Пластилин

1

Чем ближе подходил день выборов, тем больше город Погорск напоминал вышедшую на панель проститутку. Готовясь уступить трон очередному мэру, он вырядился в пестрые баннеры и плакаты, с которых самодовольно взирали холеные персоны в дорогих одежках и белозубо улыбались плетущимся по грязным улицам унылым горожанам. Персоны эти презентабельно выставляли свои самые выгодные, как считали их пиарщики, достоинства. Один изображал из себя любителя детей, другой – патриота, третий – борца с коррупцией, четвертый – чистюлю, обещающего навести порядок в не убиравшихся годами городских парках и дворах. Свои достоинства претенденты на городской престол подкрепляли заметными издали прибаутками вроде: «Такой-то Такой-тович – ваш кандидат!» или «Такая-то Такая-товна: я сделаю город чище!». Желание этих персон выглядеть заметнее своих конкурентов делало их похожими на товар в витринах магазинов. И, если бы баннеры и плакаты могли говорить, непременно кричали б наперебой: «Купи меня!.. Меня!.. Меня!..» Для тех же горожан, что смотрели лишь себе под ноги и не видели дальше тротуара, на улицах существовали специальные малооплачиваемые люди, единственной обязанностью которых было совать под нос прохожим листовки с изображениями все тех же пытающихся перещеголять друг друга рвущихся в мэры персон. Правда, большинство этой макулатуры тут же оказывалось в мусорных урнах либо летело на асфальт, откуда следующим утром ее гнали пестрой волной не менее малооплачиваемые дворники.
Всеволод Пластилин тоже улыбался с баннеров и плакатов. Более того, как ныне действующий мэр города, он пользовался преимуществом: гигантский транспарант с его изображением водружали на престижном месте – на площади прямо напротив здания городской администрации. В агитпроспектах, раздаваемых на всех улицах Погорска, значилось, что Всеволод Пластилин воспитывался в детдоме, где выделялся среди сверстников умом и хорошим поведением, из-за чего на него обратила внимание интеллигентная семья. Приемный сын почетного гражданина города, Сева с отличием окончил среднюю школу, а затем с красным дипломом институт. Был успешным бизнесменом, а после стал чиновником – несколько лет занимал ответственные посты, ратуя за честность и справедливость. Четыре года назад он был избран мэром и за этот срок внес огромный вклад в развитие родного города. Женат, хороший семьянин, воспитывает дочь.
Сам же этот положительней во всех отношениях персонаж в торжественный момент водружения его портрета на площади стоял на зеленом парковом газоне, втянув брюшко, выпятив грудь и слегка приподняв руку, чтобы были заметны дорогие часы на его холеном запястье, выглядывающем из рукава модного дорогого пиджака. Всем своим видом Всеволод Пластилин словно пародировал свое собственное улыбающееся с транспаранта изображение и излучал уверенность в том, что благодарные горожане непременно изберут его еще на один срок.
– Ну как, нравится тебе папа? – спросил он хмуро стоящую у его ног шестилетнюю дочку Дашуню.
Та, не поднимая головы, пожала плечами.
– Хватит дуться! – Пластилин ловко подхватил ее на руки. – Ну-ка, улыбнись!
Дашуня с трудом выжала из себя улыбку.
– Пап, а почему ты больше к нам не приходишь? – вдруг спросила девочка.
– Давай лучше потом об этом поговорим, – не прекращая улыбаться, ответил Пластилин. – Смотри туда. Кто там у нас? Правильно, мама! А ну, улыбнись маме!
Увидев машущую рукой маму, стоявшую у края газона, Дашуня засияла, словно солнышко, что грело их с небес в этот теплый осенний день.
– Пап, а ты к нам вернешься? – снова спросила девочка.
– Хватит задавать глупые вопросы! – На безукоризненном фотогеничном лице Пластилина все-таки появилось столь неуместное для такого момента раздражение. – Так, Дашунька, куда подевались наши белые зубки?
– Ты нас с мамой не любишь, – заключила дочка.
– Любишь, не любишь... Какое это сейчас имеет значение? Ты должна улыбаться! Эй, дочь, слышишь меня? А ну улыбнись, говорю!
На щеках девочки заблестели слезы.
– Не хочу я больше никому улыбаться! – закричала она и принялась вырываться.
– Так, стоп! – вскричал Пластилин и поставил дочку на землю. Та сразу же рванула в объятия матери.
– Всеволод Петрович, мы еще не закончили! – воскликнул человек с гигантской фотокамерой, за секунду до этого словно кузнечик прыгавший вокруг Пластилина и его дочки, сверкая вспышкой.
Мэр не ответил. Он нервно взад-вперед мерил шагами газон.
– Сева, что случилось? – К нему лисой метнулся Выкрутасов – его правая рука в мэрии. А быть может, даже обе руки сразу. Ведь, пока Всеволод Пластилин красовался на фуршетах и обложках газет, именно Выкрутасов решал большинство административных задач. Не без пользы для собственного кармана, конечно.
– Этот ребенок просто невыносим! – всплеснул руками Пластилин, попутно отметив, как это движение заставило шикарно блеснуть на солнце его золотые запонки. – Обязательно было устраивать этот цирк?
– Для пиара, Севочка! Все для пиара, все ради имиджа! Пиплам нравятся детские мордашки. Да и мэр-семьянин, на их взгляд, заслуживает больше доверия, чем... – Выкрутасов запнулся. – Кстати... А точнее, совершенно некстати! На фига ты бросил жену? Нельзя было до выборов подождать?
– Это было три года назад!
– И все же советую тебе вернуть ее обратно.
Пластилин скривился, с отвращением глянув на бывшую жену Марину, некогда холеную и ухоженную, словно домашний пуделек, теперь же больше напоминающую замученную дворнягу. И невольно перевел взгляд на свою новую секретаршу Люсю – шикарную блондиночку, жмурящуюся на солнышке как породистая кошечка.
– Сева, тебе надо сойтись с супругой. Хотя бы на месяц, – продолжал Выкрутасов. – До тех пор, пока не закончится предвыборная кампания. Весь город обсуждает твою личную жизнь. Точнее, ее крах. Рейтинги падают, а у нас каждый голос на счету. И без того положение такое, что поможет разве только чудо.
– Я подумаю, – вздохнул Сева и добавил, обращаясь к «кошечке» Люсе: – Это бизнес, детка. Ничего личного.
– Кстати, а где твоя дочка? – встрепенулся Выкрутасов.
Пластилин посмотрел по сторонам и остолбенел. Дашунька сидела на лавочке и разговаривала... с Карлой!
Кто такая Карла? Сразу видно, что вы не бывали в Погорске. Там все знают Карлу. Еще бы, ведь этой странной пожилой леди нравится рядиться в белые, похожие на свадебные, платья, носить ажурные перчатки до локтей, шляпки с перьями, длинные светлые гольфы и туфельки на высоких каблуках, а также красить волосы в голубой цвет. И это при том, что ей ко времени описываемых событий перевалило за семьдесят! Эта старушка каждый день появлялась в таком виде на центральной улице города и пугала прохожих, улыбаясь им накрашенными едко-красной помадой губами и подмигивая чересчур подведенными черным глазами. Ее любимым занятием было раздавать детям воздушные шарики и конфеты, на которые она тратила едва ли не всю свою скудную пенсию. Дети охотно принимали ее дары и любили старую Карлу, чего нельзя было сказать об их родителях. Последние при виде Карлы готовы были перебежать на другую сторону улицы, а если их чадо успело что-то принять от безумной старухи, дитя тут же получало по «мягкому месту», а дары отправлялись в ближайшую мусорную урну. Впрочем, люди привыкли к полоумной Карле и относились к ней с полным сочувствия снисхождением. Сумасшедшая – что тут взять...
Вот и представьте себе реакцию мэра города, когда он застукал свою дочку беседующей с этой самой Карлой!
Дело в том, что, пока Пластилин обсуждал с Выкрутасовым свою личную, а на время выборов ставшую общественной жизнь, Дашунька увидела, как старушка села на лавочку неподалеку и принялась надувать шарики, чтобы потом раздать их детям. Девочка подошла к Карле и, присев рядом, по-приятельски воскликнула:
– Привет!
– Здравствуй, милая.
– Давай помогу?
– Что ж, буду рада.
Старушка протянул девочке несколько шариков.
– А я тебя знаю, – сказала Дашунька, надув очередной шарик. – Ты – Карла. Тебя многие взрослые ругают. Но я-то знаю, что на самом деле ты не страшная, а хорошая. Ведь ты детей любишь. А тот, кто любит, не может быть плохим!
– Все люди хорошие, – ответила Карла. – Рождаются ведь все одинаково чистыми, как ангелочки. И чистота эта на всю жизнь остается с ними.
– Разве? Но ведь многие ведут себя плохо!
– Видишь это? – Карла стянула с руки безупречно белую ажурную перчатку. – Что будет, если я брошу ее, скажем, вон в ту мусорную урну?
– Не надо! – поспешно запротестовала Дашунька. – Она ведь испачкается!
– Да, испачкается, – кивнула Карла, снова надев перчатку. – Но разве из-за этого она перестанет быть тем, чем является на самом деле? Она останется все той же белой перчаткой, просто ее белизна будет спрятана под слоем грязи. И, если ее постирать, она снова станет такой же чистой, как была. Вот так и люди. Родившись чистыми в грязном мире, они пачкаются, и, чем ближе к старости, тем сильнее.
– Жаль только, что их нельзя отстирать, как эту перчатку, – вздохнула Дашунька, глянув на отца.
– Как знать... – пожала плечами Карла.
– Вот, держи! – Дашунька протянула старушке три надутых шарика.
– Какая молодец, – одобрительно кивнула Карла. – А за то, что ты мне помогла, я могу исполнить любое твое желание. Чего бы ты хотела больше всего на свете?
– Чтобы у меня был папа! – не задумываясь ответила девочка.
– А разве у тебя нет папы? – удивилась Карла.
– Есть, но он... – Дашунька снова грустно покосилась туда, где спорили люди в черных костюмах. – Он как камень!
Карла проследила за ее взглядом.
– Да, с годами люди настолько черствеют, что становятся тверже и холоднее гранита, – вздохнув, согласилась она. – Это дети – материал мягкий: что вылепишь, то и выйдет.
– Вот был бы мой папа мягкий, я бы обязательно вылепила из него что-нибудь хорошее, – мечтательно сказала Дашунька.
– А что, хорошая идея! Есть у меня подходящий материал. – Карла полезла в свою расшитую бисером цветастую сумку, что-то вытащила оттуда и протянула девочке. – На, держи!
– Пластилин? – удивилась девочка и похвасталась: – У меня дома много пластилина. И я очень хорошо леплю!
– Такого, как этот, у тебя нет. Он волшебный! Запомни, твои теплые детские ручки смогут придать этому мягкому материалу любую форму, какую пожелаешь. Что вылепишь – то и сбудется.
Девочка восторженно приняла подарок – брусок белого пластилина.
– Ты что, волшебница? – Дашунька удивленно глянула на Карлу.
– Все мы волшебники, когда чего-то искренне хотим. Главное – верь!
В этот самый момент к ним и подбежал обескураженный увиденным Сева Пластилин.
– Ты что, с ума сошла, разговаривать с этой ненормальной? Может, она заразная! – набросился он на дочь и прорычал в сторону фотографов, которые уже защелкали фотокамерами: – Уберите свои чертовы камеры! Представляю заголовки завтрашних газет...
– Бабушка научила меня колдовать! – гордо заявила Дашунька.
– Я ей сейчас так наколдую!.. – рассвирепел Пластилин и прошипел в сторону Карлы: – А ну, пошла отсюда, жаба! Давно пора тебя в дурку сдать!..
Карла спорить не стала. Встав с лавочки, она поплелась прочь, увлекая за собой связку разноцветных шариков.
– Главное – верь! – крикнула она, обернувшись, и растворилась в однообразной толпе.
Сева же уже волок Дашуньку обратно на газон.
– Следи за своей дочерью! – рявкнул он, толкнув девочку к матери.
– Она, вообще-то, и твоя дочь! – Бывшая супруга обняла закусившую от обиды губу Дашуньку.
Сева хотел было по привычке ответить что-нибудь резкое, как вдруг встретился взглядом со своим верным заместителем Выкрутасовым. И тут же у кандидата в мэры всплыли в памяти слова этого хитрого лиса о том, что сейчас важнее думать о рейтинге.
– Да, кстати... – несколько смягчившись, сказал он жене. – Марина, сколько бы ты взяла за то, чтобы вернуться ко мне?
– Чего?!. – поразилась та.
– Ненадолго, – поспешно прибавил Сева. – Только до конца предвыборной кампании.
– Знаешь что! Я тебе не шлюха, которую можно купить за деньги! – вспылила та, кивнув на секретаршу Люсю. Та потупила взгляд. – Если я и согласилась привести на эту фотосессию Дашуньку, то лишь потому, что она – твоя наследница и от твоего успеха зависит ее будущее. Для меня же ты лишь отвратительное прошлое!
– Мариша, я вовсе не хотел тебя оскорбить, – положа руку на сердце, сказал Пластилин. – Извини. Про деньги это я и правда зря... Ну а ради, как ты сама сказала, будущего дочери? Ведь от моей карьеры зависит и ее судьба. Нам не обязательно быть семьей. Но хотя бы видимость семейной жизни мы изобразить сможем?
