Жизнь

Может каждый из нас
Этот мир изменить,
Обращаясь к душе,
Что еще в темноте.
Может каждый из нас
Ключик к звездам найти,
Дух надежды поймать–
Одно сердце спасти.
Может, каждый из нас
Был рожден для любви,
Чтоб огонь не погас –
Свет во тьму принести.
Scorpions

Когда мы здесь

Этой ночью он не уснет. Впрочем, таких ночей у Сергея накопилось много. С того момента, когда врачи подтвердили самые страшные опасения, каждый день стал хаосом и все же надеждой на помощь, а каждая ночь подкрадывалась с ужасной тишиной, в которой одиночество и страх. Страх от будущего. Как бывает? Будущего ждут, радуются, а здесь страх. Будет ли оно, какое и как долго? «Нет», – опомнился он. Такими ночи стали давно в его жизни. «А что я хотел?! – он задал сам себе вопрос и ответил: – Построить свою жизнь». Ведь все было: дом, новый дом, который с такой щепетильностью и дотошностью строил; работа, на которой уважаем; любящая женщина – единомышленница на работе и в жизни – Ольга.
Ольга такая хрупкая, но с сильным волевым характером. И этот характер выдавал взгляд – уверенный взгляд серых глаз. Она всегда выражала свои мысли четко и конкретно. Она не любила витиеватых фраз. И знала, что все в ее жизни зависит от нее самой и полагаться можно только на себя. В чувствах она была преданна, но сдержанна. Ольга давно жила одна. У дочери своя семья, работа. Ольга не напрягала Сергея собственными проблемами. А Сергею было удобно: как она понимала его характер, умела слышать, угадывать желания, не давила, не требовала, и сама могла многое решить. А тогда… «Почему? – он пытался найти ответ и оправдать себя. – Почему же в свой дом я привел в качестве жены совершенно другую?.. Машу…».
 Он оказался между временем. Временем, когда исполняются желания: ребенок, молодость и… все как у людей, по правилам. И временем, где все стабильно и, возможно, надежно. И пусть разницы в возрасте он не чувствовал, но она была. А это мешало ему ощущать – все как у людей – по правилам. И его годы, уже 35… Да и родители давно ждали внуков и открыто говорили об этом. Сергей знал: Ольга поймет его. Он даже предвидел ее реакцию – понимающую и спокойную. Но все же он уже тогда не спал несколько ночей. Как сказать? Он сделал это тактично и по-деловому.
Ведь он же хотел все как у людей. Но почему-то своему лучшему другу Марату он рассказал о Маше и женитьбе лишь накануне.
С Маратом дружба связывала его со студенческой скамьи, точнее с кафе. Марат был старше Сергея на три года и уже учился на четвертом курсе. Они оба были выходцами из провинциальных городов. Сложно приходилось в общежитии. Разнополярные взгляды 1990-х сталкивались в комнатах, коридорах, студенческих группах. Но Сергей старался все наблюдать со стороны и жил своей жизнью – учебой. У него со всеми были ровные отношения. Он был спокоен, старался молчать. Собственную точку зрения высказывал либо крайне редко, либо близким людям, каковых на тот момент у него не было. Светлые, с рыжинкой волосы, зеленые глаза не выделяли его из толпы. Сергея вроде и замечали, и не замечали одновременно. И казалось, что все перипетии, происходящие вокруг, все подколки, притирки проходили мимо него. Может, потому что он вырос в семье истинных педагогов: мама – завуч школы Татьяна Александровна и папа – учитель русского языка и литературы Федор Константинович, и такие понятия, как уважение к себе и другим, были заложены в нем с самого раннего возраста. В их семье было тихо и тактично. Да и по характеру Сергей был спокойным, уравновешенным и монотонным. Он работал досконально и не спеша, всегда доводил начатое дело до конца. Сергей со школы был усидчив и прилежен и считал своим долгом перед родителями – получить образование. Но у девушек такие, как он, популярностью, естественно, не пользуются.
 Красивый, высокий, темноглазый Марат с зачесанными назад волнистыми волосами был полной противоположностью Сергея. Шумный, веселый, обаятельный, модный, он имел авторитет в институте и общаге. Деньги, популярность, восхищение придавали ему уверенности в себе. Он был ди-джеем в молодежной кафешке «Остров», где часто собирались студенты. Марат общался со многими деловыми парнями, однако умел держать нейтралитет. У него были соблазны, но он знал, что ему нужно – карьера и красивая жизнь. Сейчас у него была легкая и по-своему красивая жизнь. При этом нарисованную жизненную перспективу испортить тоже не хотелось. Ему предлагали быстрые бабки – быть разводящим, ведь в кафе и универе это было сделать легко, желающих курнуть или уколоться там много. Он отказался от возможной раскрутки в шоу-бизнесе, так как все же считал, что студент может пошалить и похулиганить, побаловаться музыкой, а деловой человек должен жить и думать по-деловому. Поэтому после студенческой жизни ему нужен был опыт – помотаться по стройкам, узнать, что и как, поучиться у умных людей и начать свое дело.
Их дружба началась с неудачи Сергея. Ему предложили пойти в кафе однокурсники, и он согласился. Ведь там будет Александра, и, может, в кафе у него получится поговорить с ней, а в группе он не мог, не находил подходящего момента. Сергей заказал у Марата медленную композицию, чтобы пригласить Александру. Марат назвал сумму. Сергей смешно выглядел, когда выскребал ее из карманов, и было очень заметно, что присутствует       страх – а вдруг не хватит.
Марат выполнил заказ и наблюдал со сцены за Сергеем. Ему было интересно, какая же девушка нравится этому чудаку. Сергей, набравшись храбрости, шел к Александре. Она смотрела на него и понимала, что эта музыка звучит для нее и сейчас ее пригласит на танец этот зануда Сергей. Буквально перед носом к Саше подошел не очень высокий, но спортивно сложенный парень, и вот она уже с ним танцует и улыбается ему.
Сергею не везло с девушками, точнее, он еще не встречался с ними. Были походы с одноклассницей в кинотеатр, но это была просто дружба. И вот когда он решился исправить это, когда влюбился, – его чувства просто игнорировали. Он счел это как оскорбление и неуважение к себе и до конца студенческих лет никого не приглашал сам на танец. Правда, спустя некоторое время девушки не против были проявить инициативу и пригласить его – и не только на танец. И он не всегда отказывался. Хотя долгих романов заводить не удавалось.
Марат, видя эту сцену, почему-то проникся духом товарищества и мужской солидарности. В перерыве он подошел к Сергею и предложил выйти покурить. Сергей не курил, но все же согласился. На улице Марат вернул ему деньги, сказав: «Это как в магазине. Заказ поступил, но товар не попал в руки». Потом еще несколько поддерживающих фраз, слово за слово, предложение Сергею подзаработать в кафешке официантом, а если будет получаться «жонглировать» – и за барную стойку можно, намекнул на чаевые. И уверил, что в это кафе его возьмут. С того вечера Сергея и Марата связывал не просто их «Остров», а настоящая дружба.
После окончания института Марат, конечно, сходил в армию, потом очень удачно на самоволочке обаял девушку, которая оказалась дочерью владельца небольшой строительной компании. Так получилось, что его вместе с сослуживцами отправили на стройработы в город: какое-то строение, принадлежавшее их воинской части, необходимо было разобрать. А в перерыве Марат и еще один соратник решили вдохнуть свежего воздуха и свободы и отлучились в кафе. Пианино и лежащая возле него на стуле гитара говорили о том, что по вечерам здесь играет живая музыка. Марат вспомнил, и рука сама потянулась к инструменту. И он уже поет, поет «Лирику», ту самую, такую конкретную и романтичную, как и голубоглазая блондинка в короткой юбке с распущенными волосами, которая сидит напротив за столом и смотрит на него. И эта лирика стала судьбой его жизни.
Марат обменялся с девушкой именами и телефонами и вернулся в отряд.
Отслужив легко и влюбленно последние полгода, Марат был представлен родителям Риты как будущий отец их внуков. Родители Риты ожидали лучшей партии для дочери. Но хватка Марата и его целеустремленность пришлись по душе как ее отцу, так и матери. Совместный бизнес, двое внуков, все шло своим чередом.
Дружба Марата и Сергея оставалась такой же открытой и доверительной, как и раньше. Они виделись редко, жили в разных городах, да и Рита не очень-то принимала Сергея. Марат всегда выкраивал минуты, когда Сергей приезжал в его город, и они сидели в кафе или на даче Марата и вспоминали. О своей семье Марат говорил мало, особенно в последние годы. Сергей понимал: что-то не так, но мужчины о личных проблемах предпочитают молчать. Разговоры шли все о деле, стройке, кризисе и вообще за жизнь. Конечно, Марат предлагал и место работы у себя, но Сергей отказывался. У него все неплохо: скоро достроит дом, и должность – хоть и небольшая, инженер, – но все же имеется.
Сергей познакомил Ольгу и Марата недавно, спустя пять лет их отношений. Был день рождения Сергея, и Ольга помогала накрывать на стол. Ей было приятно, она видела какой-то символичный знак в том, что Сергей знакомит ее со своим единственным другом. Ольга взяла на себя все хлопоты по перечню блюд, закупке, сервировке стола. Собрались коллеги, и приехал Марат, который, конечно, стал душой компании. Ольга тоже умела веселить и веселиться. И Сергей был доволен – праздник получился, гостям было нескучно и ему тоже. Потом все разошлись, и они остались втроем. Ольга по-хозяйски навела порядок и поддерживала мужиков.Позже Сергей с Ольгой несколько раз останавливались у Марата на даче, когда возвращались из далеких поездок. Они часто на выходные дни или праздники отправлялись в путешествие к историческим местам или созерцали достопримечательности соседних стран.
И вот сейчас Сергей не имел понятия, как сказать Марату о появлении в его жизни Маши. За несколько дней перед свадьбой Сергей позвонил Марату и по-приятельски сообщил: «Поздравь – я женюсь». И, перебивая друга, дополнил: «Не на Ольге. На свадьбу не зову, будет просто вечер с родителями». Марат удивленно ответил: «Ну ты, друг, даешь. Поздравляю, конечно. Надеюсь, ты делаешь правильный выбор». Беседа была короткой. Сергей не знал, что говорить дальше, а Марат понимал: ничего не надо спрашивать.

***
Красивое обручальное кольцо (свадьба второпях – родители и они) и подарок жене – свадебное путешествие. Сергей хотел правильно нести свое новое почетное звание – муж. Но что-то пошло не так. Равнодушный взгляд новоиспеченной жены в ЗАГСе, не такой, как в тот их первый вечер. Беспричинное раздражение. И красивая, мягкая, в лепестках роз постель не стала тем самым брачным ложем в медовый месяц, точнее даже в первые десять дней их семейной жизни. Маша не разделяла его взгляды, мечты. Была холодна с ним.
Он продолжал не спать ночами. Вспоминал, как появилась в его жизни 27-летняя Маша, веселая и упрямая, резкая и решительная. Она как молния с раскатом грома. У нее все было четко и ясно. Хочу это – значит, будет так. Она была младше Сергея на восемь лет, и он был знаком с ней очень давно. Ее отец Михаил когда-то жил в одном доме с Сергеем.
Жильцы этого трехэтажного дома с двумя подъездами были дружными, и по праздникам во дворе соседи накрывали стол, звучали песни, музыка, смех.
