Зигзаги жизни. Часть 2. Рассказы и сказки

Содержание:  Позднее счастье Александры. В закоулках счастья.  Верочкино детство.  Две половинки.  Какие вкусные пончики! Последняя собака.   Большая Якиманка, дом 50.  Проспали!  Ёлочка-крошечка. Зазнайка.  Сказка про Лизу-капризу.  Мальчик-мячик.
      


 ПОЗДНЕЕ СЧАСТЬЕ АЛЕКСАНДРЫ

        Мы познакомились во второй половине 80-х годов прошлого столетия в небольшом лесопарке на окраине Москвы. Владельцы собак и собачек обычно люди общительные и охотно знакомятся друг с другом, выгуливая своих домашних питомцев. Александра была на восемь лет старше меня, но мы быстро нашли общий язык, подружились и с удовольствием общались много лет, тем более, что жили в соседних домах.
        Александра жила в крошечной двухкомнатной квартирке (девятиэтажка) со старенькой мамой и маленькой белой болонкой. Так сложилась жизнь, что у неё не было детей, и она ни разу не выходила замуж… Симпатичная, во всех отношениях приятная и весёлая женщина, Александра ещё в студенческие годы увлеклась спортивным туризмом. После окончания технического вуза, работая в НИИ, она продолжала до самой пенсии ездить в турпоходы, исходила с рюкзаком за плечами всё Подмосковье и побывала в различных регионах нашей огромной страны.
       Вечерние костры, песни под аккомпанемент гитары, романтика дальних переходов, переправы через реки… Жизнь была прекрасной, наполненной интересными событиями и яркими впечатлениями. У общительной Александры было много друзей, были, конечно, увлечения и романы, но создать семью так и не получилось… К сожалению, так в жизни бывает!
       Время шло... Мама стала совсем старенькой, часто болела, оставлять её одну на несколько дней стало нельзя, да и для Александры были уже тяжеловаты дальние походы. К шестидесяти годам она ушла из своего НИИ, устроилась работать смотрителем в один из Московских музеев. Постепенно круг её общения значительно сузился…
       Маме становилось всё хуже, она перестала совсем себя обслуживать и вскоре слегла. В конце концов, и работу смотрителя пришлось оставить. Пролежала мама несколько лет. Александра вырывалась с трудом два раза в день: погулять со своей собачкой, да в магазин за продуктами. На прогулках она жаловалась на свою беспросветную жизнь…
      Похоронила Александра маму, оплакала. Начались проблемы со здоровьем у её хвостатой подружки – болоночка стала уже тоже старенькой. Через пару лет умерла и собачка… Совсем затосковала Александра от одиночества! Как-то кто-то из знакомых предложил ей сдать маленькую комнату своей квартиры иногородней девочке, студентке-первокурснице. Подумала она и согласилась. Девочка оказалась хорошей, они подружились, хозяйке квартиры стало не так одиноко. Её жизнь шла размеренно и спокойно: прогулки по лесопарку с подругами-соседками, очереди в магазинах – время было сложное – милые вечерние чаепития с девочкой-квартиранткой…Иногда в хорошую погоду мы с Александрой и нашей общей приятельницей Полиной уходили на несколько часов за кольцевую дорогу. Бродили по лесным тропинкам, отдыхали, сидя на пенёчках – я читала свои стихи. Подруги очень любили эти прогулки…
     Семьдесят два года исполнилось Александре, когда она неожиданно получила приглашение на встречу однокурсников – празднование пятидесятилетия окончания института. Она обрадовалась. В назначенный день нарядилась в своё лучшее платье, накрасила губки, реснички, побрызгала на себя чуточку любимых духов, посмотрелась в зеркало и сама себе понравилась!
     Встреча однокурсников прошла прекрасно! Собрались в родном институте, потом отправились в кафе. Говорили – не могли наговориться, даже танцевали… Однокурсник  Коля, с которым она когда-то дружила в  студенческие годы, трогательно ухаживал за Александрой и отправился провожать её до дома. Он несколько лет назад похоронил жену, жил один, работал ещё на полставки в своём НИИ и страдал от одиночества. Они стали встречаться – завязался роман.
      Александра была на седьмом небе от счастья! Вскоре Коля предложил Александре перебраться к нему. Она согласилась. Началась идиллия семейной жизни. Александра с удовольствием занималась хозяйством. Она навела порядок в квартире мужа, в которой стало очень уютно, готовила вкусную еду – любимые  кушанья Коли, научилась печь пироги (Как-то у меня по телефону консультировалась!) Жили пожилые молодожёны душа в душу, вместе ходили на прогулки, иногда выбирались в театр. Николай частенько после работы покупал любимые Сашенькой (Он называл её только так) эклеры, цветы… Всё изменилось в жизни Александры. Резко поменялся и ритм, и характер питания. Порой она уставала, но и усталость была в  радость. Сашенька с  Коленькой, ворковали, голубками…
     Так продолжалось около двух лет. Здоровье Александры постепенно  ухудшалось, появилась слабость, всё сильнее болели ноги, всё труднее становилось по утрам вставать и приниматься за дела, но она не жаловалась и старалась скрывать от мужа своё недомогание… Однажды Александра не смогла наступить на опухшую и посиневшую ногу, боль была нестерпимой. Муж вызвал скорую, и Сашеньку увезли в больницу…
     В больнице диагностировали у Александра запущенный диабет, гипертонию. Начиналась гангрена. Врачи настаивали на ампутации ноги… Стало ясно, что после ампутации Александра не сможет сама себя обслуживать. Николай испугался – он не был готов ухаживать  за беспомощной женой-инвалидом, несмотря на то, что Александра обещала завещать ему  свою квартиру. Приехала в больницу  единственная двоюродная сестра Александры, которая была значительно моложе её. Они долго разговаривали, но сестра не захотела стать сиделкой инвалида даже ради квартиры. Александре становилось всё хуже, врачи торопили с операцией. В отчаянье больная попросила приехать к ней девочку, которая жила в её  квартире… И, о радость – та согласилась за ней ухаживать! Нотариус приехал в больницу, оформили завещание. Успокоившаяся Александра подписала согласие на срочную операцию…
        В ночь перед операцией Александры не стало!.. Всё произошло так быстро, буквально в течение двух недель!  Мне позвонила Полина – она чаще меня созванивалась с квартиранткой. Нам обеим было очень жаль нашу подругу… На похороны пойти не смогла – у меня в этот день были лекции в институте… Вечером я написала стихи:

Неожиданно, быстро и тихо
Ты ушла в мир иной, Александра.
Не услышу я звонкого смеха,
Добрых глазок твоих не увижу…
Больно мне. Я тебе благодарна,
Что с тобою сошлись мы поближе.
Ты делилась любовью, тревогой,
И  какое-то время дорогой
Мы с тобой параллельной шагали.
Ты прости, если что-то не так.
Пусть душа твоя птицею белой
Сквозь разлуки, печали и мрак
Пролетит обновленной и целой
В райский сад пред Создателя очи.
Там зимы не бывает и ночи…
Верю я, не бывает напрасной
Жизнь, и чудо есть в каждой судьбе.
Ты была, Александра, прекрасной,
Доброй, светлой. Спасибо тебе!

