Тайна первый четырех строк Евгения Онегина

Тайна первых четырех строк «Евгения Онегина»
        (выдержка из книги Д.Северинова «Дискуссии»)

               Действующие лица
«Михалыч» - педагог из Тамбова, весьма эрудированный человек
Кандыба Сергей Петрович – с незаконченным высшим, также достаточно эрудированный
Пришвин Петр Сергеевич –майор в отставке, бывший администратор, в смысле эрудиции «туповат»
……………………………………………………………………
   … Тогда начнем, - повторился «Михалыч»,- и начнем с экскурса в недра  русской словесности, для чего коснемся знаменитых произведений отечественной литературы… - Легким покашливанием слегка прочистил гортань. -  Итак, всем нам хорошо известно имя Александра Сергеевича Пушкина, нашего великого русского поэта…Верно?
    - Верно, - поддакнул Сергей Петрович, - поэт божественного дарования, тут ничего другого не скажешь.
    - Полностью согласен с вами, - в унисон собеседнику продолжал «Михалыч». - Мы заслуженно гордимся отечественным гением, его всемирной славой, многие стихи сами знаем наизусть, с детских лет воспитываемся на его чудесных сказках…А теперь, скажите, все ли вы понимаете в его стихах?
     - Что ж там не понимать, - подал голос незаслуженно обиженный и потому осмелевший Петр Сергеевич, - замечательные стихи, легко читаются, запоминаются еще проще, - а, чтобы доказать тамбовскому грамотею, что серебрянские административные руководители, хотя и бывшие, но тоже не лыком шиты, начал декламировать, - мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…
    - Стоп, - остановил его обрадовавшийся «Михалыч», - очень хорошо, Петр Сергеевич, что вы взяли именно это произведение
Пушкина, самое известное и самое гениальное. В знании русской литературы вам не откажешь… Восхищен и благодарен, спасибо… А теперь, беря за основу первую, вами прочитанную строку, попрошу вас вот о чем -  ответьте мне, пожалуйста, на следующий вопрос  - вы все поняли, о чем в ней говорится?
    - Что же тут не понятного… Конечно.
    - Хорошо. Тогда скажите, как вы считаете, исходя из смысла первой строки автора, дядя героя романа был хороший человек, или как…?
     - Причем тут «или как», - с легким раздражением незамедлительно отвечал входящий во вкус спора Петр Сергеевич,-  если он был человеком самых честных правил, то почему он должен быть плохим.
    «Михалыч» загадочно улыбнулся, но уличать в чем-либо бывшего поселкового администратора, пока не стал. Обратил свой взор на Кандыбу:
   - А, ваше, Сергей Петрович, каким будет мнение по данному вопросу.
    Внутренне Кандыба почувствовал какой-то подвох со стороны тамбовского историка, но не смог найти его истоков, поэтому, пожав плечами, вынужден был признать правдивость слов своего земляка.
   - Я не вижу оснований не согласиться с мнением Петра Сергеевича.
  «Михалыч» удовлетворенно крякнул, его глаза загорелись дьявольским огнем. Внутренне он весь торжествовал.
    - Вот оно, ребята, доказательство вашего поверхностного взгляда на суть вещей, вашей неспособности понять их глубинное содержание, - радостно заговорил тамбовский историк. - Вы же сейчас демонстрируете пример самого, что ни есть, глубочайшего заблуждения, или, выражаясь языком Канта, так называемого «трансцензуса».
   - Это почему? - угрюмо спросил Петр Сергеевич. Кандыба пока молчал.
    - Да, потому, что своим заявлением, будто дядя Онегина был хорошим человеком вы так же далеки от истины, как греческий математик Птолемей со своей геоцентрической гипотезой далек от гелиоцентрической теории Коперника, или идеалист Гегель от материалиста Фейербаха. - осуждающе покачал головой, - разве можно быть такими несведущими в столь простых вещах…
     Всем своим видом «Михалыч» демонстрировал глубокое разочарование ответом и даже, похоже, внутренне ухмылялся над ним. Излишняя эмоциональность в словах и самоуверенность в поведении тамбовского гостя несколько покоробили сердца серебрянский старожилов, заставили их вспомнить о чувстве собственного достоинства.