Марина задумалась, с сомнением поглядывая на бывшего мужа. И все же покачала головой:
– Нет, Сева. Даже видимость противна.
И, взяв Дашуньку за руку, она пошла с дочкой к автобусной остановке.
– Ну и дура, – равнодушно пожал плечами Сева и, обняв Люсю, повел ее к своему припаркованному неподалеку новому шикарному черному автомобилю.
Весь остаток дня слова старой Карлы не выходили у Дашуньки из головы. Она была еще в том возрасте, когда верила в сказки. А потому мысли девочки то и дело возвращались к подарку: а вдруг правда? Вечером, лежа в постели и кутаясь в одеяло, малышка неожиданно прервала мать, читавшую ей сказку, и спросила:
– Мама, а ты веришь в чудо?
– Конечно, верю, – улыбнулась Марина. – Вот же оно, передо мной. Чудо ты мое ненаглядное!
Она наклонилась и поцеловала дочку в светлую макушку.
– Я серьезно.
– И я серьезно. – Марина захлопнула книжку. – Ладно, чудо, спать пора.
Дашунька накрылась одеялом с головой и отвернулась лицом к стенке. Марина погасила настольную лампу и на цыпочках вышла из комнаты.
Только за ней захлопнулась дверь, девочка тут же вынырнула из-под одеяла и прислушалась. Убедившись, что в прихожей больше не слышны мамины шаги, она опять зажгла лампу и достала из-под подушки полиэтиленовый пакетик с завернутым в него подарком Карлы.
– Правда, не правда... Сейчас проверим, – прошептала Дашунька. – Ну что ж, папулечка, приступим!..
Между тем на другом конце города ее папулечка вынул из домашнего бара бутылку шампанского и, выстрелив пробкой в потолок, наполнил два бокала. Один взял сам, второй протянул Люсе. Принимая бокал, та едва его не пролила, так сильно у нее дрожали руки.
Дашунька достала пластилин. Он оказался твердым, как булыжник. Девочка принялась согревать его ладошками, дыханием, даже прижала к щеке. Пластилин долго не поддавался. И все же Дашунькино терпение взяло верх – мало-помалу материал согрелся и стал менять форму под теплыми пальчиками малышки.
Сева Пластилин в это время бросил Люсю на кровать и принялся грубо расстегивать блузку. Когда первые пуговицы поддались его нетерпеливым пальцам и блузка сползла с плеча секретарши, та стыдливо вернула ее на место.
– Я думал, что мы уже все решили. – Сева вперился в нее ледяным взглядом. – Или нет? Забыла уговор?
Люся обреченно опустила руки и позволила блузке соскользнуть с плеч.
Дашунька работала медленно и усердно, тщательно прорабатывая каждую деталь. Ведь речь шла об ее отце! Девочка слепила туловище, ручки, ножки. Особенно постаралась над головой: сделала аккуратный носик, глазки, ротик. Единственно, Дашунька жалела, что у нее есть только белый пластилин. Малышке захотелось добавить цветов: сделать рот красным, глаза – голубыми, а костюм – коричневым. Она было полезла в стол, где хранился цветной пластилин, но тут же отказалась от этой идеи: вдруг это разрушит магию?..
В тот момент, когда девочка осторожно приделала к туловищу пластилинового папы голову, Сева ощутил жуткое головокружение. Он едва не свалился на кровать, на которой уже возлежала обнаженная Люся.
– О черт! – только и выдохнул он, глядя, как мебель, кровать, потолок и Люся поплыли перед глазами.
«Вроде и выпил немного...» – подумал он.
– Что-то случилось? – осторожно спросила Люся, краешком одеяла прикрывая свою наготу.
Сева бросил болезненный взгляд на секретаршу, которую уже недели две как старался затащить в постель. Вот, наконец, ему это удалось... И что же? Из-за проклятого головокружения он не испытывал никакого желания.
«Да что со мной?» – Он сел, сдавив виски кулаками.
– Всеволод Петрович...
– Иди домой! – простонал он, не глядя на Люсю.
– Я что-то сделала не так? – испугалась та.
– Я сказал – иди! – рявкнул Сева, не поднимая головы.
Люся стала поспешно одеваться.
– Но то, что вы мне обещали, – начала она. – Насчет операции мамы...
– Дверь за собой закрой! – нервно перебил ее Пластилин.
И когда за секретаршей захлопнулась дверь, он упал на кровать и болезненно закрыл глаза. Вскоре, сам того не заметив, он уснул...
– Спокойной ночи, папулечка, – сказала Дашунька, уложив пластилинового человека в маленькую кукольную кроватку и, поцеловав его в белую маслянистую щеку, погасила в комнате свет.

2

Проснувшись едва рассвело, Дашунька первым делом подбежала к детской кроватке. И замерла, открыв от удивления рот. Та оказалась пуста!
– Мама! – Дашунька, глотая слезы, вбежала в мамину комнату: – Мама, где мой папа?
– Как это где? – удивленно спросонья ответила мать. – Где и должен быть – у себя дома!..
В это время Всеволода Пластилина разбудил странный шорох. Ему показалось, будто кто-то бродит по его квартире. Раскрыв глаза, Сева прислушался. Тишина! «Видать, приснилось», – решил он, при этом отметив, что у него жутко ломит спину. Приподнявшись на локте, он с удивлением обнаружил, что всю ночь провел в неудобной позе, свесив ноги с кровати, и на нем по-прежнему рубашка, брюки, даже туфли. В памяти тут же всплыл вчерашний вечер. «Не могло же меня от шампанского так разморить?» – подумал он, особенно сожалея об уходе своей сексапильной секретарши.
Взглянув на тумбочку, где стояли часы, он разглядел светящиеся красные цифры 7:12. Ну и рань! Мэр города до десяти никогда не вставал, считая раннее появление на работе обязанностью лишь подчиненных. Он сбросил башмаки, подтянул ноги на кровать, повернулся на другой бок и снова было захрапел... Как вдруг раздался четкий хлопок входной двери. Сева резко сел. Из подъезда доносились гулкие шаги – кто-то не спеша спускался по лестнице.
Пластилин все-таки сполз с кровати, сонно шатаясь, прошел на кухню и, открыв холодную воду, жадно присосался к крану. Напившись, он хотел было вернуться в постель, как вдруг осмотрелся и оторопел. На кухне оказалось прибрано! Все фужеры из-под шампанского вымыты, так и не съеденная заказанная в ресторане еда лежала в холодильнике, а чистая посуда была расставлена на полке.
– Ну Люська! Сверхурочные себе зарабатывает? – усмехнулся Сева, вспомнив хлопок двери. Похоже, секретарша все-таки осталась до утра.
Пластилин отправился в ванную. Взяв зубную щетку, он собрался уже нанести на нее пасту, как вдруг, проведя пальцем по белой щетине щетки, обнаружил, что та мокрая. Тут он заметил, что кисточка для бритья тоже влажная, а в бритвенном стаканчике осталась вода. Словно кто-то уже воспользовался всем этим до него!
– Что за хрень?
Тут Пластилин поднял взгляд – и щетка выскользнула из его онемевшей ладони, а по ванной прокатился рев:
– Что эта сука со мной сделала?
Его лицо выглядело так, словно было вылеплено из пластилина!
Следующую минуту Сева Пластилин в отчаянии тер белую маслянистую щеку. Она ползла под его пальцами, словно и правда была пластилиновой. Он тер до тех пор, пока не взвыл от боли. Последняя надежда, что его лицо просто намазали какой-то дрянью, угасла. Такой стала его кожа! Он взглянул на ладони и ахнул – вся кожа! Под рубашкой он также обнаружил пластилиноподобное тело.
«Надо срочно в больницу! – в панике подумал Сева. И поспешно сам себе добавил: – Частную больницу! Где болтать не станут. Ведь если эти стервятники-журналисты пронюхают... И это во время выборов! Вот же суки!..»
Сева не сомневался, что эта странная болезнь – диверсия, цель которой – сорвать ему предвыборную кампанию. Он стал перебирать в памяти имена своих врагов, кто мог подкупить Люську, чтобы та сотворила с ним такое. Понял – да кто угодно! Список его недругов был бесконечным. Впрочем, не важно кто! Важно лишь – как это лечится!
Сева поспешно подобрал валяющиеся у кровати туфли, напялил их и подбежал к вешалке. Тут его ждал новый неприятный сюрприз – пиджак, в котором он ходил вчера, исчез. А в нем – ключи от машины и бумажник. Между тем за окном раздался поразительно знакомый рокот двигателя. Пластилин ринулся к окошку и увидел, как его новенький автомобиль сверкает габаритными огнями.
– Убью тварь! – Сорвав с вешалки другой пиджак, Сева рванул на улицу. Да только опоздал: успел лишь увидеть заворачивающую за угол собственную машину.
– Вы видели, кто угнал мою тачку? – обрушился Пластилин на старушек, сидящих у подъезда на лавочке, словно две курицы на жердочке.
– Господи свят! – Одна из «куриц» перекрестилась, рассмотрев его лицо.
– Чего уставилась? – рявкнул Пластилин. – Так видели или нет?
– Простите, а вы кто? – испугано прокудахтала вторая.
– Кто-кто... Глаза разуй! Всеволод Петрович!
Обе старушки с открытыми в ужасе «клювами» молча пялились на него.
– А... – махнул рукой Пластилин. – Маразматички старые!
«Надо ментов вызывать! Сообщить об угоне!» – Он принялся шарить по карманам в поисках телефона. Не найдя, вспомнил, что тот тоже остался в украденном пиджаке. Делать нечего, он поспешил в ближайшее отделение милиции.
– Это ж надо! Неужто и правда Севка? – закудахтали вполголоса обе старухи.
– Чего это у него с лицом-то?
– Кто знает? Мож, зараза какая?
– Так ему, анчихристу, и надо! Это его бог покарал!
– Да, господь шельму метит! Я ж этого Севку вот с таких знаю. – Старушка показала, с каких она его знает, опустив ладонь ниже лавочки. – Тот еще хулиган!
И обе принялись вспоминать, каким скверным ребенком, подростком, а потом и юношей был их сосед. Как шарахались от его рогаток все местные коты и птицы, звенели от камней окна, рыдали мальчишки с расквашенными носами и девчонки с обрезанными косичками. И как каждый раз после таких случаев появлялся Севин отчим и все вокруг становились виновны, только не его приемыш. Спорить с Пластилиным-старшим никто не рисковал. Еще бы, ведь его тогда знал и боялся весь город! Он занимал высокий партийный чин и имел связи и рычаги давления во всех ведомствах. Имя его до сих пор выбито в граните на постаменте «Почетные жители города». Хотя многие бы с радостью перенесли это имя на доску «Позор города», если б таковая существовала.
Все понимали, что Севочка растет полнейшим ничтожеством. Однако, если бы вы поговорили с его приемными родителями, педагогами и знакомыми, он предстал бы перед вами сначала хорошим мальчиком, затем способным подростком, ну а позже – перспективным молодым человеком. На родительских собраниях в школе его хвалили, а в журнале красовались лишь хорошие оценки: учителя предпочитали вообще ничего ему не ставить, чем поставить «неуд» и заиметь неприятности с его отчимом. Когда же Сева с золотой медалью окончил школу и решил поступать в институт, классный руководитель выдала ему такую характеристику, словно выпускала вундеркинда, – сама же возблагодарила небеса, когда за ненавистным учеником навсегда захлопнулись школьные двери.
В институте Севу почти не видели, а сессии все по тому же папенькиному волшебству сами собой сдавались на отлично. Зато Севу постоянно замечали в сомнительных компаниях, из-за которых немало слез пролили девчонки и попало в больницу множество парней. Сева стал настоящей головной болью для местного отделения милиции, но каждый раз на нары попадал кто угодно, только не Всеволод Пластилин. Если б не старания влиятельного родителя, Сева в совокупности получил бы пару пожизненных, не меньше. На его счету числилось с десяток ДТП, три из которых были со смертельным исходом – пьяный юноша учился водить подаренный отчимом автомобиль. Были несколько изнасилований, в которых, по заверениям судий, оказались виновны сами пострадавшие: мол, именно они домогались подзащитного. И даже один разбой с убийством, когда студент Сева со своей очередной безбашенной подружкой решили поиграть в Бонни и Клайда. «Бонни» после этого схлопотала срок, «Клайд», как всегда, оказался ни при чем. Вот лишь небольшой перечень из послужного списка мажора Пластилина. И это не считая уймы преступлений, которые не попали в милицейскую статистику, так как большинство пострадавших либо побоялись написать заявление на приемного сынка столь могущественного чиновника, либо замолчали, получив приличные откупы.
