Наперекор судьбе

                Нина Пушкаренко
                Наперекор судьбе               
          Быль, которая исходит только из моего сердца.
Я родилась 4 февраля 1940 года в совхозе посёлка Булухта, Палласовского района, Сталинградской области. Будущая мама, Анна Петровна Агаркова, работала в совхозе «Красный октябрь» на молочной ферме. Агаркова Анна Петровна, образования не имела даже начального, научилась только читать и писать. Семья Агарковых была многодетной, учиться некогда было, работать надо было. Родители Анны Петровны в совхозе занимались скотоводством. Мама Анны Петровны, будущая бабушка её дочки, умерла рано, в 58 лет, успев родить трёх сыновей и трёх дочек. Рожала, как и все на селе в старых развалившихся избах, на соломе. О медицинских сестрах и врачах немного слышали, но она, медицина, была от них где-то далеко. Поэтому, наверное, и ушла рано. Анна Петровна была старшей в семье. Родилась в 1915 году. У Анны Петровны были ещё две сестры и три брата.
 Их судьбы, как и судьбы практически всех простых людей, да, впрочем, всего народа, мало чем отличались. Всем было тяжело, все жили в бедности. Но отличительной чертой того времени являлось то, что простой народ               
 тяготел друг к другу, ибо все понимали, что всем тяжело было. Тётя Лена, младшая сестра в семье, а были ещё дядя Ваня, дядя Паша, дядя Вася и тётя Клава. У тёти Клавы жизнь сложилась трагической. Когда я ещё была ребенком, она рано вышла замуж. Детей почему-то не было. В молодой семье часто происходили какие-то скандалы, какие-то неполадки. У молодой, красивой женщины, не было выбора. Вернее, он был. Либо быть рабыней и терпеть всякие унижения, либо остаться навсегда свободной и гордой. Тётя Клава выбрала для себя второй путь. Спор разрешила грубая петля. Вся родня плакала. Плакала и я. Так и осталась в моей жизни память о милой тёте, жизнь которой так и осталась в моей памяти великой скорбью.
 А самая младшая из сестёр, тётя Лена, как началась война, ушла добровольцем. Как и все, кто воевал, мало рассказывала о войне. Много рассказывают только те, кто числился на войне. А те, кого война держала за горло, кто знал, что может уйти в любое мгновение, то мало говорит. Так и тетя Лена. Тяжело ей было рассказывать о войне, вспоминать тяжело, поэтому и говорила мало. Были у неё награды, был и тяжелые моменты, о которых она никогда не рассказывала. Знаю только, что дошла до Берлина. А послевоенная жизнь    была тяжелой. Не была замужем, потом               
               
только, уже в конце жизни сошлась с мужчиной, но радости не было. Так и жила в маленьком домике, полу развалившемся домике. Не было у государства средств таких, чтобы обеспечить победительницу фашистов достойной жизнью. Так и жила до самой пенсии работая на молокозаводе рабочей по производству сыворотки, сливок и даже мороженого. Трое братьев мамы всю жизнь прожили в посёлке Средняя Ахтуба простыми рабочими, простыми людьми и занимались рытьём колодцев. Дети остались, внуки. У них свои семьи, своё поколение. Ушло то время, когда родственные связи крепкими были. Сейчас и отношения меняются, как между родными, так и между просто хорошими друзьями, соседями. Так и жди от соседей даже, какого-то подвоха, какой-то провокации, если не прямых угроз. Наверное, такова жизнь. А что сделать? Да ничего. Продолжать жить. Продолжать радоваться жизни. Продолжать любить и людей, и землю, на которой тебе, мне, всем нам предстоит жить.
 Будущий папа, Розенталь Яков Яковлевич, работал водителем автомашины, возил молоко для переработки и отправляли в Эльтон, а затем в Сталинград. Так молодая и               
очень красивая пара нашли друг друга. А потом появилась на свет маленькая, прекрасная девочка Ниночка. Но семье не               
суждено было долго радоваться жизни, радоваться друг другом и маленькой дочкой.
Папа, Яков Яковлевич, согласно истории, был поволжским немцем, которые появились, на Руси, в XII веке. Потом к ним приехали немцы по указу Екатерин 2-й.  Кто они были? То ли русские, то ли немцы? Поволжских немцев раскулачивали и отправляли на Урал в Сибирь, в Казахстан. Помню папа рассказывал, как возили его от Урала до Дальнего Востока в товарных поездах. Папа жил в немецкой семье в Караганде. Но семью всегда манила к себе Волга. Где-то перед самой войной кто-то возвратился на Волгу, среди них был и мой папа, нашедший судьбу свою - Анну Агаркову, работницу совхоза из Булухты. Но не очень долго радость продлилась. В 1941 году война началась. История повторяется. Опять ссылка. Опять Казахстан, Усть-Каменогорск, поселение на берегу речки Бобровка. Мама со мной могли бы не ехать. Её даже уговаривали не ехать, а остаться в Средне Ахтубинском районе. Я потом только и поняла, почему поехали вместе с папой. Потом. Когда узнала сама, что такое любовь.
 Путь в Казахстан оказался сложным. То поезд,               
               
