de omnibus dubitandum 28. 224

ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ (1653-1655)

Глава 28.224. ПРЯМО ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ ВЗГЛЯДЫ…

    Объяснение столь любопытного явления надлежит искать не в малороссийской истории, а в истории днепровского казачества, игравшего руководящую роль в событиях 1654 года. Вообще, истоки украинского самостийничества невозможно понять без обстоятельного экскурса в казачье прошлое. Даже новое имя страны «Украина» пошло от казачества. На старинных картах, территории с надписью «Украина» появляются впервые в XVII веке, и если не считать карты Боплана, надпись эта всегда относится к области поселения запорожских казаков. На карте Корнетти 1657 г., между «Bassa Volinia» и «Podolia» значится по течению Днепра «Ukraine passa de Cosacchi». На голландской карте конца XVII века то же самое место обозначено: «Ukraine oft. Land der Cosacken».

    Отсюда оно стало распространяться на всю Малороссию. Отсюда же распространились и настроения положившие начало современному самостийничеству. Далеко не все понимают роль казачества в создании украинской националистической идеологии. Происходит это, в значительной степени, из-за неверного представления о его природе. Большинство черпает свои сведения о нем из исторических романов, песен, преданий и всевозможных произведений искусства. Между тем, облик казака в поэзии мало сходен с его реальным историческим обликом.

    Он, выступает там в ореоле беззаветной отваги, воинского искусства, рыцарской чести, высоких моральных качеств, а главное — крупной исторической миссии: он борец за православие и за национальные южно-руские интересы. Обычно, как только речь заходит о запорожском казаке, встает неотразимый образ Тараса Бульбы, и надобно глубоко погрузиться в документальный материал, в исторические источники (переписанные тысячи раз нашими лже-историками и надежно спрятанными в архивах как, предшествующими так и нынешними правдорубами…), чтобы освободиться от волшебства гоголевской романтики.

    * * *

    На запорожское казачество с давних пор установилось два прямо противоположных взгляда. Одни усматривают в нем явление дворянско-аристократическое — «лыцарское». Покойный Дм. Дорошенко, в своей популярной «Истории Украины з малюнками», сравнивает запорожскую Сечь со средневековыми рыцарскими орденами. «Тут постепенно выработалась, — говорит он, — особая воинская организация наподобие рыцарских братств, что существовали в Западной Европе». Но существует другой, едва ли не более распространенный взгляд, по которому казачество воплощало чаяния плебейских масс и, было живым носителем идеи народовластия с его началами всеобщего равенства, выборности должностей и абсолютной свободы.

    Эти два взгляда, не примиренные, не согласованные между собой, продолжают жить, по сей день в самостийной литературе. Оба они не казачьи, и даже не украинские.

    Польское происхождение первого из них не подлежит сомнению. Он восходит к XVI веку, и встречается впервые у польского поэта Папроцкого. Наблюдая панские междоусобия, грызню магнатов, забвение государственных интересов и весь политический разврат тогдашней Польши, Папроцкий противопоставляет им свежую, здоровую, как ему казалось, среду, возникшую на окраинах Речи Посполитой.

    Это — среда тюркская, казачья. Погрязшие во внутренних распрях поляки, по его словам, и не подозревали, что много раз были спасены от гибели этим окраинным тюркским рыцарством, отражавшим, подобно крепостному валу, напор турецко-татарской силы. Папроцкий восхищается его доблестью, его простыми крепкими нравами, готовностью постоять за веру, за весь христианский мир.  Произведения Папроцкого были не реалистическим описанием, а поэмами, вернее памфлетами. В них заложена та же тенденция, что и в «Германии» Тацита, где деморализованному, вырождающемуся Риму противопоставляется молодой, здоровый организм варварского народа.

    В той же Польше, начинают появляться сочинения, описывающие блестящие воинские подвиги казаков, сравнить с которыми можно только подвиги Гектора, Диомеда или самого Ахилла. В 1572 году вышло сочинение панов Фредро, Ласицкого и Горецкого, описывающее похождения казаков в Молдавии под начальством гетмана Ивана Свирговского. Каких только чудес храбрости там не показано! Сами турки говорили взятым в плен казакам: «В целом королевстве польском нет подобных вам воинственных мужей!». Те скромно возражали: «Напротив, мы самые последние, нет нам места между своими и, потому мы пришли сюда, чтобы или пасть со славою, или воротиться с военною добычею». Все попавшие к туркам казаки носят польские фамилии (естественно если пишет об этом польский поэт - Л.С.): Свирговский, Козловский, Сидорский, Янчик, Копытский, Решковский. Из текста повествования видно, что все они шляхтичи, но с каким-то темным прошлым; для одних разорение, для других провинности и преступления были причиной ухода в казаки. Казачьи подвиги рассматриваются ими, как средство восстановления чести: «или пасть со славою, или воротиться с военною добычею». Потому они и расписаны так авторами, которые сами могли быть соратниками Свирговского. 