Между тем Пластилин-старший и своему ненаглядному пасынку готовил большое будущее. Покинув институт с красным дипломом, Сева попытался проявить себя в бизнесе, однако мгновенно обанкротился. Для коммерческих дел у него не хватало ни мозгов, ни образования. За что бы он ни брался, все в его руках разваливалось, ведь специалистом он был лишь на бумаге. И тогда Пластилин-старший решил направить пасынка по своим стопам – чиновничьим. Сам он хоть и потерял после развала Советского Союза свою партийную должность, но сохранил достаточно связей. На этом поприще дела у младшего Пластилина пошли в гору. Да и вообще ему пришлась по душе административная карьера: сидеть с умным лицом на заседаниях, давать туманные интервью смазливеньким журналисткам и позировать перед фото- и видеокамерами, при этом переложив свои обязанности на подчиненных. Так что, к тому времени, когда Пластилин-старший умер, его пасынок сам обзавелся нужными знакомствами, в том числе и криминальными, сделал несколько крупных шагов по карьерной лестнице и превратился в копию своего отца: стал уважаемым в лицо и ненавидимым за глаза почетным гражданином своего города. Ну а после ему и вовсе выпал шанс удачно жениться и, благодаря протекции влиятельного тестя, стать «народным избранником» – победить на выборах в мэры. Должность, кстати, вполне подходящая его раздутой с детства самооценке и воспаленному самолюбию. Оставаться на ней он планировал еще как минимум один срок, а потом рвануть дальше: быть может, в столицу... И вот теперь такой конфуз – знаменитый Всеволод Пластилин несется по улице своего города с изуродованным лицом!
Милицейский участок располагался в двухэтажном здании из грязно-серого кирпича с рыжей от ржавчины крышей. Обогнув шлагбаум, Сева миновал решетку покосившегося забора, пересек весь в колдобинах асфальтированный дворик со стоявшими в ряд пятью старенькими милицейскими «жигулями». У одного автомобиля суетился человек в серой форме, тщетно пытаясь завести машину, но та лишь недовольно кряхтела, злобно рычала и устало глохла. Похоже, она была кандидатом на то, чтобы вскоре присоединиться к тем двум развалюхам, которые стояли в сторонке – без фар и на спущенных шинах. Пластилин вкарабкался по изломанным бетонным ступенькам на полуразвалившееся крыльцо и распахнул деревянную дверь с табличкой «Управление внутренних дел по г. Погорску».
Ворвавшись в участок, Сева прямиком направился в кабинет начальника. Когда же путь ему преградил бдительный, словно цепная псина, дежурный, он взревел:
– Эй ты, сержант, да ты хоть знаешь, кто я такой?
– Герой триллера про зомби? – пошутил тот.
Всеволод Пластилин подобных шуток не любил и не понимал. Он обрушился на сержанта с угрозами, которые начались словами: «Да я тебя!..», и даже попытался схватить того за ворот кителя. Однако, увидев, как к нему тянутся бледные маслянистые руки, милиционер шарахнулся от мэра, как от прокаженного, и, заскочив в будку дежурного, занял там оборону.
– Что тут происходит? – спросил выглянувший из какого-то кабинета майор, лысый и коренастый, отчего походил на невозмутимого питбуля.
– Да тут чумной какой-то к начальнику ломится! – пролаял из будки подпирающий дверь дежурный.
Майор окинул Пластилина спокойным взглядом и предложил пройти в его кабинет, чтобы там изложить на бумаге свою проблему.
– И спокойнее, – строго предупредил «питбуль», – если не хотите в камеру. Ведите себя по-человечески, коли желаете к себе такого же отношения.
Майор говорил с нарочитой вежливостью, в которой, однако, сквозила угроза. В другой ситуации Пластилин бы не стерпел такого отношения, но тут был вынужден подчиниться. Положение складывалось не в его пользу.
– Да, конечно, – выжав из себя улыбку, сказал он. – Простите.
Сам же зло подумал, принимая у майора листок и шариковую ручку: «Ничего, я тебе, падле, устрою! Будешь полосатым жезлом на перекрестках махать, тварь! Ты еще попомнишь, как связываться с самим Пластилиным!..»
Когда Сева закончил писать, майор прочел его заявление и удивленно поднял глаза:
– Судя по номеру и марке автомобиля, вы утверждаете, что у вас угнали... машину мэра города?
– Я и есть мэр города, тупица! – снова взорвался Пластилин.
– Ага, – хохотнул майор. – Ну а я тогда президент страны!
Увидев, что Пластилин опять свирепеет, офицер, подавив усмешку, кивнул:
– Предположим, так оно и есть... Можно взглянуть на ваши документы?
– Они остались в машине.
– Я про удостоверение личности. Паспорт у вас с собой?
Похлопав ладонями по карманам, Пластилин вспомнил, что и паспорт остался в треклятом украденном пиджаке.
– Проклятье! – Сева в сердцах стукнул пластилиновым кулаком по столу.
– Кстати, твое счастье, что ты не мэр, – хмуро сказал майор. И задумчиво прибавил: – Терпеть не могу этого гада.
– Чем тебе мэр-то не угодил? – спросил сидящий за соседним столом капитан.
– Да просто этот напыщенный урод Пластилин однажды конкретно подгадил моему папаше.
И, не обращая внимания на Севу, майор повернулся к капитану:
– Мой отец когда-то работал в городской администрации, причем занимал приличную должность. Давно, еще при позапрошлом мэре. А потом к нему в подчинение пришел этот самый Пластилин. Поначалу они с отцом отлично поладили, вроде даже стали друзьями. Помню, как отец дома рассказывал, какой это замечательный человек, что он ему доверяет как самому себе. Доверился, блин... Кончилось тем, что этот Пластилин провернул одну аферу и жестко подставил моего отца, того отправили досрочно на пенсию. И как думаешь, кто занял его место? Вот-вот!.. А теперь это мудло на посту мэра города!
– А-а-а!.. Доверский! – наморщив пластилиновый лоб, припомнил Сева.
– Чего? – Майор вздрогнул и уставился на Пластилина своими питбульими глазками. Видимо, пока он рассказывал, позабыл, что в кабинете есть кто-то еще.
– Фамилия, говорю, Доверский? – спросил Сева.
– Доверин, – поправил майор. – А откуда ты...
И вдруг умолк, недобро и с подозрением посмотрев на Пластилина.
– Ну-ну... Очень печальная и поучительная история, – хмыкнул Сева. – Я аж прослезился! Ну да, твоего папашу развели как лоха. Что поделаешь? Выживает сильнейший!
– Слушай, ты! – Майор вскочил, схватив лежавшую на тумбочке у стола резиновую дубинку. – Хочешь, прямо сейчас покажу, кто тут сильнейший?
– Ну попробуй! – Сева тоже резко встал, упершись кулаками в стол. Однако тут же с ужасом сообразил, что и правда может получить по своей пластилиновой роже. Ведь обычно рядом с ним есть кто-нибудь, способный не только принять удар на себя, но и дать отпор. Тут же Сева оказался один, без телохранителей.
На его счастье, руку с занесенной для удара дубинкой уже держал подоспевший капитан. Да и к самому майору вернулось самообладание: видимо, вспомнил, что на службе. Он, пыхтя словно загнанный пес, опустился обратно на стул и положил дубинку на место. Капитан повернулся к Пластилину, чтобы сообщить об окончании аудиенции, но тот уже и сам направился к двери. Делать ему тут больше было нечего без документов, которые могут подтвердить его личность.
«Ничего, я тебя запомнил, майор Доверин, – в бессильной злобе думал Пластилин, покидая кабинет под кровожадным взглядом все еще готового вцепиться в него «питбуля». – Я тебе, падле, устрою! Да так, чтобы другим неповадно было связываться с самим Пластилиным!»

3

Выйдя из отделения милиции, Сева растерянно остановился. Что делать? Что, сука, делать? Его била нервная дрожь. Жутко захотелось курить. Увидев проходящих мимо двух парней, толстого и худого, словно хомяк и суслик из советского мультфильма, он окликнул:
– Эй, есть сигарета!
– А как же волшебное слово? – усмехнулся «хомяк», вынимая пачку из кармана.
– Много чести, – пробурчал Пластилин.
Парень, пожав плечами, сунул пачку обратно в карман и пошел дальше.
– Да ладно ты, – добродушно воскликнул «суслик». – Не видишь, человек болен.
Он протянул Пластилину сигарету, зажег зажигалку.
– Слушай, а у тебя давно так?.. Ну, это... – «Суслик» ощупал свое лицо и тут же трижды сплюнул. – Тьфу ты, на себе не показывают!
– Сунь голову в жопу, тогда узнаешь, – буркнул Пластилин и пошел прочь, нервно втягивая табачный дым.
Это замечание напомнило Пластилину, как он сейчас выглядит. Надо вернуть себе свое лицо! Надо срочно в больницу! Он было по привычке направился в платную клинику, до которой было всего полквартала, однако на полпути вспомнил, что у него ни копейки денег: наличка и банковская карточка остались в украденном бумажнике.
– Проклятье! – Сева швырнул окурок себе под ноги и яростно его затоптал.
Больница для стада, как называл ее Сева, находилась на другом конце города. Пешком полдня можно ковылять. И машину, как назло, угнали! Делать нечего, Пластилин поплелся к остановке общественного транспорта, сетуя по пути: «Дожил, ****ь! Придется на лоховозе ехать». Прочитав облупленную желтую табличку на столбе, определил нужный маршрут. Подъехал допотопный пыльный зеленый автобус, остановился, издав звук, напоминающий протяжный вздох собравшегося на вечный покой старика. Сева протиснулся в переполненный людьми салон. Увидев его, какая-то овцеликая девка резво соскочила с сиденья, то ли чтобы уступить ему место, то ли чтобы убежать как можно дальше. Пластилин устроился в кресле, обитом коричневым дерматином, сквозь дыры которого безобразно торчал во все стороны желтый поролон. Вокруг сразу же образовалось свободное пространство. Несмотря на давку в салоне, люди старались уйти от Севы насколько возможно дальше, даже покинули расположенные слишком близко к нему сидячие места. Лишь какая-то малышка с удивлением без страха и отвращения уставилась на Пластилина своими мышиными глазками, а потом достала из кармашка розового комбинезончика конфетку и протянула Севе. Но к девочке тут же юркой крысой метнулась обеспокоенная мамаша, отвела свое чадо в сторону и что-то быстро и строго ей зашептала.
Подошел кондуктор и не мигая, как филин, пристально уставился на Севу.
– Чего надо? – рявкнул тот.
– Проезд оплачивать будем?
«Вот же засада!» – Сева как-то и не задумывался над тем, что проезд в «лоховозах» стоит денег. Да он и не помнил, ездил ли вообще когда-нибудь на автобусах.
– У меня нет денег, – ответил Пластилин «филину», который все пялился на него и стоял с протянутой рукой.
– Нет денег – нет проезда, – заявил тот.
– А если не заплачу?
– Покинете автобус. – И, опережая другой дерзкий вопрос Севы, «филин» прибавил: – Если понадобится, вместе с милиционерами.
Видя, что кондуктор настроен серьезно, вплоть до готовности вышвырнуть его силой, Пластилин было направился к двери. «А дальше-то что? – подумал он. – Сяду в другой лоховоз – выгонят и оттуда? Но в больницу-то попасть нужно! Не пешком же идти...»
– Уважаемый, разве вы не видите, перед вами – больной человек, – состряпав страдальческую мину, пролепетал Сева кондуктору. – Мне срочно нужно в больницу, а деньги, как назло, забыл. Войдите в мое положение.
– Ну, есть правила... – замялся тот.
– Да не беспокойтесь. – Подошел пухленький, похожий на поросенка, мужичок и протянул купюру. – Я заплачу.
– Да ладно, – махнул рукой подобревший «филин». – Пусть едет.
И отвалил.
Сева вздохнул: «Вот так бы сразу!»
– Охренеть! А что, уже Хэллоуин наступил? – шепнул какой-то прыщавый подросток своей толстой подружке, косясь на Пластилина. Та прыснула в ладошку.
– Эй, ты, баран, рот завали! – прорычал Сева. – А ты че ржешь, корова? На свою рожу посмотри! Наштукатурилась, как шалава, и думаешь, что стала фотомоделью?
Пацан и девчонка умолкли, испуганно потупив взгляды. Пластилин окинул салон автобуса свирепым взглядом: мол, ну, есть еще шутники? Больше никто не улыбался. Даже «поросенок», который собирался так щедро внести плату за его проезд, о чем теперь, видимо, жалел, опустил голову и заерзал на сиденье. Сева отвернулся к окну:
– То-то и оно, животные!
Автобус ехал медленно, постоянно подпрыгивая на ямах и кочках, при этом каждый раз издавая что-то вроде протяжного «Ох!» «Как же долго тащится это ржавое ведро!» – сетовал Пластилин, нетерпеливо поглядывая то на часы, то в коричневое от грязных разводов и капель окно. Наконец за ним промелькнуло долгожданное здание больницы, и пассажиры вздохнули с облегчением, когда Сева покинул салон.
Метрах в ста от остановки высилось здание, выстроенное, небось, еще при царе Николае, если не Горохе. Видимо, архитектор пытался придать этому сооружению сходство с дворцами Петербурга. Но за годы часть колонн, карнизов, балюстрад развалилась, штукатурка осыпалась, обнажая красные кирпичи. Теперь здесь можно было снимать кино про войну, не строя декораций. На треугольнике крыльца крепилась надпись. Часть букв отпала, и теперь можно было прочесть лишь «ентальня бльниц». К разваливающимся ступенькам тянулась длинная асфальтированная дорожка. В ее многочисленных щелях так часто проросла трава, что эта дикая тропа мало чем отличалась от нестриженного газона, раскинувшемуся по обе стороны от нее.