 
В ЗАКОУЛКАХ СЧАСТЬЯ 

Родилась  Риточка в 1930 году в Москве, на  Арбате. Она была у мамы с папой единственной дочкой. Папа работал инженером на заводе, мама преподавала в школе французский язык, бабушка вела хозяйство и присматривала за внучкой. Семья жила в большой восьмикомнатной коммунальной квартире, занимая две комнаты: в одной комнате – бабушка, в другой, чуть больше, малышка с родителями. Потом, когда Риточка подросла, бабушка по секрету рассказала внучке, что до революции вся квартира принадлежала ей, что они все старинного знатного рода, но об этом сейчас нельзя говорить. Ещё позднее девочка узнала, что бабушка – княгиня, князь-дед (генерал царской армии) погиб во время гражданской войны, что среди их предков были  князья и графы, генералы и адмиралы…
Риточка росла смышленой девочкой. Мама много занималась со своей доченькой  К четырём годам та уже хорошо говорила по-французски, к шести годам умела читать и на русском, и на французском языках.  Бабушка, понемногу учила девочку рисованию и рукоделию…
Рите исполнилось семь лет, когда летней ночью 1937 года её разбудил громкий стук в дверь.  В комнату вошли люди в военной форме. Они долго обыскивали комнату, разбрасывая вещи и перетряхивая книги. Дрожащая девочка сидела на стуле, завернувшись в одеяло – её постель тоже всю переворошили.
    – Собирайтесь, вы арестованы по подозрению в шпионаже. Девчонку можете взять с собой!
    – Не отдам! – закричала стоявшая в дверях бабушка и бросилась к Риточке.
    – А вы кто такая? – спросил старший группы.
    – Я бабушка!
 Старший подумал и сказал:
    – Быстро забирайте девчонку к себе, эта комната будет опечатана.
Долго плакала Риточка, лёжа в объятиях бабушки на её узкой кровати.
Утром Рита с бабушкой скромно позавтракали и поехали куда-то на трамвае, а потом долго шли пешком. В коридоре большого серого дома было много людей, все стояли в очереди к маленькому окошечку.  Когда через несколько часов подошла их очередь, бабушке сказали, что передачи не принимаются, свидания не разрешают, что им следует ждать официального сообщения…
Месяцы ожидания были мучительны. Наконец бабушка получила официальное письмо, в котором сообщалось, что её дочь и зять осуждены как враги народа на пятнадцать лет и отправлены в места отбывания наказания без права переписки.
На маленькую бабушкину пенсию жить было голодно, и бабушка подрабатывала, как могла: мыла полы, шила, стирала, пекла торты для благополучных людей – она всё умела делать. Внучку бабушка часто брала с собой, та ей помогала в меру сил.
Первого сентября 1938 года Риточка пошла в первый класс. Училась девочка хорошо. В классе было ещё несколько таких же, как она, обездоленных детей, они все старались держаться вместе…
Война стала тяжёлым испытанием для Риточки и её бабушки, впрочем, как и для всех людей огромной страны. Потом, став взрослой, Рита удивлялась – как же они с бабушкой сумели выжить: не умерли с голоду, не погибли в бомбёжки?.. Вспоминались и голод, и холод, и многочасовые очереди за хлебом, и дежурства с ровесниками на крышах во время вражеских налётов, и светлый радостный день ПОБЕДЫ!..
Бабушки не стало весной 1947 года. Риточка осталась одна. Мамина старшая сестра, к тому времени уже известный музыкант, взяла девочку под свою опеку. Рита успешно окончила школу и по совету тётушки решила поступать в институт. Но не тут-то было! С клеймом «дочь изменников Родины» у неё не приняли документы ни в один вуз. Только на годичные курсы техников-геофизиков её охотно зачислили – и аттестат у девочки почти отличный, и на курсах был недобор.
После окончания курсов Маргарита получила направление в научно-производственную геофизическую организацию (Трест), которая базировалась в Подмосковье. Симпатичная и общительная девушка легко вписалась в дружный коллектив. Её назначили младшим техником в одну из полевых партий. Дорога от дома до работы занимала два часа, в том числе – более часа на пригородном поезде (электрички появились только через несколько лет.). Поскольку многие сотрудники ездили на работу из Москвы – час пролетал незаметно за весёлыми разговорами.
Всю зиму занимались обработкой полевых материалов предыдущего полевого сезона. Толковая девушка быстро освоилась, работа ей понравилась, всё у неё получалось. Подготовили и успешно защитили после весело отпразднованного Нового года отчёт за прошедший год, написали (между делом, хорошо отметив и 23 февраля и 8 марта) и защитили  проект на новый полевой сезон  и в начале апреля выехали на полевые работы, в Среднюю Азию.
База партии расположилась в холмистой степи недалеко от неширокой, но бурной речки. На горизонте в лёгкой дымке виднелись горы. Весенняя степь радовала зелёной травой, цвели дикие тюльпаны, потом маки и какие-то другие цветы, название которых Рита не знала. Спали в двухместных палатках на раскладушках в спальных мешках. В большой солдатской палатке стояли складные столы и стулья – здесь обрабатывали материалы полевых наблюдений. Рабочие построили большой навес, сколотили два длинных стола и скамейки, установили железную плиту с трубой, на которой повариха готовила еду. Завтракали и ужинали все вместе, на обед каждой бригаде выдавались бутерброды (обычно с сыром), консервы или сваренные вкрутую яйца. Недалеко была сооружена земляная печка с заслонкой – в ней повариха пекла хлеб. Раз в десять дней устанавливали запасную большую палатку,  в которой устраивали  баню. В костёр клали небольшие валуны, потом раскалённые камни переносили в палатку и обливали их водой – получалась импровизированная парная… Городская девушка, Рита была очарована романтикой степной жизни.
Начальником партии был Владимир Николаевич – молодой мужчина лет тридцати, высокий голубоглазый  блондин. Риточка в него влюбилась ещё зимой. И он с интересом поглядывал на хорошенького младшего техника. Как-то в конце мая, когда степь была ещё покрыта высокой зелёной травой, вечером отмечали всей партией  день рождения одного из сотрудников. Было очень весело, от выпитого вина Рита слегка опьянела. Когда понемногу люди начали расходиться, к ней подошёл Владимир Николаевич и шепнул:
     – Какой чудесный вечер, пойдём к речке, погуляем!
     – Пойдём! – также шёпотом ответила, одуревшая от счастья девушка.
      Голова кружилась от пряного запаха трав. Речка шумела и поблёскивала в свете всходящей круглой луны… Владимир Николаевич обнял мускулистой рукой хрупкие плечи Риточки, она прильнула к нему… От жарких поцелуев кружилась голова, горячие и сильные руки скользили по телу… Это был первый мужчина в её жизни…
Они стали встречаться. Потом Владимир Николаевич предложил девушке перебраться жить в его палатку. Рита сияла от счастья, она была уверена, что у неё складывается семья.
В начале осени Маргарита почувствовала какое-то лёгкое недомогание, её стало поташнивать… Она посчитала дни и пришла к выводу, что скорей всего это не болезнь, а беременность. Подождав пару недель и убедившись в правильности своей догадки, Рита радостно сообщила своему Володеньке, что у них будет ребёночек. Тот задумался, а потом сказал, что через месяц они вернутся в Москву и тогда всё решат.
Через пару дней после возвращения в конце рабочего дня, когда все сотрудники уже оделись и спешили к проходной, Владимир Николаевич подошёл к Рите, взял её за руку и увёл в конец коридора к окну.
    – Ты знаешь, Риточка, я не готов стать отцом и семьёй обзаводится, пока не хочу, прости меня, – услышала Рита и в ужасе посмотрена на него.
    – Вот тебе деньги, – продолжал он, – освободись от ребёнка, нам с тобой он не нужен.
    – Ты хочешь, чтобы я его убила?
    – Не будь дурочкой, ты совсем молодая, успеешь ещё нарожать детей!
    – Не нужно мне никаких денег! – Рита бросилась к выходу.
Она лежала всю ночь без сна с сухими открытыми глазами. Он предал её, а она так его любила! Как он мог так с ней поступить? К утру Маргарита решила – она родит и вырастит ребёнка сама, она не может убить это крошечное существо, которое зародилось и растёт в ней!
Ритина любимая тётушка не одобрила принятое решение, но Маргарита была уверена в своих силах. Она замкнулась, на работе ни с кем не хотела обсуждать свою ситуацию, только попросила перевести её в другую партию, чтобы не видеть постоянно Владимира Николаевича.
В конце апреля Риточка родила сыночка!  Встречали её у дверей роддома подруги, коллеги. Они купили коляску для ребёночка, детское приданное…
Несмотря на трудности, Рита была счастлива. Она обожала своего сыночка, свою кровиночку, своё Солнышко, своего Сашеньку, названного Александром в память о его дедушке. Всё остальное просто перестало её волновать. Быстро пролетел послеродовой отпуск, а за ним и очередной. Надо было выходить на работу. В свой первый рабочий день Маргарита приехала на работу с ребёнком – ну не могла она своё Солнышко отдать в ясли на шестидневку (тогда работали шесть дней в неделю по восемь часов)!       
Руководство пошло навстречу молоденькой матери. Ей предложили работу в камеральной группе круглогодичной партии в Белоруссии, которая базировалась в большом селе. Маргарита согласилась. Ей сняли жильё рядом с работой, хозяйка дома согласилась за небольшие деньги присматривать за ребёночком.
Всё устроилось хорошо. Старушка-хозяйка с удовольствием нянчилась с малышом. Детской кроватки не было. Хозяйка достала с чердака старый очень большой и глубокий чемодан,  помыла его, высушила, положила на дно маленький матрасик и поставила на два стула. Получилась вполне удобная кроватка. Кто-то из местных жителей принёс старую, но прочную детскую коляску, и Рита в свободное от работы время гуляла со своим Солнышком. На работе тоже всё ладилось. Маргарита успешно и с удовольствием работала. Она разделила свой обеденный перерыв на две части и бегала кормить сыночка, который рос крепеньким, здоровеньким. Сашеньку любили все сотрудники.
 Зима пришла холодной. В январе столбик термометра опускался порой ниже тридцати градусов. Хозяйка топила печку несколько раз в день, дома было достаточно тепло. А вот на работе сотрудники партии мёрзли – дом старый и большой за ночь остывал, только к обеду более-менее прогревался. Люди стали простужаться и болеть. Заболела и Рита – кашель, насморк. Вскоре начал сильно кашлять и малыш – не помогали капли и таблетки, которые прописал врач сельского медпункта… Как-то ночью Рита проснулась от странных звуков – Сашенька хрипел. Она взяла его на руки – малыш был горячий. Испуганная мать разбудила хозяйку. Та, взглянув на ребёнка, быстро оделась и побежала за доктором… Не зная, чем помочь сыночку, Рита присела на кровать и, покачивая его, гладила ему спинку. Хрипы стали тише, и она чуть задремала… Громко хлопнула дверь, на ходу сбрасывая пальто, доктор подбежал и взял ребёнка. Мальчик не дышал. Искусственное дыхание не помогло…
    – Круп, детский круп. Я уже ни чем не могу помочь. Так бывает, – грустно сказал доктор.
    – Нет! Нет! – закричала Рита и, прижав к себе мёртвого ребёнка, стала его укачивать… 
Похоронили Сашеньку на сельском кладбище. Маргарита ходила как тень  и смотрела на всех сухими, невидящими ничего глазами. Её жалели, опекали, старались надолго не оставлять одну, уговаривали есть, следили, что бы она принимала прописанные доктором успокаивающие таблетки. Только на сороковой день Рита смогла заплакать. Она плакала лёжа на кровати, не переставая почти сутки, потом уснула…
     Из длительной командировки в Белоруссию Маргарита вернулась другим человеком. Это была уже не наивная, доверчивая, прехорошенькая девочка, а молодая, довольно суровая и уверенная в себе красивая женщина. Она стала толковым, опытным специалистом. Риту назначили старшим техником-геофизиком в одну из крупных партий, она легко влилась в новый для себя коллектив. Жизнь продолжалась.
В самом конце 1953 года Маргарита получила неожиданное письмо от матери. Та писала, что её реабилитировали, и она скоро вернётся домой. Письмо было сбивчивым, нервным. Они не виделись и не имели возможности переписываться с той трагической ночи в 1937 году, когда мать и отца арестовали и увезли из дома. Мать не знала, где её доченька, и пережила ли войну… Рита тут же села писать ответное письмо, писала и плакала…
Мама приехала вскоре после Нового года. Маргарита получила телеграмму, в которой она сообщала время приезда и просила ждать её дома. Дверной звонок прозвучал очень резко… На пороге стояла незнакомая пожилая женщина. Мать и дочь стояли и смотрели друг на друга, пытаясь уловить родные черты, у обеих по щекам текли слёзы. Наконец они обнялись!
Несколько дней мама отдыхала, а потом занялась хлопотами. По счастливому совпадению в квартире совсем недавно освободилась комната, и мама сумела её получить, восстановив прописку. Её взяли на работу в школу преподавателем французского языка, правда ездить было далеко и неудобно, но ведь это мелочи! Пришёл  ответ на мамин запрос о судьбе мужа – он умер в лагере ещё во время войны и похоронен в общей могиле…
Надо было жить дальше…
Ежедневно (кроме воскресенья) рано утром Рита и её мама выходили из дома и спешили на работу. Возвращались они обе поздно, усталые. Кто приезжал раньше – готовил простенький ужин на двоих. По выходным они отсыпались, занимались домашними делами, на которые в будни не хватало сил. Вечером иногда вместе ходили в кино, но чаще у каждой из них были свои личные дела…
Маргарита мечтала о счастье! В её представлении счастье – это семья: любящий, добрый, внимательный, материально обеспеченный муж, парочка здоровеньких деток, хорошая квартира… Она искала своё счастье, но не находила. Были увлечения, кратковременные и более или менее длительные связи, но это не приводило к браку – или она разочаровывалась в партнёре, или он отказывался от неё… Рита была уже опытной женщиной и очень старалась избегать нежелательных последствий близости с мужчинами. Однако это не всегда получалось, и приходилось обращаться к врачам. Однажды что-то пошло не так, и ей сказали, что она теперь не сможет иметь детей…
     А время шло… В начале 1960 года в Тресте появился новый сотрудник – молодой высокий румяный блондин, геолог, отработавший уже три с лишним года по распределению после института где-то в Сибири. Риточка как увидела его, так сразу и влюбилась. Звали блондина Марлен (ох уж эти советские имена 20-30-х годов!), и это звонкое имя ему очень шло. Многие молодые женщины заглядывались  на новенького. Всё знающая подружка сказала Рите:
   – Ты очень-то не надейся – он женатый!
   – Отобью! – легкомысленно ответила та.
Вскоре появилась в Тресте и новая сотрудница – прехорошенькая блондиночка небольшого росточка с задорным курносым носом и шикарными волосами. Она месяц назад защитила диплом и теперь вышла на работу. Звали девушку Светланой, представилась она своим коллегам как Света. Жила молодая пара в ближайшем посёлке в небольшой двухкомнатной квартире вместе с мамой Светы, которая работала в районном центре и была известна как очень толковый врач.
Всё было хорошо у молодожёнов. Они вместе приходили на работу, вместе шли домой, в обеденный перерыв дружно пили чай с принесёнными из дома бутербродами, сидя рядышком за рабочим столом Светланы. Они оба были общительные, приветливые и быстро освоились в коллективе. В начале мая геофизическая партия, в которой работала молодая пара, выехала в поле в предгорье Тянь-Шаня.
Полевые работы закончились во второй половине октября, и Марлен вновь появился в Тресте. А Светка, оказывается, ещё в конце сентября ушла в декретный отпуск и уехала домой. В конце ноября в семье появилась дочка! Рита очень завидовала Светлане – и муж такой видный, и ребёночек родился…
Руководство Треста ещё осенью договорилось с директором соседней школы, чтобы его сотрудники два раза в неделю после работы играли в волейбол в школьном спортзале. Маргарита с удовольствием принимала участие в этой игре. Марлен после возвращения из командировки тоже стал появляться в спортзале. Он хорошо играл в волейбол ещё со студенческой поры, когда был членом сборной команды института. Однажды так получилось, что Рита и Марлен вышли одновременно последними из своих раздевалок. Они были, конечно, знакомы, но наедине остались в первый раз. На земле лежал рано выпавший в этом году снег. Рита кокетничала с Марленом, поддразнивала его (она это теперь умела), шагая по узкой и скользкой тропинке. То ли Рита поскользнулась, то ли нарочно толкнула Марлена – они оба упали в глубокий снег, их лица оказались  совсем рядом. Они несколько секунд смотрели друг на друга, потом озорная женщина поцеловала своего спутника в губы, ловко вскочила и убежала…
Марлен стал с интересом поглядывать на Маргариту. Она посмеивалась и кокетничала с ним. Вскоре, договорившись с жившей рядом подругой, Рита пригласила Марлена после игры в волейбол попить чайку. На столе у подруги оказалась бутылка вина, жареная картошечка. Посидели немного, выпили, закусили, и подруга вдруг посмотрела на часы, вскочила и сказала:
    – Ой, ребята! Я совсем забыла,  мне надо по важному делу сбегать недалеко! Вы тут посидите одни. Рит, если я задержусь, и вы без меня уйдёте, положи ключик под коврик у двери!
    – Хорошо, – ответила Рита.
Они остались одни в квартире. Молча допили вино, доели картошку. Рита убрала со стола, подошла к Марлену и смело обняла его…
    – Мне было очень хорошо с тобой. Светка так не умеет, – сказал, прощаясь, Марлен.
Довольная Маргарита лукаво улыбнулась. Они стали изредка встречаться…
В конце февраля Света уже вышла на работу. Её старенькая бабушка отлично справлялась с ребёнком, а у молодой кормящей мамы был укороченный на час рабочий день, и она  в обеденный перерыв на два часа бегала домой кормить ребёнка. Марлен пил  чай с бутербродами в обед один или в компании сослуживцев, а иной раз и с Ритой. Их встречи продолжались.
В начале июня Марлен в составе большой геофизической партии улетел во Вьетнам  на целый год. Света, как кормящая  мать, задержалась на четыре месяца, а потом последовала за мужем, оставив дочку на попечение своим бабушке и маме...  Вернулись они летом 1962 года.
Рита была очень рада возвращению Марлена, их встречи возобновились. Марлен вступил в КПСС, его ценили, как прекрасного специалиста.
Как-то в конце зимы, на одной из тайных встреч, Марлен пожаловался своей подружке на жену:
    – Светка моя что-то совсем ко мне охладела, ляжет спать и притворяется, что сразу уснула.
    – А ты спроси напрямую, может у неё кто-то есть, – обрадовалась Рита.
    – Да не похоже… Во Вьетнаме у нас неприятный инцидент был – может всё дуется? Пора бы и простить…
Как-то Рита услышала, что Светлану видели в Москве с одним из симпатичных  сотрудников Треста. Она тут же рассказала об этом Марлену. Тот устроил жене сцену ревности и пригрозил:
    – Если это повторится, я уйду от тебя!
    – Можешь хоть сейчас уйти, – услышал он в ответ.
Сгоряча Марлен оделся и ушёл.  Несколько дней он ночевал у приятеля. На работе Светлана при встречах в коридоре, молча задрав свой курносый нос, проходила мимо него. Они работали сейчас в разных партиях – так получилось после возвращения из Вьетнама. Марлен забеспокоился. Его вполне устраивала семья: очаровательная дочка, симпатичная, спокойная жена, строгая, но справедливая тёща… Восьмого марта (тогда это был рабочий день.) Марлен остановил на лестнице Свету и стал извиняться. Они помирились, семья воссоединилась…
В конце  апреля Марлен и Лана разъехались по полевым базам своих партий: она осталась в Подмосковье, он отправился на Саяны месте с Ритой. Переписка была вялой. В конце полевого сезона Марлен написал жене письмо, в котором сделал ещё одну попытку выяснить и наладить отношения, угрожал разводом. Света читала письмо, плакала и вспоминала этот отвратительный случай во Вьетнаме.
 Марлен любил шумные застолья с друзьями и не всегда знал меру. Выпив лишнего, он вёл себя далеко не лучшим образом. Потом он просил прощения… Но в тот раз между ними случилась очень некрасивая ссора. Светлана, в разорванном платье и горящей от пощёчины щекой, выбежала из гостиничного номера. Она провела бессонную ночь на диванчике в номере подруги. Утром надо было ехать на работу, Света вернулась к себе, чтобы переодеться, и увидела развалившееся в кресле тело спящего в глубоком опьянении мужа, испачканного рвотными массами. В комнате отвратительно пахло мочой, рвотой и водочным перегаром. С трудом сдерживая тошноту, она собралась и побежала к маленькому автобусу. Весь день Светлану преследовал этот жуткий запах. Вечером Марлен просил прощения, стоя на коленях. Светлана простила. Но! Если бы он был её братом, и ей не надо было спать с ним в одной постели! Света знала, что муж погуливает. Ей «добрые люди» говорили и о его встречах с Ритой, и о поварихе в экспедиции… Но дело  было не в этом. Что-то случилось с её телом, интимная жизнь с Марленом превратилась в пытку. Она с трудом сдерживала тошноту, каждый раз, против своей воли представляя ту жуткую картину и ощущая тот мерзкий запах. Надежда, что это пройдёт и всё наладится, постепенно таяла…
Свете было страшно. У них была налаженная, достаточно спокойная жизнь, растёт дочка. И строгая мама будет недовольна. И Марлена ей было по-человечески жалко. Он был так уверен, что она никуда от него не денется, испугается развода! И куда он теперь пойдёт, где будет жить? Но надо было принимать решение…
Перечитав ещё раз письмо мужа и опять всплакнув, Лана вытерла слёзы и написала ответ: «Я не могу больше так жить. Мы разводимся!»
Марлен вернулся из командировки домой чуть  позднее Светланы. Они проговорили почти всю ночь, стоя в подъезде, чтобы никого не тревожить. Света была непреклонна. После завтрака она взяла дочь и уехала в гости к подруге. Марлену ничего не оставалось, как собрать чемоданы и уйти. Он опять поехал к приятелю.
Весть, что Светка выгнала мужа, быстро распространилась в Тресте. Ему сочувствовали мужчины, её осуждали женщины – такого красавца выгнать! Она отмалчивалась. Маргарита была довольна и через несколько дней предложила Марлену перебраться к ней. Тот согласился.
 Шло время. Марлен пару раз в месяц навещал дочку, привозил ей подарки, в день зарплаты отдавал Свете деньги на содержание ребёнка. Прошло два года. Рита была почти счастлива, её только беспокоило то, что распавшаяся пара официально не оформляет развод. Марлен поступил в заочную аспирантуру, его избрали секретарём парткома Треста. Ещё через год Светлана тоже   поступила в аспирантуру (очную) и ушла из Треста. Как-то зимой она при разговоре с бывшим мужем по телефону сказала, что им, наверное, пора оформить развод. Рита обрадовалась – наконец-то! Марлен попросил бывшую жену не подавать заявление на алименты, обещая регулярно пересылать ей деньги на дочку, и получил согласие.
Маргарита очень хотела поскорее оформить брак с Марленом, но тот не спешил. Ему предложили двухгодичную командировку за рубеж, главным инженером геофизической партии. Рита тоже была включена в состав отъезжающих специалистов. Но неожиданно в бухгалтерию пришёл исполнительный лист на алименты и поездка не состоялась. Марлен был взбешён и обижен – как могла Светка так с ним поступить! Он перестал навещать дочку, ему и в голову не приходило, что он сам был во всём виноват. Он жадничал – получая большие премии, не учитывал их при определении суммы перевода. Светлана случайно встретила на улице главного бухгалтера Треста и та, спросив, сколько денег ей присылает отец ребёнка, охнула:
 – Да он же тебя обманывает! Не будь дурой – подай на алименты! У него огромные премии!
Светлана удивилась плутовству бывшего мужа и обиделась на него. Она вспомнила, как он рассмешил её после развода. Судья спросила пару, кто будет оплачивать штраф за развод. Света хотела сказать, что пополам. Но Марлен опередил её и решительно заявил, что, конечно, он! Им, очевидно за приличное поведение, присудили к оплате очень небольшую сумму. После ближайшей зарплаты Марлен, посылая Лане деньги на дочку, удержал с неё ровно половину уплаченных им денег. … Светлана решила последовать совету бухгалтера и подала заявление на алименты.
В 60-х годах шла реконструкция Арбата. Строилась новая магистраль, сносились старые дома с коммунальными квартирами, людей переселяли в новые просторные квартиры – правда в новостройки на окраинах Москвы. Наконец подошла очередь и Ритиного дома.
 Чтобы получить квартиру побольше, надо было прописать Марлена в старой квартире. А для прописки требовались веские основания. Марлен подумал и согласился на регистрацию брака. Событие отметили в небольшом Арбатском кафе в узком кругу друзей.
После коммуналки новая трёхкомнатная квартира казалась дворцом. Маленькую комнату заняла мама. В средней комнате устроили супружескую спальню, в самой большой поставили диван и телевизор. Ну, вот и осуществились почти все Риточкины мечты! У неё был законный муж, почти кандидат наук, видный мужчина (многие подружки ей завидовали), просторная трёхкомнатная квартира… Только вот деток не было, но Марлена это устраивало.
На работу в Трест стало очень далеко ездить. Марлен быстро устроился на работу  в Москве, перетащив потом туда и Риту.  Началась настоящая семейная жизнь.
Время шло. Марлен защитил кандидатскую диссертацию на полгода раньше Светланы. Они изредка перезванивались, к дочке отец не ездил, и Риту это радовало. Её немного всё ещё беспокоило то, что Светка никак не выходит второй раз замуж. Марлен выпивал больше, чем следовало, доходили слухи, что он погуливает, но Маргарита на это старалась не обращать внимание. Болела мама – всё-таки сказывались годы, проведённые ею в сталинских лагерях…
 Весной, в самом конце семидесятых годов Марлену позвонила Светлана и пригласила на свадьбу дочери в ресторан. Он вдруг осознал, что его дочка выросла и практически без него, стала мастером спорта и вот собралась замуж. На свадьбу он, конечно, поехал, Риту не позвал.   
    Муж приехал домой полный впечатлений: и дочка у него красавица, и Света молодец, уже доцент, преподаёт в вузе и прекрасно выглядит. В конце лета Марлен поехал к дочке на новоселье – молодожёны въехали в двухкомнатную квартиру, как-то Светлана сумела это устроить. Вернулся он в восторге. Дочка такая хорошая хозяйка, такие вкусные салаты приготовила, мясо. Шикарные пироги, правда, пекла Светланка – ну и мастерица. И дочка-то умница, и бывшая жена так хорошо выглядит, и собеседник интересный… Рита забеспокоилась. Когда поздней осенью Марлен собрался к дочке на день рождения, жена ему сказала:
    – Я хочу поехать с тобой.
    – Я позвоню дочке, пусть спросит у матери, не возражает ли она, – смущённо ответил Марлен.
Светлана не возражала. Она была довольна, что у Марлена всё хорошо сложилось после развода, и никаких претензий к Рите не имела.
     Маргарита очень волновалась, пока они с Марленом ехали в электричке. Но всё оказалось проще, чем она предполагала. Света встретила их приветливо, обняла Маргариту и сказала;
    – Я рада тебя видеть, ты прекрасно выглядишь.
Обстановка за столом была доброжелательной, спокойной, много шутили. Света действительно очень хорошо выглядела, вела себя естественно. Ну а дочка Марлена оказалась выше всяких похвал. И опять Рита с грустью вспомнила своего Сашеньку и позавидовала Светлане…Через год на дне рождения дочери Светлана познакомила их со своим мужем. «Слава Богу!» – подумала Рита. Так всё и повелось. Ежегодные поездки на день рождения дочки мужа даже нравились Маргарите. Через несколько лет Марлен стал дедом – теперь ездили и на день рождения внучки.
Тихо, никого не беспокоя, умерла Ритина мама, ей было всего чуть за семьдесят. Старшая сестра матери всё ещё преподавала в консерватории, но ей уже стало трудно себя обслуживать. У неё была прекрасная квартира в центре Москвы. Рита раз в неделю ездила туда, чтобы помочь с уборкой, закупить на неделю продукты, приготовить на несколько дней еду. Как только в 1985 году Маргарите исполнилось пятьдесят пять лет, она ушла на пенсию – надо было помогать любимой тётушке. Стала ездить к ней через день. Пенсия у Риты была небольшая, но тётушка ежемесячно выдавала ей кругленькую сумму, чтобы та могла покупать себе хорошую косметику (и не только), регулярно посещать платный бассейн и так далее.
Время текло незаметно. Подрастала вторая внучка Марлена, старшая пошла в школу, начала заниматься спортом. Дочкин муж получил большую квартиру. Умерла на девяноста шестом году жизни Ритина тётушка, оставив своей единственной племяннице шикарную квартиру, антиквариат, да и свои немалые сбережения. К шестидесяти годам Марлен стал прихварывать. Диагностировали сахарный диабет. Далеко не ангельский характер мужа стал ещё хуже. Рита старалась ему во всём угождать, но не всегда получалось.
Марлен не доработал немного до семидесяти лет – ему было уже тяжело ездить на работу, рано вставать. Они давно жили в центре, в квартире тётушки, свою квартиру недорого (по-родственному) сдавали дочке Ритиной двоюродной сестры по отцу. Выросли и повыходили замуж красавицы внучки. В 2005 году у Марлена появился правнук…
Маргариту стали раздражать поездки на дни рождения дочки и внучек Марлена. Она сидела за столом смотрела на эту большую, дружную и счастливую семью и чёрной завистью завидовала Светлане. Та прекрасно выглядела, была  всё такой же симпатичной и улыбчивой, как много лет назад, всё ещё (и с удовольствием) работала в своём любимом институте. Рита никогда не была хорошей хозяйкой, не любила (по сути, и не умела) готовить. У Светкиной дочки стол всегда ломился от вкусной, домашней еды. Вина там пили мало, а Марлен всё ещё любил выпить. Для него дочка специально ставила на стол бутылочку приличного коньяка. Выпив под шикарную закуску, он начинал разглагольствовать – всегда любил быть в центре внимания. Теперь у него были две любимые темы: злобно ругать жизнь и правительство и рассказывать пошлые анекдоты. Молодежь посмеивалась, а Светлана напрягалась – Рита понимала, что той неловко за бывшего мужа перед окружающими…      
Когда Маргарите исполнилось восемьдесят лет, она отказалась ездить с мужем  к его родственникам. Рита уже давно перестала бояться его потерять – старый, толстый, лысый и больной – кому он теперь нужен!  Несколько лет Марлен ездил к дочке один, потом у него не стало на это сил. Так и жили два одиноких, по сути дела никому не нужных, старика. Хорошо, что были деньги: к ним приходила женщина убираться, стирать, по телефону они заказывали еду и записывались к врачам. Рите уже и в бассейн ходить было тяжеловато, но она все-таки пару раз в неделю туда выбиралась. Только племянница со стороны отца интересовалась стариками, но Рита понимала, что та просто ждёт их смерти, чтобы получить наследство…
Вечерами, когда Марлен уже спал, сидела порой Маргарита на кухне и грустно размышляла. Она думала о том, что жизнь практически заканчивается. Как быстро она пролетела!.. Что после неё останется? Была ли она счастлива? Для чего она жила? Ни детей, ни внуков не получилось, работу она свою не любила, просто надо было работать – вот и работала… Марлен? Сколько сил и хитрости Рите понадобилось, чтобы заполучить его в мужья! А стоило  ли это  того? Она так долго боялась потерять его, жила в постоянном напряжении. … А Светлана? Почему она решила расстаться с Марленом? Знала, что он изменяет ей с Ритой? Конечно, знала! Но, судя по её доброжелательному отношению к Рите, не это стало причиной развода. Что же случилось во Вьетнаме между ними? В любом случае, развод пошёл Светке на пользу: она поступила в аспирантуру, успешно защитилась, стала  уважаемым человеком…
Маргарита всегда завидовала Светлане, и когда та была женой Марлена, и потом… Вспоминая её, Рита думала, что, наверное, та права и счастье не вне, а внутри человека. Счастье – это гармония с собой и с окружающим миром. Вот этой гармонии  Маргарита так и  не смогла достичь…
Не стало Риточки весной, на восемьдесят седьмом году жизни. Она за пару месяцев  сгорела от рака. Марлен (он был моложе на три года) пережил её на несколько месяцев. Одинокий, беспомощный, безнадёжно больной, практически лежачий старик попал в полную зависимость от родственников жены. Марлену хотелось после смерти, хоть что-то оставить дочке – он смутно чувствовал какую-то вину перед ней. Но! Он подписал все бумаги, которые были нужны родственникам Риты для получения всего наследства обоих стариков после угрозы, что в противном случае его оставят без всякой помощи…   
 