     - Подожди, Михалыч, - теперь рассерженно начал Сергей Петрович, - причем тут Солнечная система и ее разные толкования, причем Фейербах… И в чем это мы вдруг оказались несведущими… В конце концов, я не понял чем обоснованы твои  придирки к нам… Обвиняет нас неведомо в чем, какой-то таинственный «трансцензус» нам пришивает, - обиженно нахмурился. - Что ты, право,  раскудахтался, как курица на заборе, полез в дебри космических наук, философских мировоззрений. Ты лучше скажи толком, в чем мы не правы и конкретными фактами докажи, что это дело обстоит именно так… А он начал нести какую-то ахинею да еще и Птолемея с Коперником призывает в свидетели… Действительно, разве человек честных правил может быть плохим?
    В ожидании ответа Кандыба из-под насупленных бровей сердитым взглядом уставился на собеседника, его серебрянский оппонент в данном случае также однозначно выступал в роли его единомышленника. Обиду и непонимание излучал их рассерженный вид.  «Михалыч», видя бескомпромиссный настрой слушателей, решил немного отступить. Понял, что слегка перегнул палку. Далее поубавил прыть в словах, спесь в поведении, продолжал в более спокойном тоне.
    - Извините, ребята, я действительно слегка погорячился,  извините…Вы правы… Птолемей с Коперником здесь не причем, как и Фейербах тоже…, -  взглянул на собеседников, добродушно улыбнулся. В знак примирения слегка похлопал ладошкой по одному и другому торчавшим перед ним колену слушателей. Однако, направление своей мысли не изменил, продолжал и дальше гнуть свою линию.
    - Но, вот, по поводу вашего мнения будто Александр Сергеевич в начальных строках своего романа утверждает, что Онегин считал своего дядю хорошим человеком, то извините еще раз, но ваша подобная версия совершенно не соответствует истине… Более того, она в корне противоречит ей.
       Слушатели сидели молча, но, судя по выражению  лиц, пока не соглашались признавать себя неправой стороной, да «Михалыч», собственно, и не торопился с вынесением окончательного приговора. Наоборот, с целью смягчения вины подопечных, дальше продолжал:   
       - Правда, для упокоения вашей совести, дорогие друзья, могу утешить существованием у вас серьезного алиби, а, вернее, наличием в вашем распоряжении смягчающего обстоятельства. Существенным в этом плане оправданием для вас может послужить тот факт, что большинство современных  почитателей таланта Пушкина придерживаются такого же, как вы, мнения. В словах Онегина по поводу своего дяди ничего предрассудительного они не находят, а если быть до конца откровенным, то надо признать, что и не способны что-либо подобное там найти. Они схватывают лишь верхушку авторской мысли, совершенно не осознавая ее глубинного содержания. Короче, они, как и вы, в корне ошибаются при осмысливании пушкинских слов начальных строк гениального романа… Более того, подчеркиваю, ошибаются в корне и ни как иначе. 
    Окинул осуждающим взглядом слушателей, в знак окончания изложения критической мысли, прищелкнул пальцами правой руки…
    - Так что при всем моем к вам уважении,  дорогие друзья, - продолжал, - именно в таком негативном плане я вынужден констатировать ваше понимание изложенной в романе пушкинской мысли. Одновременно для смягчения вашей вины - улыбнулся, - повторно добавлю - оказывается, не только вы ошибочно  воспринимаете начальные строки пушкинского произведения, но точно также поступает большинство читателей сегодняшнего дня… Печально, но факт , - окончательно подвел тамбовец краткое резюме  собственной оценки уровня понимания творчества Пушкина современными любителями поэзии. 