«Ну и убожество», – вздохнул Сева и обреченно поплелся к крыльцу.
Оказавшись в фойе, Сева стал в нерешительности. Он впервые попал в больницу для обычных людей. От вестибюля тянулись вдаль два мрачных коридора, увешанные стендами, изображавшими различные недуги, и с множеством дверей. Повсюду, сталкиваясь и суетясь муравьями, сновали люди. В какую из этих дверей надо ему, Сева понятия не имел.
– Вы что-то хотели? – Из-за стеклянного окошка регистратуры выглядывала рыжая, словно белка, девчонка.
– Да, мне нужно к врачу... Нет, я понятия не имею, к какому... Вот, взгляните. Это кто лечит?..
«Белка» пожала плечами:
– Думаю, для начала к терапевту. Пусть вас посмотрит... Постойте, вы куда? А карточку!..
Но Пластилин уже шел по коридору, грубо расталкивая преграждающие ему дорогу туши. Увидев дверь с табличкой «терапевт», он направился туда.
– Эй, вообще-то тут очередь! – встрепенулась какая-то старая «гусыня».
Проигнорировав это замечание, Сева потянул за дверную ручку.
– Ты не слышал? – набычившись, схватил его за рукав плешивый мужичок. – В очередь!
– Грабли от меня убрал!
Вся очередь возмущенно заблеяла, закудахтала, замычала.
– Вы вообще знаете, кто я такой? – рявкнул Пластилин.
– Да кем бы ни был. В очередь!
В этот момент из кабинета терапевта кто-то вышел – и раздался окрик врача:
– Следующий!
Пластилин отпихнул набыченного мужика и под стадный гул ворвался в кабинет. На него удивленно уставились сквозь стекла очков маленькие птичьи глазки медички в белом халате. Мгновенно оценив ситуацию, та воскликнула, стараясь говорить как можно мягче:
– Мужчина, вообще-то, у нас есть правила. Прошу их соблюдать.
– Плевать я хотел на ваши правила!
– В таком случае, – врач обиженно сложила тощие руки на груди, – я отказываюсь принимать пациентов до тех пор, пока вы не покинете кабинет и не войдете в порядке очереди. Да и вообще, сейчас же вызову с проходной охрану!
– Да поймите же, у меня срочные дела! – вскричал Пластилин.
– У всех дела.
– Я – не все!
– Да ну? Почему вы считаете себя лучше других? У нас вся страна в очередях стоит. Хотите без очереди? Идите в частную клинику. Если, конечно, у вас есть деньги...
Пластилин глянул на настенные часы – время уже подходило к обеду.
– Пожалуйста, хотя бы скажите, что со мной, – сменив тон, как можно мягче сказал Пластилин. – Это, серьезно, очень важно! На кону стоит моя жизнь!
 Врач продолжала сидеть в непримиримой позе.
– Да ладно, примите уж его, – попросил кто-то из пациентов, толпящихся за открытой дверью. – Больной человек, что тут скажешь...
Сева сурово глянул в ту сторону, понимая, что это намек не на физическую, а скорее на психическую болезнь...
– Ладно, давайте посмотрю, – сдалась врач.
Она подошла, птичьи глазки с интересом осмотрели его лицо, руки.
– Хм... Впервые с таим сталкиваюсь.
Врач какое-то время озадаченно пялилась на бледную физиономию Пластилина.
– Давайте поступим так. – Она села за стол, достала бланк, принялась писать. – Я направлю вас к другому специалисту, дерматологу. Пусть он вас осмотрит.
Пластилин покинул кабинет терапевта и под полными ненависти взглядами пациентов направился к дерматологу. Как и следовало ожидать, там тоже оказалась длиннющая очередь из воинственно настроенных убогих. «Второй раз воевать с этими животными – это уже чересчур, – посетовал Пластилин. – Да и времени совсем нет! Вот же гадство!» А ведь у него сегодня были запланированы важные встречи. Весь день – псу под хвост! И это в самый разгар предвыборной кампании!
– Да пошло все!.. – Сева было направился к выходу, но в фойе остановился. Как он может заявиться с таким лицом в администрацию? К тому же сегодня еще интервью со стервятниками-журналистами и выступление с речью перед этим табуном, так называемым электоратом. Появиться перед ними в таком виде – поставить крест не только на выборах, но и на всей карьере!
Подойдя к весящему в фойе огромному стенду со списком отделений больницы и фамилиями врачей, Пластилин принялся искать дерматологов. Быть может, получится как-нибудь прорваться? И вдруг взгляд его зацепился за знакомое словосочетание: Найденов Иван Романович. «Где я мог раньше о нем слышать?» – задумался Сева. И вспомнил, где уже встречал такую комбинацию фамилии, имени и отчества. Конечно, это могло оказаться лишь совпадением, да и врач этот вовсе не специалист по кожным болячкам, а хирург. И все же Пластилин ухватился за эту спасительную соломинку. Он поспешил разыскивать кабинет, номер которого стоял рядом с фамилией.
У доктора Найденова в этот момент как раз был перерыв. Ворвавшись без стука в кабинет, Сева увидел сидящего за столом человека в белом халате. Узкие скулы, широко поставленные глаза – лицом он походил на кролика. Какое-то время Пластилин разглядывал его, пытаясь уловить знакомые черты. Не уловил. Да и не удивительно – столько лет прошло...
– Вы что-то хотели? – поинтересовался доктор Найденов, с любопытством и удивлением рассматривая пластилиновую рожу.
– Случайно увидел табличку на двери, – не моргнув глазом соврал Сева. – У меня в детстве был друг, тоже Иван Найденов. Подумал, а что, если это вы? Мы вместе жили в детском доме.
– Да, я тоже воспитывался в детдоме, – оживился доктор. – Вот так неожиданность!
– Ванька! Глазам не верю! – распахнув объятия, прокричал Пластилин. – Столько лет!..
– А вы, простите?..
– Это же я, Сева! Сева Пластилин! Не узнал? Ах, ну да, тогда ведь у меня была другая фамилия...
Услышав его имя, доктор вдруг помрачнел.
– Ах вот ты кто, – холодно проговорил он. – Да, я помню, что у тебя была другая фамилия. И никогда не забуду, почему ты ее сменил. Друг, значит?..
– Ты, похоже, мне не рад, – удивился Сева.
– Наверное я должен был запрыгать от восторга и заключить в объятия человека, который лишил меня будущего.
– Не понимаю, о чем ты, – искренне поразился Пластилин.
– В то время, когда мне было семь лет, я тоже не понимал, что ты сделал. Уже позже, годы спустя, когда повзрослел, прокручивая в голове те события, я осознал, что именно тогда произошло.
– Что произошло-то? – пожал плечами Сева. – Мы были друзьями. Потом меня усыновили, а ты остался в детдоме.
– Значит, такова твоя версия событий? – усмехнулся Найденов. – А вот я вижу это несколько в ином свете. Как? А вот так. Жил да был в детском доме маленький мальчик по имени Ваня. И однажды пришла туда пожилая бездетная пара, много лет мечтающая о ребенке. Они стали присматриваться к Ванюше, общаться с ним. Дело шло к усыновлению. И вдруг с Ваней стал дружить мальчик по имени Сева, хотя до этого только обзывался, толкался и отбирал игрушки. Одинокий молчун Ваня обрадовался новому другу, они быстро стали не разлей вода. Конечно же, он вскоре представил Севу будущим приемным родителям. Теперь, когда те приезжали, друзья выходили к ним вместе. А спустя какое-то время эти самые родители усыновили... вот только не Ваню, а Севу! Оказалось, последний за спиной у «друга», говорил им про Ваню всякие гадости, сам же из кожи вон лез, чтобы понравиться потенциальным маме и папе. Вот и сказочке конец. Или я что-то упустил?
– Думаешь, я делал это нарочно? – Пластилин вдруг припомнил обстоятельства своего усыновления.
– Разве нет? – глянул на него Найденов. – Разве не поэтому хулиган Сева вдруг выбрал себе в друзья самого забитого из мальчишек? Не оттого ли, что его захотела усыновить семья, причем обеспеченная, ведь к детдому они приезжали на черной «Волге»? Ну и чего тебе теперь от меня надобно, друг?
– А по моему лицу не видно? – сразу перешел к делу Пластилин, пропустив мимо ушей печальную историю этого кролика. – Ты ведь врач, так? Можешь сказать, что со мной за херня?
– Не могу, – насупился Найденов. – Во-первых, я – хирург. У меня, если ты не заметил, даже табличка с этим словом на двери кабинета. Если проблемы с кожей, тебе к другому специалисту. А во-вторых, и не хочу. Даже если б и знал, не сказал бы.
– А как же ваша врачебная клятва?
– Там говорится: не навреди. Вредить тебе я не стану. Мечтал об этом много лет, но прошло, смирился. Да только и помогать не обязан.
Он взял со стола медицинскую марлевую маску и запихнул в карман пиджака Пластилина:
– Вот. Это все, что я могу для тебя сделать, дружок. Можешь рожу прикрыть, чтобы людей не пугать.
Пластилин с трудом подавил вспыхнувший было гнев: вовремя вспомнил, для чего сюда пришел, и разжал кулаки. Есть проблема, ее надо решить. А перед ним – человек, который наверняка сможет помочь. Значит, надо менять тактику.
– Очень жаль, Ваня, что ты тогда так все понял, – тоном обреченного вдруг проговорил Сева и, положив руку на сердце, скорбно продолжил: – Честное слово, у меня и в мыслях не было так поступать. Я не виноват, что та семья выбрала меня.
– Да ну?!.
– Сам подумай, мы ведь были детьми. Мне всего-то было восемь лет! Разве мог я в таком возрасте думать о каких-то хитростях и манипуляциях?
Доктор Найденов угрюмо молчал, уставившись в пол.
– Клянусь, Ванюша, мне больно это слышать. Да еще и от человека, которого я все эти годы помнил и считал своим лучшим другом детства! Знаешь, как я обрадовался, увидев твое имя на двери? И что же получил – презрение и несправедливые обвинения? Эх, зря я сюда зашел...
Пластилин направился к двери, поднеся ладонь к глазам, словно пытался удержать слезы.
– Нет, не могу уйти с таким грузом на душе! – Сева снова повернулся к доктору. – Ну что мне, на колени стать, чтобы ты мне поверил?
И он сделал вид, будто действительно собирается опуститься на колени. Правда, поймал себя на мысли, не переигрывает ли. А если тот не поведется, что ж, и в самом деле становиться на колени пред этим ничтожным кроликом? Однако Найденов тут же подбежал к нему, схватил за плечи, приподнял.
– Что ты Сева, не стоит! – затараторил тот. – К тому же ты ведь мэр. А где видано, чтобы такие важные люди на коленях стояли перед простыми гражданами?
Найденов усадил все еще скорбно прижимающего бледную ладонь к груди Пластилина в кресло. Сам присел рядом на краешек стола.
– Прости меня, Сева, – покачал он головой. – Видимо, я не прав, сделал неверные выводы. Просто во мне говорила детская обида. Знаешь сколько ночей я прорыдал в подушку, думая, что я какой-то неполноценный, размышляя: почему от меня отказались приемные родители? Хотя, похоже, ты прав. Просто тебе повезло, в отличие от меня. Ну да ладно, кто прошлое помянет...
Он внимательнее осмотрел Пластилина:
– Итак, что у тебя с лицом? Я ведь только вчера видел тебя по телевизору, все было в порядке.
Пластилин коротко рассказал о том, что произошло.
– Еще прошлым вечером все было нормально. А сегодня с утра... – Пластилин провел ладонью по белому маслянистому лицу.
– Да уж... Вот только я и правда не очень-то разбираюсь в таких вещах, – задумчиво проговорил Найденов, поглаживая бритый подбородок своей кроличьей мордочки. Потом встал и хлопнул по крышке стола: – Давай сделаем вот что: есть отличный специалист в этой области. Одно время он преподавал у нас в меде, мы с ним хорошо ладили. Когда-то к нему на прием огромные очереди выстраивались. Сейчас он на пенсии, не принимает пациентов. Но я ему черкну записку, попрошу осмотреть тебя. Уверен, он не откажет, по старой дружбе. Я тебе напишу адрес и номер телефона...
Найденов уселся за стол и принялся что-то быстро писать на чистом бланке.
«Вот так бы и сразу, – триумфально улыбнулся Сева. – А то начал тут басни про старые детские обиды...»
И вдруг, подняв взгляд, встретился в висящем на стене зеркале с удивленными глазами врача. Тот заметил Севину ухмылку! Пластилин попытался вновь придать лицу скорбное выражение, но было поздно.
– Это очередной обман, да? – мрачно спросил Найденов, снова превращаясь в обиженного кролика. – Снова манипуляция? Черт возьми, а ведь я давал себе зарок, что больше никогда не клюну на такие уловки! И вот опять на те же грабли...
Он скомкал бумажку с адресом и нервно швырнул в мусорную корзину.
«Вот же дрянь! – Пластилин зло отругал себя. – Ведь мог бы еще пяток минут подыграть!»