то грузовые машины. До Казахстана добирались и по Каспийскому морю. Я очень заболела. Тогда многие болели. Я то ли
простыла, то ли инфекцию какую схватила. Но заболела и очень. Мама страшно забеспокоилась. Упаси, Господи, что бы умерла. В то время много не разбирались. Раз умерла – за бортом общая могила. Рыбы съедят. Сейчас об этом трудно и больно вспоминать. Такое время было. Бог сохранил меня. Я не умерла. Выздоровела. У мамы камень с плеч.
Вскоре у мамы родилась ещё одна маленькая девочка, Роза. Через какое-то время всех немцев отправили на Урал в Челябинскую область, на шахты. Уголь стране нужен был. Так получилось, что папа знал своё дело и был хорошим электриком и ему мало приходилось быть в забое на шахте, поэтому он работал в основном не под землёй. Но как бы там ни было, семья разделена и папа снова не с нами. Мама, с двумя маленькими девочками, вынуждена выживать, мучиться и скитаться, не гнушаясь никакой работой. Тогда и в мыслях не было, кому-то хорошо, кому-то плохо. Главное выжить. Главное спасти маленьких девочек. Мама уходила на работу, в поисках еды, а я совсем, совсем маленькая, оставалась с Розочкой. Так на всю жизнь и               
осталась в моей голове, в моей памяти какая-то маленькая землянка, кроватка, на которой и лежали в слезах две маленькие девочки,               
одна чуть больше другой. В землянке полов не было. Вернее, были - земля. Было окошко, в которое я всё время смотрела и ждала мамочку. Она должна обязательно прийти с кусочком еды. Мы не разбирались в еде. Еда была едой и без названий. Просто еда. Была в землянки и печка, как мне казалась большой, большой. Сейчас, вспоминая и рассказывая о своей жизни своему сыну, Максиму, он говорит, - Но вам же пособие платили. Это представление нового поколения о старой жизни, о жизни, которую нельзя называть жизнь. Это было просто выживание в сложившейся ситуации.
   Летом мы из землянки перебирались в школу. Жили там. В школе никто не учился. Как-то зашли в класс, а там Ворона летает. Я закричала, - Мама, мама, давай скорее поймаем её и съедим. Не поймали, не съели. Я вспоминаю один из эпизодов моей жизни. Жили мы Сирии. В командировке длительной. Картинка, похожая на нашу. Два молодых парня бегали по берегу и ловили ворон для еды. Плохо народ жил. Но есть надо. Чтобы выжить.
   Недалеко от школы дома были. Местные               
люди жили. Одна из тетей, меня молоком поила. Для меня это счастье. Хоть чуть-чуть, но вкусненького попробовать.  Это редко было,               
но к моему счастью, иногда было. Сердца у людей добрее были.
Запомнилось почему-то жили в небольшом доме, но в нём была большая русская печка. Там меня угостили один раз хлебом. Вкуснее, кажется, ничего не было, да и быть не могло. Чтобы прокормить нас с Розочкой, мама бралась за любую работу, чтобы заработать хоть что-нибудь, кусочек хлебы, картошку.  Из- под снега выкапывала замороженную свеклу, картофель, нечаянно оставленный осенью. Помогала всем, лишь бы достать кусок. Она рубила дрова, пилила, подметала, убиралась. Иногда на сердце и в голове остаются памятные воспоминания, когда тебя очень сильно обижали. Как-то раз мама зашла в приёмный пункт молоки и вынесла маленькую бутылочку и ушла. Я радостная стою и жду её. Идет какой-то цыган, а может и не цыган, просто какой-то не русский и попросил попить. Я, конечно, дала. Он всё выпил, а у меня слёзы. До сих пор помню их горечь. Поэтому, вспоминая сейчас маму, я помню лишь то, что она всегда уходила добывать какую-то еду, хотя бы крошку еды. Нас у мамы были две маленькие девочки,               
которых надо кормить. Просто кормить хоть чем-то, лишь бы не умерли с голода. Мы всё время жили то там, то там. Постоянно жили в               
               