   
ВЕРОЧКИНО ДЕТСТВО

Верочка родилась в многодетной семье осенью 1933 года в подмосковном городе Лосиноостровск, (В 1939 году был переименован в город Бабушкин в честь  полярного лётчика, а 1960 году – стал Бабушкинским районом Москвы.). В 1936 году у Верочки появится младший братик. Семья жила в посёлке Метростроя, глава семьи работал на строительстве метро, а мама занималась хозяйством и воспитанием детей.
Самая старшая Верочкина сестра рано вышла замуж, уехала с мужем в Белоруссию и поселилась в родной деревне родителей. Там  жили и работали многочисленные родственники семьи. В начале июня 1941 года мать отвезла четверых младших детей в деревню на всё лето, на свежий воздух к старшей дочке, у которой на приусадебном участке был сад-огород, где в изобилии росли зелень, ягоды, овощи,  фрукты… Кто же знал, что будет война!
Большинство мужчин ушли на фронт. Остались в деревне женщины с детьми, подростки, пожилые мужчины, старики и старухи… Немцы ворвались в деревню ночью с факелами, стали выгонять народ на улицу,  поджигать избы… Люди выскакивали из горящих жилищ полуодетые, почти ничего из вещей не успев прихватить. Всех согнали на большую поляну за околицей, стали сортировать. Представителей мужского пола, даже древних стариков и подростков, всех, всех, кроме маленьких детей, отвели к опушке леса и на глазах, обезумевших от страха и горя женщин и плачущих детей,  расстреляли очередями из автоматов. Остальных заперли в большом сарае, а утром  загнали битком в крытые грузовые машины, вплотную друг к другу, и куда-то повезли…
На окраине Брянска, в старом производственном многоэтажном здании немцы организовали концлагерь, куда  свозили людей из разорённых деревень. Именно туда привезли Верочку с сёстрами и братом. Измученные дети старались держаться вместе, сёстры опекали маленького четырёхлетнего братика. Продержали всех в концлагере до весны в холоде, тесноте и грязи. Раз в день давали малосъедобную баланду с куском чего-то едва похожего на хлеб. Люди пухли с голоду. Началась эпидемия тифа. Живые лежали с   мёртвыми рядом…. Уж как детям удалось выжить в этих жутких условиях – одному Богу известно!
В конце весны всех, кто мог самостоятельно передвигаться, погрузили в товарные вагоны длинного состава и повезли на запад, в Германию. Остальных перестреляли… Ехали довольно медленно, поезд часто снижал скорость или совсем останавливался. Немца в вагон не заходили, людей мучили и голод и жажда. Примерно через сутки поезд в очередной раз сильно замедлил ход, почти остановился в лесу. Слышался гул самолётов, разрывы бомб. Несколько бомб попали в состав, некоторые вагоны загорелись. От сильного толчка в вагоне, где была Верочка (и некоторых других), покорёжило стены и вывалились двери. Люди в ужасе стали выпрыгивать из вагонов и побежали в лес. Позади слышались автоматные очереди… Когда всё стихло, уцелевшие в изнеможении попадали на землю. И опять детям повезло – все четверо были живы и не потеряли друг друга.
Дети и женщины разного возраста брели по лесу, еле передвигая ноги. Через пару часов им встретился лесной ручей с берегами поросшими щавелем и другой зеленью. Напились из ручья, стали жевать съедобные травы и коренья… Переночевали лёжа на ещё холодной земле вповалку, тесно прижавшись друг к другу и пошли дальше, не зная куда…
На вторые сутки они наткнулись на партизанский патруль. Их отвели в лагерь, накормили, долго расспрашивали. Как же хорошо, спокойно было ночевать в тесной землянке!
Началась новая жизнь, жизнь в лесу. Пережитое не прошло бесследно. Когда спало напряжение, кое-кто из женщин и почти все дети разболелись, сказалось физическое и эмоциональное истощение. Партизанский врач старался помочь больным, но некоторым детям, в том числе и Верочке с сёстрами и братом, становилось всё хуже. Руководство партизанского отряда приняло решение тайно переправить больных в маленькую больницу, которая функционировала в большом селе, и имело связь с партизанами.
Расположенные в западной Белоруссии сёла, фашисты пока не трогали и обложили продналогом. Каждое хозяйство ежемесячно поставляло немцам определённое количество продуктов питания. Люди старались не нарушать сроков поставок, так как это было чревато большими неприятностями. Работать приходились очень много всем и чуть подросшим детям, ведь надо было ещё и партизан кормить, и самим не сильно голодать! 
      Вот в такое село больных детей и перевезли постепенно по ночам на подводе. Не все дети, не смотря на старание врача, пошли на поправку – несколько детей, в том числе и младший брат Верочки умерли. Остальных, когда опасность для их жизни миновала, хоть они и были ещё лежачие, местные жители разобрали по домам, по одному в семью, от греха подальше. Верочку старались кормить, как можно лучше, днём выносили на солнышко и клали на расстеленное толстое одеяло. Девочка постепенно окрепла, начала ходить, а потом постепенно включилась в посильную для неё работу. Сёстры Верочкины тоже остались живы, девочкам иногда удавалось увидеться…
Приютившие Верочку люди относились к ней, как к дочке. В семье было несколько детей разного возраста. Вера быстро подружилась со всеми. Общие невзгоды обычно сплачивают людей. Летом и осенью все работали с раннего утра до ночи. Верочка уставала, но старалась, как могла. Зимой, когда выпал снег, работы стало немного меньше. Детей разделили по возрасту и организовали что-то вроде школы – младших учили читать, писать, считать. Однако времени на учёбы было мало. Весной 43-го опять начались изнурительные работы в поле и на огороде… Следующая зима ни чем не отличалась от предыдущей – работа и немного учёбы. Верочка подросла, приспособилась к условиям, в которых жила. Она уже немного научилась читать и писать.
Весной 1944 года стало известно, что наши войска стремительно наступают. Немцы стали нервные, требовали всё больше и больше провианта.  За несколько дней до освобождения ночью все жители села, забрав самое необходимое, скот ушли в лес к партизанам. Немцы отступали в панике. Они торопливо мародерствовали, в спешке поджигали дома в опустевших сёлах. К счастью, погода испортилась, шли дожди, и отсыревшие дома плохо горели…
После освобождения сёл Красной Армией, люди вернулись из леса в свои разграбленные или полусгоревшие дома. Дом, в котором жила приютившая Верочку семья, уцелел. Надо было жить. Восстановившаяся районная власть организовала доставку в освобождённые сёла семян, всем миром стали засевать колхозные поля и свои огороды. Техники не было, лошадей не хватало – женщины и дети впрягались в плуг и пахали землю…
Ближе к осени приехали в село уполномоченные, переписали всех приёмных детей. После окончания уборки урожая на грузовой машине увезли детей в Брянск и поселили в старой школе – там уже находились ребята из других сёл. Было голодно, печи в старой школе плохо держали тепло, дети ежедневно пилили и кололи дрова, чтобы не замёрзнуть… Только в самом конце 1944-го года сёстры вернулись домой. Мама плакала от радости обнимая своих доченек. Дома тоже было голодновато, но что это по сравнению с тем, что пережили девочки в фашисткой оккупации!
В школу девочки пошли только первого сентября 1945-го года. Верочка умела уже читать, и писать – её приняли сразу во второй класс.
 Училась очень старательная и усидчивая Верочка хорошо, после окончания десятого класса поступила в институт, успешно его окончила. На работе её ценили, как ответственного и надёжного работника. И замуж она вышла, и дочку родила…  Дочка выросла хорошим человеком, сама уже стала бабушкой. Муж был старше Верочки на десять лет, прошагал всю войну с начала до конца, остался служить в армии. Похоронила Вера Коленьку своего  в начале двухтысячных…
Давно отгрохотала война, но до сих пор, сейчас уже конечно реже, снятся Верочке по ночам страшные сны из её военного детства…
    