– Даже если и так, что с того? – Сева встал и нахально выпрямился: толку уже юлить, раз сорвалось. – Если человек осел, так почему бы этим не воспользоваться? Как, например, тогда, в детдоме. Да, ты прав, я все это подстроил. И знаешь почему? Да потому, что смог! Это – вопрос выживания. Ты не смог – остался рыдать в детдомовскую подушку, я же поехал на «Волге» с богатенькими родителями в комфортную квартирку в центре города. Пожалел ли я хоть раз за эти годы о своем поступке? Да нисколечко! Отправь меня снова в тот клоповник, называемый детским домом, я поступил бы точно так же. И, судя по тому, кто сейчас ты, а кто я, – не прогадал.
Найденов слушал, глотая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыбешка.
– У меня – полезная нужная людям профессия, – наконец, выдавил он из себя. – А чем занимаешься ты? Портишь людям жизнь? Слышал бы ты, что говорят на улицах о нынешнем мэре!
– Да плевать я хотел на чужие жизни, – усмехнулся Пластилин. – Меня волнует лишь моя. И от нее я беру по максимуму. А ты и тебе подобные со своими полезными профессиями – лишь источник налогов. Пашите дальше, чтобы такие, как я, могли наслаждаться жизнью!
– Все сказал? – Найденов сжимал и разжимал кулаки.
– Что, все-таки решил нарушить свою врачебную клятву? Навредить?
– Нет. Просто проваливай. Бог тебе судья.
– Бог – тебе судья! – прорычал Пластилин. – И таким, как ты! Для тех же, кто идет напролом, как я, Бог не судья, а союзник!
– Что-то по твоему лицу не скажешь, – презрительно скривился Найденов. – Впрочем, тут ты, может, и прав. Ведь в то время, когда миллионы хороших людей страдают и умирают в нищете, большинство подонков проживают долгую и счастливую жизнь. После такого как-то с трудом верится в высшую справедливость. Хотя, у тебя, как видно, не сложилось. Насчет долгой жизни не знаю, а вот по поводу счастливой – точно, раз тебя так разукрасило. Но вряд ли это наказание свыше, скорее уж удачное совпадение. А теперь снова исчезни из моей жизни! На этот раз навсегда!
– С превеликой радостью! – Пластилин пошел к двери.
Однако на полпути он развернулся, достал из мусорной корзины бумажку с адресом, помахал ею обиженному кролику и вышел из кабинета.

4

После посещения поликлиники Сева решил вернуться домой, а уже оттуда позвонить доктору и договориться о встрече. Не идти же с такой физиономией в администрацию! Он уже дошел до автобусной остановки, как вдруг замер, удивленно уставившись на двух работяг, возящихся у огромного рекламного щита, сдирая с него... предвыборную агитацию Всеволода Пластилина! Уже была оторвана половина лица кандидата, и стоявший на стремянке мужик в грязной робе пытался подцепить пальцами краешек бумаги, чтобы оторвать вторую.
– Вы что творите? – вскричал Сева, подбежав к ним.
– Делаем свою работу, – не оборачиваясь, ответил придерживающий стремянку рабочий.
– Так ведь его только вчера повесили!
– Ну и что? Велели повесить – повесили. Снять – сняли.
– Кто велел?
– Я почем знаю? – пожал тот плечами. – Вроде из администрации приказ.
– В новостях сегодня сказали, что Пластилин больше ни копейки не потратит на свою предвыборную кампанию, – заявил тот, что пытался содрать со щита Севино лицо.
– С чего это вдруг? – поразился Сева.
– Мэр заявил, что все деньги, которые планировалось вложить в выборы, он пожертвует детским домам. Он же сам вроде как детдомовский.
– Я такого не говорил! – вскричал Сева.
– Ты-то тут при чем? – Работяга глянул на него с высоты стремянки и едва не свалился от неожиданности, увидев бледное лицо. Но из вежливости комментировать не стал, промолчал, лишь с отвращением содрогнулся.
– И правильно, – сказал рабочий у стремянки. – Нечего тратить столько бабок на всю эту мишуру, которая все равно скоро отправится на помойку. И это в то время, когда у нас так много тех, кому бы эти деньги действительно пригодились. Противно смотреть, как по ящику постоянно показывают облезлые школы и больницы, разбитые дороги, бездомных многодетных мамаш и детей, умирающих без лечения. А сами при этом миллионы сливают непонятно на что. Тьфу!
– А мэр, оказывается, молодец, – одобрительно кивнул рабочий на стремянке. – Честно сказать, я о нем был худшего мнения.
Ему наконец удалось оторвать вторую половину лица кандидата, и та упала к ногам Пластилина.
«Так вот они что задумали! – с ужасом размышлял Сева. – Сначала испортили мне лицо, а теперь разрушают предвыборную кампанию! Ну уж нет! Мне надо срочно в администрацию, и как можно скорее! Их надо остановить!» Хотя он до сих пор понятия не имел, кто же эти таинственные «они». «Да кем бы ни были, я им устрою!»
Он рванул было снова к автобусной остановке, но вспомнил, что у него по-прежнему нет денег. Что, опять строить из себя нищеброда в надежде, что не высадят из лоховоза? Противно! Надо как-то решить денежную проблему!
Подумав, Пластилин припомнил, что неподалеку от областной больницы живет его бывшая жена. Он бывал тут пару раз, когда после развода подыскивал ей с дочкой квартиру.
Преодолев пару кварталов, Сева нашел нужный дом, подъезд, поднялся на этаж. Взялся да дверную ручку – оказалось не заперто. Он уже приоткрыл дверь, собираясь войти, как вдруг услышал доносящиеся из квартиры голоса – бывшей жены Марины и еще какой-то незнакомой бабы. Сева решил немного послушать: а что, если бывшая как-то причастна к его болезни? Они ведь виделись с ней вчера. Эта тварь запросто могла ему отомстить!
Минут десять обе трепались о какой-то бабской ерунде. Пластилин, потеряв терпение, уже хотел пройти в квартиру, как вдруг услышал:
– Ах да, я ж забыла рассказать! – воскликнула Марина. – Светка, ты даже не представляешь, что произошло утром! Ты не поверишь! Сегодня вдруг заявился... Догадайся, кто!
– Да ну! – раздался голос, видимо, этой самой Светки. – Кошмар! И что же, орал, дрался? Я тебе всегда говорила, что он – дрянь редкостная. Люди не меняются...
– Да погоди же ты! – перебила Марина. – Все было не так! Он пришел где-то в половине восьмого, когда Дашунька ушла в школу. Я сначала хотела его выставить, но он вдруг встал передо мной на колени. Представляешь? Он – и на колени! Сказал, что я – любовь всей его жизни, что жить без меня не может и не понимает, как и почему мы расстались. Да и вообще, вел себя как-то... не так, как обычно. Я его впустила домой. Мы поговорили, он был так ласков и мил. А потом мы с ним... ну, это... Просто невероятно! Ощущение, словно я легла в постель с незнакомым человеком. Но знаешь... мне даже понравилось! А еще он пообещал приехать вечером, сказал, что больше никогда не оставит нас с Дашунькой.
– Ну не знаю, подружка. Быть может, ему что-то от тебя надо? Вспомни, он же никогда ничего просто так не делает. Это ты, дурочка, думала, что у вас с ним любовь до гроба. А что в итоге оказалось? Он тебя просто использовал и бросил. Уверена, это опять какая-то уловка.
После паузы снова зазвучал голос бывшей жены:
– Ну да, может, ты и права. Просто припомнила наш с ним вчерашний разговор. Догадываюсь, что именно ему нужно.
– Вот видишь! Я же говорю – люди не меняются!
– Хотя, – перебила Марина, – мне почему-то казалось сегодня, что он говорит искренне. Был бы он всегда таким, я б его ни за что не разлюбила! Как думаешь, стоит дать ему второй шанс?..
Сева толкнул дверь и шагнул через порог.
– Что, сучка, уже хахаля себе завела? – рявкнул он, ворвавшись в комнату. И, увидев сидящую на диване бывшую супругу с испуганно вытаращенными глазищами, брезгливо бросил: – Да мне, если честно, насрать. Трахайся с кем хочешь.
– Вы кто? – пришла в себя сидящая в кресле кучерявая и белобрысая, как болонка, дама. – Какое право имеете врываться в чужую квартиру?..
– Ты вообще пошла на хер отсюда! Это – моя квартира! Я ее купил!
– Сева? – догадавшись, еще больше испугалась Марина.
– Сева, Сева... А ты кого ожидала увидеть? Любовничка своего?
– Что с твоим лицом?
– Вот и я хочу выяснить, что с моим лицом! А для этого мне нужны деньги!
Пластилин схватил со спинки стула висевшую там сумочку. Марина было вскочила, чтобы отнять, но Сева грубо оттолкнул ее. Вытряхнув на стол содержимое сумки, он разыскал кошелек. Все, что там было, сунул себе в карман.
– Мог бы попросить, я бы дала, – пролепетала бывшая жена.
– Еще чего! – отмахнулся Сева. – Попросить что? Свои деньги? Это я тебе их даю, а свою собственность я вправе давать и брать, когда захочу. Кстати, телефон я тоже конфискую.
Он взял со стола мобильник и сунул следом за деньгами.
– Больше ни копейки от тебя не возьму! – вскричала Марина.
– Да? – усмехнулся он. – И на что же будешь жить со своим ребенком?
– Вообще-то, я работаю и зарплату получаю!
– Ну-ну, если эти гроши называть зарплатой...
– Какая ни есть, но моя! Проживем как-нибудь без твоих подачек!
Пластилин равнодушно пожал плечами:
– Что ж, удачи. Как говорится, кобыла с возу...
И он пошел к выходу. Прежде чем захлопнуть дверь, сквозь рыдания бывшей жены он услышал голос ее болонистой подружки:
– Я же сказала, что люди не меняются...
С наличными и телефоном Всеволод Пластилин снова ощутил себя нормальным человеком. Он вызвал такси и спустя минут двадцать уже был у здания городской администрации. Тут, правда, вышла загвоздка: на проходной-то охрана. В лицо его теперь не узнают, а документов нет. Но Сева быстро нашелся. Он вспомнил, как, сам того не поняв, ему помог доктор Найденов – сунул в карман пиджака медицинскую маску. Пластилин нацепил ее так, что видны остались лишь глаза, прикрыл волосами бледный лоб, сунул ладони в карманы и плечом толкнул двери администрации.
– Гражданин, вы по какому вопросу? – окликнул его охранник.
– Ты охренел? – искоса глянул на него Пластилин. – Начальство не узнаешь?
К счастью, голос у него не изменился.
– Всеволод Петрович? – Охранник мгновенно вытянулся по стойке смирно. – Простите, не узнал. А что у вас...
– Простуда. Это что, допрос? Может, наконец, позволишь мэру заняться своими обязанностями?
– Да-да, конечно, извините!
Охранник метнулся к кнопке. На турникете загорелась зеленая стрелка, и Сева важно прошествовал через холл к лестнице.
Подходя к своему кабинету, он услышал разговор. Сразу узнал голос секретарши Люси.
– Я звонила в больницу, – говорила она. – Там действительно подтвердили, что операция мамы назначена на завтра. Вне очереди! Говорят, что сегодня утром мэр лично попросил об этом главврача.
– Не обманул, выходит. – Это был голос Кати из пресс-службы. Она с усмешкой добавила: – Значит, ты дала, что он хотел?.. Да не красней так! Все ведь в курсе. Не ты первая, не ты последняя. Знала б ты, сколько девчонок через такое прошло. Вот только он, в отличие от них, обычно свою часть обещания не выполняет. Попользуется и бросает. Даже удивительно, что с тобой не так вышло.
– Можешь мне не верить, но ничего не было, – смущенно ответила Люся. – Я серьезно! Да, честно скажу, я была согласна. Ради мамы готова на все! Просто вчера у нас, скажем так, не получилось. А сегодня с утра он сказал, чтобы я не беспокоилась, что с мамой все будет в порядке. И что взамен ему ничего не надо. Прикинь! Я прямо ушам не поверила!
– Странно. Не похоже на него.
– Знаешь, я была готова лечь с ним в постель, ненавидя его, но теперь поняла, что такого могла бы и полюбить, – призналась Люся. – Вот только он сказал, что у нас ничего не выйдет, что он возвращается к жене и ребенку.
– Да уж, чудеса, – подтвердила Катя. – Я с утра тоже заметила – его как будто подменили. Словно это какая-то обновленная версия...
– Кого? – оборвал ее Сева, входя в приемную. – О ком это вы трепетесь?
Обе озадаченно уставились на Пластилина.
– А вы, извините, кто? – осведомилась Люся.
– Кто-кто... Мэр этого сраного города!
– Всеволод Петрович? – Конечно же, она узнала голос. – Но что у вас...
– Это ты мне ответь! – Пластилин сорвал с лица маску и швырнул в лицо секретарши. – Ты что, сучка, со мной сделала?
– Я? Я... ничего... не понимаю...
– Повторяю вопрос! Что это за херня? – Сева уперся пластилиновыми кулаками в стол, нависнув над побледневшей от ужаса Люсей. – Вчера вечером! Что за дрянь ты мне подсыпала?
– Ничего. Вы же сами сказали мне убираться. Я сразу и ушла.