каких-то школах. Мамочка много работала, да так Розочку и не уберегли. Мамочка уходила, а я оставалась с ней. Господи! Две маленькие голодные девочки! Розочка совсем, совсем маленькая. У мамы молока не было. Помню лежит голенькая, что-то губками шевелит. Сказать, что-то хочет, а не может. Еды, наверное, просила. Ручками маленькими пытается что-то сказать. – А, а, а, а … . Пальчики маленькие, маленькие. Она ручки-то не могла поднять. Шевелит ими и шевелит. Слёз не было. Плакать еще не умела. Я хоть совсем маленькой была, но в моём сердце, в глазах моих, так и осталась она, Розочка, лежащая на каких-то тряпочках, с милыми маленькими, умоляющими глазками, что-то шепчет губками, шевелит маленькими пальчиками и ручками. Я потом уже поняла, что прощалась с нами, со мной. Навсегда прощалась. И всё. Розочка умерла. Не дождалась ни маминого молочка, ни другого какого-то.
   Хоть и я совсем маленькой была, но запомнилось то, как мама сколотила какой-то маленький гробик, положила маленькое, красивое Розочкино тельце в его. Перекрестила, расцеловала, облив Розочку мокрыми, горькими моими и её слезами. Заколотила гробик ржавыми гвоздиками, обвязала какими-то тряпочками и               
верёвочками и унесла, не сдерживая слёз на вечное поселение. На кладбище унесла. Где ты сейчас, Розочка? Где ты? Прости меня, девочка, маму нашу прости. Так и ушла, маленькой девочка, даже не успев слова сказать. Вечная тебе память, милая Розочка. Я прожила две жизни. Одну за тебя. Одну за себя. А нашей мамочки уже то же нет. Ушла к тебе. Может и встретились вы на небесах. И папа к тебе ушел. Может и живете вы сейчас вместе. Жизнь тяжелую вспоминаете. Говорят, кому на земле жилось плохо, на небесах хорошо будет. Я надеюсь. Ждите меня милые мои. Ждите. Скоро и я со своим мужем, Колей, приду к вам. Вместе будем на грешную землю с облаков смотреть. Не долго осталось. Я много плакала в своей жизни. Очень много. Сейчас, когда много прожила, когда и самой надо уходить к вам, слёз уже нет. Выплакала всё. Всё выплакала в процессе и на протяжении жизни всей, жизни невероятно тяжелой, требующей и требующей слёз женских. Единственная фотография, на которой запечатлена моя сестричка Розочка, у меня осталась. Я не знаю, кто это фотографировал, на обратной стороне фотографии, надпись оставили, что на фотографии изображены Нина, мама и Розочка. А фотография сделана в 1943году.               
    А я пока расскажу далее о своей жизни. Расскажу для внуков своих, а может и для правнуков, которых нет пока. Надеюсь, что доживу до них, чтобы в их глаза посмотреть, чтобы они в мои посмотрели и навсегда остаться в их сердцах, в их памяти.               
 После твоего ухода, Розочка, жизнь стала ещё печальнее и ещё страшней.
     Есть было нечего. Как сейчас помню, зашла к нам во двор какая-то корова, Двор перепутала. Мама, грех на душу взяла. Схватила стакан и надоила молока. На, доченька, выпей парного молочка. До сих пор вкус молочка забыть не могу.
 Рядом со школой, где нам с мамой пришлось жить, в небольшом домике жили дедушка с бабушкой и взрослой дочерью. У них был огород, довольно-таки большой и пасека. Мама много им помогала по хозяйству, а потом мы стали у них жить.  Папа присылал письма маме. Мама плохо читала, но всегда, плакала. Много раз перечитывала и перечитывала. Письмо. Вслух читала, чтобы и я слушала. Пока мама отвлеклась за чем-то, я съела письмо вместе с маленькой фотографией. Мама очень плакала, но понимала, что это письмо показалось мне самой вкусной едой, которую я, когда-либо, ела. К тому времени мне уже было около четырёх лет. Но ребёнок всегда остаётся ребёнком. Та семья, у которых мы жили, немного занимались пчеловодством. Естественно было немного и мёда. Конечно, для меня это была сказка какая-то. Однажды, когда никого не было я слизала находившийся               
в блюдце мёд. Естественно, стали меня немного ругать, зачем я его съела. Я в слёзы. Нет, оправдывалась я. Это не я, это кошка съела. Я видела. Я не знала тогда, что кошки не едят мёд. Потом всё потихоньку забылось, но в моей памяти инцидент так и остался навсегда. 
               Дочка наших хозяев, где мы жили, в школе работала преподавателем. Я уже забыла, что она преподавала, но я очень любила провожать её на работу до школы и носить её ридикюль. Тогда, по всей вероятности, и зародилось у меня желание быть учителем               
в школе. И на любые вопросы кем бы я хотела стать, я всегда отвечала, что учительницей.              В маленьких поселках и поселениях особой работы не было. Приходилось работать там, куда брали. Иногда мама работала по охране каких-то огромных емкостей с горючим. Ей часто приходилось работать по ночам. Мне приходилось ночью быть одной. Я старалась провожать её на работу, но она не брала меня с собой. А если и чуть-чуть разрешала пройти с собой, то немного пройдя, заставляла идти назад. Иногда я всё же обманывала её. Я сделала вид, что пошла домой, а сама пряталась и прячась от неё, проходила более половины пути.  Деваться было некуда и маме      
приходилось брать меня с собой. Спать приходилось в каком-то маленьком помещении на очень узенькой лавочке. Но всё равно радости моей не было предела, ибо рядом была мамочка.
   Для меня, когда я была ребенком, в то время понятия войны не было. Не было и понятия бедной и скудной жизни. Сравнивать не с чем было. Всё воспринималось, как естественное бытие. Жили и жили. Нет хлеба, значит и не должно быть.
  Когда закончилась всё же эта злополучная война весной 1945 года, на моём слуху всегда звучали какие-то странные звуки. НКВД, НКВД,               
НКВД. Я не знала тогда, что это означало. Это потом расшифровалось само по себе. Мне он представлялся каким-то колдуном, монстром, который не пускает нашего папу к нам. Мама часто к нему ходила и всё выпрашивала у него уехать к папе. Мы жили в Казахстане, а он работал на шахте, где-то на Урале, как потом выяснилось для меня, в Челябинской области. Однажды, мама пришла от этого НКВД и с радостью сказала, что нам разрешили ехать к папе. Я сразу подумала, что злой колдун подобрел и превратился в доброго колдуна.
   Собрались мы быстро. Ехали с большими пересадками и долго, долго ждали всегда чего-то. То поезда не было, то поезд был, а у               
нас билета не было. Запомнилось одно – огромное количества народа.
 На каждой пересадке нас отправляли в баню. Какие-то болезни были и все боялись заболеть, поэтому и мылись. И мы мылись, смывая с себя всякую заразу. В то время в Южно-Уральском регионе были всплески страшной болезни - чума. Наше бельё полностью дезинфицировали и только после этого, давали талон на посадку.
  После долгих мучений и передряг, мы с мамой наконец-то приехали на станцию Потанино. Даже в те тяжелые времена, маму не покидало чувство юмора. Она мне показала   на какого-то мужчину и сказала, что вон твой папа. Я побежала к нему, с радостью и криком, - Папа, папа, но это был не папа.               
   Потом только я и увидела его, своего настоящего папу.
  Нас встретил мой папа, как сейчас помню, с пучком моркови, которую он сам вырастил около своей работы. Вначале я была очень осторожной, а вдруг это опять не он, но потом я сама прижалась к нему и сразу почувствовала его тепло, его искренность, его добро и заботу о нас с мамой. Так это чувство и осталось у меня на всю жизнь.
   Жилья у него, естественно, никакого не было. Привёл он нас в какую-то каптёрку на