Михаил учился в школе, в которой преподавали родители Сергея, и отец был классным руководителем Михаила. И, конечно же, Михаил в составе классной делегации всегда приходил поздравлять своего учителя с праздниками, потом с выпускным, потом бывшие одноклассники стали каждый год навещать его в вечер встречи выпускников, устраивая чаепития. А иногда Михаил захаживал к семье Сергея в гости просто так, особенно сразу после армии – спросить совета у своего классного руководителя. Он не думал о женитьбе, но «отрыв» после армии поставил Михаила в тупик. Очередная девушка поставила в известность, что ждет ребенка. Она работала учителем в школе, говорила, что любит его, и плакала: «Что скажут теперь, как буду смотреть в глаза учеников и родителей». Своим родителям Михаил не осмеливался сказать. Отец его болел, а мать просто будет лить слезы и причитать, ведь в их семье всегда решал все отец. Федор Константинович по-житейски рассудил: «Ребенка губить нельзя, и он не может расти без отца. Это вас будет объединять уже всю жизнь. А зная тебя, Мишка, хочу сказать, Светлана – самый лучший вариант из всех твоих пассий, вот только не знаю, как она запала на тебя. Можно сказать, тебе повезло». Так через месяц Михаил женился, а еще через шесть месяцев родилась Машута (так называл Машу отец Сергея).
Михаил после свадьбы переехал из маленькой родительской квартирки в дом жены. Маша очень часто гостила у бабушки и дедушки, маленькой прибегала в гости к родителям Сергея и, можно сказать, выросла на его глазах. Сергей смотрел на Машу, как старший брат, и, конечно, думал: «Какой красивой девчонкой становится».
После смерти родителей Михаила Маша переехала в их квартиру. Сергей уже жил в своем доме, обязательно навещал родителей по воскресеньям и в праздники днем, а вечера проводил с Ольгой. Они знали об Ольге, городок ведь маленький, и Сергей не отрицал, но молчал на их возражения о разнице в возрасте и внуках.
Маша видела, как в то воскресенье Сергей приехал к родителям, и пошла попросить его починить кран. В благодарность она накрыла стол и начала занимать его разговорами о детстве, об отце. Маша посмотрела на него, и только сейчас он увидел в ее песочных глазах не ребячество, а интерес молодой девушки к мужчине и волнение. Она подловила это мгновение и поцеловала Сергея. А дальше был инстинкт. Инстинкт природы, страсти, неизведанного.
Он опоздал на работу, пришел рассеянный и необычно много разговаривал с коллегами, будто не давая возможности Ольге расспросить у него, почему не отвечал целый вечер на звонки. Он соврал: «Ночевал у родителей, матери было плохо».
Он сам позвонил через день Маше и вновь приехал к ней. Для Ольги – он ухаживал за матерью. Так продолжалось чуть больше месяца. Потом Маша сказала, что ждет ребенка. Сергей понимал, что Маша для него ураган. И как долго он сможет в нем находиться? С Ольгой ему было хорошо, спокойно и интересно, с Машей – страстно. Сейчас он стал осознавать, в какой ситуации и перед каким выбором оказался. Но долг, ребенок – прежде всего. Это то, что он хотел.
Ольга зашла к нему в кабинет в конце рабочего дня, это была пятница: «Как мама, ей лучше? Может, куда рванем в выходные, например в парк?» Сергей не мог врать Ольге, и тянуть не имело смысла. Он сказал как есть: «Ты для меня много значишь, но так получилось – я должен жениться, у меня нет выбора. Прости». Он опустил глаза на слове «прости». Ольга на минуту опешила, она молчала. Но казалось, приняла это невозмутимо… Почти невозмутимо. Ее выдавали глаза. Они стали такими блестящими. Ольга пыталась за улыбкой скрыть накатывающие слезы, щурилась. Вдохнув и задержав дыхание, она что-то сказала и ушла.

***
Все были рады: родители Сергея, родители Маши. Точнее, почти все были рады. Но от семейной жизни счастья не прибавилось. Все, что казалось простым – муж-жена, – стало миражом. В эти ночи Сергей вспоминал и сравнивал Ольгу с той, которая сейчас живет в его доме: «А что я сделал? Ведь я хотел дом, семью, ребенка. Ольга ведь понимает это».
Но то, что происходило в его новоиспеченной семье, рушило все представления о ней. Ничего не было, и брак – это была лишь месть. Ее месть любимому человеку. Так сказала Маша, когда собирала вещи и уходила от Сергея: «А ты мне противен». «А ребенок?!» – пытался перекричать ее он. Сколько же грязи может быть в душе у человека с красивым телом. Она хлопнула дверью. И кому она отомстила? Он, так ждавший, что у него все будет как у людей, стал объектом для насмешек, пересудов, взглядов коллег, соседей, знакомых. Сергей боялся этого. Его родители, Михаил… Он не знал, как им объяснить. Первые дни он пытался скрыть это от своих и ничего им не говорил.
Ему позвонил Михаил: «Сергей, что моя Машка сделала?» – «Ушла, сказала, что любит другого». Молчание и короткое: «Прости за дочь».
Родители Сергея сразу обвинили его: «Это твой упрямый характер не выдержала Машута». Мать даже позвонила ей: «Машенька, что случилось? Прости Сергея. Тебе нельзя расстраиваться». Она ответила сухо: «Я не вернусь», – и положила трубку.
 Где находится Маша, знала только ее мама. Она, как любая мать, жалела своего ребенка и пыталась поддержать. Михаил сказал Светлане: «Пусть только появится, голову откручу. И не проси – больше ей помогать не буду».
Все оказались в тупике. В тупике жизни, отношений. Номер телефона Маши был изменен, да Сергей и не искал ее. Ему пришло через несколько месяцев извещение из ЗАГСа о разводе. Там они встретились, молча развелись, и она уехала на машине. «Наверное, со своим любимым человеком. А ребенок чей?» – гадал Сергей.
Он не был подлым, он был честным и не понимал: что это было? Свадьба, семья, предательство, развод… И опять бессонные ночи. Ночи, когда не хватает воздуха, ночи сожалений, отчаяния. Он один, слаб, разбито все. Нельзя признаться в слабости никому.
Он не встречался с Маратом, не звонил ему. Марат сначала со свойственной ему легкостью и шутя интересовался его семейной жизнью. Но Сергей отвечал сухо и однословно. Марат решил, что его так увлекла семейная жизнь и на друзей не осталось ни времени, ни желания. И тоже перестал звонить ему.
Сергей на работе виделся с Ольгой. Она сама не выдержала, подошла к нему в кабинете и сказала: «Мы с тобой долго были вместе. Тебе нужна помощь – я вижу». Он ничего не ответил, но она его понимала, она просто с ним говорила. Говорила о погоде, работе, вытягивала его на рабочие вечеринки. Она была рядом с ним – молчаливым и отчужденным. И опять встречи, стабильность и жизнь. Они планировали поездки, как и раньше. У них были излюбленные места, кафешки, отели. После очередного возвращения Сергей спросил Ольгу: «А куда бы ты хотела еще поехать?» Ольга почувствовала любовь и заботу в его словах, и ей нарисовалась картина: они сидят на берегу, море сливается с небом, закат, звезды, и волны обнимают ноги.
Рядом с Ольгой становилось спокойно и вновь приходил сон. Но особенно перед пробуждением Сергея снедало все, что произошло. Он не мог забыть, он не мог простить. Как раскаты грома приходили внезапно воспоминания. Даже сквозь сон он задавал себе вопрос: «Почему?», даже во сне он знал, что не простит ее. От Михаила, когда они встретились на улице, Сергею стало известно: «Маша родила дочь». Сергея будто не было в ее жизни. Она живет со своим мужчиной, родила ребенка. «Чья это дочь?» – Сергей не знал, какой ответ он желал услышать и нужен ли ему ответ. Он хотел вычеркнуть все, что было, и начать все по новой с Ольгой.
Мать и отец после развода Сергея с Машей уже не высказывались так категорично об Ольге, но все же в душе не были согласны с сыном. Они видели, как Сергей стал понемногу возвращаться к своей прежней жизни, как и раньше, часто навещать их.

***
Сергей не забыл, не простил и не смог бы простить Машу, особенно сейчас. Она виновата во всем. Она виновата в том, что стало с ним, беспомощным. Он только стал возвращаться к жизни, он только стал видеть сны.
Он позвонил Марату, уже когда проходил первый курс лечения. Сказал: «Прости, друг, у меня все хреново, ничего не получилось». Он не хотел жаловаться, но, когда Марат приехал к нему, поделился, сказав: «Я эту дрянь никогда не прощу».
С Сергеем была рядом Ольга. Она искала лекарства, деньги. Болезнь познакомила ее с родителями Сергея и вместе с ними Оля узнала от врача Игнатьева Павла Петровича прогноз для Сергея.
Навещая в больнице любимого, Ольга встретилась с Маратом, и они решили поговорить в кафе. Марат дал Ольге деньги на лекарства, так как Сергей не взял у него.
После выписки Ольга приходила к Сергею, готовила, ухаживала, говорила о будущем. Она терпела вспыльчивость Сергея, его страх, его обнаженное нутро, которое он не мог никому показать, даже себе. Родителям Сергея теперь было все равно, какую женщину выбрал их сын, они хотели одного: чтобы он был здоров.
Через месяц Сергея увезла скорая, ему стало хуже. Его перевели в областную больницу.
Ни Марат, ни Ольга, ни родители не могли навестить в больнице Сергея. Больные были изолированы. Везде карантин. Это очень беспокоило и тревожило всех. Даже связи Марата не помогли решить вопрос посещения Сергея. Марат передавал передачи, каждый день звонил ему. А Ольга звонила врачу Павлу Петровичу. Сергею стало лучше, его готовили к операции.
Накануне вечером Сергей с Ольгой разговаривал грубо, ничего не хотел слушать о надежде, а успокоительные слова «Все будет хорошо» его раздражали. А еще его раздражали мысли о той, которая стала причиной болезни. Внутри Сергея давно уже было пусто. Он знал, что у него есть два близких человека, которых он, наверное, обделял вниманием, – Ольга и Марат. А ненависть к Маше была как препятствие в любви к Ольге.
Сергей позвонил другу. Говорили ни о чем, разговор не клеился, да и у Сергея не было сил ни с кем общаться. После молчаливой паузы он сказал: «Марат, я обидел Ольгу, она мне помогает, но я какой-то раздраженный, не могу справиться с собой. Я обещал свозить ее на море. Если у меня не получится, исполни ее мечту. И навещай моих родителей. Это моя просьба».

***
Сергей лежал с закрытыми глазами: «Что будет завтра?» Врачи сказали, что операция – единственный шанс. «А был ли шанс у Дениса?» – задумался Сергей.
Несколько дней назад компанию ему составлял Дэн. Крепкий мужчина, прошедший, как он сам говорил, ад. В больнице тянет на философию, и невольно, но подводишь итоги жизни. Он говорил: «Умирать нестрашно, я знаю, что такое ад, я его видел на земле, и я не понимал, как Бог мог допустить такое. Потом мне стало ясно: Его просто нет. Ничего нет. И если есть рай или ад, то только на земле. И хреново, что раем пользуются в нашей жизни, чаще сволочи».
Денис прошел огонь, воду и все возможные и невозможные трубы. Он говорил: «Мне уже в 20 лет казалось, что я не встречу новый день, когда нас, молодых срочников, отправили на усиление в Чечню». Ад начался для него, когда в плацкартный вагон грузили и бойцов, и стрелковое оружие, и патроны. Дэном его звали однополчане, с которыми он, лежа на больничной кровати, шутил по телефону. И получалось, что он ободрял их, а не они его.