      Кандыба и Пришвин с каменными лицами парсунных богородиц, так и не воспринимая, в качестве должного критику оппонента, продолжали безмолвствовать.  В спор не вступали, но и не торопились признавать свою вину. Не спешил с заключительным словом  и «Михалыч». Прежде чем оглашать окончательный приговор, тамбовский специалист по русской литературе решил сделать предварительный ход, Для окончательного доказательства правоты своего обвинения посчитал необходимым совершить еще один экскурс  не в столь отдаленное  прошлое отечественной истории.
       -  Но, что касается современников Пушкина, - продолжал. - Я имею в виду, передовую интеллигенцию, класс аристократии и других достаточно грамотных людей России того времени, то их ответ на вопрос - как они, исходя из текста романа, охарактеризовали бы дядю Онегина, их ответ прозвучал бы для нас странно, неожиданно и, прямо скажем,  почти абсурдно.
       Для заострения внимание слушателей поднял правую руку вверх, еще раз щелкнул пальцами. - Итак, друзья, внимание, - изрек торжественно. - Трактуя смысл первых строк великого романа,  современники Пушкина ответили бы нам, что Женя Онегин, именуя своего дядю человеком «самых честных правил», просто-напросто назвал его ослом. Причем, ответили бы дружно, единогласно, совершенно не сомневаясь в правильности своей оценки…  Вот так-то, дорогие друзья… Уловили - ослом?
     После очередной краткой паузы сначала взглянул на ранее обделенного вниманием Пришвина, повторил свой вопрос более адресно, -  уловили, уважаемый Петр Сергеевич?...  Ни больше, ни меньше, а именно ослом, причем, в полном смысле этого слова… - Перевел вопросительный взгляд на Кандыбу, -  а вы, Петрович, поняли,  почему бы они так ответили?   
    Нет… Ни поселковый администратор, ни неистовый рационализатор из слов тамбовца пока так ничего и не поняли. В ответ на его заявление о трактовке Онегиным своего дяди в роли осла  у «уважаемого» Петра Сергеевича  отвисла нижняя челюсть, Сергей Петрович всем видом также продемонстрировал высшую степень удивления. Но оба продолжали молчать. Зато сам возмутитель спокойствия снова воодушевился.
    - Вижу недоумение на ваших лицах, значит, не поняли, - продолжал он, - ясно. Тогда  далее объясняю более обстоятельно - в чем же заключается суть столь странной оценки современниками Пушкина, казалось бы, вполне положительной, с позиций сегодняшнего дня, характеристики дяди Онегина, как человека «самих честных правил»…, улыбнулся широко и искренне. - Ведь, действительно, по всем статьям, казалось бы, хороший человек, неукоснительно следует честным правилам и вдруг, на самом деле, он оказывается ослом, во всяком случае, таковым считал его племянник…
     Убрал улыбку с лица, руку опустил.
    - А секрет здесь заключается в следующем. Дело в том, дорогие друзья, что в первой половине девятнадцатого века и, особенно в его начале, басни Крылова (надеюсь, вы слышали о таком) пользовались необычайной популярностью в просвещенной среде российского общества. Их знали наизусть, декламировали в семейном кругу, на вечеринках, а некоторые цитаты даже вошли в поговорки. При оценке определенных жизненных ситуаций они нередко использовались в качестве аллегорий. А теперь, ближе к сути. В одной из басен Ивана Андреевича были такие слова «осел был самых честных правил». Содержание басни пересказывать не стану, а  лишь подчеркну, что названная цитата была одной из наиболее часто употребляемых в разговорной речи культурных представителей русского общества того времени. Соответственно, с чьей-то легкой руки выражение «осел был самых честных правил» начали употреблять, как синоним человеческой глупости, причем, использовать так часто, и столь убедительно,  что, образно говоря, оно стало «притчей во языцех». Естественно, басенный образ  вскоре вошел в речевой обиход в качестве общепризнанной характеристики недалеких умом людей. Если общество кого-то считало не заслуживающим уважения человеком, его не называли дураком,  идиотом, или хотя бы глупцом, а говорили более культурно, правда, с подстрочной улыбкой на лице, - это человек «самых честных правил».  И всем было ясно, что это значит. Краткая цитата великого баснописца все расставляла на свои места. Притом, что прошу особенно учесть, суть дела излагалась доходчивым, вполне благопристойным языком без использования оскорбительных слов, тем более матерных выражений. Вот и Женя Онегин, ведя разговор о своем дяде, и пользуясь принятой тогда в интеллигентной среде терминологией, всего тремя словами высказал все, что  думал о своем родственнике…
    Тамбовец посмотрел на друзей взглядом великодушного победителя.