работе. Там был маленький лежак. Мы там пожили какое-то время, а потом он отвёл нас в какую-то избушку. Домиком её нельзя назвать. Он был в каком-то маленьком посёлке. Там мы прожили не долго. Но в этой комнате жили ещё кто-то. В этой маленькой комнатке стояли две кровати с разных сторон. На одной мы спали. Мне, подставляли какие-то стулья, чтобы я не упала. Была печка и радио. Впервые я услышала, как из него кто-то говорил, а иногда даже играла музыка. Когда была одна дома, я залезала на стул и подставляла ухо к радио. Сначала было интересно, а однажды мне показалось, что               
мне кто-то щёлкает по уху, и я более не залезала к нему.
  У нас не было ни посуды, ни вещей каких-то. Конечно, мама там ничего не могла там готовить. Если сказать честно, то я даже не помню, чем мы питались. Но, наверное, что-то ели, ежели оставались жить, в отличие от моей милой сестренке, Розочки, которую я так и не могу забыть до настоящего времени.
 Во время войны, да и после на Урале было много заброшенных шахт. Своё отработали, стали никому не нужны. А народ-то должен жить где-то. Кто-то к кому-то приезжал, уезжали мало. Некуда ехать было. Вот и старались организовать жильё какое-то. Хоть               
 что, лишь бы жить.  Еды практически не было. То, что съедобно, то съедалось мгновенно. Поля картошки перекапывали по нескольку раз. Лебеда, крапива считалась прекрасной едой. Шахта 1-3 посёлка Северный оказалась именно такой. В этом посёлки жила ещё одна, похожая на нашу, немецкая семья Вальтер.  Обе семьи оказались в одной ситуации. Подружились. Горе сплотило. Начали жить вместе, помогая друг другу. В их семье было две дочери. Эля, старше меня немного. Галя, чуть моложе. В этом доме, в котором мы жили, если его можно было назвать домом. В нем ранее было огромное колесо, которым               
выкатывали вагонетки из шахт.  Вот в такой комнате были наша кухня и комната, у другой стороны комнаты жили дядя Витя и тётя Маруся со своими дочками. Тётя Маруся тоже, как и мама, была русской. С Элей и Галей я очень подружилась, хотя Эля и была старше меня.   Жить надо, а, стало быть, и есть надо. Папа с мамой организовали небольшой, но очень хороший земельный, хозяйственный участок. Папе за работу хоть и мало, но, чтобы выжить, плати заработную плату. Через какое-то время мы с папой на рынке купили козу. Радости конца не было. Папа сделал около домика маленький сарай для неё. Жизнь, как нам показалось, пошла, поехала.               
Налаживаться стала. Через какое-то время стали заводить уток, гусей поросят. Дело даже до коровы дошло.
  А в 1946 году появилась на свет моя сестрёнка, Валя. Рады были бесконечно. Но с появлением Вали, детство моё опять закончилось. Я стала первой маминой и папиной помощницей буквально во всём. Но самое главное, я стала нянькой. А куда денешься? Мама все свои силы отдавала хозяйству.  Надо продолжать жить.
  Я, сколько себя помню, всё время работала. Летом с папой ездили на покос. А что такое покос? Это тяжелейшая работа. Папа косит, я               
сгребаю, разгребаю. Собираем в стог. Ты всё время в деле. Всё время работаешь. Каждую минуту готова упасть на сено и не вставать более. Жили в шалаше. Еду готовили на костре. Огород. Весной копаем, сажаем. Летом полоть, поливать надо.  Хорошо, что рядом была колонка с водой. Дома уборка. Только вдуматься- мы жили всегда в бесконечной работе. В бесконечной.
 Была у меня и любимая кошечка. Мурик. Это отдельный разговор о привязанности меня к нему и его ко мне. Он провожал меня в школу, встречал из школы. Я ещё далеко от дома иду, а его хвостик уже маячит где-то в травке. Бегом ко мне. А вечером, когда спать               
ложимся, он всегда рядом со мной. Урчит, скребется потихоньку. Любили мы друг друга. Он любил, когда я ласкала его всего.
  А в школу пошла, в первый класс, когда исполнилось мне 7 лет. Это было в 1947 году. Начальная школа была от нас не очень далеко, чуть более полутора километров.  Идти надо было вдоль терриконов шахт, по дорожке картофельных полей. Вот там часто и встречал меня мой Мурик. В каждом классе было более 40 человек. Практически все дети были без отцов. У кого-то отец не вернулся с войны, у кого-то не вернулся из лагерей. У кого-то просто не было. Но очень много было из               
детских домов. У каждого своя жизнь.               
                школа бала одноэтажной с длинным коридором. В перемену мы все, взявшись за руки, водили хороводы и пели песни. А более запомнился мне буфет. Там иногда давали бутерброды с повидлом. Такое школьное               
  столпотворение творилось. Иногда, как мне кажется, давали бесплатно, но чаще за деньги, но не большие. Особых привилегий не было. В школе у меня была подружка. Люба Атрощенко. Жива ли сейчас? Не знаю. У неё были и папа, и мама. Она одна у них была. Я часто была у них дома, даже иногда ночевала. Когда мы уехали с Урала в Волгоград, она даже приезжала ко мне в гости, когда я                училась уже в педагогическом институте.            
Учеба в школе на Урале не прошли даром. Мы часто бегали и зимой, и летом по шахтным терриконам. Зимой особенно любили забираться на них и спускаться на санках. Эта любовь к бегу и осталась у меня на всю жизнь. Она и определила, в конечном итоге, всю мою дальнейшую судьбу. Я полюбила спорт. Спорт полюбил меня. Мои занятия физической культурой и спортом, начались в то время, когда я училась в семилетней школе. На устраиваемых соревнованиях в школе я начала выигрывать бег, прыжки. Начала участвовать в городских соревнованиях в городе Копейске, который был около 10 км от    нас. Спорт вселялся в мою душу, в моё сердце.               
 Я уже тогда не могла представить себя вне спорта.
  В г. Челябинске неожиданно нашлась родная сестра папы. Она была на 6 лет моложе его, но тоже была отправлена за Урал, когда война началась.               
    Все были расторгнуты, затеряны и совершенно непонятно, кто где оказался. При рождении Маруси, так звали папину сестру, умерла их мама. Папин папа, мой дедушка, Яков Розенталь, как и его сын, а мой отец, Яков Яковлевич, женился еще раз. У них родился папин брат Андрей. Потом родился ещё кто-то. Я просто уже не помню, а сейчас жалею, что не могла, как следует расспросить обо всем своих родителей. Поэтому и пишу сейчас о себе с тем, чтобы мои внуки знали более о нас, своих бабушке и дедушке. С тетей Марусей, папиной сестре, мы часто                встречались. Она вышла замуж тоже за немца. Он оказался очень хорошим мужем. Звали его Вульф дядя Яша. У них было четверо детей. Аля, Арнольд, Альберт, Адик. Мы часто общались друг с другом. В дальнейшем, уже практически в наше время, они все уехали жить в Германию, опасаясь повторения каких-либо репрессий. Связь между нами, естественно, прекратилась. Но я всё еще надеюсь на чудо какое-то, на возможность общаться, возможность собираться за круглым столом, вспоминать все прошедшие времена и надеяться на сплочение любви, сплочение душ человеческих.  В январе 1949 года родилась наша Любочка.               
  Папа очень ждал сыночка, но родилась дочка. Но всё равно мы радовались, а на мои плечи опять свалилась новая забота. 
   Наконец -то в 1952 году у папы с мамой родился мой брат, Саша. Папа был очень рад. Он долго ждал рождения сына, чтобы продолжить свой род – Розенталь. Наконец-то  его мечте предстояло сбыться. А для меня это означало, еще продолжение быть и быть нянькой. Это и было на самом деле. Наверное, я была хорошей няней, ежели никто из детей серьезно не болел, да и все чувствовали себя хорошо. По прошествии времени, когда я сама стала мамой, я поняла, через какой огромный труд пришлось пройти нашей маме. Господи! Я вспоминаю сейчас то время, когда я оставалась с маленькими детьми дома, а мама уходила работать. Мне иногда так приходилось тяжело, что я плакала до крика. Соседи по дому приходили и успокаивали меня. А я просто кричала от бессилия. Это сейчас тяжело вспоминать. Очень тяжело. А тогда это была моя жизнь.               
