Портрет глава 1

ДИЖОН. БАРСКАЯ БАШНЯ.

Мгла ледяная землю окружает,
И душу мрак холодный поражает –
Его не разогнать свечи огню.
Жизнь завершилась – лишь себя виню:
Неосторожность столько бед рождает!

Тоскливых мыслей свора нападает,
Когда пора ночная наступает –
Так мало времени оставив дню
Мгла ледяная землю окружает.

Вот пламя ярче – холод отступает,
Душа на милость Божью уповает:
Преодолеть удастся западню,
Суметь ошибку искупить свою…
Но со свечой надежда угасает,
Мгла ледяная землю окружает.

Герцог Рене погасил свечу. Конечно, с её светом не так грустно. Но этого огарка, верно, и на завтрашний вечер хватит. Свечей-то всего несколько штук осталось. А комнату и пламя камина освещает…
Всё равно тоскливо: очередная бесконечно долгая ночь. Отчаянно хочется на свободу…
– Господи, что мне делать?
Днём хорошо. С утра на мессу можно пойти – часовня рядом, во дворе, её из окна видно… А потом работу над витражом продолжать. Станок со стеклом как раз в комнате установили, благо, она просторная. И светлая – три больших окна… Витражи всегда восхищение вызывали. Теперь возможность появилась самому картину из стекла создать. Все необходимые инструменты и материалы предоставили. Время свободное, не отвлекает ничего. И ведь красиво получается! А за работой даже забываешь, что в плену.
Жалко, зимние дни короткие.
А освещение хорошее нужно. Уже в сумерках цвета не такими, как днём, кажутся. Досадно было бы ошибиться. Тем более, витраж уже почти готов.
Тихо вошёл слуга, добавил дров в камин, молча удалился.
Грустно и одиноко… Сколько ещё таких ночей впереди?
– Нет, нельзя роптать! – рассердился на себя Рене. – Сам ведь в Дижоне оказаться хотел. И жаловаться здесь не на что.
Подумать – совсем недолго он в этой башне живёт. Двух месяцев не прошло, как в столицу Бургундии привезли. Но, кажется, так давно это было…
Какими же счастливыми первые дни в Дижоне оказались! Радость встречи с товарищами: снова вместе – пусть и в плену. Но ведь живы… А верный Бодрикур обещал позаботиться, чтобы в Вокулёре еженедельную панихиду о погибших воинах совершали… Гонцы из дома – с письмами от Изабеллы. Даже от матушки послание привезли… И переговоры об освобождении соратников быстрыми и успешными оказались.
Только к герцогу Филиппу письма без ответа остались.
Когда товарищи свободу получили и домой уехали, невыносимое уныние душой овладело. Нет, конечно, радовался за друзей. Но и боль была. После встречи одиночество ещё тяжелее стало.
Время праздников подошло, и у пленного герцога призрачная надежда на чудо появилась – может, к Рождеству отпустят, так он в Нанси успеет приехать. Всегда прежде Рождество с семьёй встречал… Ну, если не освободят, то хоть на время, ради праздника, позволят дома побывать. Вернулся бы потом…
Напрасно мечтал. Чуда не было. И праздники здесь, несмотря на торжественные богослужения, совсем невесело прошли.
Чуть позже понял – правильно, что не отпустили. Слишком много сил потребовалось бы – всех близких оставить и снова в заточение вернуться. А вдруг бы не смог?! Верно, Сам Господь от этого искушения сохранил.
Рене пересел поближе к камину. Долго смотрел на огонь. Славно таким вот тихим зимним вечером просто собраться у камина. Рядом милая Изабелла с крошкой Маргаритой на руках. Иоланда и мальчики устроились возле Тифании: добрая старушка рассказывает завораживающую волшебную историю…
– Господи, спаси и сохрани их всех…
Как хорошо, что письма есть. Добрые и сердечные. Словно снова все вместе собрались…
И от матушки письмо. Где она о долге перед королём Франции напоминает. И о том, что земли уступать нельзя и что Бар и Лотарингия должны верность короне Франции сохранять. И о том, что герцога Филиппа к миру с королём Шарлем VII склонить следует…
Даже немного обидно – почему матушка о его людях так плохо подумала? В своих подданных Рене полностью уверен – никаких сомнений в их преданности быть не может.
А поручение матушка совсем невыполнимое дала. Герцог Бургундский во Фландрии. Как переговоры вести? Письма без ответа остаются…
Рене подошёл к станку: даже в полумраке видно, что красиво. Днём, верно, получится завершить эту работу: витраж, изображающий Жана Бесстрашного.
Прежний герцог Бургундии Жан Бесстрашный, отец Филиппа. Друг Карла Смелого. Покойный тесть нередко о своём славном соратнике рассказывал. О том давнем крестовом походе против турецкого султана. О трагической битве под Никополем. Многие воины тогда мученические венцы приняли – и в сражении, и после, в плену… Жан Бургундский из плена вернулся – султан рассудил, что богатый выкуп ему нужнее…
Рене искренне восхищался герцогом Жаном – настоящий герой и защитник веры. Вот и решение его портрет создать как-то само собой пришло. Или это неосознанный ответ на слова стражников был? Страшное обвинение: «Герцог Филипп тебя соучастником убийства своего отца считает».
А ведь сам Рене даже не был у Монтеро. И об убийстве не сразу узнал – пока до Нанси вести дошли. И никак поверить в такое невероятное вероломство не мог. Смерть в сражении – это естественно. Нападение из засады – подло, но объяснимо. Но во время переговоров убить?! Просто немыслимо. Ну не мог Шарль столь бесчестно поступить. И рыцари его не могли. А убийство было…
Рене понимал боль Филиппа и его желание отомстить. Но всю свою жизнь мщению, пусть и справедливому, посвятить – разве это правильно?
Матушка права – Шарля с Филиппом примирить нужно. Мир и Франции, и Бургундии благо принесёт. Но как его достичь?
– Господи, помоги! Я совсем не знаю, что мне делать…
Хорошо бы сейчас уснуть. Даст Бог – днём и мысли яснее станут.
Герцог Рене опустился на колени перед распятием, укреплённом у изголовья кровати.

Господи, умножились враги,
Восстают повсюду на меня.
И душе моей твердят они:
«Нет спасенья в Боге у тебя».

Ты же, Господи, Заступник мой,
Голову не дашь мне опустить.
Слышит Бог с горы Своей святой –
Стоит только голос обратить.

Лягу спать – и знаю, что проснусь:
Ведь Господь мой охраняет сон.
Недругов толпы не убоюсь –
Пусть и окружат со всех сторон.

Господи, восстань! Спаси меня!
Грешников Ты зубы сокрушил.
И спасенье наше – от Тебя.
Ты людей Твоих благословил.