Дэн шутил и с Сергеем, а в тот вечер он рассказал ему свою историю, историю непрощенного человека. Более 25 лет в его памяти были глаза, большие карие глаза: «На войне убивать нестрашно и не грех, грех и                страшно – убить нечаянно, по ошибке. Однажды боевики устроили перестрелку возле детского интерната. Люди уже знали, когда и где прятаться. Кроме этого, командир предупредил в громкоговоритель об опасности. Песок, пыль, едкий дым застилали глаза. Все знали, в какой стороне враг, в какой – свои. Только убив, можно было спасти и спастись. И это было на уровне инстинкта. И вдруг, когда я выстрелил, из-за угла здания выбежала девушка. В это мгновение мне показалось, что она искала меня, искала взглядом. И я смотрел в ее глаза, как они медленно закрываются. Это мгновение тянулось для меня бесконечно. Я бросился к ней. Мне было без разницы происходящее вокруг. Я будто ослеп и оглох». Его ранило. Потом Дэн рассказал Сергею историю любви молодой медсестрички и молодого, но прожженного бойца, историю разбирательств и угроз родственников девушки, глаза которой он не мог забыть. Оказалось, что среди боевиков был и ее муж, которого убили. А после началась мирная жизнь. Семья, дети. Работал в милиции. Но никогда не спускал курок оружия, хоть и был служебный повод. Дэн сказал Сергею: «Ты не можешь простить ее, а я не могу простить себя за взгляд той девушки и отобранную у нее жизнь». Он так и ушел в ту ночь, с этим чувством вины.

***
Сергей смотрел на небо в окно. Оно было темное. Даже лунный свет не смог пробиться через осенние ночные облака. Что там, за облаками? Что его ждет? Он не хотел брать в руки телефон, не хотел включать свет. Он смотрел в небо. Утром его небом и солнцем стал потолок и яркие лампы. И вот он, сон…
Сергей давно не видел сны. Но этот сон был как реальность: Сергей как ракета летел вверх, сквозь яркий свет, казалось, разрывая невидимую ткань.
Ольге позвонил Павел Петрович с вестью о том, что Сергей не перенес операцию. Родители Сергея, который был у них единственным сыном, казалось, замерли и остановились во времени. Все заботы взяли на себя Ольга и Марат. Для Ольги это была уже безнадежная потеря. Она пыталась сравнить две потери: когда Сергей женился и теперь, когда его не стало. Это разная боль. Это потеря без надежды. Она второй раз в жизни теряет навсегда. И в душе, и в памяти снова те же чувства и воспоминания: жалость, тоска, горе. Один и тот же вопрос: «Когда станет легче?».
Муж Ольги, Олег, умер 12 лет назад, оставив ее одну с дочерью и кредитом. Когда-то они начинали семейный бизнес вместе, и Ольга, которая была бухгалтером, стала подспорьем мужу и его правой рукой. Они назвали свой ресторанчик «Бесконечность» и пояснили друзьям на его открытии: «Если соединить первые буквы наших имен, получится “ОО”, а если перевернуть – то цифра 8, что и значит “бесконечность”». И все желали их семейному кораблю бесконечного плавания.
Но после пяти лет в их совместном бизнесе появились разногласия. Ресторан не приносил дохода уже который год. Конкуренция маленького городка ставит иногда перед выбором: оставаться ли честным. И Олег рисковал, но Ольга риск считала неоправданным. И уже ощущение того, что она будет нарушать закон, вынудило ее отойти от дел. Знакомства и репутация отличного бухгалтера помогли Ольге занять место в отделе управления по коммерческим вопросам ведущего предприятия города.
 Олег взял кредит, чтобы погасить долги и вложиться в модернизацию ресторана, нашел нового бухгалтера по рекомендации друга. Анжела Михайловна, проработав в советском городском потребсоюзе главным бухгалтером, владела тонкостями двойной бухгалтерии.
Олег перестал советоваться с Ольгой и уже не посвящал ее в проблемы. Ольге казалось: раз муж пребывает в хорошем настроении, значит, все налаживается. Или ей так хотелось думать. Когда она интересовалась его делами, он всегда отвечал: «Дорогая, у нас все хорошо!» – и обязательно целовал ее. Как и раньше, семейные праздники, праздники друзей они отмечали в своем ресторане. И только в последний год Олег резко изменился. Он следил за корреспонденцией, стал раздражительным, уединялся, отвечая на каждый звонок, срывался на жене, дочери. Поздно приходил.
Ольге позвонила администратор ресторана Евгения, которая знала о долгах Олега, отсутствии зарплаты, проверках налоговой инспекции, увольнении Анжелы Михайловны. Ольга планировала разговор с мужем – она была готова вместе начать все сначала и помочь Олегу. Она винила себя, что выбрала простой путь, видела и слышала только то, что хотела, а ведь сама могла все узнать о проблемах мужа. Но не успела. Олег искал выход, но не видел его. В то мгновение он думал, что решает многие трудности, убережет Ольгу и дочь Карину.
Ольга замкнулась. Она приходила с работы и молча ложилась в кровать. Но не в ее характере было оставаться в тупике. Никто ничего не решит кроме нее. И у нее есть дочь. Ольга продала дом, ресторан, чтобы расплатиться с долгами мужа, купила двушку и вернулась к жизни сильной и уверенной в себе. Встреча с Сергеем для нее была каплей веры и началом любви.
Ольга очнулась от воспоминаний. Ей хотелось прикоснуться к тому, что было значимо для Сергея, – его вещам, его рабочему столу, говорить с теми, кто знал его и о нем. Ей казалось, что в этот момент он жив, он просто куда-то на мгновение ушел. Ольга навещала родителей, приносила им продукты, лекарства. Они вели себя отрешенно, но от помощи не отказывались. Ведь в их квартире, кроме врачей, бывала только Ольга и пыталась их разговорить. Хоть на мгновение это отвлекало их от горя и однообразно-печальных бесед. И спустя месяц они, все же не показывая, конечно, вида, но ждали ее в гости. Иногда в их разговоре проскальзывала обида на Машу и обвинение ее в том, что случилось.
Ольга была общительным человеком, но близких подруг у нее не было. И она ни с кем не делилась своим горем, жизнью. Даже с дочерью. Она никому не хотела доставлять проблем, она не любила жалости, даже к себе самой. Когда Ольге становилось совсем тяжело, она вспоминала новость о женитьбе, ребенке, свадьбе Сергея, стараясь как бы облегчить боль. «Человек имеет право на счастье, семью, детей. Я, конечно, не могу тебе дать последнего, уже поздно. Будь счастлив», – а что еще она могла сказать? Но потом, когда Сергей пришел на работу после свадебного путешествия угрюмым и неразговорчивым, она поняла: что-то не так. Каждый день Сергей, казалось, худел, бледнел, избегал коллег. Ей стало жалко его, и все обиды, и чувство, что ее предали, просто ушли. Она его оправдала, старалась вытащить и вернуть к жизни. Но не получилось. И она в этом тоже винила Машу. Но все эти воспоминания не притупляли боль Ольги. Она простила своего Сережу за все. И за его неблагодарность тоже, но теперь это не имело смысла.
Однажды у родителей Сергея Ольга застала Марата. Он, как и обещал Сергею, заехал к ним. Все вместе решили устроить чаепитие. После, попрощавшись, Марат и Ольга одновременно вышли из квартиры. Марат подвез Ольгу и оставил свой номер телефона – на всякий случай: «Ведь родители не позвонят мне, они же гордые. А ты бываешь у них. Если что-то понадобится, сообщи. Да и памятник надо будет Сергею поставить – самый лучший, я оплачу все расходы. И сама, когда будешь в наших краях, звони». Он еще вспомнил историю с Сергеем, когда тот работал с ним в кафе, – как он возвращал первые чаевые, которыми его отблагодарила щедрая посетительница. Как неловко тогда было этой солидной даме, и какой дурень был Сергей. Марат учил его премудростям работы официанта, но как тяжело ему это давалось. «Представь, – говорил Марат, – он копил месяц чаевые и не тратил их. Получив зарплату, часть решил отдать родителям, но они отказались. Тогда он купил мне наушники и «проставился» в нашем кафе в свой выходной день. Он проработал год вместе со мной и еще год после меня. Сергей стал более общительным, даже понимал шутки и сам стал шутить. Однокурсники его зауважали, он бронировал им лучшие столики и спиртное, конечно, не разбавлял». Они проговорили больше часа, им обоим казалось, что у них много общего и еще есть много того, о чем нужно рассказать друг другу. Ольга ложилась спать в приподнятом настроении: «Какой хороший вечер, и такое ощущение, что Сергей был рядом! Так спокойно я себя давно не чувствовала. Как порой было тяжело с Сергеем, даже до Маши и до болезни». Ольга вспоминала, как пыталась ограждать его от лишней информации о своих домашних проблемах. Как приглашала Сергея в гости, но он предпочитал встречи на его территории («А вдруг придет дочь»). Как она хотела сделать их жизнь насыщенной, быть для него всегда интересной, увлекать. Она искала, чем им заняться и куда рвануть в выходные. Она хотела всегда помогать ему с уборкой, но он считал, что это его территория и только он будет это делать. О совместной жизни он не говорил вообще. И Ольга пыталась в разговорах с ним уловить для себя какой-то ответ о возможности совместного будущего. С родителями он не знакомил, и она понимала почему. К ее родителям тоже не ходил. На работе знали об отношениях, но никаких эмоций и намеков между Сергеем и Ольгой в присутствии коллег не было. В ней всегда был страх – страх стать ему ненужной. А сегодня, сейчас ей так легко и спокойно!

 ***
Марат ехал домой. Два часа пути. Марат любил быть один, любил дорогу и музыку на всю мощность динамиков. Он предпочитал музыку своей юности, музыку времен «Острова» – беззаботного острова. Когда все только начиналось в его жизни. Он умел легко находить контакты с людьми, умел договариваться, в ненужные дела не совал нос. Не любил риск. Он не испытывал дефицита во внимании девушек. Ему, крутому диджею, часто объяснялись в любви девчонки. С кем-то он заводил кратковременные романы, с кем-то проводил один вечер – ведь некоторые девушки позволяли: красивый романтичный вечер, красивая страстная ночь и красивые воспоминания. Постоянные шумные компании, вылазки на природу в выходные. Казалось, и дальше будет так легко. Марат мечтал созидать, строить красивые современные дома и получать за это деньги. Он ставил себе цель: к 30 годам быть заместителем директора солидной строительной компании, а к 35 – иметь свою. Ему повезло. Будучи в армии, он познакомился в кафе с Ритой, и она оказалась дочерью владельца строительной компании. В то время этот бизнес стал только появляться, и те, кому удавалось заслужить авторитет, сейчас имели твердую почву под ногами и деньги.
Рита была единственной и любимой дочерью. Она получила от родителей все: хорошее образование, хорошие условия жизни, лоск, финансы. И когда она познакомила родителей с Маратом и поставила их перед фактом замужества, они поняли: будет так, как сказала дочь. Отец Риты взял Марата под свое крыло, и вот уже 18 лет они вместе руководили строительной компанией.