Быть может я и сказала тогда сама себе, что у меня будет один ребенок. В последствии, так это и произошло.  Я родила родного сыночка Максима, которому и посвятила, и отдала всю свою жизнь. А мама ушла рано. Ушла рано, ибо жизнь её была слишком суровой и слишком жестокой по отношению к простой женщине, женщине, подарившей стране четверых детей. Вечная ей память и царства небесного.               
               Семилетнюю школу я закончила в посёлке Северный рудник. А перейдя в 8-й класс мне пришлось ходить в школу посёлка 205 шахтного посёлка. Ходить пришлось от дома, где мы жили, более чем за 3 км. Зимой особенно тяжело. Много снега, а осенью и весной много грязи. Дороги хорошей не было. Я уже не говорю о каком-то транспорте. Ничего не было. Там, в этой школе, я и отучилась 2 года, закончив 8-й и 9-й класс.            
   Для папы и мамы Урал и Сибирь не являлись родиной. Они всё время мечтали возвратиться на Волгу, в родные края. Они всё время   
              надеялись на окончания срока репрессий и возможности возвратиться домой.  В свой Сталинград возвратиться. Ждали, надеялись.
 Наконец-то в 1956 году настал момент папиной реабилитации от «опасной» национальности немец. Дождались, когда я закончу девятый класс и поехали в Сталинград. Сталинград тогда звучал, как великий, не сломленный город-герой. 
Город, в котором много солдат погибло. Город, от которого и погнали на запад армию фашистов.
Мы увидели этот город. Он поднимался после разрушения. Даже после десяти лет после окончания войны, в городе было много не восстановленных домов. А мы поехали на левый берег Волги в поселок Средняя Ахтуба. Поселок стоит на правом берегу реки Ахтуба. Она, река была первым рукавом разветвления Волги. Существует такое предание. Когда Чингис Хан прискакал на берег, то, увидев препятствие, крикнул: «Ах! Туба».  В переводе означало «Ах. Река». Так, с тех пор и               
зовется река «Ахтуба».               
Вот на эту реку, в этот посёлок, привез нас, папа, туда, откуда мы и уехали, вернее отправили нас на Урал, в ссылку, в 1945 году за то, что уходили его корни в далекое, далекое  прошлое, в прошлое, когда Екатерина вторая               
пригласила на Русь, на Волгу немцев. А, может быть, ещё раньше, может быть в 12-м веке. Одному Богу только и известно.
 В Средней Ахтубе, как раз и жила родная сестра моей мамы, тётя Лена, участник войны, до Берлина дошедшая. В то время она работала в приёмном пункте молока, небольшой молокозавод. Там и мороженое производили. Ещё какие-то вкусные вещи.               
Мне иногда, нет, нет, да принесёт что-то. Для своих там чуть дешевле продавали.  Мне тоже приходилось в каникулы работать. Иногда и я приносила какие-то продукты домой.
Волжский в то время был городом с большим               
количеством предприятий.  Строилась Волжская ГЭС, большой химический завод. и много всяких других. Город строился, как и всё наше государство. Рабочих мест было очень много. Рабочих совершенно не хватало. Папа, как приехал, сразу же устроился на работу. Я поступила в 10-й класс школы им. Ломоносова. Работы, как всегда, было много. Но работали. Воду таскали их реки Ахтуба.               
Были и колодцы, но речная вода лучше, чем в колодце. Много носили. А куда денешься, жить-то надо. И еду надо выращивать. Сам не вырастишь, никто не принесёт. Поэтому школа школой, а работать приходилось много и папе, и маме, и мне.  !957 год мне запомнился               
годом тяжелым Я заканчивала среднюю школу. Казалось бы, предстоял серьёзный выбор. Что делать дальше? Конечно папе, лучше было бы, чтобы я работала. Мама хотела, чтобы я училась. Я закончила школу. Для меня спорт был каким-то жизненным притяжением, поэтому у меня особого выбора не было. Я поступила в физкультурный техникум, расположенный в Сталинграде.               
В Средней Ахтубе был большой завод до овощной. Я на каникулах тоже там работала. Хоть какие-то плодовые продукты иногда приносила домой.
Вскоре папа ушел на работу в колхоз «Красный Сад» главным энергетиком. Там папа с мамой поселились и стали жить.
Поступив в Сталинградский техникум физической культуры в 1957году, я стала очень серьёзно заниматься спортом. Спорт превращался для меня не только в спорт, но и в работу. А это уже серьёзно. У меня появились прекрасные подруги и друзья по спорту.  Среди них Зоя Морозова, с которой мы и остаёмся подругами до настоящего времени, т.е. на всю жизнь.  И я молюсь за неё здоровье и благодарю те времена, когда мы были вместе.  И я не перестаю повторять:
«Дай Бог, тебе, Зоя, доброго здоровья. Пусть счастье, в котором ты живёшь, не покидало тебя».               
  Физкультурный техникум находился в Бекетовке. Туда тяжело было добираться. Но зато мы знали, что, закончив его, мы будем работать в школе преподавателями. А это нас, учащихся, очень вдохновляло и мы старались быть и хорошими спортсменами, и хорошими учителями. Мы учились быть просто хорошими людьми. Мы не понимали, что такое плохо относиться друг к другу. Мы не понимали и не знали, что такое подлость. Мы просто были все друзьями.
Занималась очень много спортом. Сначала просто занималась бегом. Затем начала очень серьёзно заниматься пятиборьем.  Учась в физкультурном техникуме, занимаясь многими видами спорта. Но всё же легкая атлетика для меня оставалась основным видом. Там, впервые, я была включена в сборную области по легкой атлетике. Это, конечно, для меня было большим достижением. Я. как сейчас вспоминаю, что хоть чуть-чуть начала гордиться сама собой. Просто, я начала понимать, что спорт для меня стал определённой целью и смыслом жизни.      
Сталинградский техникум физической культуры, 2-й курс, группа «Г».27.05.1958год.               
Кросс500м. Сталинград. Стадион «Динамо»19.04.1958г. 
Областная спартакиада. Награждение победителей в беге на 200м.1-е место Морозова З. 2-е место Розенталь Н., 3-е место Фомиченко 16-17 мая 1958г
 Стадион г. Волжский Первенство Сталинградской обл. по легкой атлетике 25.05.58г.   
У входа в общежитие Сталинградского техникума физической культуры: Тащилкин, Сотникова, Сердюков, Морозова, Гуреев, Попов.
Мы после тренировки, с покупками, голодные, но весёлые. 07.06.1958год               
СТФК, 3-й курс. Нина Розенталь и Зоя Морозова.23.12.58г               
После окончания техникума, один год отработала преподавателем физкультуры в школе в Красном Саду, не переставая заниматься спортом. Меня заметил в спортивном обществе «Спартак» тренер Виктор Петрович Тиндо.  Я очень много ездила по соревнованиям по всему Советскому Союзу. Выполнила первый разряд по легкой               
атлетики. Виктор Петрович настоял, чтобы я поступала в институт. Сначала я подала документы в физкультурный институт, а потом другие мои тренеры Ирма Альфредовна Букатина и Михаил Порфирьевич Желтиков               
настояли на том, чтобы я поступала в педагогический институт и получила высшее
образование. В этом же году, в 1961 г., сразу же поступила в Волгоградский педагогический институт на агропедагогический факультет.
  Педагогический институт я закончила по специальности биология. Может быть, к сожалению, а может и нет, но биологию мне пришлось преподавать только в Сирии, где я находилась с 1989 по 1992год. Преподавала в русской школе для детей, родители которых занимались эксплуатацией гидростанции, построенной Россией для Сирийской Арабской республики. Так что учёба в институте не прошла даром. Пригодились знания.
СТФК. Практические уроки по бегу на коньках. Стадион «Динамо» группа «Г» 2-й курс               
г. Сталинград. стадион «Динамо» перед уроком спортивных игр. Пасько, Морозова, Розенталь. 27.05.58
Нина Розенталь и Рая. Молодые преподаватели в школе в Красном саду 1959г.
 