ДВЕ ПОЛОВИНКИ

    Метельным поздним вечером в конце ноября 1973 года Людмила Викторовна вошла в здание Московского аэровокзала. Через два дня в далёком сибирском городе начиналась трёхдневная отраслевая научная конференция, где ей предстояло выступить с докладом. Самолёт должен был взлететь в начале двенадцатого ночи и через четыре часа приземлиться в пункте назначения. Следующий день планировалось выспаться, погулять по незнакомому городу, собраться с мыслями перед докладом, так как он был заявлен в программе одним из первых.
     Людмила Викторовна уже  не первый год преподавала в столичном вузе. Ей было далеко за тридцать. Она давно развелась с мужем и одна воспитывала дочь. Очень симпатичная, улыбчивая, приветливая, общительная и независимая, кандидат наук, доцент – она нравилась мужчинам и пользовалась большим уважением студентов, коллег и многочисленных знакомых производственников отраслевых предприятий из разных городов большой страны. 
    В зале аэровокзала  Людмила сразу увидела знакомых. Программа конференции и актуальная тематика докладов интересовала многих. Из Москвы летели  не только представители её вуза, но и отраслевого НИИ, и производственники. Кроме того, через Москву добирались делегаты западных, южных и северных регионов страны. Большинство были знакомы друг с другом, незнакомые – быстро знакомились.  К Людмиле подошёл давнишний приятель, а с ним – высокий, симпатичный мужчина лет сорока:
     – Людмила Викторовна, я хочу вас познакомить с моим другом, кандидатом технических наук, главным инженером самого передового в отрасли Энского предприятия. 
     – Богдан Юрьевич, – улыбнувшись, представился мужчина.
Людмиле ничего не оставалось делать, как назвать себя и протянуть руку, которая просто утонула в большой, тёплой мужской ладони. Глаза их встретились, и она почувствовала, как по коже побежали мурашки…
   – Мила, как я рада тебя видеть! – на неё с разбегу налетела давнишняя приятельница. – Как давно мы не виделись! Пойдём, я тебе кое-что расскажу! – она схватила Людмилу за рука и потянула за собой.
По радио объявили, что регистрация на рейс №… откладывается на час. Через час объявили, что информация о регистрации пассажиров будет только в десять утра. Метель разыгралась не на шутку, снег падал стеной. Москвичи разъехались по домам. Утром всё ещё мело. Опять отложили регистрацию на рейс до шестнадцати часов. Большой компанией отправились в ближайший кинотеатр на дневной сеанс, потом зашли в кафе пообедать. Богдан не подходил к Людмиле, но она очень часто чувствовала, что он смотрит на неё… Только в десять часов вечера, наконец-то, они взлетели…
Заснуть в самолёте Людмила не смогла. Летели на восток. Из-за смены часовых поясов приземлились по местному времени  в пятом часу утра. Пока добрались до гостиницы, заселились в свои номера, ложиться спать было уже бессмысленно. Контрастный душ и крепкий кофе немного освежили, но всё равно дико хотелось спать. Людмила попросила перенести её доклад на следующий день. Она с трудом  высидела утреннее и вечернее заседания и после ужина сразу легла спать.
Второй день конференции прошёл прекрасно. Доклад был успешным – Людмила умела говорить, да и материал доклада для многих представлял интерес. Вечером всех пригласили в театр. Спектакль оказался хорошим, актёры играли прекрасно, в буфете продавались очень вкусные пирожные. Во время антракта Людмила Викторовна с удовольствием общалась с многочисленными знакомыми.  Она часто замечала, что на неё смотрит Богдан. Это странным образом её тревожило.
В последний день конференции состоялось в соответствии с программой только утреннее заседание, а потом всех желающих повезли на интересную экскурсию. Вечер Людмила провела в гостях у хорошо знакомого коллеги. За столом собралось больше десяти человек, все давно знали друг друга. Было очень весело и тепло.
На другой день после завтрака всех иногородних участников конференции на автобусе отвезли в аэропорт. Билеты раздали только в конце полёта, так что места занимали в салоне самолёта как хотели. Людмила уютно устроилась у окошка, загляделась на зимний пейзаж. Кто-то сел рядом. Когда она оглянулась посмотреть на своего соседа, обнаружила, что рядом сидит улыбающийся Богдан. Она улыбнулась в ответ. Разговорились. О чём только они не говорили: и о своей интересной работе, и о жизни. Людмила похвалилась своей доченькой – умницей и спортсменкой, красавицей. Богдан рассказал о семье. У него подрастали два сына: один чуть постарше, другой моложе Людмилиной дочки. С женой они были ровесники, дружили с детства, вместе пережили страшные годы фашисткой оккупации, состояли в детской группе подпольной организации, теряли друзей, чудом остались живы. Они относились друг к другу как брат и сестра, а после окончания институтов решили пожениться… Между Людмилой и Богданом возникло какое-то чувство родства, как будто они давно-давно знакомы… Им было так хорошо, так интересно вместе. Часы полёта промелькнули незаметно.
     – Спасибо за прекрасно проведённое время. Так жаль расставаться. Надеюсь, мы ещё встретимся, – сказал на прощанье Богдан.
     – Я тоже надеюсь, – улыбнулась Людмила…
    Приближался Новый год – зачёты, зачёты… После Новогодних праздников – экзаменационная сессия. Людмила Викторовна принимала зачёты и экзамены, а в свободные минутки вспоминала Богдана, и в её душе росло какое-то очень светлое чувство к нему.
    В конце января в московском отраслевом НИИ проводилась ежегодная однодневная научная конференция. Это было время студенческих каникул, и Людмила считала полезным послушать доклады и на пленарном заседании и интересные для неё выступления на секциях.
    Подходя к конференц-залу, она увидела Богдана. Он тоже увидел её и тут же подошёл. Оба были очень рады встрече. Они рядом сидели на пленарном заседании, вместе обедали… После окончания конференции, вечером они вместе ехали в метро. Разговаривая, Богдан взял Людмилину маленькую руку в свои большие ладони. Это было так приятно! Людмиле надо было выходить раньше. Богдан встал, чтобы проводить её до дверей вагона. Когда поезд начал тормозить, он наклонился и поцеловал ей руку. В последний момент Людмила, поддавшись непреодолимому порыву, быстро поднялась на цыпочки и легко коснулась губами щеки Богдана… Двери с шумом захлопнулись за ней, и поезд метро тронулся… По дороге домой Людмила с грустью думала о новых встречах. Будут ли они?
     В начале марта, когда Людмила вернулась на кафедру, прочитав последнюю на этот день лекцию, и уже собиралась домой, зазвонил телефон. Лаборантка взяла трубку. «Вас, Людмила Викторовна. Межгород» – сказала она.
  –   Я слушаю вас! – и она услышала голос Богдана.
  – С наступающим праздником 8-е марта! Мы тут с начальником предприятия подумали и решили пригласить вас в июне после окончания весенней экзаменационной сессии к нам на несколько дней в командировку.  Для обмена опытом, для укрепления связей вашей кафедры с производством. Покажем вам наш город… Если вы не возражаете, мы пошлём официальное письмо ректору.
  –  Конечно, я согласна!
Они ещё немного поговорили и попрощались… Людмила, непонятно от чего, была на седьмом небе от счастья.
В середине июня, ранним солнечным утром Людмила с небольшим чемоданом в руках, в лёгком летнем платье и туфельках на высоких каблуках  вышла из вагона скорого поезда на перрон вокзала и тут же увидела Богдана. Он, радостно улыбаясь, шёл к ней.
 – Какая вы красавица, Людмила Викторовна! – Богдан взял её руки в свои, потом наклонился и поцеловал каждую из них. – С приездом! Я сейчас отвезу вас в гостиницу, а в десять часов за вами придёт машина и привезёт вас в Предприятие, – сказал он.
На улицах города цвели каштаны огромными белыми свечками…
Небольшой одноместный номер в гостинице Людмиле понравился. Она разобрала свои вещи, повесила одежду в шкаф, приняла душ, спустилась в буфет, выпила кофе с очень вкусной булочкой. Ровно в десять часов зазвонил телефон – машина ждала её у выхода. Вежливый водитель «Волги» привёз Людмилу к внушительных размеров серому зданию. На проходной её окликнула симпатичная пожилая женщина:
 – Людмила Викторовна? Пойдёмте, Богдан Юрьевич вас ждёт.
Кабинет главного инженера Предприятия был большим и светлым. Огромный письменный стол с телефонами, перпендикулярно ему длинный стол для совещаний… Немного в стороне стоял небольшой стол, на котором лежала стопка папок.
  – Это ваше рабочее место, Людмила Викторовна, и материалы, с которыми, думаю, вам будет интересно ознакомиться, – Богдан взял её за руку и подвёл к столу, – Надеюсь, вам будет здесь удобно, а сейчас пойдёмте, я вас познакомлю с начальником Предприятия.             
     Когда они вошли в кабинет начальника Предприятия, тот встал и, приветливо улыбаясь, пошёл навстречу.
  – Наша очаровательная гостья, Людмила Викторовна, доцент кафедры… – представил её Богдан.
  – Андрей Андреевич. Рад с вами познакомиться.
Они пожали друг другу руки. Хозяин кабинета пригласил сесть. Вошла, постучавшись, секретарь с подносом, на котором были чашки с чаем, тарелка с аппетитными булочками и вазочка с конфетами…
Рабочий день прошёл плодотворно. Людмила с интересом изучала предложенные ей материалы, кое-что записывала в тетрадь, на отдельном листе отмечала то, что хотела бы скопировать. Между делом она наблюдала, как работает Богдан. Ей очень понравилось, как он общается со своими коллегами. В конце рабочего дня Богдан передал секретарю для копирования всё, что хотела Людмила, и пригласил её поужинать в ресторан.
Они сидели у окна за уютным столиком гостиничного ресторана, любуясь  великолепным видом города, разговаривали и не могли наговориться. Выпили немного хорошего вина. Потанцевали. Как же хорошо было Людмиле двигаться под музыку в нежных объятиях Богдана!  Он пошёл проводить её в номер. Они  стояли в растерянности в номере. Пора было расставаться, но так не хотелось этого ни одному из них.
   – Идите, вам, наверное, пора домой. До завтра, – сказала Людмила и слегка коснулась рукой его плеча…
Это лёгкое прикосновение словно обожгло Богдана и он, потеряв над собой контроль, прижал Людмилу к себе, и в страстном поцелуе приник к её губам… Время остановилось. Мир сузился до размеров маленького гостиничного номера.  Для обоих перестало иметь значение всё на свете, кроме друг друга…
Они лежали в объятиях друг друга, постепенно приходя в себя. Первой очнулась Людмила.
  – Тебе, я думаю, пора домой, мой хороший, – прошептала она.
  – Милая моя Милочка, я так тебя люблю! Я ничего не могу с этим поделать. Прости меня, я совсем потерял голову!
Богдан нехотя оделся, нежно поцеловал Людмилу и ушёл…
    Людмила почти до рассвета не могла уснуть. Она чувствовала, что встретила, наконец, свою половину… В то же время, она знала – им не суждено быть вместе. Богдан не сможет уйти из семьи, оставить любимых сыновей, друга-жену. Он слишком порядочный человек! Да и не будет он счастлив, предав своих близких! И она – Людмила – не имеет права не только настаивать, но и заикаться об этом. Их любовь не имела будущего! «Ох, будь, что будет!» – решила она и уснула. Во сне ей снился Богдан!
Утром Людмила встала бодрой, несмотря на почти бессонную ночь. Она сделала привычную зарядку, приняла контрастный душ, привела себя в порядок, позавтракала в буфете. У выхода из гостиницы её уже ждала машина.
В кабинете главного  инженера на её рабочем месте лежала новая стопка интересных материалов.
  – Здравствуйте, Богдан Юрьевич! – бодро сказала Людмила.
  – Здравствуйте, Людмила Викторовна! Я так рад вас видеть! – сияя, ответил ей Богдан.   
День прошёл в работе. В обеденный перерыв они вместе пообедали в столовой Предприятия, после работы вместе вышли из проходной, пешком дошли до маленького, очень уютного кафе, поужинали и поехали на такси в гостиницу… Всё повторилось!!!
 В последний день командировки, часа за три до конца рабочего дня Андрей Андреевич (начальник предприятия) зашёл в кабинет главного инженера:
   – Людмила Викторовна, – сказал он, – вы совсем заработались. Я предлагаю вам покататься на машине несколько часов, посмотреть наш город. Вас ждёт у проходной мой водитель. Он покажет вам наши основные достопримечательности. Недалеко за городом у нас есть интересный Мемориал – его стоит посмотреть. Богдан Юрьевич заедет за вами и отвезёт к поезду, он привезёт вам ксерокопии всех нужных вам материалов. Спасибо, что вы к нам приехали, надеюсь – не последний раз.
Людмила поблагодарила за тёплый приём. Они попрощались…
Водитель оказался прекрасным гидом, поездка по городу была очень интересной. Часа за три до отправления поезда Людмила вернулась в гостиницу, перекусила в буфете, купив себе кое-что на завтрак,  стала  собираться. К приезду Богдана она была уже готова.
В машине Богдан был молчалив и как-то подавлен. Он проводил Людмилу до её купе, попросил дать ему домашний адрес, обнял, крепко прижав к себе:     – Милая моя Милочка, мне будет так трудно без тебя, отвечай, пожалуйста, на мои письма. В сентябре я постараюсь приехать в Москву – прошептал он. Объявили об окончании посадки. Богдан вышел из вагона и подошёл к окну. Поезд тронулся… Людмила с трудом сдержала слёзы.
Богдан писал нежные письма, Людмила тут же отвечала, посылая свои  до востребования. В начале сентября Богдан сообщил о своей командировке в Москву на два дня. Пригласить к себе его Мила не могла – дома дочка-подросток, строгая мама и бабушка. Они встретились вечером и несколько часов бродили по парку Сокольники, разговаривали (им всегда было интересно разговаривать.), целовались в тени деревьев, оба были рады и такой встрече…
Людмила написала подробный отчёт о своей командировке, приложив к нему интересные для кафедры материалы и ксерокопии документов. Отчёт был одобрен на заседании кафедры. Привезённые Людмилой материалы использовались в учебной работе всеми преподавателями кафедры. Все были довольны.
Незадолго до Нового года Богдан позвонил Людмиле на кафедру и сказал, что Предприятие приглашает её в период студенческих каникул приехать на неделю и прочитать для сотрудников в сокращённом объёме один из читаемых ею курсов. Людмила с радостью согласилась, и через неделю в институт пришло соответствующее письмо.
Как ждала Людмила новой командировки в Энск! Она легко адаптировала свой конспект лекций к новой (не студенческой) аудитории и количеству предоставленного ей лекционного времени…
В поезде ей всю ночь снился Богдан
Сияющий Богдан взял из её рук небольшой чемодан и снял своей сильной рукой прямо со ступенек вагона!.. На этот раз ей предстояло поселиться в однокомнатной квартире, где имелось всё, что необходимо для жизни. Страстно поцеловав Людмилу, Богдан поехал в предприятие, предупредив, что через два часа за ней приедет машина.
Как же счастливы были они всю эту неделю! Квартира была расположена довольно близко от предприятия. Людмила отказалась от машины и приезжала утром в Предприятие на хорошеньком, весёлом трамвайчике. В первой половине дня она три часа с маленьким перерывом читала в небольшом конференц-зале свой курс лекций. Аудитория оказалась доброжелательной и внимательной. После обеда Людмила просматривала (а что-то и внимательно изучала) предлагаемые ей производственные материалы (отчёты, проекты) и документы. Уходила она с работы за полтора-два часа до конца рабочего дня, заходила в магазин, покупала что-либо вкусненькое и готовила ужин. Богдан после работы приезжал к ней на трамвае Они проводили вместе три счастливых часа: ужинали, разговаривали… Им было так хорошо вместе…
Однажды после обеда, просматривая очередную стопку предложенных ей материалов, Людмила спросила Богдана:
   – Почему Андрей Андреевич не поступает в аспирантуру? Здесь такой богатый материал для диссертации! Очень интересные идеи! Он же такой умница!
   – Не знаю. Мы никогда не говорили об этом.
   – А вот пойдём сейчас к нему и поговорим!
 Андрей Андреевич был озадачен:
   – Я как-то об этом не думал, да и смогу ли найти для этого время!
   – Ну, для хорошего дела всегда можно выкроить время! В институте есть заочная аспирантура. Я уверена, что заведующий кафедрой будет рад такому, как вы перспективному аспиранту!
   – Спасибо, Людмила Викторовна. Я подумаю.
Всё когда-то кончается. Закончилась и эта волшебная командировка. Богдан проводил Людмилу к поезду, крепко обнял и вышел из вагона. Поезд тронулся, и какое-то время Богдан шёл рядом с ним и смотрел на любимую женщину за окном…
Андрей Андреевич осенью поступил в заочную аспирантуру. Между предприятием и кафедрой заключили хозяйственный договор. Предприятие обязалось предоставлять кафедре полезные для учебного процесса материалы, кафедра выполняла исследования по определённой тематике. Сотрудничество кафедры и предприятия шло на пользу всем его участникам. Через год Андрей Андреевич сдал кандидатский минимум. Он работал над своей диссертацией. Людмила старалась ему помочь, чем могла – ведь это был друг Богдана! Раз в год, обычно в начале лета, Мила ездила в командировки. Богдан приезжал в  командировки в Москву два-три раза в год. При благоприятном стечении обстоятельств, Людмила договаривалась с одной из своих подруг, брала ключи от её квартиры, приглашала Богдана, и они проводили наедине несколько счастливых часов. При других обстоятельствах они в дождливую или морозную погоду сидели в ресторане, танцевали, но чаще просто гуляли в одном из парков, разговаривали, целовались-обнимались! И это тоже было счастьем! Изредка они перезванивались. У Милы не было домашнего телефона, и она звонила Богдану с Главпочтамта на работу, он звонил ей на кафедру. И письма, письма, письма!..
     Прошло чуть больше пяти лет после их первой встречи, счастливых, не простых, но наполненных любовью…
     Тот год был очень сложным для Людмилы Викторовны. Мама совсем слегла. Помощница-дочка была уже замужем и жила отдельно. Дочка рано, в восемнадцать лет, вышла замуж! Это очень забавляло Богдана. Он просто не мог себе представить, что его молодая, очаровательная любимая женщина в скором времени, возможно, бабушкой станет! Совсем старенькая бабушка Людмилы, ей было за девяносто, как могла, помогала внучке ухаживать за лежачей больной. В те далёкие годы нанять сиделку было просто невозможно!..
    Кончался февраль. Богдан приехал на два дня в Москву. Стояли морозы. Они сидели в ресторане. Богдан, как всегда, был очень внимательным, но Людмила чувствовала в нём какое-то напряжение. Они вкусно поели, немного потанцевали. Когда им принесли кофе с мороженым, Богдан тяжело вздохнул и сказал:
    – Прости меня, Милочка, но я больше так жить  не могу. Я перед всеми виноват! Я очень виноват перед тобой – ты заслуживаешь лучшего – хорошего мужа, верного, заботливого, любящего – а не  редких, тайных встреч. Я виноват перед своей женой, сыновьями. Я очень тебя люблю, всё время думаю о тебе, но семью оставить не могу. Отпусти меня! Мне предложили на два года командировку в Афганистан. Улетаю через две недели. В начале лета, после окончания учебного года, ко мне прилетит жена…
      Людмила молчала, она сидела, закрыв глаза. Хотелось расплакаться, закричать: «Нет!» Душа разрывалась от боли. Собрав «в кулак» всю свою волю, она посмотрела на Богдана. Он был бледен, в его глазах она увидела такую боль, что ей стало страшно за него. Она поняла, что всё решено и, что бы она ни сказала, он всё равно уедет. Ей следует быть сильной и не терзать своими женскими эмоциями ни себя, ни любимого.
    – Очевидно, ты прав! – сказала Людмила…
    Они ещё посидели немного в ресторане. Богдан проводил Людмилу до метро.
   – Спасибо тебе и прости меня, – на прощанье прошептал Богдан…
Людмила лежала  без сна в своей постели. Сказка кончилась. Она больше никогда не увидит Богдана. Слёз не было. Ей казалось, что всё в ней заледенело…
А жизнь продолжалась. Через месяц не стало мамы. Грустные хлопоты немного отвлекли Людмилу от дикой тоски. Она много работала и жила, как на автомате. Первый месяц летнего отпуска провела вместе с подругой на небольшой базе отдыха на берегу большой реки. Погода была хорошая, много купались, катались на лодке… Бабушку на это время забрал к себе её сын…
Через пару дней после возвращения домой ей позвонили с прежней работы и сообщили страшную новость – трагически погибла в горах Тянь-Шаня её самая близкая подруга. Вертолёт упал в пропасть и сгорел. Хоронили подругу в закрытом гробу. Это было ужасно! Людмиле казалось, что душа её умерла…
Бабушка очень жалела свою страдающую внучку. Как-то, когда Людмила сидела за своим письменным столом, тупо глядя в окно на вечернее небо, бабуля села рядышком, обняла и стала, молча гладить её спину. Людмила уткнулась тёплую бабушкину грудь  и расплакалась. Долго они так сидели обнявшись. Слёзы принесли небольшое облегчение. Мудрая бабуленька сказала:
   – Знаешь, Милочка, как бы ни била жизнь, а жить надо! Ты ещё молодая и красивая. Найти бы тебе хорошего мужчину и замуж выйти – легче будет. Клин клином вышибают…
Второй месяц отпуска Людмила обычно проводила в работе. Она регулярно посещала Ленинскую библиотеку, изучала новинки по тематике читаемых курсов, делала выписки, которые использовала потом в лекциях. С той же целью бывала она и в отраслевом НИИ. Однажды в конце августа, когда она выходила из НИИ, её окликнул знакомый:
   – Здравствуйте, Людмила Викторовна, что-то давно я вас не видел!
   Они вместе вышли на улицу и разговорились. Алексей Петрович (так его звали) предложил присесть на старую скамейку в тени деревьев на углу здания НИИ. Погода стояла хорошая, светило солнышко. Они разговорились и как-то быстро перешли на «ты» – ровесники, оба с неустроенной личной жизнью…
    – А давай, Мила, поедем с тобой в субботу на водохранилище! Погода чудесная. Поплаваем, порыбачим, у костерка посидим! – вдруг предложил Алексей…
    – Поедем! – неожиданно для себя согласилась Людмила.
Поездка удалась! Они стали встречаться. Через два месяца  подали заявление в ЗАГС, и Алёша перебрался к Людмиле. (У него была комната в Московской коммуналке, но не могла же Людмила переехать туда с бабушкой и, к тому же, жить так далеко от дочки!) Бабушка очень обрадовалась, что в их квартире появился мужчина, тем более, что Алексей оказался мастером на все руки…
Людмила и Алексей прожили вместе шестнадцать лет. Были и радости, и огорченья, и сложные годы перестройки…
Через год после того, как Мила и Алёша стали жить вместе, они купили машину, потом пару лет расплачивались с долгами. Ещё через год похоронили бабушку. А ещё через несколько лет перебрались в Москву вслед за переехавшей туда дочкой. Людмиле удалось обменять свою крошечную двухкомнатную квартиру и Алёшину комнату на двушку в пятиэтажке на севере Москвы, недалеко от нового места жительства дочки. К этому времени Мила была уже бабушкой, а вскоре у неё появилась и вторая внучка. Алёше нравилось возиться с малышками, когда они гостили у своей бабушки.
Матери Алексея принадлежала часть дачи в ближнем Подмосковье. Ему нравилось заниматься маленьким садом-огородом. В тёплое время года Мила и Алёша ездили на дачу на выходные, жили там в отпуск. Несколько лет подряд с ними на даче жила старшая внучка. Купались в жару в большом пруду, гуляли в парке, ездили на машине в лес собирать землянику, малину. В конце лета, уже из Москвы, ездили за брусникой, а осенью за грибами…
    Андрей Андреевич успешно защитил кандидатскую диссертацию в конце того же года, когда Людмила вышла замуж. Она присутствовала на защите и радовалась успеху друга Богдана. Через два года после отъезда Богдан благополучно вернулся в свой любимый город, к своей любимой работе. Иногда на отраслевых конференциях Людмила и Богдан встречались. Оба  радовались встрече, сидели вместе на зседаниях, много разговаривали. Потом Богдан провожал Милу. Она не хотела изменять мужу и позволяла ему только  поцеловать её руку. Богдан с пониманием и уважением относился к решению до сих пор любимой им женщины.
Осенью 1991 года заболела Алёшина мама – общий склероз. Жить одна она не могла, Людмила с Алексеем перевезли больную к себе. Миле исполнилось пятьдесят пять лет и ей пришлось уволиться с работы – свекровь опасно стало оставлять одну в квартире… Через некоторое время после того, как свекрови не стало, Людмила вернулась в свой любимый институт и работала там ещё почти двадцать лет…
Девяностые годы было сложным временем и для страны, и для её народа. Алексей ушёл из НИИ на производство, где платили более высокую зарплату. Всё было бы ничего, но Алёша оказался запойным алкоголиком. Мила очень переживала из-за этого. После каждого запоя Алёша клялся, что больше пить не будет, но потом опять срывался. Правда пьяным он не буянил – просто засыпал, где придётся: в электричке, когда они жили ещё в Подмосковье, потом в метро… И это тоже порой приводило к серьёзным  неприятностям… Алексей понимал, что пьянство его губит, но не мог с этим справиться. Узнав, что в Москве есть  группы сообщества «Анонимные Алкоголики», в которых люди помогают друг другу  оставаться трезвыми, Алёша обратился туда за помощью. Случилось чудо – после первого посещения собрания группы он исключил алкоголь из своей жизни и прожил шестнадцать лет в абсолютной трезвости! Полгода Алексей ежедневно  посещал собрания. Людмила радовалась. В конце апреля Мила и Алёша перебрались на дачу. Ездить каждый вечер на собрания стало сложно, и абстинентный синдром у Алексея стал проявляться приступами ярости, повышенной раздражительностью по самым ничтожным поводам. Людмиле стало трудно с ним общаться. Однажды он ударил её, потом, правда, просил прощения. Мила понимала, что человеку трудно, простила…
Прошёл год, очень сложный год в жизни Людмилы. Алексей регулярно посещал собрания, не пил, но с ним стало очень сложно жить. Мила посещала собрания групп для родственников алкоголиков, училась здраво реагировать на происходящее. Это немного помогало… А потом чуть не случилась трагедия! На даче, в припадке ярости Алёша столкнул Милу с высокого крыльца. Она по законам физики должна была упасть головой на металлическую скамейку, но каким-то чудом приземлилась иначе, получив всего лишь несколько очень болезненных ушибов. «Опасно оставаться женой этого человека!» – решила Людмила, уехала в Москву и потребовала развода! Алёша до средины ноября жил на даче. Зимой они оформили развод.
Первые годы после развода были сложными. Людмилу спасала работа, Алексей по пять месяцев в году жил на даче…
Ещё в конце восьмидесятых годов Андрея Андреевича пригласили на очень высокую должность в отраслевое министерство. Он согласился и перебрался с семьёй в Москву, ведь жена его была москвичкой. Через несколько лет он возглавил это министерство. Богдана Юрьевича тоже несколько раз приглашали в Москву, но он каждый раз отказывался, расставаться не хотел со своим любимым городом, где родился, вырос и прожил всю свою жизнь. Вначале девяностых Богдан защитил докторскую диссертацию и перешёл на преподавательскую работу.
В конце девяностых любимый институт Людмилы Викторовны готовился отметить очередной свой юбилей. Была весна. Алёша уже переехал на свою дачу. Собираясь на торжественное большое юбилейное собрание, Мила решила порыться в своём архиве, найти старые, студенческие фотографии и наткнулась на пачку писем Богдана. Она сидела на низенькой табуретке перед раскрытыми дверцами нижнего отделения книжного шкафа, перечитывала письма, плакала и как заклинание повторяла: «Приезжай! Я так хочу тебя хоть ещё разочек увидеть! Приезжай…»
Около десяти часов утра Людмила подошла к столу регистрации и увидела Богдана! Он шёл ей на встречу и радостно улыбался. Её рука  утонула в его горячих ладонях…
     – Я так рад вас видеть, Людмила Викторовна, – громко сказал Богдан. – Я так надеялся на встречу, – прошептал он.
     Они не расставались ни на минуту, практически весь день: вместе сидели на пленарном заседании, вместе обедали, смотрели праздничный концерт.
     – Не хочется идти на банкет, давай сбежим с тобой куда-нибудь! – предложил Богдан. 
     – Поедем ко мне, я одна в квартире! – выдохнула Мила.
По дороге они зашли в магазин, купили кое-что к столу, бутылку хорошего вина.  Людмила быстро приготовила ужин. Как же хорошо им было вместе! Как будто и не было этих длинных двадцати лет разлуки! Утром они проснулись в объятиях друг друга абсолютно счастливыми…
И опять Людмила думала, что простилась навсегда со своим Данечкой…
А время стремительно бежало и бежало. Людмила много и успешно работала. Алексея регулярно один-два раза в месяц приглашали поработать несколько дней – он был очень хорошим специалистом. Отношения Милы и Алёши налаживались. Они постепенно научились мирно сосуществовать в одной квартире, сложились добрые товарищеские, почти братские отношения. Очевидно, был успешно отработан данный им свыше урок. В конце концов, пятиэтажка пошла под снос, они переехали в отдельные однокомнатные квартиры, примерно в пятнадцати минутах ходьбы друг от друга…
Прошло семь лет после счастливой встречи Людмилы и Богдана. Они не переписывались. Только иногда, когда Людмила Викторовна по делам, связанным с её преподавательской работой, бывала в министерстве у Алексея Алексеевича, тот рассказывал ей кое-что о жизни своего друга, о том, что тот жалуется на здоровье – годы берут своё. Несколько раз он звонил Богдану Юрьевичу и предлагал им поговорить. Они говорили ни о чём, просто с радостью слушали голоса друг друга…
На кафедре вместе с Людмилой Викторовной работал ровесник и однокашник Богдана. Как-то он ей рассказал, что их курс собрался  отпраздновать свой юбилей – пятьдесят лет окончания института, и Богдан Юрьевич обещал приехать на один день. Банкет будет в институтской столовой.  В этот день Людмила консультировала дипломников-заочников вне расписания.  Освободилась она в семь вечера. Ей так хотелось  увидеть Дана, просто увидеть, хотя бы издалека, и она пошла в главный корпус. В вестибюле её остановил коллега, они разговорились. Из столовой стали выходить люди, очевидно, банкет уже заканчивался. И вдруг появился Богдан! Он сразу увидел Милу и подошёл к ней.
    Они отошли к окну.
   – Людмила Викторовна, как я рад вас видеть. Я пытался найти вас в институте, но мне сказали, что у вас сегодня по расписанию занятий нет.
   – У меня была консультация вне расписания, – радостно улыбаясь, ответила Милак окну.
  – Как я рад встрече! – повторил Богдан и прошептал: – Какая ты красивая!
  – Я тоже очень рада. Ты сегодня же уезжаешь?
 – Нет, завтра вечером. У меня кое-какие дела в институте. Давай с тобой проведём вечер вместе, в кафе посидим…
 – Ты остановился в гостинице, ты приехал не один?
 – Один. Я переночую в студенческом общежитии, не хочу ехать в гостиницу.
 – Поедем ко мне. Я живу теперь одна в новой квартире! – предложила Мила.
 – Поехали! – обрадовался Богдан.
Он выглядел постаревшим и уставшим. Ну, какой отдых в студенческом общежитии на узкой кровати с жёстким матрасом, да ещё после почти бессонной ночи в поезде. Мила хотела, чтобы он отдохнул, имел возможность принять душ, выспаться в чистой удобной постели, вкусно позавтракать утром… Всю дорогу они не могли наговориться…
    Дома было хорошо! Блаженно растянувшись на диване, Богдан дал отдых своим больным ногам. Людмила спросила его, что приготовить на ужин.
   – Свари мне, пожалуйста, молочную манную кашу. У меня же больше половины желудка вырезали в прошлом году. На банкете я почти ничего не ел, – попросил Дан.
    С удовольствием съев большую тарелку каши, Богдан запил её свежезаваренным чаем с вкусными конфетами. Людмила заметила, что у него слипаются глаза.
    – Заешь что, Данечка, прими-ка ты быстренько душ и ложись спать, а то ведь за столом заснёшь!
    Мила дала ему большое чистое, пахнущее свежестью полотенце и, пока он плескался под душем, разложила диван, застелила чистым бельём и старательно взбила подушку. Богдан лёг, улыбнулся, сказал: «Как хорошо!» и моментально уснул. Людмила погасила свет и занялась своими делами: убралась на кухне и села немного поработать (она на старости лет стала совой.) – надо было дописать очередное учебное пособие. Во втором часу ночи Мила легла спать на свою удобную кровать.
   – Милая моя Милочка, иди ко мне, – неожиданно  услышала она голос Богдана.
   Людмила испугалась. Они уже оба давно не молоды: Мила собиралась осенью отмечать свой семидесятилетний юбилей, Богдан был на три года старше. Семь лет, с той встречи с Даном, к ней не прикасался ни один мужчина. Она была пожилой, но моложавой и привлекательной женщиной. За ней пытались ухаживать. Людмила слегка кокетничала, с удовольствием слушала комплименты, но никому не давала повода рассчитывать на что-то большее… Всему своё время. У Богдана серьёзные проблемы со здоровьем. А вдруг что-либо не получится? Мужчины очень болезненно воспринимают такие неудачи…
   – Данечка, может не надо?
   – Надо, Милочка! Надо! Иди ко мне! – настаивал Дан.
Он крепко обнял её своими по-прежнему сильными руками, и они забыли и о своём возрасте, и обо всём на свете… Когда Богдан уснул с блаженной, счастливой улыбкой на лице, Мила осторожно встала. Ей хотелось поцеловать его, погладить по большой лысой голове, но опасение нарушить сон любимого её остановило. Она легла на свою кровать и тут же уснула…
Утро было прекрасным! Людмила проснулась рано свежей и отдохнувшей. Сделала зарядку, приняла душ и стала готовить завтрак. Всё горело в её руках. Она смолола в кофемолке кофейные зёрна… Через некоторое время на кухню пришёл Дан:
   – Как вкусно пахнет! Доброе утро, радость моя.
   – Доброе утро, мой хороший, иди в ванную, скоро будем завтракать.
Это была идиллия! Они с аппетитом съели пышный, только что приготовленный омлет, выпили кофе со сливками и вкусными бутербродами. Выкурили по сигаретке прямо на кухне и стали собираться.
Людмиле не надо было в этот день ехать в институт. Она решила просто проводить Богдана до метро, тем более, что он попросил её помочь выбрать хорошие Московские духи в подарок на день рождения какой-то женщине («Может жене?» –  подумала Людмила, но промолчала.). Они зашли в маленький парфюмерный магазин, где продавались духи фабрики «Новая Заря». Людмила выбрала свои любимые духи, Дану они понравились…
Они остановились у входа в метро. Кругом спешили люди. Оба понимали, что сейчас они совершенно точно видятся в последний раз в этой жизни. Они смотрели в глаза друг  друга и молчали…
    – Спасибо  тебе, милая моя Милочка! Прости меня…
    – Ты ни в чём не виноват передо мной, Данечка. Береги себя…
Он крепко обнял Людмилу, прижал к себе. Они стояли так несколько минут, потом Богдан отпустил её, отступил на шаг, повернулся и исчез в дверях метро, смешавшись с толпой спешащих людей…
Шло время, неумолимо отсчитывая годы. У дочки и внучек   Милы была своя вполне благополучная жизнь. Они часто радовали её, иногда огорчали (Жизнь – штука сложная.).  Рос   правнук.  Людмила иногда перезванивалась  с Андреем Андреевичем, который уже был на пенсии, занимался общественной работой и своей любимой дачей. Он рассказывал ей о Богдане: несколько лет тот ещё работал, но здоровье всё ухудшалось и, в конце концов, ему пришлось работу оставить…
Алёша всё больше прихварывал, но держался молодцом. Людмила, как могла, поддерживала его. Неожиданно у Алексея  диагностировали очень серьёзное заболевание. Он мужественно принял это, пытался бороться, но болезнь прогрессировала. Последний месяц он уже не выходил из дома. Людмила бегала к нему каждый день, частенько после работы, предлагала сиделку, но согласия на это не получала. Когда Алёша совсем слёг, она пригласила сиделку, уже не спрашивая его согласия… Лежал Алексей всего неделю…
Прошло ещё полтора года. В самом конце весны, ровно через семь лет после последней встречи Дана и Милы, Андрей Андреевич сообщил Людмиле по телефону, что Богдан окончил свой земной путь. Перед этим целый год он уже не выходил из дома, практически лежал… 
Людмила болезненно переживала уход из жизни и Данечки, и Алёши. Она любила их обоих, но, конечно, по-разному. Богдан и Людмила были двумя половинками одного целого, которым волею судьбы не дано было по-настоящему воссоединиться  и прожить  вместе долгую счастливую жизнь. Далеко не каждый человек встречает в жизни свою половину. Людмила благодарила жизни и за то, что ей было дано… Алексею она была благодарна за поддержку в очень тяжёлый период жизни. Он действительно её любил (Ну, как умел!). В их взаимоотношениях, было много и хорошего, и сложного. Очевидно, Высшие силы Вселенной соединили эту пару, чтобы они стпли учителями друг другу и вместе учились терпению, смирению, безусловной любви… И Мила, и Алёша оказались  старательными учениками жизни…
Всегда и у каждого человека есть в жизни поводы страдать, огорчаться, радоваться, чувствовать себя счастливым… Каждый выбирает то, что ему больше нравится… Людмила всегда была оптимисткой. В её длинной жизни бывали горе и беды, неудачи и достижения, радости и счастье.  Она продолжала жить, понимая, что ей грех жаловаться. У неё есть чудесные, горячо любимые и любящие её дочка, внучки, правнуки… Есть любимая работа и она ещё поработает. Есть интересное хобби, любимые подруги, много хороших приятельниц... Есть светлая память о тех, кого она любила и потеряла… Такова ЖИЗНЬ.