С Ритой все было не так легко. Марат думал, что любил ее, но время показало, какие они разные. Рите не нравились шумные компании, гости. Она не интересовалась делами отца и мужа. Ей нравилось следить за чистотой и порядком в доме, за их красивым палисадником, территорией. Обязательно надо дать сыну и дочери хорошее воспитание и образование. Она искала в них таланты, они занимались во всевозможных студиях, секциях. Выходные проходили одинаково: обед у родителей, посещение выставок, музеев, концертов. Марату всегда хотелось пригласить своих друзей, Сергея и устроить пикник. Но Рите это было не по душе. К ним приходили в званые гости друзья их круга. Их семейные разговоры были сведены к детям, покупкам, планам на выходные, причем планы Марата не учитывались. И как ответная реакция, уже три года они спали в разных спальнях, походы на выставки и концерты были без него. Иногда дети тоже оставались дома, и тогда он устраивал для них пикник.
Марата, общительного, энергичного, спасала работа, он пропадал на ней допоздна. Интрижек у него не было – просто на это не хватало времени. С женой они пересекались дома вечером. Для родителей Риты и знакомых они сохраняли вид благополучной семьи и заботливых супругов.
Когда Марат рассказал ей о проблемах с Сергеем, сообщив, что Сергей переночует после выписки у них и поживет на период химиотерапии, Рита была категорична и предложила снять ему квартиру. Она брезговала Сергеем, его болезнью, его уровнем жизни. Марат ей тогда сказал: «А как же ты не побрезговала мной, моими родителями, которые были простыми работягами? Ты со мной к ним, пока они были живы, съездила только один раз – познакомиться». Рита всегда, когда Марат начинал возражать или высказывать мнение, переключалась на другую тему, а потом уходила – ей надо было срочно что-то сказать садовнику либо няне, что-то решать, кому-то звонить.
И сейчас он не торопился домой. Накрапывал дождь, играл рок. Сегодня Марат отдохнул душой у родителей Сергея. Получился не просто вечер воспоминаний, у него было ощущение семьи. И Ольга. Он знал ее, конечно, и раньше, но здесь все по-другому. Их что-то объединило. Когда она вышла из машины, он провожал ее взглядом. «Почему Сергей женился на другой? Разве только из-за возраста», – объяснил он себе. Она выглядела моложе, была стройна и вполне симпатична. «И не дура, – заметил он. – Надо будет ей позвонить».
Марат позвонил Ольге через месяц и предупредил, что приедет навестить родителей Сергея. Они провели у них полдня. Но прощаться Марату с Ольгой не хотелось. «Давай попьем кофе где-нибудь», – предложил он. «Давай у меня», – после паузы ответила Ольга. Они пили кофе, и опять у них было много тем для разговора. Марат рассказал о своем бизнесе, о планах, о детях. Для Ольги было немного странным, что он не упомянул, даже мельком, о жене. Ольга поведала о себе. Как все женщины, показала ему свои фото, похвасталась, какой красавицей была в молодости. Время шло к полуночи. Марату нужно было уезжать. Ольга проводила его до дверей. Какая-то неловкая пауза, и никто не знал, что сказать. Марат просто обнял Ольгу и поцеловал. «Я тебе позвоню», – сказал он быстро и ушел.
Марат каждые две недели приезжал к Ольге. Он полюбил эту женщину. Ему было тепло и уютно с ней. Он чувствовал ее радость, ее внимание и еще что-то, что придавало ему уверенности в себе как в мужчине.
Ольга не спрашивала о жене. Но он знал, что должен решиться и сделать выбор. Рита чувствовала, что ее семье что то, точнее кто-то, угрожает. Она сказала Марату: «Ты мне безразличен, но, если ты завел себе любовницу, я тебя оставлю без штанов и детей ты не увидишь».
Марат с каждым возвращением от Ольги все больше и больше был уверен в своем решении. Он сначала поговорил с отцом Риты и предупредил, что семья уже несколько лет существует номинально и что он хочет начать другую жизнь. «Может, и Рита, и я станем так счастливее», – завершил Марат.
Александр Дмитриевич был сдержанным и гордым человеком. Он не мог препятствовать Марату. Ему было жалко, что его бизнес остается без помощника и наследника: «Я не буду вмешиваться в ваши дела. Но знай, дочь не дам обидеть. Собрался – уходи. Твое тебе причитается. Ты заработал кое-что за столько лет. И детям ты останешься отцом. Я с Ритой поговорю. Но больше я знать тебя не хочу».
Рита в первый раз кричала, бросала его вещи, проклинала и его, и ее, угрожала. Она плакала, плакала от бессилия. В первый раз все не так, как она хочет. В первый раз она не на высоте. Задето все, что можно, в первую очередь ее самолюбие, и разрушена привычка хоть и кажущейся, но семьи.
Рита запретила ему оставаться и на даче. Поэтому Марат снял однокомнатную квартиру и улаживал свои дела с разводом, деньгами и дальнейшим бизнесом. Он навел справки о возможности строительного дела в том городе, где жила Ольга, и начал искать тех, кто бы мог помочь ему. Помог отец Сергея Федор Константинович. И Марат уже был готов вложиться в долю одного частного предприятия.
 С Ольгой он созванивался, но целый месяц не приезжал, ссылаясь на занятость. Перед приездом он позвонил и сказал: «Оля, если ты примешь под свой кров бездомного бродягу, я постараюсь сделать твою и свою жизнь счастливой».

***
Маша, уйдя от Сергея, вычеркивала из памяти не только мужа, но и свою месть. Она не умела и не могла признавать свои ошибки, она не чувствовала, что сделала ему больно. Просто она не любила Сергея. Став женой, она оказалась в тюрьме «со всеми удобствами», но без чувств, без воздуха. Там, за окном, свобода, а тут тюрьма, которую она ненавидит.
Маша до замужества год встречалась с Андреем, который был дважды разведен, и от второго брака с Людмилой у него было двое сыновей. Он имел свой автосервис и был старше Маши на 18 лет. Такой, как Маша, нравилась сила, нравился мужчина, который находится в центре внимания, уважаем. К Андрею в автосервис обращался почти весь город, ему жали руки влиятельные лица, местные богачи. А ему нравились строптивость, задор Маши и ее молодая любовь, он чувствовал: она его любит, восхищается им. Но они скрывали свои отношения. Он приходил в ее квартиру редко. Она ездила к Андрею на машине, которую он подарил ей на день рождения. Маша знала, что родители не одобрят ее выбора, поэтому, когда у нее появилась машина, она сказала, что взяла на покупку кредит.
Машу такие отношения устраивали только первые полгода. Потом она стала обижаться, когда он проводил праздники со своими детьми у бывшей жены. Дети были у него на первом месте. Людмила часто звонила, когда дети болели, либо не слушались, либо под другим предлогом, и Андрей сразу уезжал. «Как ты не видишь, она специально это делает, она злоупотребляет тобой», – стала возмущаться Маша. Андрей ответил: «Это дети, не волнуйся, котик, я езжу к ним. Вот когда ты мне родишь малыша, я буду вас двоих на руках носить». Но малыш не получался. Маша поняла, что надо поторопить Андрея и поставила ультиматум: «Мне уже 27 лет, я хочу семью и не хочу скрывать, что люблю тебя. Тебе давно пора решиться. Мне кажется, ты просто меня используешь, подкупаешь подарками».
Андрею не нравились эти, как он говорил, «бабские выяснения отношений», а тут позвонила его бывшая жена: «У Кости температура, приезжала скорая, надо купить лекарства». Андрей вздохнул: «Котик, потом договорим, мне надо ехать». Маша перешла на крик: «Ты скотина, ты меня бросаешь! Ты думаешь, я никому не нужна? Можешь не появляться больше!» Это было для него чересчур. Перед тем как хлопнуть дверью, он сказал: «Хорошо». Маша запустила вазой в закрытую дверь и, собирая осколки, плакала. Ее обидели, ее унизили. «Это я больше ему не позвоню, он еще пожалеет», – в ее голове сумбурно крутились мысли, как ему сделать больно.
 Андрей не звонил неделю. Маша не хотела чувствовать себя обиженной, ей необходимо было доказать себе, что она востребована и успешна среди мужчин. В ней пока играли гордыня, обида и желание мести.
Эта идея пришла ей в голову, когда она увидела в окно, как Сергей идет к своим родителям. Она немного открутила в кухне кран и пришла попросить помощи у Сергея. Ей хотелось чувствовать, что она единственная на всем свете женщина и ее любят. Конечно, ее план мести удался. Сергей «запал» на нее. Они встречались уже месяц, но то, что случилось, в планы Марии сейчас не входило. Она беременна. «А чей это ребенок?». Она считала все дни, сопоставляла встречи. «Это ребенок Андрея», – сделала она вывод и позвонила ему. «Ну здравствуй, дорогой», – ехидно сказала Маша. Андрей ответил: «Я не могу сейчас разговаривать», – и положил трубку. В телефоне был слышен смех детей и голос бывшей жены. Андрей не перезвонил ни в этот день, ни на следующий. Маша точно знала: ей нужен ребенок. Одна растить его она не будет, поэтому вместо подготовленной для Сергея речи о расставании ей пришлось сказать о беременности. Сергей сначала опешил: «Как?» Но потом как будто опомнился, взял Машу на руки и сказал: «У нас будет девочка». Еще мгновение – и Маша с обручальным кольцом на пляже в свой медовый месяц с мужем. Все для нее было как в тумане и как во сне. Она утратила интерес к Сергею ровно тогда, когда он перестал быть для нее орудием мести. Он, такой хороший, спокойный и внимательный, вызывал у нее отвращение. Сначала она могла с этим справляться и не показывала виду, потом ее начала раздражать его забота и просто его голос. Особенно стало невыносимо после того, как объявился Андрей. Он позвонил ночью.
Андрей был пьян: «Ну как тебе семейная жизнь? Что ты наделала? Зачем?» Маша знала, ей надо сказать самое главное: «Потому что ребенку нужен отец. А ты меня бросил, даже не выслушал. Я тебе звонила. А сейчас извини, меня ждет муж». Маша знала, что разговор должен быть коротким. Поэтому выключила телефон.
После этого звонка ее ненависть к Сергею стала переходить в унижения и оскорбления. И спустя три месяца их совместной жизни Маша с комментариями, как она ненавидит Сергея, как он ей противен, собрала вещи, закрыла дверь, села в машину к Андрею и уехала с ним в его загородный дом.
Еще раз она встретилась с Сергеем в день развода. Она держалась холодно, посмотрела пронзительно в его глаза, желая показать свою невиновность и все же увидеть его прощение.
После переезда к Андрею родители Маши ее не беспокоили. Светлана пыталась поговорить, но Маша ответила: «Так получилось». Михаил не желал ничего слышать о ней. Но мать иногда приходила помогать Маше с маленьким ребенком, а через полгода после рождения девочки Маша навестила новоиспеченных бабушку и дедушку. От отца она узнала о болезни Сергея, но не придала этому никакого значения.
Михаил не принимал Андрея до сих пор, с дочерью держался холодно. Но внучка приносила ему радость, хотя свою нежность к ней он показывал крайне редко – только оставаясь один на один. Проявить свою слабость – это объявить о прощении Маше, а пока он не мог этого сделать.

***
Жизнь с Андреем оказалась не совсем такой, какой хотела Маша. Девушка была для него собственностью. Красивой, молодой, им уважаемой, но его собственностью. А он – ее хозяином.
Андрей был для нее, впрочем, как и для своих предыдущих жен, спасательным кругом, настоящим мужчиной-добытчиком, в котором сочетались не только сила, юмор, но и требовательность с властью. А еще в нем была какая-то первобытная страсть. Женщина в любом случае должна была принимать его правила. Он это делал как-то незаметно, как змея, которая гипнотизирует жертву и подавляет ее движение – свободу.