     - Надеюсь, ребята, вам теперь тоже все ясно.
     «Ребята» не ответили, но, судя по их поведению, поняли все.  Петр Сергеич вернул челюсть в первоначальное состояние, Сергей Петрович вздохнул, однако от возражений тамбовскому гостю на этот раз воздержался.
   - Но ведь это еще не все, - тем временем продолжал вошедший во вкус «Михалыч», - давайте-ка, Петр Сергеевич, - обратился он к Пришвину, - продолжите декламацию романа Пушкина, а я на основании  излагаемого вами текста, задам еще один вопрос.
    Петр Сергеич похоже  обиделся.
    - С меня хватит, - сказал, - декламируй дальше сам.
   « Михалыч» не стал лезть в бутылку.
    - Хорошо, - ответил он. - Если у вас пропало желание выступать в роли чтеца, дальше прочитаю я сам, притом, сделаю это с удовольствием… - Чуть помолчав, продолжил, - но только попрошу вас, друзья, в этот раз слушать меня внимательно, пристрастно вникать в смысл пушкинской мысли и постараться не упустить изложенной  в словах великого поэта их глубинной сути… Готовы? 
     Друзья молчали.
    - Прекрасно, - «Михалыч» принял их молчание за согласие, - тогда начинаю, и снова, начинаю сначала… Итак… «мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог. Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог»… Надеюсь, ребята, в этот раз, вы прослушали  меня внимательно, сумели воспринять  высказанной поэтом идею…, короче, четко себе представляете, о чем идет речь в авторских словах «он уважать себя заставил»… Я имею право на это рассчитывать? - спросил с чуть заметной ноткой насмешливости.
    Как и следовало ожидать, надежды своего друга «ребята» опять не оправдали. Они продолжали молчать, потому что, откровенно говоря, из очередной пушкинской фразы  так ничего и не поняли.  Смысл строки, которую, как любой русский мало-мальски грамотный человек, знали с малых лет, неожиданно оказался для них крепким орешком. О чем говорится в словах «он уважать себя заставил», они не знали.  Вынужденное признание очередного фиаско в трактовке общеизвестного произведения привело к всплеску новой волны их недовольства. И Кандыба, и Пришвин смотрели на тамбовского пушкиниста вызывающе, с чувством  раздражения, готовые, правда, неизвестно за что, но вот-вот рассердиться на него всерьез. «Михалыч» заметил это, однако на проявление со стороны друзей обиды никак не стал реагировать, внешне он оставался спокойным и дружелюбным. Более того, в его поведении так и оставались присутствовать элементы насмешливой иронии.   Тамбовский знаток русской литературы демонстративно притворился, будто решил, что слушателям все понятно, и продолжал свой безжалостный допрос в том же духе.
    - Вот и прекрасно, если у вас по поводу пушкинского текста теперь уже  не возникло проблем, - сказал он. – Слава Богу… В таком случае выдаю на гора следующий вопрос: - ответьте мне, пожалуйста,  какой же поступок совершил дядя Онегина, какое  он произвел действие, если заслужил восхищение со стороны племянника, выраженное  словами – «и лучше выдумать не мог»… А?
