Вертолет

Третьего дня над нами кружил вертолет. С утра до вечера слышался гул и тарахтенье вертушки. Выйдешь на улицу - летает. Описывает круги над деревней, над полуостровом в изгибе Томи, где примостилось Сухово. То исчезает где-то над городом, за тем берегом, то опять приближается, снижаясь так, что наверное летчик хорошо видит меня, стоящую в моем дворе.
Сегодня опять летает. Тарахтит то далеко, то совсем близко. Что ему надо? Чего он высматривает? Наблюдает, патрулирует? Кого-то ищет...
Может, уже гидрологи прикидывают, где лучше подорвать лед на реке, чтобы не было заторов?
А может, сбежали из тюрьмы бандиты и скрываются в лесу?
Или же в связи с последними событиями власти блюдут, не происходит ли в округе чего необычного, каких-нибудь скоплений людей, - во избежание беспорядков? И правильно делают, а то ведь теперь, как и во времена всякой смуты, повылазит под видом сочувствующих, ратующих за мир(какой именно, вопрос), недовольных всем и вся - всякая нечисть. Использующая трудные времена себе на пользу, прорываясь к власти, к кормушкам и деньгам.
Кому война, а кому мать родна...
Вертолет все продолжает тихонько бродить по небесным тропам, озабоченно рокоча мотором, рассекая воздух лопастями. И как- то не по себе становится. Хотя знаешь, что война идет где-то далеко, так что не должны вроде бы долететь до середины Кузбасса "сюрпризы" ввиде мин и снарядов от границ Донбасских, но мало ли... Теперь ни в чем нельзя быть уверенным на все сто...
А каково приходится им - тем, кто т а м, видеть над головой совсем не мирные такие вот железные вертушки, даже представить себе невозможно. 
А вокруг гуляет по-весеннему теплый ветерок, лижет вместе с солнечным светом сугробы, превращая их в застывшие пока еще волны, в причудливые скульптуры, ваяет их направо и налево, изощряясь в фантазии. Податливый материал позволяет творить с собой все, что угодно. Зная, что наступает время его последнее. Под каждым снежком, снеговой горкой, превращенной в ледяное кружево, вырастает сосулька, стекает по ней вода к земле. Там она собирается в ручейки, озерца, прорывает невидимые пока еще дамбы, чтобы направиться к реке. Пока еще спящей, никем и ничем не тревожимой. Кроме кружащей над ее просторами, над застывшим руслом, над берегами в задумчивой дымке - непонятной, тарахтящей бескрылой птицы.