 Так было и с Людмилой. Несмотря на то, что Андрей и Людмила развелись три года назад, у них сохранились партнерские отношения. Развод был принят, можно сказать, на семейном совете. Это было их обоюдное решение.
Людмила любила быть в центре внимания, любила компании, восхищение, блеск, и это в ней сразу понравилось Андрею. Он гордился ею, а друзья завидовали: «У тебя красивая жена!» Но в супружестве жена должна быть его тенью. Ему не нужны компрометирующие ситуации, поэтому, когда приходили гости, это были почти мужские разговоры, жене в них отводилась роль – накрыть на стол, а не отвлекать друзей своим присутствием. «У меня должна быть самая лучшая жена, чтобы мне завидовали, – говорил он и добавлял: – И самая верная». Он не был деспотичен, но никаких поводов для сомнений она не должна была давать. Андрей любил чистоту во всем. В отношениях, в доме, в одежде и в своей машине. И еще он требовал внимания к себе и, конечно же, как истинный мужчина, четко распределял роли. Жена – хранительница очага, которая всегда утром поставит на стол свежий завтрак, приготовит обед. Ужинал Андрей чаще в кафе или недорогом ресторанчике во время деловой встречи. Иногда эти деловые встречи разбавлялись яркими, легкими на подъем девушками и затягивались до глубокой ночи. Но для Андрея это была физиология, которая ничего, кроме разрядки, не значила. Ведь он мужчина, ему можно, это не измена. Он дорожит семьей, и жена должна его понять. Но, естественно, эти случаи не афишировались. Он умел делать все незаметно и сам верил в свою верность.
Людмила с матерью арендовали место в торговом центре и продавали одежду. С каждым годом их занятие становилось все сложнее и невыгоднее. И перспектива однообразной жизни пугала ее. Встретившись с Андреем, она повела себя правильно, ведь у нее было чутье на людей и интуиция.
Они познакомились в ресторане в новогоднюю ночь. Люда выделялась среди всех: одета со вкусом, красивая, яркая. Андрей обратил внимание на нее сразу и наблюдал. И Людмила бросала нечаянные взгляды на Андрея, когда проходила мимо столика или когда танцевала медленные танцы в паре с мужчинами. Как обычно бывает, в танце мужчина что-то пытался сказать на ушко партнерше, прижать ближе, опустить руку чуть ниже талии. Людмиле льстило это, но она умело регулировала подобные «непристойности». Она знала себе цену. Ей нужен был настоящий мужчина. И для нее это был Андрей.
О нем она знала, ведь город маленький, а таких молодых людей, которые начинали свое дело, знали все. Любопытство подогревали и рассказы торговок. И теперь под бой курантов Людмила загадывала желание, глядя в сторону Андрея. Их глаза встретились вновь. С наступлением Нового года Людмила танцевала только с Андреем. Ведь с другими уже было нельзя.
Их любовь закружилась быстро, быстро сыграли свадьбу. И Людмила стала хозяйкой дома. Вместе делали ремонт, Андрей в этом полагался на вкус жены. Потом – мальчишки. Старший сын Иван, через пять лет Костя. Дети для Андрея стали слабостью. Это его дети, его смысл и жизнь. И все, чего ему не хватало в детстве – прежде всего отца, – он давал своим сыновьям стократ.
Спустя 10 лет Людмиле стало скучно. Дети подросли, появилось свободное время и желание быть на виду, заниматься своим делом. Она говорила: «Я даже хочу работать. Я вспоминаю свою прошлую жизнь и думаю, как я была счастлива. А что теперь? Я стала домохозяйкой, а мне хочется общения. Ты считаешь, что мое место на кухне. Я не хочу так». Все чаще и чаще звучали эти разговоры. Андрей понимал, что Людмила имеет право на какую-то свою жизнь, но он никому не верил. Он не верил, что на Людмилу не посмотрит мужчина, а она в ответ на его взгляд не пофлиртует с ним. А как же он сам, Андрей? Он будет чувствовать, что его обманывают, во всем и всех он будет видеть знаки обмана, слышать шепот сплетен за спиной. Он знал и навсегда запомнил это чувство. «Никому нельзя доверять», – этот урок преподнесла ему первая жена, о которой он никогда не вспоминал. Старался забыть, как в ярости он ломал мебель, крушил все, что попадало ему под руки. Поэтому, когда Людмила пригрозила ему разводом, Андрей, со спокойной гордостью, сказал: «Хорошо». И сам подал заявление, ведь он не будет держать того, кто хочет уйти, а его бросить никто не имеет права. Людмила выбрала свободу вместе с домом, хорошими алиментами и маленьким магазинчиком. Андрей переехал в дом своей матери, начал обустраивать быт, но на это у него не хватало времени, да и желания не было. Он по привычке ездил к бывшей жене, детям, по привычке ложился с ней в постель и уже с чистой совестью ложился в постель с другими.
 Людмила оставалась главной женщиной в его жизни, и ей это было важно. К тому же у нее был козырь – дети. И она, если чувствовала надвигающуюся грозу в виде женщины, им пользовалась: «Андрей, дети шалят, Иван не хочет делать уроки, Костя порвал куртку, кашляет». И Андрей уже дома – делает уроки, ужинает, остается на ночь, чтобы днем купить вместе куртку или измерить температуру. А Людмила к своим маленьким хитростям добавляла женские чары.
Машу Андрей увидел, когда пришел сдавать отчет в налоговую инспекцию. Она обслуживала его участок. Он зашел в кабинет как к себе домой, но Маша не реагировала на его шутки, непринужденность беседы с ее коллегами. Она сдержанно приняла документы, нашла ошибки и вернула на доработку. Андрей привык, что ему помогали все исправить, а тут его обаяние не сработало. Он встречал Машу с работы: «Добрый вечер, мимо еду,                смотрю – вы идете. Садитесь, подвезу». Маша отказывалась. Но эти случайности стали закономерными, и помог ливень. Маша села в машину: теплое сиденье, музыка и Андрей, который все что-то рассказывал и рассказывал. «А вы чего все молчите?» – спросил Андрей. И Маша засмеялась: «Потому что вы говорите». Маша теперь ждала конца рабочего дня и садилась в машину к Андрею. Они заезжали в парк, пили кофе в кафешке за городом, а спустя совсем немного времени и в его доме. Ремонт сдвинулся с мертвой точки, ведь женщине Андрея должно быть комфортно, а у него должно быть все в порядке. В Марии было то, чего он давно не испытывал. Неприступность и страсть. Казалось, она не боится, что ее бросит мужчина, поэтому легко высказывала свое мнение и поступала так, как считала нужным.
«Сегодня я с подружками пойду в кафе», – ставила она в известность. «Что ты там будешь делать, у тебя есть я», – отвечал Андрей со свойственной ему ревностью. «Как что? Танцевать, отдыхать, – смеялась она и намекала: – Ты мне не муж пока что». Тогда они договаривались, что он ее будет ждать после вечеринки и подвезет домой. Андрей понимал, что не готов стать мужем для третьей жены, он еще сохранял отношения с Людмилой, но и терять Машу не хотел. Однажды родители спросили Машу: «Тебя видят с Андреем, у вас что, роман?» Маша хотела сказать, что она уже взрослая, но отец ее перебил: «У него было две жены, и обе не смогли ужиться, а еще он в отцы тебе годится». Поэтому Маша ответила: «Нет, просто по работе, я его налоговый инспектор».
А Маше нравилось, что в отцы, что ее ревнуют, следят за ней. Она так видела любовь: когда восхищаются и зависят от нее.
Но для Андрея было сверх меры, когда Маша поставила перед выбором, повысила на него голос, обозвала скотиной, да еще намекнула на других мужчин. Он решил ее оставить, проверить себя: сможет ли жить без нее. И, когда она позвонила и надменным тоном поздоровалась, он не захотел дальше с ней общаться. Он занялся ремонтом, работой, детьми. Как гром среди ясного неба стало замужество Марии: «Неужели она изменяла мне, раз так быстро вышла замуж?» Андрей начал пить. Чаще стала врезаться в память и душу боль, боль от измены, которую он испытал с первой женой. Ему хотелось крушить, и он разбивал бокалы о стену после их опустошения. Так долго он не мог терпеть эту муку, он должен был все высказать ей. И он позвонил. Когда Андрей услышал о ребенке, он поверил Маше, поверил в то, что она вынуждена была поступить так по его вине. И он простил ее: «Я люблю тебя, я тебя заберу». Так он и сделал.
Андрей поставил точку в необязательных отношениях с Людмилой или взял паузу. Он еще не решил: «Время покажет, а пока я не буду рисковать, да и не стоит этого делать. И Людка может проболтаться». Но он уже не мчался к бывшей семье по первому звонку.
В Маше и ее дочери Людмила видела соперниц. Ведь она и ее дети перестали быть центром вселенной для Андрея. Она считала, что ее сыновья обделены отцовским вниманием и, конечно же, деньгами. Она пыталась шантажировать детьми, пригрозила Андрею ограничить возможность общения с ними. Он не любил женских истерик, претензий, капризов, разборок. На эту тему он не спорил, да и мальчики были уже взрослые и неревнивые. Они привыкли, что отец живет своей жизнью. Со старшим сыном Иваном, которому было 16 лет, Андрей уже вел деловые разговоры. Иван после занятий в школе приходил к отцу в сервис и перенимал его опыт. В выходные Андрей гулял с детьми в парке, водил в кафе. И готовил их к знакомству со своей новой семьей.
Маша со своим высокомерием справлялась и не показывала виду Андрею, когда мальчишки стали приходить к ним как к себе домой. Андрей старался всех сблизить, но знал: родными людьми они не будут. А самое главное: «Все должно быть тихо и спокойно. Сонечка ваша младшая сестричка, и вы должны о ней заботиться». Пока так и было.
Маша не узнавала себя. Не заметила, как сама становилась другой, от строптивости не оставалось и следа. Она занималась ребенком, домом, ждала Андрея к ужину. Он никогда не кричал, не спорил, он просто говорил каким-то особенным тоном, глядя в глаза: «Завтра придут дети, у нас будет пикник» или «А почему ты не убрала? Ко мне ведь в любой момент могут прийти. Ты же знаешь, мне будет неловко». Андрей не любил женской «психологии», у него должно было быть все предельно ясно: «Дорогая, у меня был сложный день, давай ты не будешь мне говорить о своих проблемах. Я знаю, что тебе хочется прогуляться, но ты же понимаешь, гулять мы будем вместе, а у меня пока нет времени». Но спустя некоторое время он подходил, обнимал за плечи и говорил: «Малыш, давай ты Сонечку уложишь спать, и мы с тобой выпьем немножечко вина. Я тебя буду ждать». Он умел, умел быть страстным, нежным мужчиной. Но он должен был быть лидером. И Маша уступила. Она его любила и боялась, боялась: «А вдруг Сонечка не его дочь?!». Сонечка смотрела на маму серо-зелеными глазками, и Маше казалось: на нее смотрит Сергей. От этих мыслей Маша иногда становилась раздраженной и рассеянной. Она была погружена в размышления и порой не замечала, как Андрей обращался к ней. Ему, не терпящему, когда кто-то создает лишние проблемы, стало скучно и неуютно. Он опять стал навещать бывшую жену Людмилу и проводить время как раньше. Он даже соскучился по этому.
Мать Маши догадывалась о неудачной семейной жизни дочери. Но знала: дочка гордая и сама ничего не скажет. Михаилу Светлана тоже ничего не расскажет. Чем могла, она старалась помочь дочке. Светлана иногда по выходным забирала Сонечку к себе, давая Маше отдохнуть, развеяться. Михаил сначала не показывал участия к внучке, но потом «включил» деда и с удовольствием совершал с Соней обеденные прогулки.