КАКИЕ ВКУСНЫЕ ПОНЧИКИ!

     Шёл 1990 год – один из сложных годов перестройки… Леночка с первого сентября пошла во второй класс и считала себя большой девочкой. Жила она с мамой, папой и младшей сестрёнкой в крошечной однокомнатной квартире на окраине Москвы. Папа работал прорабом на стройке, мама тоже работала. Четырёхлетняя сестрёнка ходила в детский садик, в который когда-то ходила и Леночка. В первом классе девочка после занятий оставалась на «продлёнке». Там дети обедали, делали уроки, играли. Мама после работы забирала из сада младшенькую дочку и из школы старшенькую. Они по дороге домой заходили в магазин, чтобы купить хлеба, молока, если оно было в продаже, и что-нибудь ещё из скудного магазинного ассортимента. За всем приходилось стоять в очередях – такое было время!
Леночка росла свободолюбивой девочкой и ей на «продлёнке» не нравилось. Перед началом нового учебного года она решительно заявила родителям, что после окончания уроков не хочет оставаться в школе – она уже достаточно выросла и может одна возвращаться домой после школы. Мама с папой подумали и решили: пусть будет так, как хочет дочка, тем более, что школа была совсем близко. Леночке повесили на шею ключ от квартиры на шнурочке, и мама первого сентября отвела её во второй класс.
Девочка гордилась доверием родителей. Никто из её класса, кроме одного мальчика, живущего в соседнем со школой доме, не уходил домой самостоятельно. За теми, кто не оставался в «продлёнке», приходили мамы или бабушки…
Лена ответственно отнеслась к доверию родителей. Она старалась помочь маме. Возвратившись из школы, Леночка, как велела мама, переодевалась, мыла руки и принималась за дела. В первую очередь она варила суп для всей семьи: чистила несколько картофелин, большую луковицу, большую морковку, потом всё мыла и аккуратно резала, заливала водой и ставила на плиту вариться. Девочка очень гордилась, что умеет ловко зажигать  газ. Когда содержимое кастрюли начинало кипеть, она добавляла немного соли и доставала из холодильника оставленный мамой кусок колбасы, которую резала мелкими кубиками и перекладывала в кастрюльку к овощам. Потом Лена садилась делать уроки.
В начале учебного года родители записали дочку в спортивную школу – девочка хотела заниматься спортом, как мама и папа, которые были мастерами спорта по лыжным гонкам. В ближайшей спортшколе не было лыжной секции – только борьба «Самбо» и волейбол. Леночка выбрала борьбу, ей хотелось быть сильной. Занятия в этой секции (в младшей группе) проходили два раза в неделю – по средам и субботам во второй половине дня. Школа, хоть и ближняя к дому, располагалась не так уж и близко. Надо было десять минут  идти до автобуса и ехать до метро ещё десять минут, потом одна остановка на метро и ещё пятнадцать минут пешком. Родители боялись отпускать восьмилетнюю дочку одну. В субботу, конечно, мама или папа могли возить её на тренировки. Но как быть в среду? На помощь пришла бабушка. Она жила недалеко. Правда бабушка у Леночки  была ещё молодая, работала в научном институте, но принимала активное участие в институтских донорских днях и имела «отгулы» – свободные дни, которые донорам разрешалось присоединять к очередному отпуску или использовать в течение года.
Каждую среду бабушка брала половину отгула и приезжала прямо с работы к тому времени, когда у маленькой хозяйки был уже готов супчик. Они вдвоём быстро обедали и отправлялись в дорогу. Пока  Леночка тренировалась, бабушка гуляла, или в плохую погоду сидела в раздевалке и читала.
Самое главное и приятное было на обратном пути к метро! Леночка и бабушка обязательно заходили в маленький магазинчик, в котором продавались только что приготовленные горячие пончики. Бабушка покупала большой пакет пончиков!. Они шли к метро, весело болтали и ели горячие, густо посыпанные сахарной пудрой, такие вкусные-превкусные пончики! Леночке казалось тогда, что ничего нет вкуснее!
Доставив домой внучку, бабушка уезжала, а счастливая Леночка, съев ещё парочку пончиков и прикрыв оставшиеся маленьким одеяльцем, чтобы они не остыли совсем, садилась делать уроки. Когда родители приходили с работы, маленькая хозяйка с гордостью угощала их и сестрёнку пончиками. Они ели и похваливали… Какие вкусные были пончики!!!


ПОСЛЕДНЯЯ СОБАКА

Вначале девяностых Марина с мужем Серёжей жили вдвоём в небольшой двухкомнатной квартире на окраине Москвы. Марина была уже на пенсии, а муж – ровесник ещё работал. Дети уже выросли и давно проживали отдельно и самостоятельно. Много лет у них жила маленькая собачка, это была не первая собака в их семье. Несколько месяцев назад любимица умерла от старости, несмотря на то, что супруги прилагали много усилий, чтобы хвостатая подружка не покидала их. Погоревали они и решили, что надо обзавестись новым питомцем. 
Летом на заводе, где работал Сергей, у проходной ощенилась небольшая собака, одна из тех, которых охранники прикармливали. Ему приглянулся один щеночек, и они с Мариной решили взять его себе, пусть только немного подрастёт, но когда  собрались забирать щенка, оказалось, что их всех вместе с мамкой накануне ночью кто-то увёз.
На втором этаже в подъезде в их подъезде уже несколько лет жила семья – муж с женой и две великолепные собаки породы Керри блю терьер. В переводе на русский язык это – голубая собака из графства Керри (Англия). Марина и Серёжа с ними по-соседски дружили. Муж, бывший партработник, успешно занимался каким-то бизнесом, жена – её звали Валентина – создала с помощью мужа агентство по организации мелкой торговли с зарубежьем. В её агентстве работали «челноки» – люди, которые ездили в разные страны и привозили баулы всевозможных вещей. Валентина тоже время от времени ездила, для налаживания связей. Работала она много и муж ворчал, что дома не прибрано, обеда нет и так далее.
Вначале сентября 1992 года зашла к соседям Валентина. Марина только что испекла вкусный пирог, и они сели пить чай. Валентина сказала, что очень просит Марину помочь ей по хозяйству – два раза в неделю приходить убраться в квартире и приготовить еду на несколько дней. Ей нужен был очень надёжный человек, который к тому же не боится собак и, главное, хорошо знаком с её собаками – незнакомца собаки и в квартиру не пустят. Марина была шокирована. Ей, человеку с высшим образованием, предлагают стать  домработницей! Валентина предложила очень хорошую оплату труда. Пенсия у всех тогда были совсем маленькие, Серёжина зарплата составляла только две пенсии жены. Жить было сложно, и Марина пообещала подумать. Вечером супруги обсудили предложение и пришли к выводу, что надо соглашаться, смирив свою гордыню.
Валентина была счастлива, её муж и собаки – довольны. У Марины, хорошей хозяйки, всё в руках спорилось. Благодарная Валентина из своих поездок привозила своей спасительнице небольшие подарки: то симпатичную блузочку, то платьице для внучки и т.д. Однажды она привезла из Турции красивые настенные часы, которые до сих пор висят  на кухне и прекрасно ходят.
В середине февраля 1993 года, в субботу рано утром Марину разбудил звонок в дверь. Она накинула халат и побежала открывать. На пороге стояла Валентина и держала на руках маленького очаровательного щеночка. «Возьми от меня подарок» – сказала она. Щеночек оказался у Марины на руках. Он прижался к ней, лизнул щёку, и она почувствовала, что теперь никому его не отдаст. Валентина только что приехала из Питера. Она обещала зайти часа через два, отдала документы щенка и ушла. Всё произошло очень быстро.
Вышел из спальни Серёжа, взял малыша на руки, который тут же стал облизывать его нос. «Какое чудо» – засмеялся тот и поставил щеночка на пол. Умник стал шустро бегать по квартире, обнюхивая все углы – он понял, что приехал, наконец, домой и изучал свой дом. Вот так, неожиданно, в семье появился новый член – маленький Кирюша (Так ласково называют собак породы Керри Блю Терьер.). Кирюша ещё немного побегал по квартире, забежал на середину зелёного паласа, сделал лужу и стал пытаться запрыгнуть на диван. Марина помогла ему забраться, малыш улёгся в уголок и тут же спокойно уснул – устал  с дороги. Серёжа накрыл его тёплым шарфом, и супруги занялись утренними делами. Когда они уже позавтракали, путешественник всё ещё спал.      
В пакете с документами, который отдала Валентина, были разные справки и родословная. Марина и Серёжа узнали, что новому питомцу два с половиной месяца, зовут его Мерлин и он принц королевских кровей – все его предки (Уж не помню – сколько поколений.) призёры и чемпионы престижных международных выставок. Им не очень понравилось имя – какое-то неудобное. В лесу будешь звать-кричать «Мерлин, Мерлин!», а кому то послышится «мерин»! Стали придумывать домашнее имя. Серёжа предложил: Мэр, Лин. Марина посмотрела на мордочку – бородка ещё маленькая и только удлиняет физиономию, чёлка короткая, как густые чёрные брови… «Ну какой он Мэр, какой Лин – сказала она – он Лёня, Леонид Ильич, посмотри, как похож!» Серёжа засмеялся и согласился с ней. «Лёня, Лёня!» – позвала Марина игравшего на паласе с резиновым тигром малыша. Он весело подбежал к ней, понял, наверное, что ему дали имя.
Пришла Валентина и стала выдавать хозяевам щенка ценные указания. На улицу выходить пока нельзя, только через две недели после того, как будут сделаны прививки, которые она сама сделает через недельку. Месяцев до четырёх по лестнице ходить нельзя – вверх и вниз носить на руках, иначе испортится осанка. Под мисочки с едой и с водой сделать подставку, что бы щенок сильно не наклонял голову – тоже для сохранения осанки. Солёного, сладкого, острого и куриных костей не давать. Кормить отварным мясом, можно с жилками и мягкими хрящиками, гречневой, пшённой, ячневой кашей, из отварной рыбы тщательно вынимать косточки и т.д. Пока надо кормить четыре раза в день, после четырёх месяцев – три раза; к году следует переходить на двухразовое кормление. Тогда ещё не увлекались сухим кормом и использовали естественную пищу.
Много чего ещё Валя им наговорила – и как мыть щенка, и воду для питья менять два раза в день и миски после еды мыть сразу. Ещё было сказано, что надо будет обязательно возить щенка на собачьи выставки. Марина сообщила подруге, что они назвали щеночка Лёней. «Что ж, можно. Мы тогда в паспорте запишем его под двойным именем – Мерлин-Леннон» – согласилась наставница.
Валентина велела застелить стол старой простынёй и поставила Лёню на середину стола. Она подстригла малыша, приклеила его уши ко лбу клеем «момент» и надела на шею большой бумажный воротник, чтобы Лёнечка в ближайшие полчаса, пока клей окончательно схватится, не начал чесать голову лапами. Уши приклеивать надо регулярно (как отклеятся), месяцев до шести, что бы они потом правильно лежали на голове. Валентина обещала, что будет им помогать.
Лёня быстро освоился в квартире. Серёжа сделал подставочку для мисочек из ящика для посылок. Недалеко от входной двери Марина положила несколько слоёв газеты и стала приучать собаку ходить по своим делам на эту газету. Лёнечка всё понял, но заигравшись, не всегда успевал добежать.
Внуки, когда в очередной раз приехали с родителями в гости к бабушке и дедушке, пришли в восторг, увидев Лёнечку. Он был потрясающе хорош – грациозный, с короткой кудрявой шёрсткой, весёлый и игривый. Хвостик у щенка купировали в младенчестве, обрубочек торчал, как ручка к попе и часто приветливо двигался вправо-влево. Лёня с удовольствием играл с детьми.
Щеночек рос общительным, добрым и понятливым мальчиком и за месяц заметно подрос и окреп. Валентина сделала Лёне необходимую прививку и через несколько дней разрешила в хорошую погоду выходить на улицу (на поводке). Она предупредила свих подшефных, что во второй половине апреля будет щенячья выставка, к которой следует готовиться-тренироваться, показала, как с ним нужно будет бегать на арене. Марина с Лёней стали старательно тренироваться. Накануне выставки приехала вызванная Валентиной женщина – собачий парикмахер. Стригла она Лёнечку три часа, он мужественно выдержал эту экзекуцию, только смотрел на присутствующую при этом Марину жалобными глазами.
Собачья выставка – очень затратное и утомительное для собак и их хозяев мероприятие. Хорошо, что у них была машина, хоть и простенькая, но это свой транспорт. Ездить с собакой на выставки в общественном транспорте было бы ещё сложней. На первой же выставке Лёнечка занял третье место. Потом были другие выставки. На международной осенней выставке в Олимпийском дворце с судьями-иностранцами он был вторым. Ему снизили оценку за инцидент во время выступления. Марина накануне порезала палец, а во время выступления нечаянно задела его поводком и из потревоженной ранки стала капать кровь. Заботливый Лёня тут же бросился лечить хозяйку – слизывать кровь с пальца.  Валентина подскочила, заклеила ранку лейкопластырем. Всё это заняло меньше минуты. Марина с Лёней побежали дальше по кругу. Лёнечка был очень хорош, поэтому снизили оценку не на много. На одной из выставок Мерлин-Леннон был лучшим! Марина и Серёжа возили Лёню на выставки, пока Валентина была здорова. Она заболела лейкемией осенью 1995 года, весной 1996 её не стало…
На майские праздники в 1993 году супруги с маленьким Лёнечкой поехали на дачу, расположенную в ближнем Подмосковье.
Весна была поздней, а в конце апреля резко потеплело до 30 градусов жары. Но деревья ещё были голые, а в середине большого пруда, который находился недалеко от дома, не растаял лёд. Марина три раза в день гуляла с Лёней по тропинке вокруг пруда без поводка – он рос послушным мальчиком.
И вот, на одной из прогулок случилась неприятность. Лёня погнался за бабочкой и с разбега прыгнул на ней в пруд. Он ещё не знал, что такое пруд и вода. Вынырнув из ледяной воды, Лёня поплыл сперепугу, куда глаза глядят. Марина закричала. Он услышат, поплыл к берегу, выскочил, отряхнулся. Пока они дошли до дома щенок высох на жарком солнце. Марина очень боялась, что купанье в ледяной воде приведёт к простуде, но обошлось.
Весь май ездили на дачу каждую неделю на субботу и воскресенье, а в начале июня переехали на всё лето. В доме последние годы никто уже постоянно не жил и  отопление  давно не работало. При необходимости включали простенький электрический обогреватель. В комнате становилось теплее, но пол оставался холодным.  В середине июня сильно похолодало, и однажды рано утром Марина, провожая мужа на работу, обнаружила, что Лёнечка заболел – он был вялый, горячий, не хотел ни гулять, ни кушать. Серёжа уехал, а Марина, перемыв после завтрака посуду и слегка прибравшись в комнате,  закутала Лёню в детское одеяльце взяла на руки и повезла в ветлечебницу общественным транспортом. Врач посмотрел щенка, померил температуру и сказал, что это сильная простуда, надо колоть антибиотики. Тогда были очень эффективные пролонгированные антибиотики, которые кололи один раз в три дня. Лёничке в ветлечебнице сделали укол и велели через два дня приехать с ним опять.
К вечеру Лёне стало лучше, а на другой день он уже стал кушать, и Марина его на руках несколько раз выносила на несколько минут в сад. При следующей поездке к врачу он уже бежал на поводке и к автобусу и от автобуса до лечебницы. Врач сказал, что всё идёт хорошо, сделал ещё укол, и велел купить лекарство в аптеке и сделать ещё два укола, после чего обязательно показаться и пока много не гулять. Уколы Лёне делала соседка-медсестра, Марина сама делать побоялась, а Серёжа тем более. При следующем визите к врачу Лёню признали совсем здоровым, и они на радостях не пошли к автобусу, а отправились домой через лес два километра. Марина и Лёня остались очень довольны этой прогулкой.
 У дачного дома было три хозяина – Серёжа и его двоюродные брат и сестра.  Вход в дом и кухня – общие. Когда собирались на даче все, становилось тесно – люди мешали друг другу.. Серёже это надоело, и он ещё зимой договорился с родственниками, что летом сделает небольшую кухню-пристройку и отдельный вход в свою часть дома.
В июне Серёжа с Мариной, при активном участии Лёнечки всё обмеряли, сделали-начертили проект, закупили материал и наняли двух рабочих. Щенок хотел принимать участие во всех делах. Он и весной помогал хозяину огород копать, весело прыгая вокруг него. Серёжа взял отпуск, началась стройка, которая продолжалась почти весь июль. В августе покрасили потолок и наклеили новые обои на стены своей комнаты, утеплили пол, за свой счёт восстановили отопление и решили пожить на даче и сентябрь, оставались ещё дела, доделки и в доме, и в огороде.
Сентябрь случился очень холодный, с заморозками и даже морозами. Включили отопление (в доме было когда то  установлено ОАГВ), батарейка в комнате стала горячая, и они вполне комфортно прожили почти до конца месяца . Пробурили скважину, поставили насос – теперь не надо стало с вёдрами бегать на территорию соседей. Летом с водой были проблемы – соседи давали им воду только на хозяйственные нужды (несколько вёдер в день), для полива огородика Серёжа вынужден был возить на тележке в 50 литровой бочке воду с пруда. Лёнечка за лето вырос, окреп и с удовольствием бегал по нашему маленькому участку, стараясь принимать участие во всех наших делах.
В Москве недалеко от дома работала собачья площадка и собачья школа. Осенью 1993 года они хотели было отдать Лёню в школу, но посмотрели, как жёстко обращаются с собаками инструкторы и отказались от этой идеи. Марина просто ходила с Лёней на площадку, когда там не проводились занятия, и было мало собак. Он очень быстро освоил все собачьи тренажёры, уверенно пробегал по бревну, прыгал через стенку, легко лазил вверх и вниз по лестнице. На площадке у Лёни появились друзья.  Очень нежная дружба получилась у него с ровесником бультерьером. Они так весело играли!
К году Лёнечка стал крупным, очень красивым представителем своей породы. В клубе предложили вязку. Пришлось приглашать инструктора. Два раза привозили невесту. Всё было очень смешно. К весне появились хорошие детки.  Марина и Серёжа сначала ездили на них смотреть, потом за алиментным щеночком, которого быстро через клуб продали за приличную сумму. Это было единственный раз в Лёниной жизни.
Валентина поменяла свою квартиру в пятиэтажке на большую. Марине приходилось ездить к ней на автобусе. Валя стала меньше опекать Лёню, потом на неё навалились проблемы со здоровьем, она перестала принимать активное участие в работе собачьего клуба, а Лёня перестал выступать на собачьих выставках.
Лёнечка рос в окружении любви и ласки, характер у него сформировался спокойный, доброжелательный. Он всех людей считал друзьями, потенциальными партнёрами в его собачьих играх, беспрекословно выполнял команду: «Ко мне!», не лаял на велосипедистов, лыжников, бегунов, машины.
У Керри блю терьеров большая, длинная пасть и очень сильные челюсти. Эту породу собак вывели в Ирландии. Скрещивали Королевского пуделя и Королевского волкодава. От пуделя породе досталась красота и интеллект, от волкодава – бесстрашие и сильная пасть.
Лёнечка в лесу любил носить в пасти длинные (1,5-2 метра) и толстые палки диаметром 8-10 сантиметров и предлагал хозяевам и прохожим эти «палочки» бросать. Особенно, он приставал зимой к лыжникам. Забежит вперёд, бросит такую «палочку» поперёк лыжни и, прижав передние лапы к земле, упираясь задними, готовый к прыжку, говорит: «Гав», то есть «Бери, бросай!», а обрубком хвоста весело виляет в предвкушении удовольствия. Некоторые сердились, но большинство смеялись и, как могли, бросали палку.
Весной, когда подсохло, оказалось, что Лёня заядлый и азартный футболист. Он не мог спокойно смотреть, как мальчишки гоняют мяч, тут же включался в игру, реакция у него была молниеносная. Летом на даче на футбольном поле взрослые мужчины с удовольствием играли с Лёней в футбол. Он гнал мяч носом и лапами к ногам партнёра по игре и, как только тот замахивался ногой, чтобы отбить мяч, молниеносным движением угонял его в сторону, предлагая игру в догонялки. Наблюдать за этим было интересно и смешно.
Единственным, пожалуй, недостатком в Лёнином характере, который проявился на втором году жизни, была нетерпимость к соперникам, особенно крупным. Он не лаял на бегунов, лыжников, велосипедистов, не лаял на машины и не бежал за ними. Только крупные кабели и лошади вызывали его агрессию. Увидев лошадь, Лёня гнался за ней с громким лаем. Очевидно, он принимал лошадь за огромную, опасную собаку и бесстрашно защищал своих хозяев. Если близко к нему подходил большой пёс, Леня, молча, первым бросался в драку. Это было очень страшно.
Постепенно Марина перестала ходить с Лёнечкой одна на дальние прогулки, гуляла недалеко от дома, на поводке, внимательно посматривая кругом, если видела вдалеке большую собаку,  меняла маршрут – уходила в сторонку. Такие прогулки ни ей, ни Лёне не доставляли большого удовольствия. С Серёжей было не так страшно, он умел быстро разнять драчунов, да и в его присутствие Лёня вёл себя спокойней. Может быть, он просто защищал Марину, слабую женщину от возможного нападения? А может быть, Лёнечка на всю жизнь запомнил, как на него, девятимесячного щенка, напала большая овчарка, и принимал, так сказать, превентивные меры, чтобы избежать неожиданности?
Дело было так. В сентябре 1993 год на даче Марина пошла за свежим хлебом в магазин при пекарне и, как обычно, взяла с собой Лёню. Магазинчик был маленький,  очередь за хлебом стояла на улице. Когда подошла  очередь заходить в магазин, Марина привязала Лёнечку поводком к перилам крылечка… Она уже выходила с хлебом из магазина, когда услышала истошный визг своего мальчика – его, прижала лапой к земле рычащая большая овчарка. Испуганная женщина закричала, бросилась на собаку. В этот же миг хозяин овчарки крикнул: «Ко мне!», та отпустила Лёню и побежала на зов. Марина стала выговаривать хозяину большой собаки, а тот смеялся, говоря, что его собака просто играла с Лёнечкой. Ничего себе игры!  Марину трясло почти всю дорогу домой.
За зиму Лёня превратился в прекрасного, взрослого представителя своей породы. В середине апреля 1994 года семья переехала на дачу. Теперь, после прошлогоднего благоустройства,  там было удобно жить в любую погоду. Обычно Марина гуляла с Лёней по дачным зелёным и тихим улицам. На потрясающе красивую и грациозную собаку  многие обращали внимание – уж очень он был хорош, да и к людям относился доброжелательно. Люди останавливались, заговаривали, спрашивали – что за порода. Керри блю терьеров всегда не так уж много.
Однажды весной произошёл смешной случай. Марина с Лёней шли по улице, а пожилая женщина, увидев их, поздоровалась и сказала: «Здравствуй, Боря, как ты подрос». Марина удивилась: «Это Лёня, а не Боря». Женщина улыбнулась: «Простите, перепутала, помню, что кто-то из руководства, вот и назвала Лёню Борей». Марина рассказала об этом случае Серёже – он долго смеялся. 
Лёня на даче блаженствовал. Он практически целый день проводил на участке, на свежем воздухе. Умный мальчик быстро понял, что по грядкам бегать нельзя – ходил только по дорожкам. Когда стала созревать клубника, Лёня стал ей лакомиться – идёт между грядок и принюхивается, унюхает спелую ягодку на краю грядки и скушает с удовольствием. В середину грядки он не лазил. Очень нравилось Лёне грызть свеженькую молодую морковку или огурчик. Помидоры и смородина (и чёрная, и красная), крыжовник ему не нравились.
С большим удовольствием хвостатый мальчик купался в пруду. Он хорошо плавал. Любимой игрой на пруду у Серёжи с Лёней было ныряние за брошенной в пруд палкой. Они веселились, как два мальчишки! Старший бросал палку, младший с разбегу бросался в воду, выныривал, плыл за палкой, плыл обратно с добычей в зубах и гордо клал её к ногам хозяина. И так до бесконечности. Марине не нравилась эта игра, это нырянье с головой в воду. Она беспокоилась, что у Лёнечки могут заболеть ушки. Время показало, что эти опасения были не напрасны – к старости у собаки с ушами начались большие проблемы.
Вот так они и жили втроём – летом на даче, зимой в Москве. Лёня стал равноправным членом  семьи. Он очень любил обоих своих хозяев, но в отношениях Серёжи с Лёнечкой присутствовала какая-то особенная, на уровне подсознания связь. Может быть, так получилось потому, что Серёжа с ним больше, чем с Мариной гулял, так как она панически боялась собачьих драк, может быть это была мужская солидарность. Марину Лёня считал нужным защищать, а с Серёжей они были равноправными сильными мужчинами.
У Марины не было аллергии на собачью (и кошачью) шерсть, но она никогда не любила спать ночью с собакой под боком, так как спала она беспокойно, часто ворочалась. С годами проблемы сна увеличились. Зато Серёжа с Лёней спали вместе и были очень довольны  друг другом. Вообще Серёжа разрешал Лёне всё. даже облизывать его лицо, мыть языком уши и, только что, не мурлыкал от удовольствия, очевидно – потому, что не умел!
Лёню никогда никто из людей не обижал, и он настолько доверял людям, что однажды не отреагировал должным образом, когда в квартиру забрались грабители! Ну и, слава Богу! Скорей всего Лёня принёс ворам мячик и предложил поиграть, как он проделывал всегда, когда в дом приходили гости – те его не тронули. Если бы пёс лаял и кусался, его бы могли и убить.
Как грабители попали в квартиру – неизвестно, дверь была открыта ключом. Ни Марина, ни Серёжа ключей не теряли и никому не давали. В милиции сказали, что в районе прошла целая волна подобных краж. Очевидно, грабители работали без наводки, днём и каким-то образом вскрывали квартиры, где проще замки.
Серёжа уехал на работу, Марина, погуляв с Лёней, отправилась на несколько часов по каким то своим делам. Вернулась – дверь не заперта, Лёня с мячиком встречает её в прихожей, а в квартире разгром! Тут же вызвав милицию, Марина стала смотреть, что пропало. Все дверцы шкафов были открыты, вещи и бельё валялись на полу, ящики тумбочек и письменного стола выдвинуты и опрокинуты, хрустальные вазы в серванте стояли на месте. Грабители, наверное, искали деньги и драгоценности. Но драгоценностей  Марина с Серёжей не имели. Дешевая бижутерия никого не заинтересовала. Дело было за несколько дней до Серёжиной зарплаты и в портмоне, где супруги хранили деньги, оставалась совсем маленькая сумма, которую, конечно воры взяли. И надо же! Практически напрасно забравшись в квартиру, потеряв зря время, грабители ничего не разбили и не покорёжили от досады! Марина подумала, что Лёнечка своим присутствием и доброжелательным поведением смягчил их души…
К десяти годам Лёнечка стал много болеть – и ушки болели, и глазки, и с внутренними органами не всё было в порядке. Серёжа возил его к врачам, промывал уши, давал лекарства. К осени 2004 года Лёнечка совсем ослаб, ослеп и оглох. Он очень похудел, только живот стал большим. Гулять его Серёжа выносил на руках. Марина не могла – даже худой Лёня весил около десяти килограмм, он же был не мелкой собачкой.
Когда Лёнечка и кушать отказался, уже еле ходил, Серёжа вызвал ветеринара на дом.
Доктор приехал, осмотрел больную собачку и вынес вердикт – надо усыплять, сколько можно мучить животное. Марина плакала. Серёжа еле сдерживал слёзы.
Договорились, что врач приедет через два дня и всё сделает. Последние дни Лёня, словно чувствуя неминуемую разлуку, всё время старался находиться в физическом контакте с кем-либо из хозяев. Он прижимался к ногам, лёжа на диване, клал голову на тёплые колени или старался забраться на руки к тому, кто находился рядом. Марина и Серёжа по очереди дежурили около уходящего в мир иной хвостатого друга.  Перед приездом врача Серёжа решительно велел Марине уйти из дома на полтора-два часа – погулять, побродить по ближайшему лесопарку. Она заплакала и подчинилась требованию мужа…
Когда Марина вернулась, в квартире стояла глухая тишина. Пахло валерианкой и кофе.  Лёни не было. Серёжа с красными опухшими глазами сидел за столом на кухне и пил кофе. Он встал, помог Марине снять пальто, усадил на соседний стул, налил в её чашку кофе и обнял за плечи. Они помолчали. Серёжа рассказал, что Лёнечка после укола ушёл сразу. Тело врач увёз с собой. «У нас больше не будет собак. Никто  нам не заменит Лёнечку!» – сквозь слёзы прошептала Марина и уткнулась лицом в родное плечо мужа…
   