– Если ты, тварь, мне соврала, ты ж меня знаешь! – Он поднес кулак к ее лицу. – Пожалеешь! Ничего, я узнаю правду... Ладно, с этим потом разберемся. Сейчас есть проблемы поважнее.
И бросил, повернувшись к Кате:
– Ты! За мной!
Сева прошел в свой кабинет, уселся в кресло, положил ноги на стол.
– А теперь объясни мне, что за хрень происходит? – глянул он на растерянно застывшую посреди кабинета девчонку из пресс-службы. – Какого хрена по городу снимают мою предвыборную агитацию?
– Так ведь на планерке сегодня решили, – пролепетала та. – Было велено снять баннеры, отменить рекламу на телевидении, в газетах, на радио...
– На какой, к черту, планерке? Кто ее провел?
– Вы!
– Я?! – Пластилин аж привстал от такой наглости. – Ты что несешь, дура? Совсем тут поохренели все? Вот так сделаю, – он щелкнул своими белыми маслянистыми пальцами, – и мигом отправитесь объявления с вакансиями листать. На ваше место очередь выстроится, за такую-то зарплату!
– Но это правда были вы! – Катя уже чуть не плакала. – Зачем мне врать?
Видя, как разъяренный начальник встает из-за стола, пресс-секретарь испуганно попятилась к двери и затараторила:
– Сегодня с утра пришли вы. Я еще удивилась: обычно вы так рано не приходите. Сразу же повелели созвать совещание. На нем-то и объявили, что в своей предвыборной кампании обойдетесь без рекламы. Что доказывать свою пользу нужно не агитацией, а поступками. После чего распорядились перечислить все средства, которые должны были пойти на выборы, в благотворительный фонд в поддержку детских домов...
– Стоп! – Пластилин поднял руку. – В каком смысле это был я? Как он выглядел?
– Да как обычно. Ну, не как вы сейчас. Нормально!
На столе задребезжал телефон.
– Всеволод Петрович. – В кабинет заглянула Люся. – Звонит Скоробогатов.
– Этому-то чего от меня надо?
Сева махнул Кате: мол, погоди. Снял трубку.
– Здравствуй, Сева! – услышал он голос человека, знакомого еще с той поры, когда Пластилин пытался заниматься бизнесом. Как было уже упомянуто, сам он оказался никчемным бизнесменом и прогорел, а вот у Скоробогатова, наоборот, дела пошли в гору, и он стал едва ли не богатейшим человеком в области. И вот теперь столько лет спустя – привет из прошлого.
– Я обдумал твое предложение, – между тем продолжал Скоробогатов. – Знаешь, а ведь это гениально! Уж не знаю, как ты такое сообразил. Готов начать прямо сейчас...
– Так, погоди! О чем ты вообще? – опешил Пластилин. – Начать что?
– Ну как же? Ты ведь сам мне сегодня позвонил по поводу привлечения в город инвестиций. Новый проект и все такое... Ты еще хочешь пригласить для этого дела на должность бывшего чиновника какого-то Доверина. Мол, весьма талантливый мужик, а остался не у дел. Ну да это твои заботы... Слушай, а вот сам план – это реально отличная идея! Деньги в город потекут рекой! Нужно только, чтобы ты подписал кое-какие бумаги...
– Эгей! Стоп! Никаких бумаг я подписывать не буду!
– Да ты что? – вскричал Скоробогатов. – Это же золотая жила!..
– Ничего пока не делай! Ты понял?
– Но ведь инвестиции...
– Я все сказал!
Сева бросил трубку и долго сидел, молча уставившись на свое ужасное отражение в полировке стола. В голове кипело: «Что происходит? Что, мать его так, происходит?» И, словно отвечая на его безмолвный вопрос, в кабинет вбежала взволнованная Люся и прокричала:
– Всеволод Петрович!.. Всеволод Петрович!.. Если мэр – это вы, кто же тогда там?
Она включила висящий на стене телевизор. Там показывали произносящего речь... мэра города Всеволода Пластилина! В прямом эфире!

5

– Не голосуйте за меня! – объявил Пластилин в телевизоре.
Заявление произвело эффект взорвавшейся хлопушки. Оглушенный этой фразой, толпившийся перед его трибуной электорат, большинство которого составляли нанятые для массовки проходимцы, заволновался, удивленно заблеял. Но больше всех пришел в смятение тот Пластилин, который находился в своем кабинете в городской администрации:
– Что он несет? Что он, на хрен, несет? Это вообще кто?
Стоявший на трибуне человек выглядел в точности как он, правда, до того, как лицо Севы стало напоминать пластилиновую маску. При этом двойник жестикулировал так же, произносил слова так же, и голос был точно такой же, как у настоящего Пластилина. Вот только настоящий никогда и ни за что не сказал бы такого!
– Не голосуйте за меня! – повторил с трибуны Пластилин номер два. – Потому, что я вас очень подвел. За четыре года своего руководства я не выполнил ни одного обещания, которое давал, когда вы меня выбирали. Я обещал отремонтировать дороги, обновить оборудование в городской больнице, создать сеть муниципальных аптек с доступными социальными ценами, решить проблемы ЖКХ, выполнить программу «Жилье для молодых семей», уменьшить безработицу в городе за счет поддержки малого и среднего бизнеса, выделить средства на строительство дополнительных детских садов, позаботиться об озеленении города, привести в порядок центральный парк и многое-многое другое...
«Разве я все это обещал?» – подумал первый Пластилин, припоминая предвыборные речи четырехгодичной давности. Но, даже если это и правда, какая разница? Всю эту чушь сочиняли пиарщики лишь для того, чтобы он выиграл выборы.
– Ничего из этого я не сделал, – между тем продолжал второй Пластилин. – Более того, за время моего правления город стал еще хуже. Потому говорю: не голосуйте за меня!
Его слова заглушил гомон толпы. Ясное дело, это стадо привыкло слышать иные речи от кандидатов на высокие должности. Пялясь на экран, первый Пластилин даже разглядел стоявших у трибуны своих пиарщиков, которые, как бараны, растерянно вертели головами, глядя то на выступающего, то в свои бумажки с заранее подготовленной предвыборной речью. Второй Пластилин поднял руку, призывая к тишине, и, едва возмущенные голоса стихли, продолжил:
– И все же, если вы дадите мне второй шанс, если еще раз доверите мне Погорск, обещаю, что сделаю все, чтобы решить все эти проблемы и сделать даже больше для нашего города. Я уже начал – отдал необходимые распоряжения, чтобы выполнить хотя бы часть обещанного до конца своего нынешнего срока. Надеюсь, что тот, кто станет мэром после меня, продолжит это дело. Если же вы все-таки решите вновь выбрать меня, вот мое главное предвыборное обещание: через месяц после выборов я отчитаюсь перед вами, горожане, о проделанной работе – по каждому пункту. И если за этот срок ничего не изменится к лучшему, клянусь, я сам подам в отставку. Вот вам мое слово!.. После я сделаю это традицией – в начале каждого месяца вы будете через СМИ получать подробный отчет о деятельности городской администрации. Если же у вас появятся разумные предложения, как сделать наш с вами город лучше, – двери моей приемной всегда открыты...
Что он говорил дальше, первый Пластилин уже не слушал.
– Где? – заорал он на пресс-секретаря. – Где это происходит?
Катя трясущимися руками достала блокнот, пролистала:
– Судя по вашему расписанию, это – митинг в городском парке. Там запланировано...
Но Сева уже выбежал из кабинета.
Пока он мчал в такси к горпарку, на территории которого какой-то самозванец вещал от его имени, Пластилин думал лишь о том, что его будущее рассыпается в прах. Еще вчера он прикидывал, как отсидит в кресле мэра второй срок, после будет пост губернатора, затем – столица, а там, быть может... Когда Сева Пластилин думал о том, какого положения он сможет достичь, у него начинала кружиться голова от воображаемой высоты. И вот теперь его жизнь стремительно катится вниз, в пропасть!
– Слышали по новостям, чего наш мэр отчебучил? – спросил таксист – лохматая огромная обезьяна, поглядывая на Севу через зеркало. – Вот это номер! Хотя... В этом что-то есть. Для меня все эти кандидаты – хрен редьки не слаще. Какой бы ни пришел – все одно. Понаобещают с три короба, пока лезут во власть, а потом где это все? Но после того, как выбрали, уже попробуй выгони. Может, конечно, и этот из таких же. Один раз ведь мы ему уже поверили. С другой стороны, вдруг он и правда решил за ум взяться? Вдруг действительно что-то хорошее сделает? Я, пожалуй, за него проголосовал бы...
– Можешь помолчать? – зло перебил Пластилин. – Просто рули!
«Обезьяна» пожала плечами и угрюмо уставилась на дорогу. Сева же вновь вернулся к своему несчастью: «Как я теперь смогу все вернуть после того, что наговорил этот ублюдок с украденным лицом? Он же за полдня уничтожил мою карьеру!.. Хотя, быть может, еще не все потеряно. Деньги наверняка еще не перевели на их дурацкую благотворительность. А будут деньги – будет и реклама. Надо только вывести этого самозванца на чистую воду. К тому же прилюдно, чтобы никто не сомневался, что я тут ни при чем!»
– Останови здесь!
Такси затормозило у обклеенного предвыборными плакатами забора, над которым возвышались ржавые остовы качелей, каруселей и рыжая паутина колеса обозрения. Даже удивительно, что некоторые из этих древних агрегатов все еще работали. Пластилин выскочил из машины и побежал через загаженный парк, заросший настолько, что больше походил на дикий лес. Вот среди деревьев показались сколоченная из досок трибуна, увешанная агитплакатами, и толпившийся около нее народ. Сева увидел своего двойника. Тот сошел с трибуны и теперь среди толпы жал руки, что-то с улыбкой говорил, отвечал на какие-то вопросы. Пластилин еще больше поразился сходству: «Будь я посторонним человеком, не знай о том, что я – это я, сам бы повелся на этот маскарад. Ничего, я покажу этому ублюдку!..»
– Не слушайте его! – закричал Сева. – Это не Пластилин! Мэра подменили!
Несколько голов с удивлением обернулось в его сторону, правда, глядели эти люди на него, как на сумасшедшего.
– Не верьте ни одному его слову! – продолжал орать первый Пластилин, взбираясь на трибуну. – Я – настоящий мэр! Это все подстава!
На этот раз к нему обратилось гораздо больше лиц, в том числе и его собственное – в его сторону с недоумением глянул двойник.
– Ты думал, что вот так просто можно украсть чужую жизнь? Думал, что тебе это сойдет с рук? – вопил Сева. – Давай, докажи, что ты настоящий! А вот я скажу...
Но сказать все те аргументы, которыми первый Пластилин собирался разоблачить второго, он не успел, потому как в следующий миг его стащили с трибуны.
– Пусти! – завопил Пластилин в лицо мордовороту из охраны. – Забыл, пес, кто тебе бабки платит?
– Как раз таки не забыл, – с усмешкой ответил телохранитель, заламывая руку Севы за спину. – Того, кто платит, и защищаю.
– Да ты знаешь, на кого руку поднял, собака? Я – Всеволод Пластилин!
– Ага. А там тогда кто? Замаскированный рептилоид?
– Может, и так. – Настоящий Сева уже не исключал и такой версии. Кто ж знает, что за двойник под него косит?
– Что случилось? – Это оказался прибежавший на вопли Выкрутасов.
– Да тут псих один порядок нарушает, – придерживая трепыхающегося Севу, пробасил телохранитель. – Возомнил себя мэром!
– Я и есть мэр! – Пластилин глянул на Выкрутасова. – Эй ты, напомнить, как я тебя из дерьма вытащил, когда ты в баре до смерти какого-то морячка забил, а? Напомнить, на какие бабки ты тачку свою купил, благодаря каким откатам? Как я от тюряги твоего сынка отмазывал, вспомнил? А как ты с ТЭЦ уголь вагонами списывал...
– Заткнись! – рявкнул Выкрутасов, испуганно глянув по сторонам. И шепнул охраннику: – Пусти его. Я сам с ним потолкую.
И, схватив Севу за шкирку, Выкрутасов поволок его за сломанную карусель, подальше от посторонних глаз.
– Уж не знаю, откуда у тебя вся эта информация... – зло начал он.
– Да оттуда, что я и есть Всеволод Пластилин! Не веришь, могу доказать. Спроси что хочешь. Жена твоя – Надя, дочка – Ленка, сын – Жора. Давай, спрашивай! Любой факт из твоей биографии расскажу во всех подробностях. Да ты что, Димка, голос мой не узнаешь?
Конечно же, Выкрутасов узнал. Он отпустил ворот Севы, озадаченно оглянулся:
– А там тогда кто?
Пластилин коротко рассказал ему о том, что происходит.
– Пипец! – только и выдавил из себя Выкрутасов.
– Как с этим быть? – спросил Сева. – Что будем делать-то?
Какое-то время его зам молчал, задумчиво потирая свою массивную бритую челюсть.
– Знаешь что... – наконец сказал он. – А плевать!
– Чего? – захлопал глазами Пластилин.
– А то! – Выкрутасов сложил руки на груди. – Насрать мне, настоящий ты или нет. Вот что!
– В смысле? Да ты охренел?..