Август 1953год. Нина Розенталь с родными братьями и сестрой мамы Анны Петровны Елена Петровна Иван Петрович, Василий Петрович
 
Традиционные семейные праздники в пойме на берегу Ахтубы

1956год. Год совершеннолетия. Получение паспорта
 
20.04.58г. Сталинград. Областной кросс 500м.Стадион «Динамо»
 В гостях у Нины Розенталь Чаепитие. 14.11.65г.
На память сестрёнке Нине Розенталь от Иры Райфшнейдер. Если вспомнишь, спасибо, а забудешь – не диво. В жизни случается всё.  11.09.57год.
               
 Да! Я помню тебя, Ирочка! Помню! Да и нельзя не помнить. Как только кто-то произносит немецкую фамилия, сразу же всё всплывает в памяти. Всё. Фамилию изменить просто, национальность сложнее. Екатерина II открыла двери России для немцев.  Но могла ли думать императрица, «матушка», самодержица Всероссийская, что через два века в России, за то, что ты потомок тех немцев, приехавших из Германии по её приглашению, будут ссылаться в Сибирь, на тяжелые работы, что равносильно каторжным работам? Не знала, да и не могла догадываться даже. Мой папа, когда я получила паспорт, при достижении мне 16 лет, заплакал от радости, что мне поставили в паспорте, где указывается национальность, что я русская. Это значит, что хоть его дочь не будут преследовать по национальному вопросу. Но всё равно, я считалась репрессированной, и лишь в 1956 вся наша семья была реабилитирована, включая меня. 
И правильно говорила Ира Райфшнейдер, - В жизни случается всё. Поэтому и поговорка, существующая в России: «От тюрьмы и от сумы один шаг». Не знаем мы даже сегодня, что нас ждёт завтра. Но я прожила тяжелую, красивую и счастливую семейную жизнь. Правда не знаю, где и что с семьёй 7
Райфшнейдер. Хотелось бы узнать. Очень хотелось. Может Бог, что и подскажет.               
 