У Михаила тяжелым камнем на душе лежала вина за дочь перед Федором Константиновичем и Татьяной Александровной. И когда Сонечке было около годика, он зашел с ней к своему бывшему классному руководителю. Он гадал, как они встретят его, не знал, что сказать.
Когда открылась дверь, Михаил плавно произнес: «Здравствуйте, Федор Константинович, мы к вам в гости». Они были рады Михаилу и рады Сонечке. За чаепитием Михаил попросил прощения: «Простите меня». Татьяна Александровна сменила тему: «За то, что ты так долго нас не навещал, подумаем». Сонечка играла на мягком ковре, она подползла к Михаилу и, цепляясь за него, стала подниматься на ножки. Татьяна Александровна посмотрела на нее и сказала: «Внученька, как ты похожа на нашего Сереженьку, зеленоглазый Рыжик. Ну, иди ко мне». Сонечка отпустила руки и сделала свои первые и неуверенные шаги. Татьяна Александровна подстраховала ее, взяла к себе на колени и крепко прижала. В их совместном с мужем горе и одиночестве теперь появился свет радости и смысл жизни.

Жизнь
Яркий свет сменился тьмой, затем в этой тьме Сергея ослепляли вспышки яркого света. И чувство преодоления. Как во сне, когда ты пытаешься бежать, но у тебя не получается и каждый шаг дается с трудом. Мелькали искаженные лица, с выражением ужаса на глазах. Он ударялся во что-то или кого-то. И тьма… Он не спит, он идет куда-то. «Какая темень. Я ослеп. Куда я иду, где я, почему никого нет?» И тут он вскрикнул оттого, что ноги пронзила острая боль. «Я босой». Он пытался держать равновесие, аккуратно ощупывая почву под ногами. Сергей пробовал кричать, но он себя не слышал. Все больше и больше нарастала паника и боль от острых камней, от неизвестности. И пугающее до боли, холода в душе чувство безысходности. Сергей все же ждал, ждал света, человека. «Это не может быть бесконечно», – убеждал он сам себя. Он устал, выдохся, нельзя было даже сесть – лишь маленькие промежутки, когда нога не чувствовала боли, лишь маленький островок ровной поверхности, и, чтобы его уловить, надо было встать на цыпочки.
Он остановился, он плачет. Он заставляет себя привыкнуть к острым камням, к темноте. Он вспоминает, как у него не было времени на мать и отца, на выходные, когда он начинал строить свой дом. Болела голова, болели ноги от бесконечной ходьбы, поиска стройматериалов – более качественных и недорогих. Он все, что мог, делал сам, он контролировал строителей, сантехника, электрика. «Здесь не так кладку сделали, здесь не по уровню». Оплата работы тоже зависела от качества. Он так нервничал, когда было все не так – то долго, то криво, то некрасиво, то дорого. А это его дом, его мечта! Вспоминая, он забывался и уже меньше чувствовал, как ранят его камни. Он как бы смотрел со стороны на себя, на тех строителей, на свой дом. Он теперь видел его с высоты, как муравейник, вокруг которого вертелась суматошная жизнь. Внешне никто не мог определить, какая суета была внутри Сергея, но теперь он видел это сам. Она выдавала его в резких движениях, в жизни на автомате. Его дом. Он еще не все сделал, ему очень захотелось вернуться. И опять боль, еще резче, чем прежде. И стало так неважно: дом, быт, красивая мебель, лучшая люстра. Сергей прислушивался к тишине и шел на ощупь. Он вдруг вспомнил, как на него смотрел тот мужчина, Валера, который делал ему потолок. Сергей оплатил ему меньше заявленной цены, сказав: «Ты несколько дней не появлялся и делал медленно, а мне должны были положить плитку, теперь надо нового мастера искать». Сергей не захотел слушать объяснения: «Все честно. Виноват – значит, виноват». А теперь Сергей увидел, что Валера лежит в кровати: «Опять спина, опять обострение. Полежу пару дней, как всегда, поколет жена диклофенак – и пройдет». Сергей почувствовал укор: «Почему я не захотел его выслушать? А если бы и выслушал, то разве изменил бы тогда свое решение? А мне жалко было денег или это был принцип?».
Сергей разбирался в себе, он вспоминал мелочи, которые мешали ему в жизни, расстраивали, пугали. Теперь они ничего не значили: «Жаль, что теперь». Он вспомнил свое равнодушие к другим. За этими размышлениями боль отступала и становилось светлее. Он не заметил, как это произошло: он будто смирился с болью. Вокруг была серая земля, никаких камней под ногами, серое небо и серый горизонт. И ничего, и никого больше. И вдруг опять яркий свет, и опять тело разрывает невидимое пространство. И удар.
Сергей очнулся. Все было в тумане. Горло сдавил едкий запах, невозможно было дышать. Сергей делал вдох, но с каждым глотком его обжигало, разъедало, он задыхался. В глазах жгло. Он ждал, что умрет, но он не умирал. Он пытался прикрыть руками нос, рот, глаза, но это было бесполезно. У него почти так же не хватало воздуха, когда Александра отказала ему в танце и так демонстративно приняла приглашение другого. Он пытался подойти к ней в группе, но для него она была неприступна и все время чем-то занята. Но он любил, тайно от всех. Деньги он считал и экономил, а тут его однокурсники позвали в кафе «Остров». Это было как принятие, и, конечно, Сергей согласился. А еще надежда, что удастся поговорить с Сашей. После неудачной попытки Сергею даже показалось, что она пренебрегла им. Естественно, она красавица, а он не был примечательным. Он был для нее ботаником. Но тогда он мучился от своего конфуза, свидетелем которого был диджей и, возможно, его однокурсники. В нем боролись чувства любви и гордости, уважения к себе и злобы. Он дал себе зарок: чтобы такое не повторилось, он не будет больше влюбляться. Но сначала ему нужно было разлюбить Александру, научиться дышать.
Ему помог Марат. Сергей, подрабатывая по вечерам в кафе, общаясь с любимчиком девушек Маратом, становился уверенным и раскрепощенным. А когда угощал друзей на свои первые заработанные чаевые и зарплату, он проснулся утром с девушкой. Это был его первый опыт, он стал мужчиной. Он пытался вспомнить, как это произошло. Выпитое спиртное придало ему уверенности в себе. Он боялся, что это будет его провал. Но она сказала: «Ты классный, может, когда-нибудь еще пересечемся». Сергей облегченно выдохнул. Но больше не «пересекались». Ему было противно, что это произошло вот так – примитивно, а ведь он мечтал и представлял, как бы это было с Александрой. И это было.
 Спустя некоторое время все однокурсники собрались отмечать День влюбленных на даче Игоря. Александра сама подошла к Сергею и пригласила его на танец. Она разговаривала с ним, будто у них романтические отношения. Она нежно касалась его шеи, проводила рукой по спине. Сергей вспомнил прежнее влечение к ней, он уже начал прощать Сашу за тот танец, за то пренебрежение. Они медленно вышли из комнаты и, целуясь, оказались в какой-то кладовке. Она в полумраке смотрела на него, она улыбалась. Надменная и высокомерная улыбка и ее слова: «Славный мальчик…» Что она хотела этим сказать? Все представления Сергея о настоящих чувствах таяли. А когда они вернулись к однокурсникам, Александра сделала вид, что ничего не произошло. И у него опять не хватало воздуха каждый раз, когда он видел ее в группе. Он ее ненавидел за свою слабость, за свои желания, за то, что сам иногда не хотел дышать. И как он злорадствовал, когда она не сдала сессию и была отчислена. Это чувство страха быть осмеянным и разочарованным в нем осталось навсегда. Даже Марат с его легким отношением к жизни не помог Сергею избавиться от такой травмы.
Сергей почувствовал безысходность: «Александра. Маша. Я не могу дышать, вы отобрали у меня воздух». Он опять стал задыхаться, едкий пар, этот едкий воздух проникал и разжигал все внутри. Начинался бесконечный кашель с кровью, и казалось, все внутренности выходят из него: «Когда же это все закончится?».
В сером тумане он разглядел силуэты других людей, которые корчились от боли, глотали воздух. Сквозь полусознание Сергей видел, как вокруг кого-то рассеивалась дымка, появлялся нежный голубой свет, и человек исчезал. «Что это?» Сергей пытался встать и идти к тому месту, где было светло, но как только пропадал человек, исчезал и свет. Вдруг в этом голубом свете ему показался знакомый силуэт. Он прищурился, чтобы рассмотреть лучше: «Неужели Дэн?» Он захотел крикнуть, но приступ жуткого кашля не позволил ему сделать это. И силуэт исчез. «Наверное, показалось. Нет, эта боль несравнима с той. Тогда можно и нужно было дышать». Ему стало страшно, когда в его голову пришла мысль «не дышать». Он был в отчаянии от любви к Александре. Но, кроме несбыточной мечты, еще были родители. Об этом ему напомнил и Марат, когда смог вытянуть Сергея на откровенный разговор. Марат видел, что с его другом происходит что-то не то. Правда, ему пришлось подпоить Сергея. Но зато он смог высказаться, и ему стало легче, особенно от слов Марата: «Да сколько было баб у меня, ни одна не стоит родителей. Я тебе говорю. Думаешь, у меня не было обломов?! Да стань ты мужиком, а не размазней. Тогда и бабы нормальные потянутся».
«Да, не стоит, – сейчас Сергей был уверен. – Да и любил ли я Сашу? Просто навязчивая идея пришла в голову – любить и получить взаимность. Хотелось, чтобы все было идеально, а разве может быть идеально? Разве меня должны любить? Я смотрел на нее как зомби, ждал чего-то, а разве любить можно по велению, по желанию? Я был смешон. Сейчас мне смешно самому. Александра, будь я на твоем месте, правда, я бы смотрел на других мужиков, которые могут тебя красиво одеть, обуть, накормить и нацепить на шейку ожерелье. Впрочем, ты этого добилась».
Вдох воздуха и свет. Опять Сергей летел сквозь свет. Его сжимало от давления скорости. И вот он упал. В грязь. Мокрая черная земля. Вдали виднелись горы с выступами. Дул холодный ветер. Впереди шли люди. Их тела были наги и изранены, кровь сочилась из ран и как облегающая одежда закрывала их грязную наготу. Они шли в сторону ближайшей горы, но ноги вязли, и передвигаться было тяжело. Сергей посмотрел на себя. Он голый, но никто не обращал на это внимания. Он пошел за ними, он пытался окликнуть: «Эй, мы где, что происходит?» Но его не слышали. Люди были в панике, они будто чего-то ждали и с жутким страхом и ненавистью смотрели вверх. Темное небо было усыпано яркими большими звездами, от сияния которых становилось светло. Звезды можно было рассмотреть: одни мерцали красным, сиреневым, другие желтым цветом, их очертания были неровными. Красные и желтые были самые яркие, их свет отражался в грязи. Стало заметно какое-то движение, что-то плыло в сторону людей и закрывало звезды. Надвигалось большое серо-прозрачное облако. Усиливался ветер. И люди ускоряли шаг, но от этого падали в грязь, кто-то не мог идти и топтался на месте.
Впереди дождь лил белой стеной. Люди кричали, закрывались руками, из тел сочилась кровь. Никому не было дела до остальных. Полоса дождя начала приближаться к Сергею. В памяти пролетели мгновения, когда в детстве он с друзьями наперегонки с дождем бежали по улице. Тогда это было счастье. Они так забавлялись и радовались!