– И знаешь почему? Потому, что вот у него, – Выкрутасов кивнул в сторону трибуны, – есть шансы стать мэром, а у тебя – нет! Да он за полдня сделал то, чего у тебя не получилось за всю твою всратую предвыборную кампанию! Ты видел свои рейтинги? Что бы там тебе ни плели твои пиарщики (они тебе что хочешь скажут – только плати), но еще вчера твои шансы были – ниже канализации. И продолжали падать. Не видать тебе второго мэрского срока, Сева, как волос на собственной жопе! Честно скажу, я уже подумывал переметнуться в другой лагерь, к более успешному кандидату. И даже предложения были... Не смотри на меня так. На жизнь ведь надо как-то зарабатывать. И вдруг сегодня появляется он и происходит что-то невероятное. В общем-то, теперь понятно что... Только за сегодняшний день Всеволод Пластилин обогнал в рейтингах всех кандидатов, и его популярность продолжает расти. Так что познакомься – вон он, будущий мэр! И вот что я тебе скажу: иди-ка ты на хер, кем бы ты ни был!
– Ах ты мразь! – пораженно закричал Сева. – Вот ты, значит, тварь, как заговорил?
– А что, твои же любимые слова: вопрос выживания, – пожал плечами Выкрутасов. – Ничего личного. Король мертв – да здравствует король!
– Ни хера еще король не мертв! Не дождешься! – прорычал Пластилин. – И он тебе еще такое может устроить! Ох и не советую я тебе таких врагов наживать! Я ж про тебя, Димочка, столько всего знаю...
– Ах да, насчет этого... – Голос Выкрутасова стал ледяным. – Если ты хоть где-то свою вонючую пасть откроешь – пожалеешь! Если ты и правда тот, за кого себя выдаешь, то прекрасно знаешь, что бывает в таких случаях.
Пластилин испуганно закусил губу. О да, он знал! Ведь сам неоднократно отдавал распоряжения, когда нужно было затыкать рты бунтарям.
– Ну ты чего, Димон, – попытался он изменить тактику. – Я ж тебя за брата считал. Мы же с тобой столько всего пережили, столько всего наворотили. И сколько еще сможем! А с этим честным мудаком у тебя не будет таких возможностей...
– Ой, Сева, не надо вот этого, – замотал головой Выкрутасов. – Я ж тебя как облупленного знаю. На меня твои льстивые уловки не действуют. А насчет возможностей... Это мы еще поглядим. Главное – остаться у кормушки, а как оттуда чего урвать, придумать можно. Тебя же к этой кормушке, да еще и с такой рожей, теперь на выстрел не подпустят, а коли так – то и тех, кто стоит за тобой. Так что...
Выкрутасов грубо схватил Пластилина за шкирку, развернул и толкнул ногой в зад:
– Вали-ка ты на хер, Сева. И радуйся, что уходишь невредимым. Считай это благодарностью за то, что когда-то, как ты выразился, вытащил меня их дерьма. В расчете!

6

«Надо срочно вернуть себе лицо!» – в панике думал Сева Пластилин, стоя у выхода из горпарка. Мимо в сопровождении свиты чиновников и телохранителей прошествовал его двойник: одетый в его костюм, говорящий по его мобильнику, сверкающий его золотыми запонками, отдающий распоряжения его людям. Вот он сел в его автомобиль и покатил жить его жизнью... «Надо как-то вернуть свое гребаное лицо!»
Дрожащей словно в лихорадке рукой Сева разыскал в кармане добытую у Найденова мятую бумажку с адресом. Позвонил, договорился о встрече. Спустя минут пятнадцать он был уже дома у престарелого седовласого доктора. Тот внимательно осмотрел Пластилина и лишь озадаченно развел руками:
– Хм, интересно...
– Разве? А вот мне нисколько! – раздраженно перебил Сева. – Можете сказать, что со мной?
– Похоже на пластилин...
– Сам вижу, что похоже на пластилин! – всплеснул руками Сева. – Так помогите! Дайте какую-нибудь мазь или пилюлю, сделайте пластическую операцию, наконец... Хоть что-нибудь!
– Никогда не встречал ничего подобного, – признался доктор. – Это не просто выглядит как пластилин.
Он осторожно потрогал лицо Севы ватной палочкой.
– Похоже, это и есть пластилин! Словно в него превратилось ваше тело. Прямо мистика какая-то...
Доктор долго сидел в кресле, тарабаня пальцами по крышке журнального столика, задумчиво поглядывая на бледную физиономию Пластилина.
– Давайте поступим так, – наконец вынес он вердикт. – Зайдите завтра, в это же время. Я полистаю справочники, созвонюсь с коллегами. Быть может, решим вашу проблему.
– Какое, на хрен, завтра?.. – в отчаянии завопил Сева. – Да поздно будет завтра-то! Прямо сейчас рушится моя жизнь!
– Простите, но в данный момент я не в силах вам даже что-либо посоветовать. В моей практике такое впервые.
И сопроводил еще больше раздосадованного Пластилина к выходу.
Сева долго стоял у двери подъезда, растерянно глядя по сторонам. Куда идти? Что делать? Как быть? Как вернуть свою жизнь? Доктор был его последней надеждой.
Заметив настороженные взгляды старушек, сидящих на лавочке неподалеку, как они шепчутся и поглядывают, наверняка подозревая в нем вражеского шпиона, Сева побрел прочь.
«Мистика какая-то, – со злостью припомнил он фразу доктора. – И это слова специалиста?..»
И вдруг Пластилин замер посреди тротуара. Мистика! В его памяти вдруг всплыло то, что сказала его дочка в тот момент, когда он оттаскивал ее от городской сумасшедшей: «Бабушка научила меня колдовать!» Сева припомнил также, что у дочки в руках был маслянистый брусок. Брусок пластилина! Такого же белого, каким стало его тело!
«Вот же старая мразь!» – И Сева едва ли не побежал к площади, туда, где обычно ошивалась безумная Карла.
Старуха оказалась на своем посту – у автобусной остановки раздавала детям воздушные шарики.
– О, а вот и наш мэр, – скрипуче рассмеявшись, сказала она. Единственная, кто в этот день безошибочно узнал Севу, кого не обмануло его пластилиновое лицо!
– Значит, я прав! – заорал он. – Это ты!
– А я все думала, догадаешься или нет, – ответила она.
Сева схватил Карлу за руку и поволок за собой – во двор ближайшего дома, к кустам и деревьям, подальше от оживленной улицы.
– Ты что, тварь, со мной сделала? – зарычал он, ударив Карлу о ствол тополя. – Как это исправить?
– Разве так просят? – прищурившись, сказала та. – Неужели так сложно сказать «пожалуйста»?
– Такой уродине, как ты?
– Ну, ты сейчас выглядишь не краше меня, – рассмеялась она.
– Значит, хочешь, чтобы я умолял? Есть идея получше!
Пластилин пальцами сдавил горло сумасшедшей бабки.
– Итак, считаю до трех и тебе конец. Что это за дрянь? Раз!..
– Это магия, Сева. Ма-ги-я!
– Не пори чушь. Говори, как это лечится? Два!..
Он сильнее сжал пальцы.
– Лучше сначала ты ответь, – задыхаясь, но нисколько не испугавшись, прохрипела Карла. – Ты разве не узнаешь меня, Севочка? Мы ведь знакомы много лет!
– С чего мне знать какую-то ненормальную?
– Я – твоя бабушка! – Она с умилением смотрела на него. – Хотя не удивлена, что ты меня не помнишь. Мы ведь так долго не виделись...
– Ты что несешь, дура? – От удивления Сева даже ослабил хватку.
– Я же тебя с пеленок растила. Помню, ты такой маленький был, хорошенький. Прямо ангелочек...
– Что за бред!..
– Это я во всем виновата, – словно говоря сама с собой, продолжала Карла. – Ты – моя самая большая любовь и самая большая ошибка. Это ведь из-за тебя Леночка с Петрушей погибли!
Пластилин опешил. Так звали его биологических родителей.
– Они, конечно, тоже виноваты, – говорила старуха, качая головой. – Считали, что нужно думать о карьере, решать жилищные и финансовые вопросы. А на тебя, Севочка, им было плевать. Дежурные свидания раз в неделю – разве это родительская забота? Остальное время ты проводил только со мной. Зато денег не жалели: откупались сладостями да игрушками. Давали тебе все, что ни попросишь. Да и я потакала каждой твоей прихоти. Так мы и сами не заметили, каким эгоистом ты вырос. Я потом за голову взялась, да оказалось поздно.
Она глянула на растерянного Пластилина:
– Севочка, помнишь тот день, когда их не стало? Помнишь, почему это случилось? Лена была еще в сознании, когда их привезли на скорой. Я ее видела. Она рассказала, что ты хотел какую-то игрушку, но у них с собой не оказалось денег. И ты устроил истерику в машине: ревел, орал, топал ногами. Стал бить кулаками отца, который был за рулем. Он отвлекся, а тут навстречу грузовик... Петруша сразу умер, на месте. Лена – позже, в больнице. У тебя же – ни царапины. Ты с детства везучим был.
Пластилин пораженно молчал.
– После их гибели тебя в детский дом отправили, – рассказывала Карла. – Я тебя тогда каждый день навещала. Пыталась оформить опеку. Но как-то раз пришла к тебе, а ты вдруг заявил мне, что я тебе не нужна, что ты уже выбрал себе новых маму и папу – Пластилиных. Мне в опеке тут же отказали. Где там старухе было тягаться с такими важными людьми...
Пока она говорила, Сева пытался вспомнить лицо бабушки, но не смог. Да и не удивительно, учитывая, сколько лет ему было, когда он видел ее в последний раз. Авария случилось так давно, что он и лиц родителей-то припомнить не мог. Они остались в его воспоминаниях как какие-то мутные образы. Так что теперь любая старая кошелка запросто может выдавать себя за его бабку, а любой трухлявый пень – за дедку.
– Не веришь мне? – глянула на него Карла. – Но, поверь, это так.
– Даже если все это и правда, что же, я должен стиснуть тебя в объятиях и расцеловать? – проворчал Сева.
– О, на это я даже не надеялась, – махнула рукой Карла. – Первые годы я все верила, что ты не забыл меня, что однажды вернешься и обнимешь свою бабушку. Но шло время, у тебя была другая семья. И я смирилась с тем, что ты для меня потерян, что больше тебя не увижу... Но я ошиблась. Ведь однажды в моей жизни снова появился ты, Сева. Для того, чтобы отобрать у меня квартиру! Когда тебе было лет двадцать пять, ты вдруг вспомнил, что у тебя есть бабушка. Ты смог доказать наше родство и подал в суд. Мы с тобой даже ни разу не встретились, все решал твой адвокат. Так я лишилась еще и дома, оказалась на улице. Хорошо, нашлась подруга детства, которая пожалела и приютила обезумевшую от горя старуху.
Сева припомнил, что действительно был такой факт в его биографии. Еще в то время, когда он пытался заниматься бизнесом. Ему срочно понадобились деньги, чтобы вложить в дело. И тогда он вспомнил о том, что он – приемный ребенок: вдруг у биологических родственников есть какая-нибудь недвижимость?.. Впрочем, те деньги особой погоды не сделали – бизнес прогорел.
– Я даже имя сменила, чтобы навсегда похоронить прошлое, – качала седой головой старуха. – Вот так была когда-то Клара, стала Карла... Да только прошлое не отпускало. Я все корила себя, думала: а могло ли сложиться по-другому? Что, если б родители больше уделяли тебе, Сева, внимания, если бы я воспитывала тебя иначе? Быть может, и доченька моя с мужем живы остались. Да и ты вырос другим – хорошим человеком. Я молила высшие силы дать мне шанс, если есть хоть какая-то возможность все исправить. И знаешь, они ответили мне! Однажды я увидела удивительный сон, а проснувшись, поняла, что нужно сделать. Поняла, как преподать тебе урок! Я вовсе не хотела сделать тебе больно. Я надеялась, что, если ты взглянешь на свою жизнь со стороны, увидишь в своем двойнике, каким бы ты мог стать, – тогда одумаешься, переосмыслишь, прозреешь. Поймешь, что весь мир не вращается вокруг тебя, что рядом с тобой есть и другие люди...
– Да иди ты на хер со своими философскими бреднями! – взревел Сева, снова схватив Карлу за горло и придавив к стволу дерева. – Как это лечится? Говори!
– Добрыми делами, вот как! – прохрипела старуха. – Можешь не верить, но это действительно магия. Изменись, начни совершать хорошие поступки и снова обретешь себя. Он – это все то доброе, что таится глубоко в тебе. Он – то, кем ты мог стать. Будь таким же, как он, и вы вновь сольетесь в единое целое!
Сева задумался: а что, если все это правда? От всей этой истории и правда веет чем-то сказочным, колдовским...
– А ты не такая уж и сумасшедшая, какой прикидываешься, – пробормотал Пластилин.
– Ты тоже вовсе не такой, каким тебя рисуют твои рекламщики. Просто психам легче живется в мире, где правят такие, как ты.
Он глянул на свои белые пальцы, стискивающие горло старухи.
– А что, если я просто пристрелю подонка? – сказал он. – Вернусь в прежнее тело?
– Да, вернешься, – кивнула Карла. – Только в свой собственный труп! Пойми же: он – это и есть ты. Стреляя в него, ты будешь стрелять в самого себя!