    Еще П. Кулиш заметил, что сочинение их продиктовано менее высокими мотивами, чем поэмы Папроцкого. Они преследовали цель реабилитации провинившихся шляхтичей и их амнистии. Подобные сочинения, наполненные превознесением храбрости дворян ушедших в казаки, наделяли рыцарскими чертами и все казачество.

    Литература эта, без сомнения, рано стала известна запорожцам, способствуя распространению среди них высокого взгляда на свое общество. Когда же «реестровые» начали, в XVII веке, захватывать земли, превращаться в помещиков и добиваться дворянских прав, популяризация версии об их рыцарском происхождении приобрела особенную настойчивость. «Летопись Грабянки», «Краткое описание о казацком малороссийском народе» П. Симоновского, труды Н. Маркевича и Д. Бантыш-Каменского, а также знаменитая «История Русов» — наиболее яркие выражения взгляда на шляхетскую природу казачества.

     * * *

    Несостоятельность этой точки зрения вряд ли нуждается в доказательстве. Она попросту выдумана и никакими источниками, кроме фальшивых, не подтверждается. Мы не знаем ни одного проверенного документа, свидетельствующего о раннем запорожском казачестве, как о самобытной военной организации малороссийской шляхты. Простая логика отрицает эту версию. Будь казаки шляхтичами с незапамятных времен, зачем бы им было в XVII и XVIII веках добиваться шляхетского звания? К тому же, Литовская Метрика, русские летописи, польские хроники и прочие источники дают в достаточной мере ясную картину происхождения подлинного литовско-руского дворянства, чтобы у исследователей мог возникнуть соблазн вести его генезис от запорожцев (здесь говорится об источниках так долго переделанных и отредактированных в угоду своих правителей, что ссылаться на их подлинность не приходится - Л.С.).

    Еще труднее сравнивать запорожскую Сечь с рыцарским орденом. Ордена хоть и возникли, первоначально, за пределами Европы, но всем своим существом связаны с нею. Они были порождением ее общественно-политической и религиозной жизни, тогда как казачество рекрутировалось из элементов вытесненных организованным обществом государств европейского востока. Возникло оно не в гармонии, а в борьбе с ними. Ни светская, ни церковная власть, ни общественный почин не причастны к образованию таких колоний, как Запорожье. Всякая попытка приписать им миссию защитников православия против Ислама и католичества разбивается об исторические источники (об этих источниках смотри выше - Л.С.).

    Наличие в Сечи большого количества поляков, татар, турок, армян, черкесов, мадьяр и прочих выходцев из не православных стран не свидетельствует о запорожцах, как ревнителях православия.

    Данные, приведенные П. Кулишем, исключают всякие сомнения на этот счет. Оба Хмельницких, отец и сын, а после них Петр Дорошенко, признавали себя подданными султана турецкого — главы Ислама. С крымскими же татарами, этими «врагами креста Христова», казаки не столько воевали, сколько сотрудничали и вкупе ходили на польские и на московские украины (совершенно верно, т.к. они были также тюркского племени - Л.С.).

    Современники отзывались о религиозной жизни днепровского казачества с отвращением, усматривая в ней больше безбожия, чем веры. Адам Кисель, православный шляхтич, писал, что у запорожских казаков «нет никакой веры» и то же повторял униатский митрополит Рутский. Православный митрополит и основатель киевской духовной академии — Петр Могила — относился к казакам с нескрываемой враждой и презрением, называя их в печати «ребелизантами» (пусть это останется на  совести перечисленных исторических деятелей, считать их высказывания истиной в последней инстанции, глупо - Л.С.).

    Сравнивать сечевую старшину с капитулом, а кошевого атамана с магистром ордена — величайшая пародия на европейское средневековье. Да и по внешнему виду, казак походил на рыцаря столько же, сколько питомец любой восточной орды. Тут имеются в виду не столько баранья шапка, оселедец и широкие шаровары, сколько всякое отсутствие шаровар (Н.И. Ульянов, верный марксистско-ленинским догмам,  путает божий дар с яичницей, не форма определяет суть человека, а содержание - Л.С.).