     Спросил и прошелся взглядом по лицам слушателей.   По внешней, отраженной на их хмурых физиономиях  реакции  на вопрос, без слов все было ясно, - «ребятам» и в этот раз сказать нечего. Оба сидели насупившись, и продолжали молчать. Некоторое время, в задумчивости покусывая губу, помолчал и настырный тамбовец. Первым после минутной паузы в этот раз рискнул отметиться Сергей Петрович.
    - Слушай, Михалыч, - заговорил он, но не совсем, чтобы в форме прямого ответа на заданный вопрос, а как бы, в качестве прелюдии к нему. -  Вот ты обижайся, не обижайся, но я тебе хочу сказать следующее  -  ты нам этим Пушкиным настолько заканифолил мозги, что мы не можем взять в толк, чего ты от нас добиваешься.
     - Что же тут, Сергей Петрович, непонятного. Я просто хочу услышать от вас ответ  на вопрос - какой смысл заложен в словах «он уважать себя заставил», или, проще говоря, каким образом дядя Онегина  заставил окружающих себя уважать и зачем он это сделал.
     Кандыба нервно дернул плечами, поморщился. Ответа на вопрос он однозначно не знал, но  признаваться в этом не хотелось. Демонстративно сердиться тоже не посчитал нужным, осознавая, что в этом случае поступил бы  довольно глупо. После минутной паузы, смирив в душе обиду,  начал словесно изворачиваться.
     - А, черт его знает, что с этим пресловутым дядей могло случиться, если он вынужден был заставить других себя уважать, - все с тем же недовольством   взглянул на задающего столь трудные вопросы тамбовца.  Далее  позволил себе выразить ему  замечание.
     - Знаешь, Михалыч, не надо к нам так пристрастно придираться, требовать от нас ответа на действия героя романа, которые, если говорить откровенно, автором не были конкретно изложены … Ведь в тексте, в конце концов, не говорится, какие дядя применил меры, чтобы заставить себя уважать, откуда же нам знать, что он для этого предпринял - сделал небольшую паузу. - Но если ты так настаиваешь, могу лишь высказать свою личную догадку - наверно повысил требовательность к родственникам, припугнул их, что лишит наследства…
    «Михалыч» искренне  рассмеялся.
    - Нет, мой дорогой друг, ни каких репрессивных мер к родственникам герой романа не предпринимал и ничем их не пугал. В романе, во всяком случае, сведений о том нет.  А, что касается совершенного дядей действия, которое приятно удивило племянника, то здесь ты зря катишь на Пушкина бочку, Александр Сергеевич доходчиво донес до современного ему читателя суть дела. Словами «он уважать себя заставил»  четко сообщил, какой поступок совершил дядя Онегина. Сделал это так, что все современники, без труда его поняли.    
      Окинул слушателей снисходительным взглядом.
     - Но поскольку вам оказалось не по силам раскусить глубинную суть мысли поэта, так и быть -  довожу ее вам в более простой трактовке. Итак…, еще раз внимание…  Дядя Онегина, никого не пугал, не приструнивал, не лишал наследства, он поступил проще,   -  взял, да и помер…
    - Еще не легче, - пробормотал Сергей Петрович, Петр Сергеевич глупо улыбнулся и спросил, - Зачем?
     - Как, зачем, наверно время тому пришло. Оттоптал дед на грешной земле  предусмотренные Богом километры, небо покоптил положенный ему срок, переработал легкими энное количества кубометров кислорода в углекислый газ, а когда пришло время отдать душу Богу, он и отбросил копыта. 
    «Михалыч» в очередной раз почувствовал себя на вершине торжества, однако  возвышенным состоянием души долго наслаждаться не стал.