Она всплеснула руками:
– Неужели так сложно хотя бы попробовать? Попытаться изменить себя?
– Да с хера бы мне это делать? – скривился Сева. – Быть может, это и правда какое-то колдовство. Но я не собираюсь меняться только потому, что какой-то урод влез в мое тело! Это – моя жизнь!
– Да уж, неспроста говорят, что горбатого могила исправит, – насупилась Карла. – Ну тогда и живи так. Можешь придушить меня прямо здесь. Ни слова больше не скажу!
Пластилин, хищно прищурившись, глянул ей в глаза:
– Значит, не скажешь? Ну-ну. Знал я таких неразговорчивых. Что ж... – Он достал телефон. – Тогда я звоню своим друзьям, которые умеют общаться с такими вот молчунами. Сейчас мы отвезем тебя в лес, и я буду смотреть, как тебе сначала вырвут плоскогубцами все оставшиеся зубы, один за другим. А если и после этого не заговоришь, возьмут напильник и начнут обрабатывать тебе пальцы. Есть еще паяльники, щипцы, ножовки, утюги, заостренные спички и много других замечательных предметов, способных разговорить и немого...
Пока он перечислял, заметил, как испуганно округлились глаза старухи. Но, так как с ее губ по-прежнему не слетело ни единого слова, он набрал номер:
– Алло! Басмач? Это Сева. Да-да, тот самый Сева!..
– Ты можешь замучить меня до смерти, – дрожащим голосом, но твердо проговорила Карла, – зато так и останешься до конца своих дней пластилиновым уродом. Он же продолжит жить твоей жизнью!
Сева умолк, сам не на шутку испугавшись. А что, если она права? Что, если это навсегда? Ведь должен же быть какой-то выход, какое-то решение!
– Басмач, погоди. Если что, я перезвоню... – Сева убрал телефон в карман.
Он угрюмо смотрел на Карлу. Сделал глубокий вдох, выдох. Постарался успокоиться. Похоже, ему не оставляют выбора...
– Извини, что я на тебя набросился, – пробурчал он. – Ты ведь понимаешь, что насчет пыток и всего такого – это я не всерьез. Конечно же, не стал бы такого делать. Наговорил сгоряча. Но ты тоже пойми, каково это – очнуться и узнать, что у тебя украли не только тело, а всю твою жизнь! Попробуй тут не вспылить...
Старуха обиженно молчала.
– Ну правда, прости дурака! Хочешь, на колени встану? – Так как Карла даже не смотрела в его сторону, Пластилин был вынужден и правда опуститься на колени. Он обхватил ноги Карлы: – Бабушка, ну извини! Да, вот таким подонком я вырос! Что поделаешь? Но ты же сама сказала, что это не только моя вина. Что это – от дурного воспитания. Но я готов все исправить! Я буду стараться, честное слово! Только верните мне мою жизнь! Бабушка, милая, ну скажи, что я должен сделать?
Карла глянула на него с болью и нежностью, провела сухой рукой по его волосам.
– Я уже сказала тебе чистую правду, – наконец ответила она. – Изменись, начни совершать хорошие поступки – и все станет по-прежнему.
– Но как это мне поможет? Каким образом я вернусь в собственное тело?
– Ах да, я ж тебе не сказала самого главного, – спохватилась старуха. – Все зависит от твоей дочки. Это было ее желание. Именно она захотела, чтобы ты изменился. И именно она должна пожелать, чтобы ты вновь стал самим собой.
– Вот как? – пробормотал Пластилин.
– Запомни, Сева – именно захотеть! – прибавила Карла. – Угрозами тут не поможешь. А чтобы она этого захотела, ты должен стать иным – любящим отцом и добрым человекам, как твой двойник. По силам тебе такое, внучек?
– Можно подумать, у меня есть выбор... – пробормотал Сева, поднимаясь с колен. – Что ж, коли так... Измениться, говоришь?
Он помолчал, размышляя.
– Была не была – начну прямо сейчас! Позволишь?.. – Сева взял из руки Карлы связку воздушных шариков и поспешил к школе, в которую недавно пошла первоклассница Дашунька.

7

Прозвенел звонок. Со школьного крыльца хлынула шумная волна ребятишек. Выскочив вприпрыжку за ворота пришкольного двора с ранцем за плечами, Дашунька замерла в испуге, увидев страшного человека с бледным, словно вылепленным из пластилина, лицом.
– Не бойся, дочка. – Сева шагнул ей навстречу. – Это же я, твой папа!
И видя, что девочка все еще смотрит со страхом, Пластилин присел на корточки:
– Это правда я, милая!
Дашунька смотрела на него огромными глазищами, которые словно спрашивали: «Что случилось?» И Сева поспешил ответить на этот немой вопрос:
– Помнишь пластилин, который дала тебе вчера старушка? Твое колдовство сработало, и я стал таким.
Дашунька в ужасе отшатнулась, помня суровый нрав отца, но уперлась спиной в школьные ворота. Испугавшись, что дочка вот-вот убежит, Сева торопливо продолжал:
– Я на тебя не сержусь, нет! Ведь понимаю, почему ты так поступила. Я знаю, что был плохим отцом. Но я хочу все исправить! Хочу стать другим, хорошим!
Девочка какое-то время стояла в замешательстве, поглядывая на жуткого человека, назвавшегося ее отцом. Нет, ее вовсе не удивило то, что ее папа вдруг превратился в чудовище. Она верила в магию, а в сказках люди постоянно в кого-нибудь обращались. Ее больше поразило поведение отца, обычно жесткого и холодного, как камень. А тут вдруг чудовище превратилось в человека, теплого и ласкового, как солнышко над головой.
Видя, что девочка не верит в искренность его слов, Сева опустился на колени, сжал пластилиновыми пальцами свою темную шевелюру, и по его бледным щекам покатились слезы. Заметив это, Дашунька нашла в себе храбрость: осторожно приблизилась, с опаской коснулась его щеки.
– Получилось? – растерянно проговорила она. – Папа, это правда ты?
– Я, Дашунька! Я!
Она прижалась к нему, он нежно обнял ее. Наверное, впервые за всю свою жизнь.
– Помоги мне, дочка, – взмолился он. – Научи меня быть другим! Научи меня быть хорошим!
Дашунька отстранилась, глянула на него, задумалась.
– Это мне? – спросила она.
– Конечно тебе! – воскликнул Сева, протянув связку шариков. – Подарок Карлы.
– Спасибо. – И, подумав, предложила: – А поехали в парк, на карусели?
Пока они шли до автобусной остановки, Дашунька без умолку тараторила. Рассказывала про какого-то вредного мальчишку, который постоянно дергает ее за косички; про добрую Клавдию Георгиевну, что учит чистописанию; про Катьку-вредину; про двойку, несправедливо полученную за помарки в тетрадке, и многое-многое другое. Сева не столько вникал в суть всех этих детских проблем, сколько прислушивался к необычному для себя новому ощущению. Ведь он впервые разговаривал с дочерью. Даже в то время, когда он еще жил с семьей, они почти не общались. Дашунька для него была чем-то вроде приложения к браку, в результате которого обычно появляются дети. Впрочем, в отличие от жены он запросто мог прожить и без них. Да и без брака тоже – женитьба была лишь средством для достижения цели.
Наконец они дошли до остановки. Пока ждали автобус, Сева почувствовал, как его ноги что-то коснулось. Посмотрев вниз, он увидел большущего рыжего котяру с поцарапанной мордой, который терся о его ногу и глядел вверх ищущим сочувствия голодным взглядом. Пластилин было замахнулся ногой, чтобы отбросить подальше наглое животное, как обычно поступал в таких случаях, но, перехватив взгляд дочери, улыбнулся, наклонился и погладил кота по рыжей макушке. Затем купил в ларьке банку рыбных консервов, открыл, поставил перед котом. Глянул на Дашуньку – та одобрительно кивнула.
Подкатил автобус. Они с дочкой вошли в салон, и Сева сразу же устроился на свободном сиденье. Но, заметив, что Дашунька не спешит сесть рядом, понял причину – следом за ними в автобус вошла пожилая пара. Пластилин уступил место. Дочка показала ему большой палец – молодец, так держать!
Вообще, тот поход в парк принес Севе Пластилину уйму новых, доселе не испытываемых им ощущений. Они весело общались, хохотали, мчась на качелях и каруселях, кормили зверушек в зоопарке, ели сладкую вату. Когда же они, уставшие и довольные, уселись на лавочке в парке, уплетая мороженое, Дашунька вдруг прижалась к Севе:
– Папка, ты у меня, оказывается, такой хороший! Даже не верится, что это ты. Вот бы мама обрадовалась...
– Мама! – вдруг вспомнил Пластилин. – Она же наверняка волнуется! Мы ведь не предупредили ее!
И они поспешили домой. По пути Сева купил большущий букет цветов, хоть и знал, что такая мелочь не способна исправить всего того, что он совершил за свою недолгую семейную жизнь. Его наверняка ожидает холодный прием. И он не ошибся.
Жена, увидев на пороге Севу, держащего за руку Дашуньку, мигом схватила дочку и загородила собой.
– Что тебе снова нужно? – вскричала она.
– Прощение, – пролепетал Пластилин. – Мариночка, прости меня, пожалуйста, за все!
Он опустился перед ней на колени.
– Я знаю, что был плохим мужем и отцом. Но я хочу измениться. Правда! Пожалуйста, дай мне шанс!
– Мама, поверь, он теперь другой, – попыталась вступиться за отца дочка. – Он теперь хороший!
Но Марина стояла, бледная и растерянная, с недоверием и презрением глядя на бывшего мужа.
– Я не верю, – мотнула она головой. – Ни единому слову! Все, что я видела от тебя за все эти годы, – лишь жестокость, ложь и лицемерие.
– Мариночка, я и не жду, что ты вот так просто забудешь все, что произошло, – склонив голову, словно на плаху, прошептал Пластилин. – Но я обещаю постараться. Обещаю приложить все усилия, чтобы заслужить твои, пусть не любовь, так хотя бы уважение и прощение.
– Мамулечка, ну пожалуйста, дай ему шанс! – Дашунька дернула Марину за платье. – Ради меня!
Та все так же молча рассматривала склонившегося перед ней Севу, и постепенно презрение у нее на лице сменилось сомнением и даже жалостью.
– Хорошо, – сдалась она. – Можешь заходить к нам когда пожелаешь. И если все действительно так, как ты говоришь... Что ж, время покажет.
Она подошла и взяла букет из пластилиновых рук бывшего супруга.
– Спасибо, – сказал тот, вытирая слезы. – Я буду стараться! Честно!
В этот момент за спиной у Севы клацнул замок, распахнулась дверь и в квартиру вбежал второй Всеволод Пластилин, тоже с букетом цветов в руке.
– Дорогая, я дома! – весело прокричал он. И умолк, увидев стоящего на коленях посреди прихожей жуткого пластилинового человека.
Сева поспешно поднялся. Оба уставились друг на друга.
– Я не понимаю, – растерянно проговорила Марина. – А это кто? Как такое возможно? Что происходит?
– Это чудо, мама, – воскликнула Дашунька. – Чу-до!
– Ну, здравствуй, – сказал первый Пластилин второму. – Вот мы, наконец, встретились.
– Мы разве знакомы? – удивился тот.
– Конечно, – ответил первый. – Ведь ты – это я!
– Не понимаю...
Но тут подбежала счастливая Дашунька и стала между ними.
– Это – мой папа, – воскликнула она, взяв за руку первого Пластилина.
– А я тогда кто? – спросил второй.
– И ты мой папа! – Дашунька сжала и его ладонь.
И, едва это произошло, прихожую осветила вспышка. Теперь в одной руке девочки была ладонь отца, а в другой – пластилиновый человечек.
– Получилось! – радостно закричала Дашунька.
– Да, получилось, – с улыбкой повторил Сева, глядя на свое отражение в висящем в прихожей большом зеркале – отражение прежнего, нормального Всеволода Пластилина!
– Теперь все будет по-другому, – захлопала в ладоши Дашунька. – Правда, папулечка?
– Да, – кивнул Сева. – Теперь точно все будет по-другому.
Он все еще улыбался, но теперь улыбка эта больше походила на оскал зверя.
– Убери от меня свои паршивые ручонки! – Сева отбросил руку дочери, словно мерзкое склизкое насекомое.
– Но... – Та растерянно заморгала.
– Ты, маленькая дрянь, еще пожалеешь о том, что со мной сделала! – тыча пальцем ей в лицо, хищно щурясь, пообещал Сева.
– Папа, но ты ведь сказал... – Дашунька с трудом говорила от сковавшего горло плача. – Ты ведь обещал!..
Она в слезах набросилась на него, принялась колотить маленькими кулачками:
– Ты злой! Злой! Злой!..
– О, даже не представляешь насколько! – Сева с отвращением оттолкнул дочь к матери.
– Завтра же выметайтесь из этой квартиры! – холодно бросил он бывшей жене. – Я больше не собираюсь вас содержать!
Он взялся за ручку двери. Но прежде, чем уйти, обернулся и с улыбкой сказал:
– Впрочем, могу даже поблагодарить – за выигранную предвыборную кампанию. Выкрутасов был прав, говоря, что с моими рейтингами помочь сможет разве что чудо...