 Не стало Лёнечки 18-го февраля 2005 года. Он прожил чуть больше 12-ти лет. Говорят, для Керри блю терьеров это предел – по крайней мере, никто из знакомых Марине и Серёже собак этой породы не прожил дольше. Но это слабое утешение.      
Больше в семье собак  не было…
      

       БОЛЬШАЯ ЯКИМАНКА, дом 50

       Доходный дом номер 50 на Большая Якиманка был построен в 1910 году в стиле модерн архитектором В. А. Мазырином рядом с церковью Ивана Воина (XVII век). Пятиэтажный, кирпичный дом имел форму большого квадрата с внутренним заасфальтированным двором, который в послевоенное время имел грустный вид – без единого зелёного кустика, только в трещинах старого асфальта кое-где пробивалась чахлая травка. В подъезды входили со двора, а во двор с улицы – через высокую арку с металлическими воротами и калиткой в них. Стены в доме были толстые, квартиры большие, парадные лестницы – широкие. В каждом подъезде имелась ещё и чёрная, довольно узкая лестница, на которую выходили через дверь на кухне. После революции дом стал коммунальным. Снесли дом в 1984 году при реконструкции и расширении улицы.
       Моя бабушка Ефросинья много лет жила и вырастила своих детей в доме 50 по улице Большая Якиманка в большой, шести комнатной угловой коммуналке на четвёртом этаже. Из окна небольшой (около 12 квадратных метров) бабушкиной комнатки была видна церковь Ивана Воина и весь большой церковный двор. Огромная прихожая квартиры была разделена на два квадратных холла. В первый холл выходили двери трёх комнат, во втором холле с левой его стороны располагались двери в другие три комнаты, с правой стороны находились туалет и ванная комната, прямо – вход в большую квадратную кухню.
        Летом 1945 года, мне было восемь лет, мы с мамой три месяца жили у бабушки, пока мама училась на курсах повышения квалификации врачей. У бабушки в это время жила ещё одна внучка – моя двоюродная сестра Галя, которой не было ещё и пяти лет. Её родители работали на севере (Отец был военный инженер-строитель.) и болезненную девочку на время бабушка взяла к себе. Входная дверь в бабушкиной комнате была в левом углу, сразу напротив неё стоял боком к стене платяной шкаф, за шкафом вдоль стены была металлическая, высокая, с шишечками и панцирной сеткой кровать. На этой кровати мы с мамой спали вдвоём. У противоположной стены, справа от окна стоял большой буфет. Ещё в комнате был кожаный диван, на котором спали бабушка и Галя и квадратный обеденный стол посредине комнаты. Подоконник у окна был большой, широкий, расстояние от внешней до внутренней рамы составляло не менее двадцати сантиметров. В холодную погоду между рамами бабушка хранила скоропортящиеся продукты.
       В кухне имелось, кажется, два окна, две газовые плиты, раковина с краном, из которого текла холодная вода, и вдоль стен пять кухонных столов – по число семей. Ванная комната была довольно большой, под высоким потолком – окно в кухню, в углу чугунная колонка, которую топили дровами, чтобы нагреть воду для мытья. Летом 1945 года ванную не топили – не было дров, все раз в неделю ходили в ближайшую общественную баню или грели на плите ведро воды и мылись в ванне.
       Рядом с бабушкой в десяти метровой комнате жила одинокая пожилая женщина, которую звали Ксюша. Бабушка и Ксюша дружили, они до пенсии работали вместе в трамвайном депо и получили свои комнаты от работы ещё в начале двадцатых годов. Семью, которая жила в третьей комнате второго холла я на помню. Знаменитостью в квартире были родители Алексея Стаханова, того самого передовика-шахтёра, с которого началось в стране стахановское движение. Они занимали две комнаты первого холла. Мать Стаханова была переполнена чувством собственного достоинства, считала себя главной в квартире. Отца Стаханова я плохо помню. Сам Алексей Стаханов с семьёй жил в доме на набережной рядом с кинотеатром Ударник. Иногда он навещал родителей, я его видела, но он не произвёл на меня никакого впечатления – человек как человек, ничего особенного. Ближайших   соседей Стахановых я совсем не помню.
       Не могу сказать, что все жители квартиры очень дружили между собой. Бабушка дружила с Ксюшей, кто ещё с кем дружил я, наверное, не интересовалась. Однако, жили очень мирно, по крайней мере, за три месяца, которые я жила в этой квартире, никаких громких скандалов я не запомнила. Газовые плиты на кухне были четырёх конфорочные, за каждой семьёй была закреплена одна конфорка, которую другие никогда не занимали. Три свободные конфорки использовали при необходимости по договорённости. Бельё стирали и вешали на кухне по очереди, убирали места общего пользования тоже по очереди – был согласован специальный график. Электросчётчик, кажется, был один. Я бы, наверное, заметила, если бы в прихожей висело много счётчиков, как я видела, однажды, уже в начале 60-ых годов, в одной коммуналке в Питере (Тогда – Ленинграде.) Звонок на входной двери тоже был один – это я хорошо помню, так как гулять на церковный двор мы с Галей ходили одни.
          Двор церкви Ивана Воина до реконструкции Большой Якиманки был значительно больше, чем сейчас. С двух сторон – напротив входа в церковь и справа от входа (если стоять лицом к нему) – была высокая чугунная ограда на мощном кирпичном фундаменте. С двух других сторон стоял просто кирпичный забор, в котором в нескольких местах были проломы. Попасть на церковный двор из бабушкиной квартиры можно было двумя путями. Первый путь был цивилизованный – спуститься из квартиры по парадной лестнице, выйти на Большую Якиманку и, пройдя совсем немного в лево, войти в калитку в воротах церковного двора. Второй путь был очень коротким – спуститься по узкой чёрной лестнице и, пройдя метров десять-пятнадцать мимо помойки, по битым кирпичам выйти через пролом в заборе. Мы с Галей пользовались обеими дорогами.
        От ворот к входу в церковь шла довольно широкая асфальтированная дорожка. Всю территорию двора покрывала чахлая травка, только вдоль ограды, отгороженная низеньким заборчиком росла густая высокая трава. К середине лета там выросла и зацвела пижма. Мы рвали эти жёлтые цветочки-таблетки и играли с ними, в том числе, засовывали их в рот кукле, играя в доктора. После такого лечения моя кукла с закрывающимися глазами перестала закрывать глаза и маме пришлось вскрыть её голову и вытряхнуть оттуда всякую дрянь, которую мы напихали, что бы простенький механизм управляющий глазами мог работать.
        В церковном дворе гуляли, кроме нас, и другие дети. Я, кажется, в первый же день познакомилась с моей ровесницей Кирой и всё лето мы чаще всего играли втроём. Отец Киры был священником. Семья жила в одноэтажном деревянном, бревенчатом доме при церкви. Этот хорошенький дом был построен ещё в XVIII веке, сразу после возведения церкви. Его тоже снесли. Фасад домика выходил на улицу, вход был из маленького дворика, отгороженного от церковного дощатым забором. Войти в дворик можно было и с улицы и от церкви через массивные калитки, которые изнутри запирались. На территории дворика росли цветы и какие-то кусты. Иногда мы играли и в маленьком дворике, конечно, не в шумные игры – чаще всего читали по очереди с Кирой вслух сказки, а Галя слушала. В большом дворе мы играли часто в подвижные игры – в классики, в мяч, в салочки, в прятки, прыгали на прыгалках и через верёвочку.
     После нашего переезда с севера в Подмосковье, бабушка стала жить с нами, а в её комнатке поселился её сын (мой дядя Боря) с семьёй. Мы с мамой часто навещали её брата Борю. В те времена родственники  общались активнее, чем сейчас, частенько ездили друг к другу в гости. К нам все приезжали  в конце октября на мой день рождения. Седьмого ноября обычно собирались на Якиманке, тем более, что в начале ноября был день рождения тёти Кати – Бориной жены. Собиралось там много народу – как уж умещались – не помню. Мы – дети, посидев немного за столом, шли играть в холл, часто в шумные игры, но бездетных соседей это очевидно не раздражало, они не делали нам замечаний.
      В самом конце сороковых годов тётя Катя (Она работала в ВИАМе и была уже кандидатом наук.) получила от работы комнату в Измайлове, в двухкомнатной квартире. Бабушку уговорили поменяться комнатами с их соседкой – всё равно, ведь, она в своей комнате жить не собиралась. У дяди Бори с семьёй появилась отдельная квартира, и я больше не бывала в старой коммуналке.


ПРОСПАЛИ!