    П. Кулиш собрал на этот счет яркий букет показаний современников, вроде оршанского старосты Филиппа Кмиты, изображавшего в 1514 году черкасских казаков жалкими оборванцами, а французский военный эксперт Дальрак, сопровождавший Яна Собесского в знаменитом походе под Вену, упоминает о «дикой милиции» казацкой, поразившей его своим невзрачным видом.

    Уже от начала XIII века сохранилось любопытное описание одного из казачьих гнезд, своего рода филиала Сечи, составленное московским попом Лукьяновым. Ему пришлось посетить Хвастов*

*) Фастов - первое упоминание Фастова в летописях датируется 1390 годом. расположен на реке Унава в 64 км (по железной дороге) и 75,5 км (по Одесской трассе) к юго-западу от Киева.
В начале XVI века местечко Фастов принадлежало поселившейся в Киевском воеводстве фамилии Васенцевичей (Макаревичей), но затем было заложено римско-католическому епископу на Украине Пацу, став его резиденцией. Сменивший Паца епископ Иосиф Верещинский построил в селении первый католический костёл.
В 1601 году посёлок получил магдебургское право. В 1793 году вошёл в состав Российской империи, а позже стал волостным центром Фастовской волости Васильковского уезда Киевской губернии.
В середине XVIII века в Фастове были построены две православные церкви — Воскресенская и Покровская.
Священнослужители Воскресенской церкви:
o 1799 — священник Афанасий Михайлович Самборский
o 1836 — священник Тимофей Тимофеевич Кудрицкий
Священнослужители Покровской церкви:
o 1799—1836 — священник Карп Иосифович Копанский (Копаньский)
o 1891 — священник Михаил Евтихиевич Бедрицкий
После постройки железной дороги в 1870 году посёлок стал важным транспортным центром в юго-западном направлении от Киева, что придало ему дополнительные импульсы для развития. Он располагал паровозным депо и заводом для пропитки дубовых шпал.
Проходивший через Фастов тракт, соединявший Полесье с Украиной, придавал ему особое торговое значение. В поселении еженедельно собирались базары и 7 раз в год устраивались ярмарки.
В начале XX века в Фастове вместо неоднократно перестраивавшегося деревянного костёла был возведён значительно превосходящий прежние по размерам каменный Костёл Воздвижения Креста в неороманском стиле, построенный по проекту архитектора Владислава Домбровского.
1 декабря 1918 года делегаты Западно-Украинской Народной Республики и Украинской Народной Республики подписали в Фастове договор об объединении обоих украинских государств в одно.
В 1938 году Фастову был присвоен статус города, а в 1962 году он стал городом областного подчинения)
 
    — стоянку знаменитого Семена Палея** и его вольницы: «Вал земляной, по виду не крепок добре, да сидельцами крепок, а люди в нем что звери. По земляному валу ворота частые, а во всяких воротах копаны ямы, да солома постлана в ямы. Там палеевшина лежит человек по двадцати, по тридцати; голы что бубны без рубах нагие страшны зело. А когда мы приехали и стали на площади, а того дня у них случилося много свадеб, так нас обступили, как есть около медведя; все казаки палеевшина, и свадьбы покинули; а все голудьба безпорточная, а на ином и клочка рубахи нет; страшны зело, черны, что арапы и лихи, что собаки: из рук рвут. Они на нас стоя дивятся, а мы им и втрое, что таких уродов мы отроду не видали. У нас на Москве и в Петровском кружале не скоро сыщешь такого хочь одного».

**) ПАЛЕЙ или ПАЛИЙ Семен - популярный казачий атаман Днепровского Правобережья; совершал удачные набеги на Крым и взял в плен Крымского хана Осман Гирея; в 1701 г. поднял восстание против польских магнатов, пытавшихся поработить Казаков. Гетман Мазепа, по приказанию императора Петра Первого, заманил его к себе в Левобережье и передал русскому воеводе в 1704 г. П. послан в Енисейск и возвращен из ссылки только после измены Мазепы. Потомки П. заслужили в России - графский титул (Казачий Словарь Справочник). Комментировать я думаю нечего - Л.С.

    Сохранился отзыв о палеевцах и самого гетмана Мазепы. По его словам, Палей «не только сам повседневным пьянством помрачаясь, без страха Божия и без разума живет, но и гультяйство также единонравное себе держит, которое ни о чем больше не мыслит, только о грабительстве и о крови невинной».

    Запорожская Сечь, по всем дошедшим до нас сведениям, недалеко ушла от палеевского табора — этого подобия «лицарських орденiв, що iснували в захiднiй Европi».