Значит, есть, зачем

1WNRT – такая надпись над кассой означает, что здесь продаются не подлежащие возврату билеты в один конец. На станции Вишневецкая такая табличка, выгоревше-жёлтая, засаленная, появлялась раз в месяц, когда посольства миров Веера открывали порталы.

Хрустя свежим снегом, к окошку уверенной походкой подошёл подтянутый юноша в лакированных ботинках, длинном горчичного цвета пальто и фетровой шляпе, под полями которой прятал острое, академическое лицо.
– Добрый день. Мне в Тзаанк-тарр на ближайший.
– Через полчаса, на второй путь, с вас миллион триста ровно.
Юноша махнул запястьем перед сканером, забрал из окошка картонный прямоугольник размером с визитку.
– Благодарю.
Он глубоко вдохнул, выпрямился, встал на краю перрона и принялся смотреть в сторону порталов – ярко светящихся колец, сквозь которые проходили рельсы. До них было меньше километра, можно пешком дойти. Но порядок перехода границы миров именно такой – только на поезде.

– От кого сбегаешь, студент?
Молодой человек обернулся на сиплый, спитой голос и увидел низкорослого коренастого небритого дядьку в затасканной полинеопренке, ватных штанах и стоптанных мотоботах без шнурков.
– От себя, – пожал плечами тот. Как и все.
– Ото оно и так, и ничо не скажешь, да, – крякнул мужик. – А то я вот у всех спрашиваю, все какую-то херь несут. Кто музыкант, кто художник, кто вообще драматурх... Мол, тут мы никто, а там... – Он ткнул грязным пальцем в сторону колец. – А там, типа, все по-другому. Там признание и почёт... Хошь вотки?
– Нет, благодарю. А зачем вам все это?
– Любопытный я, хочу знать, как люди мысли думают. – Вокзальный психолог отточенным движением вынул фляжку, втянул из клапана дюжий глоток и спрятал обратно. – Я вот тоже бы уехал, и деньги есть. Но хожу я сюда, смотрю на этих всех, спрашиваю... А ведь много едет, постоянно едут – поезда полные. В один конец. А это ж как на Сурхарбан – пшик, и всё, нету тебя. Всё. Всё. А зачем, смысел какой? Вот я, например, бухаю. Хочу, могу и бухаю. К людям разным пристаю с одинаковыми вопросами. А там? Там вообще бухают?
Профессиональный глоток "вотки".
Мужик молча глядит на рельсы. Парень – в сияющие кольца порталов.
– Влюбился, да? – Словно очнулся мужик. – Точно?
– Да, – улыбнулся парень. – Он просто поекрасен. Он идеален.
– Хто?! – Мужик аж перекрестился.
– Я, – смутился молодой человек. – Тот, который там, в Тзанк-тарре.
– Эк тебя ёкнуло-то, а... А баба у него есть, у этого тебя, который... Ну или дитё?
– Не знаю.
Вдалеке взвыл ревун локомотива. Рельсы тонко заныли, застонали. Мужик спросил ещё о чем-то, но его перекрыл громкоговоритель: "Цклаа'р иатк'кт'арр икль Эййрльсваагорр каи Тзанк-тарр". Поезда объявляли только на языке принимающей стороны.
Тепловоз подползал медленно, высекая пантографом искры из контактного провода, взывая истеричным гудком к почти пустому перрону. В окнах вагонов – лица, множество лиц. Большинство - пьяны, взгляды – испуганные. Никто не машет. В один конец.
Молодой человек улыбался – просто, открыто, яростно. Он сделал пару шагов к переходу на второй перрон, потом обернулся.
– Да, я умру, – громко и ясно сказал он сквозь скрежещущий визг тормозов. – И это будет прекрасно.
– Во даёт! – Хмыкнул мужик в неопренке, глядя в спину уходящему собеседнику, и вдруг расплылся в глупой, растерянной улыбке. Потом всплеснул руками, откопал в кармане старый заношенный браслет и, прихрамывая в своих неудобных ботинках, пьяно побежал к кассе.