      ТТ-2/6 – триангуляционный теодолит, которым измеряют горизонтальные и вертикальные углы, первые – с точностью 2 секунды, вторые – с точностью 6 секунд. В те, давно прошедшие времена, когда произошла эта грустная история, подходили к завершению геодезические работы по созданию плановой опоры на территории огромной страны – СССР. В основном, эти грандиозные по объёму работы осуществлялись методом триангуляции. Вся территория страны была разделена на квадраты со сторонами примерно 400 километров, по периметру которых образовали цепи треугольников со сторонами от 20 до 30 километров. В вершинах треугольников закладывались центры – бетонные монолиты с металлическим штырём, на котором был нанесён небольшой крест. Определялись координаты точки пересечения линий этого креста с высокой точностью. Над центром строили сигналы, чаще деревянные, с площадкой для измерений углов, и визирным цилиндром над крышей, высотой от трёх (просто пирамиды) до сорока пяти метров. Это была сеть триангуляции 1-го класса.
        Пространство внутри квадратов заполнялось треугольниками меньшего размера со сторонами 13-20 километров. Это называлось сетью триангуляции 2-го класса. Примерно в середине треугольников 2-го класса располагали пункты триангуляции 3-го класса. В некоторых вершинах квадратов (сеть 1-го класса) на расстоянии не более 200 километров друг от друга создавали, так называемые, базисные линии, длины которых измеряли с очень высокой точностью. Все горизонтальные углы в сети измеряли высокоточными теодолитами. 
       Вы же помните, наверное, из курса школьной геометрии и тригонометрии, что, для того, чтобы вычислить значения всех шести параметров треугольника (три стороны и три угла), надо знать, хотя бы, три из них. Вот, после выполнения полевых наблюдений (измерений углов и длин базисных линий) и производились вычисления координат. Это очень трудоёмкая работа, тем более, что в тогда ещё не было электронно-вычислительных машин и, тем более – компьютеров.
      Простите меня, что я напрягла вас специальными вопросами, но без сделанных мной простеньких пояснений, вам трудно будет понять ту грустную историю, которую я собираюсь вам рассказать.
     Летом 1959-го года, после окончания пятого курса геодезического ВУЗа (мы учились тогда пять с половиной лет) на второй производственной практике я работала помощником наблюдателя. Мы наблюдали (измеряли) углы с пунктов триангуляции 2-го и 3-его класса в степях Казахстана между городами Караганда и Павлодар теодолитом ТТ-2/6. Этот прибор был тяжёлым и громоздким и состоял из двух частей. В деревянном ящике, представлявшим собой куб, со сторонами не менее пятидесяти сантиметров надёжно крепилась подставка. В другом, тоже деревянном прямоугольном ящике, длинной не менее семидесяти пяти сантиметров, так же надёжно, крепилась зрительная труба. Сейчас такие инструменты не используются – другие теперь технологии: лазеры, GHS…  В нашей бригаде было четыре человека: наблюдатель, его звали Борис Константинович, я – помощник наблюдателя, повариха и рабочий. Не далеко от нас работала ещё одна такая же бригада. Две наши бригады обслуживала одна грузовая машина с водителем, перевозя нас с пункта на пункт вместе с нашими палатками, инструментами, 20-ти вёдерными бочками питьевой воды и т.д. Воду мы запасали, набирая, в редко встречающихся колодцах в степи или в крошечных населённых пунктах, которые изредка попадались нам на пути. Иногда, обе бригады ставили свои палатки рядом, около пункта триангуляции 2-го класса, одна из бригад выполняла наблюдения с этого пункта, другая – с расположенных поблизости пунктов 3-его класса, используя машину. 
        Наша бригада начала наблюдения в середине июня, так как Борис Константинович в начале мая умудрился сломать ногу и бюллетенил. Июнь прошёл благополучно. Мы успешно выполнили и, даже, немного перевыполнили план наблюдений. Оплата труда была сдельной. Существовали нормы выработки – сколько и каких пунктов надо от наблюдать, чтобы получить полный оклад. При перевыполнении нормы платили больше, при недовыполнении – меньше. А вот в июле начались разные неприятности.
       Июнь был жарким и в начале июля начались степные пожары. Горели сухие травы. Степной ветер раздувал огонь и гнал его с большой скоростью. Дым не позволял вести наблюдения – не было видимости. Это продолжалось три дня. У наших коллег сгорела одна палатка – не сумели отстоять. У нас всё обошлось благополучно. Мы своевременно заметили приближающуюся полосу огня и стали тушить горящую травы всеми возможными способами. На наше счастье трава была не высокой и мы топтали огонь сапогами, сбивали мокрыми тряпками. Свой маленький лагерь мы отстояли – огонь нас обошёл. Потом похолодало, прошли дожди. Пожары прекратились, но несколько дней были туманы, и работать, тоже, было невозможно. 
       Наконец, погода наладилась. Мы закончили наблюдения на пункте 2-го класса, на котором нас застали пожары и туманы, и переехали на следующий пункт, тоже 2-го класса.
       Степи между Карагандой и Павлодаром совсем не везде плоские, как стол. Часто встречаются холмистые участки или одинокие холмы среди ровной степи. Есть среди степи и небольшой горный массив – Баянские (Баянаульские) горы. «Баянаул» – монгольское слово оно означает – богатые, счастливые горы, ещё их называют второй Швейцарией. Когда едешь в сторону Баянаула на машине, горы возникают неожиданно – прямо среди степи. Горные остроконечные вершины, поросшие горными соснами, скалы, глубокие ущелья, по дну которых мчатся бурные ручьи (или маленькие речки?), берущие начало от горных ключей, голубые озёра – красота! Но, всё это в миниатюре. С востока на запад горный массив простирается всего на сорок-сорок пять километров, с севера на юг – в два раза меньше. Высочайшая вершина – всего 1026 метров над уровнем моря. У самого подножья гор – небольшой одноэтажный городок, районный центр Баянаул – крайней мере  таким он был в 1959-ом году.
       Нашей бригаде досталось наблюдать только с одного пункта, расположенного в Баянских горах. Этот пункт 3-его класса – трёхгранная пирамида – был построен на округлой вершине на западе горного массива вблизи Баянаула.  Мы подъехали к подножию горы на машине, а потом долго поднимались по крутой тропе на вершину. Мужчины (наблюдатель, рабочий и водитель) с трудом тащили в гору тяжёлые ящики с инструментом. У меня через плечо висела полевая сумка, а в руке я несла бидон с питьевой водой. Вид с вершины горы открывался изумительный. Слева и справа простирались зелёные горы с вкраплениями разноцветных скал, а прямо перед нами, внизу – абсолютно круглое, голубое-голубое озеро. Справа берега озера не были скалистыми, видна была жёлтая полоса песка, зелёный луг, и несколько маленьких белых домиков. За озером до самого горизонта – горы, горы… Смотреть на это можно было до бесконечности, но время поджимало – надо было выполнить программу наблюдений (это два-три часа) и до темноты спуститься к машине… Но, это было уже потом – где то в середине августа…
       Пункт 2-го класса, с которого мы должны были вести наблюдения располагался на вершине крупного холма, вокруг которого теснилось множество холмов меньшего размера. Палатки мы поставили в уютной лощине между холмами (в Казахстане такие лощины называли – сай). Но получилось так, что от палаток не было видно самой вершины холма с сигналом. В общем то, ничего плохого в этом на было. Быстро спустили из кузова машины на землю инструменты, наши вещи, бочки с водой, поставили палатки. Мужчины взяли инструменты и отправились к сигналу, чтобы поднять инструменты на сигнал и посмотреть – по всем ли направлениям есть видимость. Подъём на сигнал инструментов ответственное дело. Обычно, спускают с сигнала канат, предварительно закреплённый на наблюдательной площадке. Привязывают ящик с инструментом. К канату привязывают ещё одну верёвку (оттяжку). Двое тянут канат (с ящиком) вверх, а один внизу оттягивает канат, чтобы ящик с инструментом не бился о конструкции сигнала.
       Скоро мужчины вернулись. Оказалось, что нет видимости на два из восьми сигналов, на которые должны вестись наблюдения. Такое бывает. Надо ехать к этим сигналам и наращивать (поднимать выше) визирные цилиндры. Мужчины быстро собрались и уехали, а меня попросили помочь поварихе приготовить обед, сказав, что через час-полтора они вернуться. Ну, как обычно. Обед был вовремя готов. Готовила повариха в кухонной палатке на двух примусах, заправленных бензином. Прошло два часа, потом – три. Мы с поварихой забеспокоились. Я решила подняться к сигналу… На бревне нижнего венца сигнала сидел Борис Константинович и курил. Его лицо было каким-то чёрным. Перед ним лежали ящики с инструментом. Он был один. Я спросила: «Что случилось?» Борис Константинович нецензурно выругался и послал меня «на три буквы». Я опешила. В нашей бригаде, как, впрочем, и в соседней, не было принято использовать ненормативную лексику. По крайней мере, я никогда этого не слышала. Я повернулась и быстро ушла. Повариха молча выслушала меня и предложила пообедать. Она была очень спокойной и, очевидно, мудрой женщиной средних лет. Мы молча поели, повариха помыла посуду и посоветовала мне ещё раз подняться к сигналу. Я и сама уже об этом подумывала, так как Борис Константинович не появлялся и машины с рабочем не было.
       На этот раз наш ТТ 2/6 стоял на штативе. Борис Константинович опять сидел и курил, но лицо у него было уже другое. Он извинился и рассказал мне следующее:
      Благополучно подняв на нужную высоту визирные цилиндры, бригада возвращалась в лагерь. Чтобы сократить путь, было решено подъехать к сигналу с другой стороны холма. Совсем на подъезде к холму, где был наш пункт, водитель не заметил солончак и на всей скорости въехал в него. Машина забуксовала и остановилась. Колёса моментально до половины завязли в солёной грязи. Помощи ждать было неоткуда, надо было самим выбираться на твёрдую землю. Методика была известна и не один раз использована. Но это было трудоёмкое и требующее много времени дело. Водитель с рабочим остались вызволять машину из солончакового плена, а Борис Константинович отправился к сигналу.
     Сигнал был десятиметровый со шведской лестницей (просто перекладины) для подъёма на одном их четырёх несущих столбов. Внутреннюю лестницу с перилами строят только при сооружении сигналов выше десяти метров. Борис Константинович поднялся на сигнал с биноклем, но было не очень хорошо видно, а ему хотелось наверняка убедиться в наличии видимости, пока машина не уехала в другую бригаду.  Ящики с инструментов стояли внизу. Молодой, уверенный в своих силах мужчина, решил один поднять инструмент на сигнал по шведской лестнице, грубо нарушая правила техники безопасности. На ящиках с инструментами были лямки, как у рюкзака, что бы переносить их при острой необходимости на спине. Трубу Борис Константинович поднял на сигнал благополучно. А, при подъёме подставки произошла неприятность. Уже на самом верху, перед последней перекладиной шведской лестницы у Бориса Константиновича не хватило сил, руки сорвались и он повис на перекладине вниз головой. Ноги дрожали. Тяжеленный ящик тянул вниз. Вот-вот колени разогнутся и это верная смерть. Борис Константинович мысленно прощался со своим крошечным сыном, которого он ещё даже не видел. Перед отъездом в поле он отправил беременную жену (на девятом месяце) к её маме в Москву. Неделю назад начальник партии привёз письмо от жены с известием о благополучном появлении на свет мальчика. Вдруг, Борис Константинович вспомнил, что в кармане штормовки есть нож. С большим трудом он достал нож и перерезал лямки. Ящик с инструментом грохнулся вниз с десятиметровой высоты. Освободившись от тяжёлой ноши, с большим трудом на дрожащих ногах ему удалось спуститься на землю. Он сел на бревно в основании сигнала, дрожащими руками достал сигарету, закурил и с ужасом подумал о том, что подставка, скорей всего, безнадёжно испорчена. Вот в этот, совсем неподходящий момент, я и пришла в первый раз к сигналу и попала под «горячую руку».
      Борис Константинович, перекурив и немного отдышавшись, открыл ящик с подставкой теодолита, вынул подставку (она была прочно закреплена внутри ящика) и установил её на штатив. Внешний осмотр инструмента его порадовал – всё, было, кажется, в порядке, только в одном окуляре, с помощью которого берут отсчёты по вертикальному кругу, слегка треснуло увеличительное стекло. «Ну, с этим можно работать!» – сказал он себе, и стал делать поверки (проверку точности работы инструмента). Инструмент был полностью исправен и, даже (О! Чудо!), эксцентриситет – несовпадение осей вращения двух горизонтальных кругов вращения подставки (они называются лимб и алидада) – стал, почти, нулевой, а до падения был на пределе допуска. Обрадованный благополучным исходом неприятного происшествия, Борис Константинович закурил, сев на нижнее бревно сигнала, и увидел, что я, опять, поднялась к сигналу…
       Мы убрали подставку в ящик и спустились к палаткам. Уже приехала машина, которую, в конце концов водитель с рабочим вытащили из солончака. Мужчины с удовольствием пообедали, водитель сел в машину и уехал ко второй бригаде, где его уже заждались.
       Инструмент работал прекрасно. Мы успешно наблюдали программы и с пунктов 2-го класса, и с пунктов 3-его. Не помню, уж, точно – в конце августа или в самом начале сентября (было не жарко) мы двумя бригадами встали лагерем у пункта триангуляции 2-го класса, который находился на вершине пологого холма. Дело было к вечеру. Наблюдатели решили, что мы будем вести наблюдения с данного сигнала, а другая – с расположенных поблизости пирамид – пунктов 3-его класса. Коллеги поехали на рекогносцировку. Наш сигнал был намного выше десяти метров, с внутренней лестницей для подъёма на площадку, с которой ведутся наблюдения, и сделан из толстых брёвен.   Мы отнесли наш инструмент к сигналу, подняли его на сигнал, установили его на стационарный штатив.  Борис Константинович проверил, по всем ли направлением есть видимость – всё было прекрасно. Сделав необходимые предварительные наблюдения и натянув брезентовые тенты от ветра, там, где это не мешало наблюдениям, мы, согласно инструкции, закрыли инструмент чехлом и спустились к палаткам, так как солнышко было уже низко над горизонтом и вести высокоточные наблюдения было нельзя. Поварихи приготовили ужин, вернулись с рекогносцировки наши коллеги, довольные результатом. Мы поужинали, недолго посидели-поговорили и разошлись по своим палаткам спать.
         Встали, как всегда, очень рано, наверное, в шестом часу (В июне, начале июля вставали ещё раньше), выпили по стакану горячего, сладкого чая. Коллеги  уехали к своим пунктам, взяв с собой термос ч чаем и бутерброды, а мы отправились на сигнал. Видимость была прекрасная. Часам к десяти мы отнаблюдали половину программы. Солнышко поднялось достаточно высоко и, не смотря на лёгкую, высокую облачность, появились колебания восходящих от земли потоков тёплого воздуха – продолжать наблюдения стало нельзя. Мы, как положено, зачехлили инструмент, предварительно сняв и положив в ящик зрительную трубу, и спустились вниз. Плотно позавтракали, посидели и Борис Константинович скомандовал: «Всем спать. Вечерняя видимость начнётся при высокой облачности рано и мы с тобой» – обратился он ко мне – «часика в три поднимемся на сигнал и сегодня закончим программу наблюдений на этом пункте.»   
      Я проснулась от сильного грохота и какого-то воя. Автоматически взглянула на часы – было около четырёх часов дня. Тут же я услышала, какой-то истошный крик нашего рабочего: «Сигнал упал!» Я выскочила из своей палатки, наверное, одновременно с Борисом Константиновичем. Сигнал лежал на земле. Со страшной силой дул порывистый ветер. Мы все побежали к сигналу. Ветер подгонял в спину. Крыша сигнала, расколотая на части, лежала в нескольких метрах от сигнала. Наблюдательная площадка была сломана, подставка в чехле валялась на земле. Борис Константинович поднял подставку и развязал чехол. Лимб и алидада подставки от сильного удара из плоских кругов превратились в трёхмерную фигуру. Инструмент был безнадёжно испорчен. Стараясь перекричать вой ветра, Борис Константинович крикнул мне: «Беги скорей к своей палатке, проверь, хорошо ли закрыт ящик с нашими документами, как бы ветер не порвал палатки!» Я побежала вниз. Встречный ветер дул с такой силой, что я просто легла на него и перебирала ногами.
      Ветер прекратился так же внезапно и резко, как начался. Палатки он не успел порвать и, даже, не сорвал с их мест – они были поставлены на совесть.  Наша повариха рыдала и приговаривала: «Какое счастье, ведь вы проспали свою смерть. Слава Богу.» Конечно, если бы мы с Борисом Константиновичем в три часа поднялись на сигнал и начали наблюдения, шансов остаться в живых у нас бы не было. Думать об этом не хотелось. А, ТТ 2/6 было мне очень жалко… Вины нашей в гибели инструмента не было – мы всё делали по инструкции…
      Вскоре, приехали удивлённые коллеги. Они вели наблюдения на очередном пункте 3-го класса. Выполнив почти половину программы, наблюдатель, вдруг, потерял наш сигнал – вот, только что был, и исчез. На совете двух бригад было принято решение, что нам надо срочно ехать в Караганду на базу экспедиции, сдать по акту испорченный инструмент и получить другой. Наблюдатели составили акт, все присутствующие его подписали. Быстро поужинали, собрались и поехали по степи.
     Рано утром мы приехали на базу экспедиции, сдали по акту наш многострадальный «ТТ 2/6»,  получили новый инструмент и быстренько сделали необходимые поверки – теодолит работал прекрасно. Пообедав  в ближайшей столовой, отправились мы в обратный путь и уже в темноте благополучно добрались до нашего маленького полевого лагеря.
    В сентябре погода благоприятствовала успешной работе. День стал короче, но перерыв между утренней и вечерней видимостями сократился – солнце уже не так нагревало землю и восходящие воздушные потоки нам почти не мешали. В начале октября похолодало, ночами температура воздуха опускалась ниже нуля, и в бочках с водой появлялся ледок.
   Все не вылезали из телогреек, мёрзли руки во время наблюдений и у меня и у наблюдателя – работать в перчатках не получалось. Повариха наливала нам в большой термос сладкий чай, что бы мы хоть чаем грелись, работая на продуваемой всеми ветрами площадке сигнала.  Вечерами грелись у костра, а в спальные мешки забирались в одежде, подложив под свой мешок телогрейку и укрывшись сверху мешка тёплым одеялом. Но работалось хорошо. План наблюдений был значительно перевыполнен.
    К середине октября все наблюдения на объекте были успешно завершены, и мы благополучно вернулись на базу партии в Караганду. Я стала собираться домой, моя производственная практика закончилась. При расчёте я обнаружила, что из моего заработка удержали некоторую сумму. Главный инженер мне сказал, что это за разбитый теодолит, мол, будет разбираться комиссия и, возможно, мне потом пришлют эти деньги почтой. Вот такая получилась ложка дёгтя в бочке мёда!  Конечно, я ничего не получила. Но за практику мне поставили «отлично», и на том спасибо.
    Как же хорошо было снова очутиться дома! Занятия в институте на шестом курсе начинались с 15 ноября. Собственно лекций уже не было, началась работа над дипломным проектом. На заработанные, на практике деньги я купила маме и бабушке подарки, себе какие-то обновки и первый в нашей семье пылесос. Тогда пылесосы были далеко не в каждой семье.

  ЁЛОЧКА-КРОШЕЧКА      

      На солнечной маленькой полянке в этом голу выросла новая, совсем крошечная ёлочка.
      Прошлой осенью птички кормились – клевали зрелые еловые шишки, попадавшие с елей, дружное семейство которых росло рядом с полянкой. Ели были разные. Над всеми возвышалась могучая старая ель. Вокруг неё росли молодые ели, на которых только недавно стали созревать шишки, и множество совсем юных ёлочек разного роста. Птички наелись и улетели. К лапке одной из них прилипло еловое зёрнышко. Зёрнышку не понравилось летать, оно оттолкнулось от птичьей лапки, полетело вниз и легло на листик. Подул ветерок, листик закачался, зёрнышко упало на землю и закатилось в маленькую трещину. Там было тепло, уютно и темно. Зёрнышко закрыло глазки и крепко уснуло. Оно не знало, что скоро похолодало, трава завяла и её прикрыли толстым одеялом опавшие листья, а сверху Дед Мороз всё закутал снежной шубой…
       Зёрнышко проснулось от тепла. Снег уже весь растаял, и солнышко согрело лиственное одеяло. Зёрнышко почувствовало, что с ним, что-то происходит – стали расти корешки и пить тёплый, сладкий сок земли, а из макушки потянулся вверх, к свету тоненький росточек.  Было страшно, но интересно. Наконец, росток, проколов слой прошлогодних листьев, выглянул наружу. Там было так светло и красиво. «Мама!» – сказал росточек высокой травинке. «Какая я тебе мама, только позавчера сама выглянула из земли – сказала травинка – твои родственники, смотри, вон на краю поляны стоят, там и мама твоя и сестрички и, даже, бабушка!» Росточек посмотрел вокруг, но ничего не увидел кроме голубого неба и травинок вокруг.
        Шло время. Днём светило тёплое солнышко. Короткие ночи были временами тёмные с яркими звёздочками на небе, которые, казалось, лукаво подмигивали, порой на небе светила луна. Она бывала разная – сначала, как тоненький серпик, который постепенно толстел и превращался в довольно яркий (Ну, конечно, не такой как солнышко!) круг. Круг начинал худеть и опять превращался в серпик. Потом, приходили опять тёмные ночи. Порой с неба капала вода, не видно было ни солнышка, ни луны. Корешки маленького росточка всё глубже уходили в землю, ветвились и приносили росточку всё больше сладкого сока земли. Появились маленькие боковые веточки с тонкими зелёными иголочками. Однажды, кто-то наклонился, раздвинул густую траву и сказал: «Ой! Какая крошечная, хорошенькая ёлочка здесь растёт!» «Значит я ёлочка!» – обрадовался росточек.
         Постепенно дни становились короче, а ночи длиннее и длиннее. Однажды подул сильный ветер и на траву стали падать жёлтые листочки, стало холодно. «Мама, бабушка! Мне страшно!» – громко закричала ёлочка-крошечка в никуда. И вдруг, откуда-то сверху, услышала ответ: «Не бойся, ёлочка-крошечка, моя маленькая внученька, всё хорошо. Просто, кончилось лето, и пришла осень. Так каждый год бывает.  Скоро придёт зима и всё засыплет снегом. Ты закрой глазки и усни. Под снегом тепло. Весной снег растает, ты проснёшься, обрадуешься теплу и начнёшь расти». Так оно всё и вышло…
        Прошло несколько лет, ёлочка-крошечка подросла, стала выше окружающих её травинок и увидела, что на полянке она не одна – несколько её ровестниц-сестрёнок тоже выглянули из травки и радостно улыбаются ей и окружающему их прекрасному миру. А совсем рядом – большое семейство ёлок: их старшие сестрички, тётушки и мамочки. И над всеми возвышается высокая ель-бабушка – добрая и мудрая…


ЗАЗНАЙКА  Лесная сказка.