    - Ладно, ребята, - продолжал он, убрав с лица улыбку и настроившись на серьезный лад. - Сейчас объясню вам  феномен смерти онегиного дяди, а также растолкую, из каких слов романа вытекает факт ее наличия. - Слегка побарабанил пальцами лежащих на коленях рук .,. - Вот  видите, - продолжал в форме небольшого отступления, - как годы меняют человеческие понятия и разговорный  лексикон.  Прошло не полных две сотни лет после создания  романа, мысли изложенные поэтом на его страницах современникам были ясны, как Божий день, а сегодняшний читатель, порой - смотрит в книгу, а видит фигу. Слова понимает, а их смысл - нет. Почему?.. Да, потому что не готов к восприятию их глубинной сути. Времена не те, образ жизни изменился, лексикон стал другим…
   Пока Пришвин и Кандыба переваривали мозгами предоставленную им  словесную пищу, ее творец совершил очередную разминку телом. Пару раз привстал и присел на месте.
    - Ладно, отступления хватит… - продолжал он затем, - давайте снова вернемся к первому четверостишью великого романа… - «Михалыч» окончательно настроился на деловой разговор,  стал излагать мысль серьезно и доходчиво. - Что касается первых двух строк, то мы, хотя и с трудом, но уяснили, что Женя Онегин при содействии широко распространенной в те времена фразы, обозвал своего любимого дядю  ослом. Поблагодарим  Ивана Крылова за внедренную им новую фразеологию, Онегину простим его вольность в выражениях, а сами  приступаем к анализу второй части четверостишья, а именно, к выяснению факта смерти одного из героев романа … Вы не против?
     - Давай валяй, - пробормотал Сергей Петрович, - сделай милость, объясни нам, почему все-таки он помер.
    - Ну, о причине смерти дяди Онегина я вам, Сергей Петрович, ничего сказать не могу, - начал свое очередное разъяснение «Михалыч», -  поэт об этом действительно умалчивает, не дает ее диагноза, а лишь сообщает о случае смерти, как таковом. Но поскольку вы не смогли уловить даже этой элементарной вещи, считаю нужным еще раз подчеркнуть - современники Пушкина без всяких дополнительных комментариев понимали, что случилось с дядей Онегина - он благополучно почил в Бозе.  А вот почему современный читатель не всегда способен уловить этот простой и доходчиво изложенный поэтом  факт, об этом следует сказать чуть подробнее, что я дальше и сделаю… Дело в том, друзья, что в первой половине девятнадцатого века слова -  «он уважать себя заставил», были аналогичны сегодняшнему выражению   типа -  «дуба дал», « в ящик сыграл». Разумеется, если разговор шел  о кончине не  весьма близкого человека и  в непринужденной бытовой  обстановке. Короче, таким образом, было принято излагать сообщение о том, что человек отправился в иные миры. И снова в плане сравнения прошлого и настоящего несколько слов о современном падении нравов даже в такой казалось бы беспорочной области, как смерть человека. Не правда ли, современное, выше мной приведенное упоминание о покойнике в плане «дуба дал» и «в ящик сыграл», звучит грубо, некультурно и даже оскорбительно. 
   - Особенно, если вспомнить твое выражение - «отбросил копыта», - на правах  уже единомышленника добавил Кандыба.
    - Вот именно, - поддержал его рассказчик. - Зато насколько аккуратно, -  продолжал, -  к этому пикантному вопросу подходили аристократы прошлых времен. И. главное, более логично подходили. Ведь действительно, когда человек умирает, на кладбище никто покойника не критикует ни за упущения на работе, ни за аморальное поведение, ни за какие-то другие его прижизненные грехи. Там говорят о нем только теплые слова, короче, все его «уважают». Надо полагать, что и  при похоронах дяди Онегина, никто не называл усопшего человеком «самых честных правил», в «крыловом» смысле этого выражения, никто не упоминал его прошлых недостатков, не  пытался уличать его в скудности ума, на кладбище о нем говорили только хорошее. В общем, там он действительно всех заставил себя уважать, о чем устами своего героя и к тому же весьма доходчиво сообщил Александр Сергеевич своим современникам... И, наконец, исходя из подобной трактовки дальнейшего текста романа, становятся ясными последующие размышления поэта о трудностях родственников дяди, в том случае, если бы он не «заставил себя уважать» а продолжал жить в болезненном состоянии. Сколько бы хлопот он им причинил: и подушку поправлять, и притворно вздыхать, и печально подносить лекарство, и так далее, и тому подобное...  Но, слава Богу, дядя поступил так, как поступил, чем и заслужил восхищение племянника, выраженное восклицанием последнего «...и лучше выдумать не мог».