А это моя мамочка. Ей и только ей я благодарна за то, что я появилась на свет
Божий. Ей и только ей я обязана, что прожила
и проживаю долгую   счастливую семейную жизнь. 
 А мамочке жизнь далась не легко.  Я вспоминаю её жизнь каждый день. Каждый. То, что она вынесла в своей жизни, не каждому дано. Это был ад, начало которому и положила ЕкатеринаII.  Потом всё наладилось. Мамочка сумела воспитать хорошую, дружную семью.  Она много заботилась о детях и стремилась, чтобы у всех было хорошо, но совершенно не вмешиваясь в семьи детей. Она сберегала семьи. Помню, как она мне всегда говорила, - Нина, не ругай Колю.  Я помню это всегда. Помню. Поэтому и моя семья очень хорошая.  Очень любящая друг друга. А иначе нельзя. Поэтому и вспоминаю её всегда.  Жаль, что тяжелая ситуация её молодости не прошла просто так. Она заболела. Сердце не выдержало. Лекарств хороших не было, да и не было, на что их покупать. Поэтому всегда говорю сама себе, Богу говорю, - Мамочка! Царства тебе небесного. Да благослови Господь, душу её.   Посещаем кладбище, могилу, где она похоронена и молимся за все души ушедших.
 Но жизнь продолжается. Я всегда вспоминаю моё Уральское детство и мою спортивную юность, которая бы и состоялась благодаря моей мамочки.
 
Планка высоко установлена, но высоту надо брать. Первенство ВУЗа апрель1964год.IVкурс               
И взяла.  Успокоилось на душе. 19.0563г.Первенство ВУЗов высота 145 общее II место.
А впереди ещё бег. Надо попасть в сборную Сталинградской области. Очень надо. Тренеры в меня верят.
 
И здесь забег выиграла. Тяжело правда. Но радость на душе. Г. Краснодар КГПИ-ВГПИ апрель 1962г. Этафета4х100м. Мы выигрываем
               
А впереди ещё прыжки в длину. Тяжелый всё же вид легкой атлетики – пятиборье.               
 
  Очень тяжелый. И в каждом виде свои особенности, своя техника исполнения.
 
К каждому виду надо тщательно готовиться, если кому-то что-то хочешь доказать. Да даже самой себе в первую очередь. Если ты настоящий спортсмен.
Взять хотя бы барьеры. Если хоть чуть-чуть, кто-то ошибется, в установке барьера, результата нет.
Каждый сантиметр между барьерами для спортсмена важен.
 
Вот он, барьер в г. Куйбышеве. Вроде бы не высокий, но брать трудно. И беру. Сейчас с гордостью за себя смотрю на фотографии. И горжусь за себя.
 
Отбегала, отпрыгала, можно посмотреть, как другие бегают и прыгают.
  Пришла зима. Тренировки по лыжам, по конькам. В каждом спорте свои прелести. Зимой, как правило, были в спортивны лагерях. А значит соревнования на первенство спортивного лагеря.
 
В спорте, как и в жизни. Надо быть всегда красивой. Надо нравиться не только друзьям, но и самой себе.
                81
 Спорт спортом, но жизнь жизнью. Надо было быть и спортсменкой, и красавицей.  На всех фотографиях, которые у меня были я мало, где улыбаюсь.   Некогда было за собой смотреть.
Но всё равно нет, нет, да и посмотрю на себя в зеркало. Начала сама себе нравиться. И это правильно.
 
Да и подружки. Нам всегда было хорошо. Все переживали друг за друга. Никто никогда не кому не завидовал.  Просто была одна сплоченная семья. СГПИ 1-й курс 02.18.61г.
 
Вот оно общежитие. Койки, кровати. У каждого своя. 1-й курс пединститута 22.04.61г. Жили, мечтали о своей будущей жизни, писали. Записывали. Но всегда я знала, что меня ждёт стадион, спортивные дорожки, барьеры и, конечно, друзья.
   
Волгоградский Педагогический институт. Где вы все? Как сложилась жизнь ваша. Одному Богу и известно только.

А вот с Людой мы связываемся всё время. Она у нас в г. Волжском.
 Уехал в Германию в конце 2019 года. Сердце болело. Там так и похоронили. Царство ему небесное. А сыновья Роман и Сергей в германии обосновались. Со всеми своими детками, Сашиными внуками.
   
Моя сестрёнка Валентина. Учащаяся Волгоградского ПТУ 7. 15.091962год. Там, в Волгограде так и обосновалась. Часто говорим с ней по Скайпу.
   
Смотрю часто на фотографии своих сестёр и брата, а ведь когда-то я их нянчила. Вроде бы давно. Да нет, кажется, что только вчера это и было. Как же быстро время пролетело.
 8 марта 1964 года. Ирма Альфредовна, Нина Розенталь, и Люба Куропятникова. Ирма Альфредовна нам с Любой, как мама родная.  а мы у неё как дочки были. Вот такие отношения были между преподавателями и студентами. Сейчас уже нет ни Ирмы Альфредовны, ни Любочки Куропятниковой. Ушли обе. Я молюсь за них. Молюсь, чтобы на том свете, Бог не оставил их, ибо их души в моей душе, а моя душа была в их душах.
Они ушли, а я продолжаю жить, продолжаю их дело, которое и начали мы вместе. Мы любили жизнь, любили спорт, любили семьи свои. Я делаю всё и живу так, как они были бы рядом. Мне не стыдно за свою жизни и, если бы они были живы, они радовались бы за меня так, как я радовалась за них при их жизни. Это была вторая моя семья, которая и давала мне радость жизни.
                90
   Но всё равно, как бы я не жила, где бы не жила, а воспоминания возвращаются к милой моей мамочке. Милая моя мочка! Я жила тобой и буду тобой всегда жить. Ты для меня всё, что    есть на этом свете Ты произвела меня на свет. Ты дала мне жизнь. Ты сделала меня той, которая и живёт сейчас. Ты живёшь во мне, как и я жила в тебе, когда ты была со мной. Да, у тебя не было учебного образования, но ты была грамотнее нас в самой жизни. Ты научила нас, своих деток, самой жизни. Глядя на эту фотографию, вспоминаешь слова Владимира Высоцкого: Где мои шестнадцать лет? И отвечает мамочка: «В степи остались.
В Паласовском районе, совхоза Булухта. Там, где и родилась, ты, милая моя Ниночка. Там мои шестнадцать лет. А от моих шестнадцати лет и остались только воспоминания сельской жизни, ухода за скотом, дойкой совхозных коров и коз, добычей кормов. Там моя милая доченька и остались мои воспоминания о той далёкой, далёкой безвозвратной молодости. Молодости, знакомстве и встречах с твоим будущим папой. А ещё от моих шестнадцати лет осталась эта
               