     На укромной полянке в Московском лесопарке росли молоденькие сосенки. Лет десять назад лесные гномы, недавно поселившиеся здесь, собрали в урожайный год шишки от старой, одинокой сосны, что росла на краю поляны. Они сочувствовали старой сосне, у которой никак не получалось вырастить на поляне потомство и решили ей помочь. Гномы посеяли семена в своём маленьком питомнике и ухаживали несколько лет за всходами. Когда  сосенки немного подросли, добрые хозяева леса их аккуратно выкопали, привезли весенней ночью на тележках к полянке и посадили ровными рядочками. Уж как радовалась старая сосна своим дочкам!
     Крошечным деревцам понравилась на новом месте: просторно, не то, что в питомнике, земля хорошая, солнышка много и, главное, мама рядом!  Начали они быстро расти и за несколько лет выше человеческого роста стали!
     Жили сосенки дружно. Днём они пили вкусный сок земли своими корешками, грелись на солнышке или купались в ласковый струях дождика. Тёмными ночами к сестрёнкам приходили в гости другие молоденькие деревца. (Ты, наверное, не знаешь, что деревья-детки, до определённого возраста, пока их корешки ещё не очень глубоко ушли в землю, могут ночью бегать по лесу?) Ох, и весело же становилось на поляне! Они шалили, танцевали, водили хороводы… Старая сосна с любовью и радостью смотрела на детские забавы. И гномы, порой, приходили полюбоваться сосенками. С первыми признаками рассвета веселье прекращалось, и все деревца возвращались каждый на своё место.
     До поры до времени всё было хорошо. Сосенки росли красавицами. Они были стройными, с прямыми, как стрела, стволами и пушистыми, густыми веточками.  Но когда им исполнилось по десять лет, одна сосенка, которая росла почти в середине поляны, почему-то решила, что она самая красивая и все другие должны любоваться ею, восхищаться и хвалить. Она требовала, чтобы хороводы водили вокруг неё и кланялись ей. Сестрёнки посмеивались, но вели себя, как и прежде, не обращая внимания на причуды гордячки. Старая сосна пыталась вразумить дочку, но та и слушать ничего не хотела. Гномы тоже пытались говорить с Зазнайкой – она грубила им и  обижалась на всех! И стала строптивая сосенка убегать к пруду, где  в одиночестве любовалась своим отражением в воде лунными ночами.
    Однажды, глубокой осенью, незадолго до морозов, Зазнайка не вернулась под утро на своё место. Сестрёнки забеспокоились. Старая сосна с высоты своего роста увидела, что её неразумная дочка выбрала себе новое место чуть в стороне от посадок, у самой дорожки, по которой порой ходили гуляющие в лесопарке люди. Ну, пусть растёт там, где ей нравится, решили все. Проходящие по тропке люди, конечно, восхищались очаровательной сосенкой, растущей у самой дорожки:
   – Ах, какая красавица! – говорили они…
      Скоро земля замёрзла, выпал глубокий снег, летние игры прекратились. Тихо дремали сосенки в снежных шубках в ожиданье весны.
     Под Новый год гуляли по тропинке молодые мужчина и женщина.
     – Какие красивые сосенки, вот бы веточек наломать и на новогодний стол в вазе поставить! Аромат будет! Жаль снег глубокий, не доберёшься до них. – сказала женщина.
      – Ой, смотри, одна сосенка у самой тропки стоит! Сейчас я тебе большой букет наломаю! – обрадовался мужчина. Он быстро подошёл к одинокому деревцу и обломал почти все его веточки. Это было очень больно и страшно. Но обидчик не слышал ни стонов своей жертвы, ни сердитых криков старой сосны. А гномики в это время спокойно спали в своих подземных, уютных домиках и не знали, какая беда случилась в их лесу.
       Довольная пара отправилась домой готовиться к встрече Нового года… Изуродованная зазнайка горько плакала, стоя одна на холодном ветру. И сестрёнки не могли ей помочь, обнять, успокоить – зимой даже самые молоденькие деревца не бегают по лесу.
       Весной, когда оттаяла земля, в первую же ночь сосенки окружили свою неудачливую сестрёнку, с помощь гномов помогли ей вернуться на старое своё место в середине полянки. Всё лето они с любовью заботились о ней, укрывали от ветра, тёплыми летними ночами водили вокруг неё хороводы, а гномы лечили обломанные веточки, смазывая их волшебной мазью. Старая сосна успокаивала, говорила:
   – Всё в жизни бывает. Ты молоденькая, отрастут твои веточки. Пройдёт два-три года, и ты снова станешь красавицей.
      И правда, к осени веточки обросли свежими росточками, и сосенка выглядела уже не такой несчастной.
      Зима прошла спокойно. Новой весной сосенка, которая когда-то была зазнайкой, уже играла, танцевала и ходила в хороводах вместе со своими сестрёнками. Ей было весело и хорошо среди любимых и любящих её сестриц и друзей! Она была благодарна, что от неё никто не отвернулся, когда она по своей же вине так пострадала. Какой же глупой она была! Гномы очень радовались, что зазнайка поумнела.
    Ну, что ж! Всё хорошо, что хорошо кончается!


СКАЗКА ПРО ЛИЗУ-КАПРИЗУ

       Жила-была девочка Лиза с мамой, с папой и бабушкой. Взрослые очень любили свою маленькую дочурку. Лиза росла здоровенькой, умненькой, но очень капризной и ленивой. Всё ей было не так! Просыпается она утром в своей удобной кроватке. Мама ей говорит:
        – С добрым  утром, доченька, вставай, одевайся.
        – Не хочу вставать, не хочу одеваться!
        – Вставай, моя хорошая, умывайся и иди завтракать, бабушка кашу вкусную сварила.
        – Не хочу умываться, не хочу кашу! Пусть бабушка мне какао и булочку с  маслом принесёт, я лёжа в постели буду кушать.
        И так всегда: и косички ей неправильно заплели, и платье не то, и туфельки надо другие… А если что не по ней – плакать начинает, ножками топать. Мама с папой огорчались, а бабушка их успокаивала:
       – Лизонька ещё маленькая – подрастёт и перестанет капризничать.
      Девочка росла, но оставалась всё такой же капризулей. И подружек у неё не было, никто играть с ней не хотел  из-за её бесконечных слёз. Так и звали Лизоньку «Лизой-капризой». Уже семь лет исполнилось, осенью в школу идти, а капризы всё не проходят. Мама с  папой не знают, что и делать, а бабушка всё своё твердит:
      –  Подрастёт и перестанет, подрастёт  и перестанет…
      Однажды летним днём гуляла Лиза-каприза с бабушкой в ближайшем парке, и на качелях каталась, и с мячиком играла, сколько хотела… Пора уж домой идти, а она всё: не хочу, да не хочу! Бабушка и пошла потихонечку к дому, думает – капризуля её догонит. А озорница спряталась за густой куст и смотрит, что будет дальше. Бабушка оглянулась – нет девочки! На качелях нет, на горке нет… Закричала бабушка: «Лизонька! Лизонька!», а вредная девчонка сидит за кустом и посмеивается…
     Вдруг  сразу потемнело, молния сверкнула, гром загрохотал, сильный ветер подул… Лиза испугалась, закрыла лицо руками, глаза зажмурила… А когда всё затихло, открыла глаза и не узнала ничего вокруг. Она стояла одна среди густого, незнакомого леса. «Бабушка, бабушка – закричала девочка, –Я здесь!» Но сколько она ни кричала, ответа не было, только огромные деревья качали своими вершинами, да какие-то птицы громко и страшно кричали в густых кустах. Заплакала Лизонька и пошла куда глаза глядят, продираясь сквозь колючие ветки… Шла, шла она и вышла на тропинку, которая вскоре вывела её на большую цветущую поляну. Цветов было много: красные, белые, голубые, очень красивые… Но цветы на радовали девочку, ей было страшно.
       Лиза заметила на краю поляны, утопающий в зелени и цветах домик. На крыльце стояла красивая женщина и махала рукой. Невольная путешественница с радостью побежала к дому. Женщина взяла девочку за руку и повела внутрь. Дверь за ними захлопнулась с громким стуком… Прошли через тёмные сени и оказались комнате. В середине  комнаты стоял большой стол, около него массивное кресло. Стены были увешаны пучками сушёных трав. Справа, на покрытом ковром возвышении Лиза увидела огромного, толстого как бревно, змея, свернувшегося кольцами. Огромная голова змея покачивалась на массивной шее. Женщина села на кресло и превратилась  в страшную старуху с длинным носом и большими недобрыми глазами. И змей и его хозяйка пристально смотрели на девочку… «Ой, это колдунья!» – подумала Лиза, ещё никогда ей не было так  страшно!
          – Ну, здравствуй Лиза-каприза. Я давно тебя поджидаю. Будешь служить мне. Теперь ты станешь выполнять мои капризы, а о своих забудешь навсегда. Если я буду довольна тобой – отпущу, а нет – мой друг и помощник змей Яр тебя задушит и съест! Старуха посмотрела на змея, который кивал ей своей страшной головой – Ты поняла меня?
        – Да, – едва слышно пролепетала девочка.
        – Скажи громче, я плохо слышу!
  – Да! – повторила  Лиза.
        – Ещё громче! – повысила голос старуха.
  – Да, я поняла!
        – Вот так! Сегодня ты вымоешь мне ноги. Я много ходила-летала и устала. Затопи печь. Нагрей воду. Дрова в сенях, вода в бочке. Пошевеливайся, а я пока посплю. Старуха закрыла глаза и захрапела. Лиза заплакала. Неожиданно она услышала скрипучий голос:
          – Я хочу пить. Принеси мне воды.
          – Ой! Кто это говорит?
          – Это Яр. Принеси мне большой ковшик воды.
         Схватила Лиза самый большой ковш, зачерпнула из бочки воды и на дрожащих ногах подошла к змею. Он опустил голову и стал жадно пить воду.
         – Ещё принеси.
         Лиза принесла ещё воды. И так повторилось несколько раз. Наконец Яр напился. Он уже не казался Лизе таким страшным. Она протянула руку и тихонько погладила холодную голову змея.
         – Меня никто никогда не гладил. Это так приятно.! И напоила ты меня вволю. Спасибо. Я тебе помогу. В этом доме все вещи волшебные. Если ты станешь всё делать старательно и с любовью к вещам, они помогут тебе все задания хозяйки выполнять своевременно. Ты будешь каждый день меня поить, а я –  подсказывать тебе, как и что делать. Договорились?
; Договорились! Спасибо тебе, Яр.
Слёзы высохли, и девочка принялась за работу. К тому времени, когда старуха проснулась, у Лизы всё было готово. Она старательно вымыла ноги старухи, вытерла их мягким полотенцем, надела на них тёплые носки и мягкие тапочки.
        – Молодец, – сказала старуха и словно слегка улыбнулась. – Налей из кринки молока мне и себе, нарежь хлеб. Поедим и спать. Твоя постель в закутке за печкой. Завтра я рано улечу, а ты в доме приберёшь, воды из колодца в бочку наносишь,  обед приготовишь, воду нагреешь к моему возвращению. Не вздумай убегать, тебя колючие кусты в лес не пустят, да и тропинки, по которой ты пришла, уже нет. Я понятно всё тебе объяснила? Отвечай громко!
– Да, понятно! – громко и отчётливо сказала Лиза.
      Так всё дальше и пошло. Старуха утром превращалась в красивую женщину и исчезала, а Лиза принималась за работу. Работы было много. Но Лиза старалась с кастрюлями, вёдрами, тряпками, веником и другими вещами обращалась вежливо, ласково, и вещи, как могли, помогали ей. Яр каждый день пил досыта воду и при необходимости подсказывал, как какое дело делать.
       Сколько прошло похожих друг на друга дней – девочка  сбилась со счёта! Она уже научилась ловко управляться с делами, даже получала удовольствие, наводя в доме чистоту, наблюдая, с каким аппетитом старуха и змей едят приготовленные ею кушанья. Но по ночам, ворочаясь на жёсткой постели, она часто плакала, вспоминая своих близких, свою уютную комнату с мягкой удобной кроваткой и множеством игрушек…  А как мама с папой и бабушка любили её, баловали, все капризы ей прощали! Они такие хорошие, добрые, любимые. И зачем же она огорчала их  бесконечными капризами? Как глупо! Если ей удастся когда-нибудь вернуться домой, никогда не будет капризничать! И горькие слёзы капали из Лизиных глаз на колючую, жёсткую подушку…
       Однажды, когда Лиза проснулась и вышла из своего закутка за печкой, она с удивлением увидела, что хозяйка дома в образе красивой женщины сидит за накрытым к завтраку столом.
         – Умывайся и садись завтракать, – сказала она девочке, – сегодня ты вернёшься домой.
         – Ой, правда? – обрадовалась Лиза.
         – Ну конечно, правда. Я довольна тобой, ты молодей и Яр тебя хвалит.
        Змей сидел на своём месте, кивал головой и, словно, улыбался. Он сейчас был совсем не страшным.
     Быстро позавтракали. Лиза собралась мыть посуду, но хозяйка улыбнулась, взмахнула рукой раз, другой и, о чудо!, вся посуда оказалась чистой на посудной полке и Лиза с удивлением увидела, что её потрёпанное платьице стало опять новым и чистым…
        – Вот тебе волшебная шишка. Как войдёшь  в лес, брось её себе под ноги. Когда вернёшься домой, никогда никому не  рассказывай о том, что с тобой было, но помни об этом!.. Прощай! Беги и не оглядывайся! – сказала женщина.
 – Спасибо!
       Дверь дома распахнулась. Лиза выбежала на цветущую поляну и побежала по тропке к лесу. Колючие кусты расступились перед ней. Оказавшись в лесу, Лиза бросила шишку на землю, как было ей велено… Сверкнула молния, загрохотал гром, подул сильный ветер. Лиза от страха закрыла глаза и присела на корточки…
       Когда всё затихло, Лиза открыла глаза и с удивлением обнаружила, что сидит на корточках в парке за большим кустом.  Совсем рядом кричала бабушка:
  – Лиза! Лизонька! Где ты, моя любимая девочка?
  – Я здесь, бабушка!
       Лиза выскочила из-за куста, подбежала в бабушке и бросилась в её объятья. Они стояли,  обнявшись, и обе плакали.
 – Где же ты была, внученька моя? Я так долго тебя искала, весь парк
 обошла, под каждый кустик заглянула!
 – Прости меня, бабуленька! Я больше никогда не буду так поступать,
и капризничать больше не буду. Я тебе обещаю!
       Взявшись за руки, Лиза и бабушка пошли домой…
       Как же хорошо было дома! Мама с папой уже вернулись с работы. Они удивились, что бабушка с внучкой так долго гуляют, даже начали беспокоиться и обрадовались, когда те пришли. Сели ужинать. Лиза быстро съела всё, что было положено на её тарелку, сказала спасибо, собрала со стола грязную посуду, отнесла её в кухню и начала мыть. Все смотрели на неё с удивлением и восторгом.
       – Я же говорила – Лизонька подрастёт, перестанет капризничать и станет нашей помощницей! – сказала довольная бабушка.
      – Слава Богу!  – ответил папа и нежно обнял мамины плечи…
      
   
МАЛЬЧИК-МЯЧИК

      Жил-был мальчик в большом городе, в большом многоэтажном доме с мамой и с папой. Хороший рос мальчик, здоровенький, умненький, очень подвижный и энергичный. Мама с папой души не чаяли в своём сыночке, и он любил своих родителей, рос помощником: и пол подмести маме помогал, и на стол накрыть… К пяти годам уж все буквы знал и считать умел до ста.  Всё бы хорошо, но мальчик слишком любил бегать и прыгать. Ладно бы только на улице, он и дома  в квартире бегал и прыгал. Как начнёт – прыг-прыг, прыг-прыг, прыг-прыг! Посуда стеклянная в серванте дребезжит, звенит. Так весело! Мама уговаривала:
    – Хватит прыгать, ты же мальчик, а не мячик!
    – Нет! Я мячик, мячик, мячик! Смотри, как я высоко прыгаю!
      Соседи снизу приходили, ругались, в потолок палкой стучали.  Ничего не помогало. И во дворе ребятам постарше мешал в футбол- волейбол  играть. Выскочит на площадку и давай меж игроков прыгать, и кричать: « А я мячик, а я мячик!». Ну что с ним делать? Его так и звали – «Мальчик-мячик».
      Однажды, летним воскресным утром, мальчик проснулся рано. Мама и папа спят. Скучно! И решил он пойти погулять. Оделся, умылся. Потихоньку дверь открыл, по лестнице бегом спустился и выбежал во двор. А там уж большие мальчишки во всю мяч гоняют! «А я мячик! А я мячик!» – запрыгал мальчик между игроками. Игра остановилась.
   – Не мешай играть, прыгай в другом месте!
   – А мне здесь веселей!
    Хотел большой мальчик схватить озорника за руку и вывести с футбольного поля, а тот ловко отскочил  и быстро убежал. Как только игра возобновилась, любитель попрыгать снова выскочил на поле. И так несколько раз…
      Неожиданно, откуда ни возьмись, около мальчика оказался высокий старик с лохматой седой головой, который своими сильными руками схватил его и поднял высоко над собой.
    – Ты хочешь быть мячиком – так будь им! – пророкотал старик басом и бросил озорника на поле…
      Пока летел мальчик по воздуху, он действительно превратился в мячик – прекрасный, новый футбольный мяч! А ребята, игравшие в футбол, старика не видели, и, не заметив, что у них другой мячик.  погнали его по полю. Игра продолжилась. Ох, и досталось же мальчику-мячику! Его больно пинали ногами, гоняя с одного конца поля к другому. Это  длилось бесконечно… Когда мячик со всего  размаху ударился о штангу ворот, из глаз озорника искры посыпались и дыхание от боли перехватило. Он зажмурил глаза и закричал:
   – Мама! Мама! Мне больно! Я не хочу быть больше мячиком! Я мальчик, а не мячик! Мама!
   – Что случилось, мой родненький, что ты так кричишь? – мама вбежала в детскую комнату.
     Мальчик открыл глаза. Он лежал в своей кровати, испуганная мама  стояла около него.
  – Тебе сон страшный приснился, сынок?
  – Да, – ответил он, понемногу приходя в себя.
   «Как хорошо, что это был только сон» – думал мальчик, одеваясь. Но почему-то каждое его движение отдавалось болью в спине. Болел бок. Болела нога. Прыгать не хотелось…
     Завтрак уже был готов. На сковороде шипела аппетитная яичница,  от чашек горячего какао пахло шоколадом… Быстро позавтракали. Взяли приготовленные мамой сумки, и вышли из дома. Папа завёл машину, и все поехали за город, к лесному озеру купаться и отдыхать, куда они ездили летом частенько в хорошую погоду.
     По дороге от машины к озеру мальчик был задумчив и шёл по лесной тропке на удивление спокойно. На берегу, в тенёчке мама расстелила большое одеяло, все быстро разделись и побежали к воде.
   – Откуда у тебя такие синяки на теле? – с удивлением и тревогой спросила мама сына.
   – Не знаю! – ответил мальчик и скорее прыгнул озёрную воду.