   Заключительные слова «Михалыча» прозвучали при полном безмолвии слушателей, как и отсутствии на их лицах обиды или недоумения. Не затягивая паузы, тамбовский знаток отечественной литературы завершил свой экскурс в пушкинские времена следующими словами:
    - Вот на такой мажорной ноте, уважаемые друзья, мажорной, разумеется, с точки зрения избавленных от необходимости ухода за больным его родственников, я и хочу закончить печальный рассказ о дяде Онегина, тем самим продемонстрировав пример, как порой, в казалось бы, простых вещах иногда таятся глубинные, неопознанные тайны. В частности, именно так обстоит дело с небольшим, взятым мной из творчества Пушкина фрагментом. В небольшом четырехстишье  поэта, оказывается, заложен такой глубинный пласт авторских тонкостей и хитроумных тайн, о которых  по истечению полутора века, читатель даже не подозревает… Вот так-то… 
      «Михалыч» обвел слушателей добродушным взглядом, в заключении изрек, - а пока благодарю за внимание…, хотя, может быть, у кого-то есть что-либо добавить к сказанному, тогда милости просим?
   Нет, добавлений не последовали. Пришвин лишь покачал головой, то ли удивляясь, то ли восхищаясь широкими познаниями случайного  паркового знакомого, Кандыба посчитал нужным в очередной раз прокомментировать им услышанное.
    -Ты, Михалыч, поведал нам историю о романе Пушкина весьма интересную и, к тому же, малоизвестную широкому кругу читателей, - сказал он. - Спасибо, мне остается лишь добавить, что, пожалуй, не грех было бы учителям литературы старших классов при изучении этого произведения подобные  сведения сообщать ученикам. Ведь,  без изложенного тобой разъяснения первого четверостишья  для большинства читателей оно остается совершенно неясным, а точнее сказать - не понятым… Данный факт, к сожалению, приходится констатировать на собственном опыте. - Немного помолчав, продолжил.  - После твоих разъяснений, Михалыч, действительно задумаешься и вполне обоснованно почешешь в затылке… Ведь, оказывается, не зная тонкостей лексикона разговорной речи начала девятнадцатого века и аллегорических выражений имевших в то время хождение в среде более-менее эрудированной части народа,  можно, и правда, как ты правильно выразился - смотреть в книгу, а видеть фигу…Ну, да, ладно, - с некоторым облегчением вздохнул он, - хорошо хоть то, что приведенный тобой пример является  в своем роде единственным ляпсусом в восприятии нашей современной публикой сути и смысла великих произведений российской литературы… И то слава Богу…
    Однако, высказывать по названному поводу благодарность Всевышнему сам «Михалыч» посчитал делом преждевременным.
    - Почему же, единственным, - возразил он, - откуда ты взял, что это единственный случай,  и, что ничего подобного в сфере русской культуры больше не совершалось… Нет, мой дорогой… Не надо упрощать ситуацию... К сожалению, изложенный мной факт вовсе не является в смысле ляпсуса оригинальным …, в истории литературы, можно  отыскать не мало других подобных фактов, к тому же еще более впечатляющих. Правда, для этого необходимо обладать определенной эрудицией, располагать необходимыми знаниями… Но, найти можно…- По его загоревшему интересом взгляду не трудно было догадаться, что в сознании тамбовца проклюнулся еще один литературный курьез, на слушателей взглянул вопросительно, - если желаете, могу привести еще пример, к тому же, как мне представляется, еще более интересный и не менее поучительный уже мной приведенного…Хотите?
…………………………………………………………………………

  (О другой неприятности, приключившейся с романом Л Толстого «Война и мир» в следующей выдержке из книги Д.Северинова «Дискуссии»)