А это я. Фотография запечатлела, как и маму мою, то же в шестнадцать лет.  И я спросила саму себя, - Где мои шестнадцать лет? И шестнадцать лет отозвались и написали маленькую книжечку, в которой и описали всю мою жизнь, очень кратко, до шестнадцати и чуть старше.               
А потом, я ещё спрошу: - Где мои за тридцать лет?
 И, наверное, напишут еще книжечку и впечатления о всей моей прожитой жизни. Обязательно попрошу. Может и напишут…. .
 А пока… . Пока я вспоминаю свою молодость. Вспоминаю нашу ссылку в Копейск, вернее не Копейск, а шахтный посёлок не очень далеко от Копейска. Первое мая 1955год.  Саша, Люба, Валя и Нина Розенталь. Но скоро мы поедем в Сталинград.
 
В то время, я не могла даже думать о том, что меня ждёт в моей жизни. Просто мы как-то не думали о своём будущем. Жили только настоящим, где взять хлеб, кусочек еды. Мне было легче. Я была маленькая. Тяжело было папе и маме, осознавая то, что они и находятся в ссылке, мечтая уехать на Волгу, где и обосновались по указу императрицы всея Руси ЕкатериныII XVIII веке.
Поэтому я сейчас и вспоминаю всё чаще и чаще студенческие года. А как их не вспоминать, если, помню, пришла в институт, а там на первом этаже вывешена стенгазета, в которой поздравляют меня с днем рождения.
Разве это не радость для меня? Конечно, большая радость. Это сейчас как-то не очень тоже думаешь, что будет завтра, что послезавтра. Сейчас не очень думаешь, что будет, из-за старости, а тогда не думали из-за молодости. Наверное, поэтому и говорят, - Что старый, что малый. Но всё же, как не крути, как не говори, но вспоминаешь. Разве забуду я свои скитания по лесу, по уральской тайге, с приёмником, в поисках спрятанных передатчиков?               
А эта газета висит у меня в квартире, как воспоминание о спортивной институтской жизни.               
Потом, во второй части своих воспоминания, я напишу о своей жизни. Напишу, как познакомилась со своим будущим мужем - Колей.
О том, какая у нас получилась семья.
Расскажу о своем сыне Максиме и моих               
               
внуках Анечке и Васильке. Но это немного позже.               
Заканчиваю свои воспоминания. Заканчиваю самым трагическим воспоминанием о последних днях жизни моей мамочки. Мамочку положили в больницу, в кардиологию. Сердце болело.  Какая она была? Чувство юмора не покидало её никогда. Как бы ей не было тяжело, она не показывала даже вида, что о чем-то переживает и болеет. Помню в последний день её жизни я пришла к ней в больницу. Мне сказали, что её нет, она умерла.  Сердце сжалось. Оно, сердце, никогда так не сжималось, как сейчас. Никогда. Я пошла домой. Но я не плакала.  Разрыдалась только тогда, когда переступила порог дома. Боль               
случившегося, боль жизни всей в один
миг разразились потоком слез и горечью, и трагедией абсолютно невозвратного и навсегда ушедшего, а может и самой жизни моей. Просто так этого не поймёшь. Вместе с мамой ушла               
и часть моей жизни. Просто не стало её.  Не стала того, что было и жило вместе с тобой.  Хотя тебя окружают близкие тебе люди, но ощущение такое, что ты одна осталось на всей земле. Это ощущение ОДИНОЧЕСТВА. Ты потеряла того, которому ты могла рассказать и доверить то, что для тебя является самым сокровенным, тем самым, которое ты могла даже скрыть от самой себя. Это абсолютно не передаваемое чувство. Мама ушла 22ноября 1980 года.
         
Всё! Мама ушла. Жизнь приобрела какие-то новые функции, какие-то новые вопросы, новые восклицательные знаки. А самое главное – изменилось само отношение ко всей сути жизни. С этим отношением я живу сейчас. Я начала жить в огромной трагедии.  В СССР мало кто знал, что началась война ранее 1940 года, в котором я родилась. Простой народ не знал, что началась война с Польшей, с Финляндией. Народ простой совершенно не знал о пакте Молотова-Риббентропа. Страшнее войны ничего быть не может. Это смерть, которая ждёт тебя в любое мгновения. А сейчас, как говорится в песне:
Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа,
Киев бомбили, нам объявили,
Что началась война.
Сейчас в марте 2022года нет войны, но есть Специальная операция. Но бомбят Киев. Бомбят военные объекты и города. Гибнут люди с обеих сторон. Это то, что говорят по нашему ТВ. Слёзы текут по убиенным. У моего мужа в Украине родственники. Переживает. Плачет. А что мы можем сделать? Да ничего. Нам остается только плакать и молиться Богу.
100
  НИНА ПУШКАРЕНКО


НАПЕРЕКОР         СУДЬБЕ
Воспоминания о юности
Г. ВОЛЖСКИЙ
2022г.
НИНА ПУШКАРЕНКО

НАПЕРЕКОР         СУДЬБЕ
Воспоминания о юности
Посвящается моему сыну Максиму, внукам Анечке, Васильку и моим будущим правнукам, которых пока нет, но они будут



Г. ВОЛЖСКИЙ
2022г.