Сергей уже видел капли, но не того шумного теплого дождя, а острого стекла, которые ударялись друг о друга и звучали как хрусталь вперемешку с адскими криками людей. Он с ужасом смотрел на их приближение. И вот стеклянная острая капля пронзила его предплечье. Он инстинктивно закрывал лицо, голову руками, но капли, делая глубокие раны, проходили сквозь тело и растворялись в нем. Это была жгучая, невыносимая боль, и горячая – от крови.
Сергей пытался ускорить шаг, но его ноги вязли в грязи, он падал, вставал. Ему казалось, он не сделал ни одного шага. Звон начал утихать. Ветер унес облако, и звезды опять стали яркими. Люди пытались быстрее добежать до скалы и спрятаться под ней. Все тело болело, но Сергей не обращал внимания на боль, он торопился укрыться до следующего облака. «Может, это ад?» – внезапно появилась мысль.
Сергей пытался восстановить последовательность событий. И в его памяти возникла картина, когда он в кабинете говорит Ольге о своей скоропалительной женитьбе. Думал ли тогда Сергей, что ее могут ранить эти слова? Нет, он думал, в какой он неловкой ситуации оказался и как быстрее все это решить. Конечно, у Сергея было чувство привязанности, симпатии к Ольге. Она стала для него своим человеком. Было и чувство вины, но Сергей смог оправдать себя в своих же глазах. А ее глаза, ее смиренный ответ? Тогда он был удовлетворен и ее ответом, и ее реакцией: «Человек имеет право на счастье, семью, детей. Я, конечно, не могу тебе дать последнего, уже поздно. Будь счастлив». «Она не могла по-другому ответить, она гордая, она никогда бы не устроила сцены, я ведь это знал. Я принял это за смирение, а это была боль», – Сергей прокручивал в памяти этот эпизод, ее ответ, ее глаза. Они стали такими большими и пустыми. В них смешались все чувства, но они были пустыми. «Я предал, предал ее. Она смогла меня простить. А я даже не думал, что так виновен перед ней. Мне просто было некомфортно. Да, так мелочно звучит: некомфортно от предательства. А готов ли я был с ней связать жизнь?»– задал себе вопрос Сергей. И как будто с кем-то начал делиться своими воспоминаниями: «Мы работали вместе. Она активная, веселая и деловая женщина. В нашем коллективе она всегда была на виду. Я сразу обратил на нее внимание, но разница в 10 лет и моя неуверенность, опаска, что окажусь ей неинтересен, не позволили намекнуть Ольге на какие-то чувства, тем более сказать о них. На корпоративных мероприятиях я порывался пригласить ее на танец, но как только делал шаг – в глазах Александра. Я не хотел быть отвергнутым, хотя понимал, что Ольга совершенно из другого теста. Я робел перед ней. Как же я не видел, что у нее тоже был барьер – разница в 10 лет».
Та командировка стала решающей в деле предприятия и в жизни Ольги и Сергея. Она сказала: «Надо отметить!» И они отметили, а утром проснулись в одной постели. «Мне льстило, что у меня такая женщина, но все же я не хотел афишировать наши отношения и наш служебный роман. Она, наверное, все это понимала. Неужели она так любила меня? А я?» Сергей вспомнил, как она ухаживала за ним больным: «Я ей благодарен. За все».
Воспоминания отвлекли Сергея от топкой липкой грязи, он опомнился и почувствовал соленый вкус слез на губах. Его шаг ускорился, и уже совсем рядом была скала надежды, как опять усилился ветер, он дул в спину, неся колючее облако. Позади стали слышны крики. Острые капли врезались в его тело, Сергей шел, уверенно шел к скале, под которой толпились люди, их тела были покрыты смесью грязи и крови. Под выступом не было места, никто не хотел подвинуться, боясь оказаться вне убежища. На тех, кому получалось добраться до скалы, обрушивался гневный взгляд, полный ненависти. Каждый отпихивал того, кто посягал потеснить его. Сергей поднял голову вверх, расставил руки, смиряясь с дождем, закрыл глаза и крикнул: «Прости-и-и-и, Оля-я-я-я!!!» Он ощутил резкий рывок. Мужчина схватил Сергея за руку и помог очутиться под выступом скалы. Люди роптали, но бунтовать не могли, каждый боялся оказаться за безопасной чертой.
Сергей смотрел в лицо: «Дэн?!» Это была искра радости, радости от встречи в этом безнадежном месте: «Я не один!» Он не мог обнять товарища по несчастью, было очень тесно.
«Привет, старина, гляжу, и ты свой век отвековал на земле. Думал, болезнь простит тебе грехи и зачтется? Нет уж! Похоже, и ты наследил много. Ну, и как тебе искупать грехи?» – говорил Дэн то ли с упреком, то ли с какой-то иронией. «Дэн, я не понимаю. Мы умерли?» – «Как ты проницателен». – «А что дальше? Как долго все это будет?» – «Кто знает. Ты сколько кругов ада прошел?» – «Что?» – Сергей обхватил себя руками, как бы согреваясь и унимая дрожь.
«Я тоже не понимал, но, бросаясь из одного места в другое, начинаешь помаленьку разбираться в себе и в том, что происходит. Знаешь, что я понял? Каждому греху свое место, то есть наказание. Вот ты сделал кому-то больно – и те¬бе здесь больно. И только через боль приходит осознание греха – наше покаяние. Видишь, некоторые люди топчутся на месте и не смогут сдвинуться с него, пока не покаются. А удивительно то, что не все могут это сделать. И они будут до тех пор валяться в грязи и истекать кровью, пока не поймут. А поймут – смогут оказаться, вот как мы с тобой, в этом укрытии. А что потом? Сколько тут торчать? На земле разве подумаешь, что, “заливая” свое горе, ты на том свете ответишь по полной? Ты же там горевал, тебе было плохо, и ты старался хоть как-то сделать себе хорошо. Серега, я убивал людей! Ну и что, что на войне? Мне тупо хотелось напиться и забыться, а прикинь, горе надо перегоревать и только тогда, может быть, тебе найдется здесь глоток воздуха и твердая почва под ногами. Серега, за это я тонул, тонул в бесконечном океане. Кажется, ты уже отключаешься и тонешь, считая это избавлением от муки, но опять ты на поверхности воды глотаешь воздух, барахтаешься руками, а ноги тянут вниз. И так гадко, будто какое-то мерзкое чудовище тебя хватает и тянет. И никто тебе не поможет, и никому нет до тебя дела. Тебя не слышат, не замечают, каждый поглощен своей болью и спасением. Но спасение не в том, что ты укрываешься и барахтаешься, а в тебе самом. Никто не скажет, сколько раз и где тебе придется побывать. Ты читал Библию?» – резко обратился Денис к Сергею. «Нет. Мои родители были учителями, тогда нельзя было. А потом – как все, чтили Рождество и Пасху. В храм иногда ходили». – «А моя бабка рассказывала, что есть семь кругов ада и за самые страшные грехи ты горишь в огне, а еще все меня пугала: «Будешь языком сковороду лизать за бранные слова». Я теперь думаю, что сковорода должна прилипнуть и не отлипать от моего языка. А вот насчет геенны огненной не могу представить – гореть и не сгорать. Кстати, бабку свою я тут не встречал. Может, она в раю? Я никого не встретил из своих, родителей, товарищей. Может, тут нет своих». Серега, мы на земле гадали, что там, – и Дэн посмотрел вверх, – но и теперь не знаем ничего. Я жду геенны. Наверное, мы там встретимся. Посмотри на нас, грешников». Дэн замолчал и смотрел вперед, как люди мучаются от ран, как молят о спасении, но оно не приходит. Он вскрикнул: «Это она, смотри, это она!» «Кто?» – но Сергей уже не дождался ответа. Денис бежал вперед под дождем, его тело становилось красным, но он не обращал внимания на осколки стекла. Он подбежал к девушке и закрыл ее своим телом, защищая от осколков. В этот момент они растворились в воздухе.
Сергей опять остался один. Крики людей, звон разбивающихся стекляшек о землю и гору стояли в его ушах. Только эти звуки и никого и ничего больше не было для него. Только звуки и боль внутри от безнадежности: «Неужели это навсегда? Господи, помоги!» И опять распирание от полета сквозь яркий свет.
Сергей ощутил тяжесть своего тела. Он стоял как прикованный на твердой поверхности, и его будто с двух сторон сжимали многотонные плиты. Сергей вспомнил слова Дэна: «Спасение в себе самом». «Что я должен сделать, как себе помочь? В чем моя вина?» – но Сергей не смог даже пошевелить губами. К боли, страху, отчаянию пришла мучительная тяжесть в душе, которая ему показалась знакомой. «Маша…С твоим появлением все изменилось в моей жизни. Изменился я», – Сергей, как в кино, видел все, что происходило с ним, и его мысли комментировали каждую новую картинку. «Зачем ты разбила мою жизнь? Я же не оставил тебя. Я заботился о тебе, я хотел тебя полюбить, я хотел семью, ребенка! Маша, почему?» Сергей сейчас видел то, что тогда не замечал и не мог заметить: испуг и суету в глазах Маши, когда она сказала ему о беременности, когда у него на руках она положила голову ему на плечо, а глаза были полны равнодушия и слез. Он тогда подумал, что она плачет от счастья. Тот же взгляд, когда он надевал в ЗАГСе кольцо на ее пальчик. Ее молчание за их небольшим свадебным столом. И их первая брачная ночь. Маша сказала: «Я устала от всего этого. Пойду спать». Сергей поверил. А через день они уехали отмечать свой медовый месяц. И когда зашли в комнату отеля, Сергей взял на руки Машу прямо с порога и понес к кровати, укрытой лепестками роз. Он целовал ее нежно и трепетно. Она просто лежала с закрытыми глазами, не отвечая взаимностью, но и не отвергая. «Это было отвращение. Отвращение от меня. Вернулись мы домой через неделю абсолютно чужими людьми, да и близкими мы никогда не были, как оказалось. Я считал, что Маша была просто неготовой к такой свалившейся на ее голову семейной жизни, списывал перепады настроения на беременность. У нас не было совместных ужинов, совместных выходных. Мои родители спрашивали: «А где Машута, почему не пришла с тобой?», поэтому я стал навещать родителей в будние дни после работы. Я пытался наладить нашу семью: «Маша, давай прогуляемся куда-нибудь. Может, ты что-то хочешь?» На что всегда было: «Оставь меня в покое».
«Пропасть между нами становилась все больше и больше. Спустя два месяца наша спальня стала только ее спальней, после того как она сказала: «Не прикасайся ко мне, мне противно. Иди спать в другую комнату». Я спал в гостиной». Последний месяц семейной жизни был самый тяжелый. Маша унижала Сергея как мужчину и человека, а он молчал. Он не знал, что делать и как с этим справиться, как найти выход. Он не понимал, что так бывает. Сергей старался допоздна засиживаться на работе, в выходные он уезжал из города. На работе было заметно его разбитое состояние. Но он никому ничего не говорил, он не мог рассказать о своем «провале» и Марату.
Разрешилось все само собой, когда Маша демонстративно ушла из дома. «Маша ушла, но боль осталась». Все, что случилось, противоречило всему существу Сергея и его нутру.
