор, проходя мимо ворон, скачущих недалеко от меня, а прошло около тридцати лет, окликаю тихонько: «Каркуша, Каркуша, где ты, может ты наш…»