Сергей вернулся в настоящую реальность. Душевная боль разрывала изнутри, а снаружи какое-то давление сжимало его тело. И уже было непонятно, какая боль сильнее. Сквозь боль воспоминания не покидали его: «Я ведь хотел полюбить ее, я знал, что это надо сделать. А она любила другого. Она тоже страдала. Страдала со мной», – Сергей мысленно кому-то рассказывал это со смирением и раскаянием. «Я предал Ольгу только из-за того, что хотел, чтобы у меня была семья, жена, ребенок. Я поддался страсти, не любви, страсти к Маше и страсти к своим желаниям и принципам. Я виноват. Я пожинал то, чему сам позволил случиться. Я не остановил тогда Машин взгляд, Машин поцелуй. Я не поговорил с ней, когда надо было просто спросить и сказать: «Не мучай ни меня, ни себя. Если тебе плохо, просто уходи. А дочери я буду помогать”. Ребенок?!. Маша, тебе ведь сейчас тоже страшно, тебе придется не спать ночами, думать, кто отец, и бояться узнать ответ, но ты уже догадываешься. Маша, ее отец – я! Спасибо тебе за дочь».
Глаза застилала пелена слез. Сергей пытался закрыть веки, но это давалось с трудом. Сергей парил в ярком разноцветном небе, его одинокой душе было легко и хорошо в этом пространстве. Об одном было сожаление и печаль: «Я не узнал любви и не дал ее никому».
***
Жуткий крик вырывался из груди Дэна. Но этот крик смешался и потерялся среди других возгласов. Расплавленная желто-красная поверхность выталкивала наружу фонтаны лавы и излучала жар. Все тело покрывалось волдырями и распухало. Бежать было бессмысленно. Дэн знал: он от этого не умрет, он уже мертв. Но он умирал от боли тела, непрекращающейся боли внутри и молил Бога о прощении, вспоминая и перечисляя, как на исповеди, все грехи.
В юности он не знал страха. Риски его забавляли. Он не боялся и лихачил на мотоцикле, он был задирист и мог врезать любому – дай только повод. Всегда геройство подогревал алкоголь. Родители, особенно мать, умоляли его взяться за ум. И если другие родители новость о призыве в армию воспринимали с сожалением, то мать и отец Дениса были этому рады: «Может, хоть армия образумит его». И образумила. Когда он молодым бойцом оказался в Чечне. Где он был как все – ничем не лучше и не хуже. Где надо было учиться жить и выживать, уважать других и бороться за жизнь.
После ранения, вернувшись домой, он начал пить, пить, чтобы забыться. Родители молчали. Он видел, как им больно, как плакала мать. Но не знал, как себе помочь. В памяти сами по себе всплывали жуткие сцены, и ему всегда виделись глаза той девушки, которую он убил.
Помог Денису отец Михаил. Он пришел после Крещения освящать их дом. Отец Михаил прошел Афган и знал, что творилось с Денисом. Они проговорили в комнате больше часа: «Мы в начале 80-х были идейными. Интернациональный долг – значит, долг перед Родиной. Значит, так надо. С честью его нести. И знаешь, о чем я думал? Надо помочь, помочь бедным людям. Но как постепенно менялось мое мировоззрение и взгляд на долг перед Родиной! Чьей Родиной? Кому это все надо было? Мы убивали, нас убивали. Попадало всем: и моджахедам, и женщинам, и детям. А ты знаешь, приходилось стрелять в подростков. Когда он целился в тебя, то просто не было выбора. Все предельно понятно: или он тебя, или ты. Они ведь с детства росли с ненавистью и ружьем в руках. Кто возвращался домой, почти все, как ты сейчас, искали утешение в водке. Но его там не было. Это навсегда останется в твоей жизни, но с этим можно жить. Надо только научиться. Пойми, любая война аморальна. Но ты не по своей воле туда пошел. Был                долг – как хочешь, считай, какой долг и перед кем, но у тебя не было выбора. И у тебя есть еще один долг – перед родителями и, не знаю, веришь ты или нет, перед Богом. Долг этот называется жизнь. И он труднее всего, даже всего пережитого. Тебе надо научиться заново любить, переживать не только горе, но и радость, сострадание не к себе, а к другим».
И Дэн начал учиться… Он устроился на работу в милицию. Он поехал в тот госпиталь, в котором лечился после ранения, не зная, ждет ли его Наташа или забыла. Ведь Дэн после выписки обещал ее скоро забрать с собой. Он привез ее к родителям и жил спокойной семейной жизнью. Он уважал жену, любил детей. Он научился справляться со своей памятью. Только по ночам к нему приходили непрошенные воспоминания и ее глаза. Это наследство прошлого было всегда с ним. Он не мог себя простить.
Опять этот жар, опять эта мука, которая невыносима. Денис смотрел вперед, как другие обезображенные люди мечутся и делят с ним эту кару. Шум, гул даже не вокруг, а в его голове. Крики людей смешивались с их жизненными историями – воспоминания, мысли озвучивались и сливались с жаром вокруг. Его взгляд остановился на девушке, которая находилась недалеко от него. Она стояла на месте и смотрела на него карим блеском нетронутых огнем глаз. Девушка закусывала губы, терпела и стонала до какого-то предела, потом вырывался крик. «Это снова она. Как ее зовут?» Он собрался через силу крикнуть, но она как будто прочитала его мысли и передала ему свои: «Илария».
Дэн продолжал: «Ты меня помнишь?» – «Ты спас меня от острого дождя. Но, как видишь, мы оказались в еще худшем месте. Это расплата за наши грехи». – «Я убил тебя. Я не могу себя простить за это». – «Не ты убил меня, я сама себя убила. Наложить руки на себя я не могла – грех, а тут такой момент. Я специально выбежала под пули. Я искала смерти. Я должна просить прощения у тебя. Я виновата перед тобой. И сейчас горю в этом пламени за свою вину перед собой и перед тобой».
«Меня проклинали твои родители. Я проклинал себя, я жил с этим и теперь живу», – Денис смотрел в ее глаза, и какое-то чувство кроме мучения и страха проскользнуло в его душу. Дэн слышал ее мысли. «Я не ослушалась родителей и вышла замуж за Георгия. А ведь мне хотелось учиться, я хотела стать учительницей. Но воля родителей для нас все. Отец считал, что партия удачная и ему станет легче кормить свою семью. Нас было пятеро детей, я старшая. Мать сказала: «Дочка, тебе решать, но у нас нет денег тебя учить. Если муж разрешит, ты будешь учиться. У Георгия есть деньги». И я вынужденно согласилась. Георгий, конечно, не разрешил учиться, сказал, что для женщины главное – муж и она должна сделать все, чтобы он спокойно мог заниматься своим делом и приносить в дом деньги. Я безропотно делала все, что нужно делать жене. Но мне было одиноко. Георгий никогда не говорил, что любит меня, он вообще со мной не разговаривал, он только давал поручения. Георгий возвращался домой поздно, иногда в каком-то приподнятом настроении, и я часто слышала от него запах пороха. У меня не было подруг, я не могла пожаловаться родителям. Да и на что? Муж мне не уделяет внимания, мне скучно? Меня бы не поняли. А потом мне стало страшно, что так пройдет моя жизнь. Мне хотелось ребенка, но после первой неудачной попытки врач сказал, что у меня больше не будет детей. Георгий стал относиться ко мне как к неполноценной и упрекать меня. Он пренебрегал мной как женщиной, он пользовался мной как животное».
Когда в ее рассказе возникала пауза, на волю вырывался крик, крик от обжигающей боли. Денису хотелось помочь ей, хотелось прижать к себе. Ступая по раскаленной лаве, он приближался к Иларии.
«Я наперекор воле мужа пошла работать няней в детский дом. За это он меня избил. Но я сказала, что буду работать. На что он ответил: «Тогда я тебя убью». А мне было все равно. Поэтому я ходила на работу. Он бил меня не всегда, только когда был зол. Потом я разобралась в его злости – он или не получил свою дозу наркотиков, или что-то не срасталось в их деле. Это он стрелял тогда возле детского дома в вас. Я, когда выбежала, еще не знала, что его убили.
Илария закричала. Дэн приблизился к ней. Он не мог взять ее за руку, все тело было в ожогах, и он боялся сделать больнее. Они смотрели друг другу в глаза. И закрывали их, когда кто-то из них кричал, потому что не могли видеть боль друг друга. Глаза Иларии завораживали Дэна, он в них видел любовь. Для него в этом аду было маленькое счастье – Илария. Из-за этого нового для каждого из них чувства жар становился слабее.
Дэн сказал: «Каждый из нас в той жизни мог поступить по-другому. Но, наверное, надо было пройти тот путь. Мне – для того, чтобы встретить тебя, пусть даже здесь. Попросить прощения и освободиться от прошлого».
Илария ответила: «Я могла изменить свою жизнь и сделать выбор по своему желанию. И, кто знает, может быть, я встретила бы тебя намного раньше и не здесь. Но не сделала этого, полагаясь на волю родителей. Я давно простила и отца, и даже Георгия. Ведь это был мой выбор».
Денис машинально взял Иларию за руки и прижал к себе: «Будем гореть вместе».
И вдруг… Это как глоток воздуха для тонущего человека, это как прорыв. Паря, Денис и Илария увидели свет! Свет солнца, который показывает миру краски цветов, шелестящую листву, мурашки от ветра на воде, рисует радугу. Это земля! Они еще не понимают. Но их переполняет такое счастье! И две души сливаются в одно целое, растворяются в этой красоте и становятся этой красотой – частичкой рая, создавая его в цветущих полях, ароматной весне, теплом ветерке, сверкающем инее, бегущих реках, таинственных океанах, непроходимых лесах, парящих птицах, музыке... И какой-то человек почувствует умиротворение и свободу. Он поймет эту красоту и уже не захочет другого. И, может, его жизнь наполнится любовью, которая будет творить и созидать на земле. И только тогда, поверив в себя, он сможет ей делиться. Делиться любовью, вселяя веру в других. И давать миру надежду на бесконечные закаты и рассветы. На жизнь с ощущением счастья.

***
За все надо платить – за незамеченную обиду, за предательство, за равнодушие. За уже нечистую воду, не растущее дерево. За ложное удовольствие. За нарушение установленных не нами правил игры – Игры Жизни.
Именно для очищения проходят души страдания. Но страдания могут остаться для кого-то бесконечными. И каждый раз душа будет проходить их по кругу. Но и в этом бесконечном пекле есть надежда на спасение. Душа, в которой окажется любовь, спасет себя и еще чью-то душу. И половинки, которым так и не пришлось встретиться на земле, встретятся здесь.
А одинокие души, души, не знавшие любви, парят над Землей, напоминая людям о наказании. Поэтому вдруг вместо теплого летнего дождика ураган срывает крыши, цунами смывает все на своем пути. Не щадит мороз, сжигает солнце. Не отступают болезни. Мы познаем боль, нас сковывает страх. Но утихает дождь, весна сменяет зиму… Страх исчезает, и все идет как прежде.
Одинокие души рождаются вновь на земле. И у них есть надежда встретить любовь и однажды стать единым целым и парить над миром.

***
Марат и Ольга сидели на берегу моря. Их ноги омывали теплые спокойные приливы. Чтобы увидеть небо, не надо было поднимать голову – все звезды, луна отражались в воде и немного искажались от волн. Это была сказка. Ольга сказала: «Мы с Сергеем много где были, но на море не успели съездить. А вот как получилось. Ты веришь в судьбу?». Марат поднял голову и посмотрел в звездное небо. И эхом вдруг пронеслось: «Я обещал свозить ее на море. Если у меня не получится – исполни ее мечту. И навещай моих родителей. Это моя просьба». После молчания Марат обнял Ольгу и сказал: «Уже да. Я люблю тебя». И мысленно добавил: «Спасибо, друг. Ты все знал».