Дружба-любовь

школьная повесть

Вступление

Это школьная повесть о девочках и мальчиках конца шестидесятых, о любви и дружбе, об учителях и одноклассниках, одним словом о школе, где любят и дружат, где шутят и смеются, где обижают и обижаются.

А если кто-то обижает — значит внутри сильная боль. И он еще не умеет справиться и потому отвечает резко, когда можно промолчать. А ссорятся?! Это тоже от любви. А как переживают друг за друга?! И это все — любовь!

Она витала в коридорах, кабинетах, спортзалах и, конечно, в актовом зале, где все высвечивалось и искрилось. Там бушевали страсти в маленьких и неокрепших душах влюбленных школьников, а также в их друзьях, переживавших за этих влюбленных, как за себя.



Дружба — любовь, все перемешано и как это отделить? И надо ли делить, может лучше так и оставить дружба — любовь, это то, что нас связывало, а может и сейчас, иногда, связывает во взрослой жизни, но уже с другими людьми. Все это нам дорого!

Новая школа

                Ты прости, что пишу,

                Ты прости, что спешу,

                Слишком мал человека век!



                Ты прости, что приду

                И прости, что уйду,

                Дорогой ты мой человек!

И вот передо мной школа, в прямом смысле — новая! Ее только что построили, она самая современная и большая в нашем городе. Находится она в другом районе, там, где живет моя старшая сестра, она то и рассказала про нее. Я была не уверена, что меня возьмут.

— Это же другой район?!

— Ну и что? C таким аттестатом, как у тебя, с руками оторвут!

И я поехала подавать документы в девятый класс новой фешенебельной школы.

— Да, у вас такие оценки! А по математике все пятерки! Мы вас возьмем в самый лучший в 9 «А»! Любите математику?

— Да! — растерялась я, не ожидая такой бурной и радостной встречи.

И вот я — ученица лучшей школы.

— Меня взяли в самый сильный математический, класс! — сказала я с гордостью.

— Ну, я же говорила! — довольно сказала моя сестра. Тогда мне было еще непонятно: чем она так довольна?! Ведь сестра относилась ко мне как старуха Шапокляк: постоянно вредила. А тут вдруг такая радость у нее? Только потом я поняла! Рядом со школой находился детский сад ее детей. Поэтому сестра могла меня использовать в роли няньки целых два года! Все встало на свои места!

Разнокалиберный 9 «А»

В новой школе создали пять девятых классов от «А» до «Д», и ни одного десятого. Ведь именно мы, девятиклассники, должны были стать первым выпуском этой школы. Из пяти классов — два математических, один с изучением химии и два обычных, с домоводством и электротехникой.

В математические классы набрали самых сильных «хорошистов», тех у которых были только пятерки по математике. Самые сильные и способные — 9 «А».

Я очень гордилась, что попала в этот класс, но когда я пришла, то была сильно удивлена. Большинство мальчиков были как на подбор: статные красавцы, остроумные, обаятельные, с улыбающимися лицами и хорошим воспитанием.

Зато девочки… Такую разнокалиберность невозможно и придумать, даже если сильно захотеть. Девочки были такие разные, что и описать невозможно. Если бы устроили в нашей стране выставку коллективов по разнокалиберности людей, мы бы заняли первое место.

Среди всех выделялись две красавицы с девичьими фигурами, одна была средняя, другая покрупней. Средняя в наше время считалась девушка с ростом метр шестьдесят, примерно, как Венера Милосская. Таких было большинство. На физкультуре, кто ниже ростом, стояли в хвосте, а кто выше — в начале строя.

Третьей была миловидная дама с тонкой талией, очень широкими бедрами, большой грудью и взрослым лицом, походившую на молодую кормящую маму с парочкой детей. Мила всегда была готова к ответу, с удовольствием шла к доске, слегка покачивая бедрами, стараясь не задеть ими края соседних парт. Она часто блестяще отвечала, грамотная и взрослая, и даже учителям было неудобно на нее смотреть и лишний раз спрашивать. Казалось, что она к нам в класс попала по ошибке. Позже я слышала, что Мила поступила в Ленинградский институт и рано вышла замуж, хотя по внешнему виду она должна была быть там давным-давно. Счастья тебе, милый человек!

За ней на парте сидела такая «крестьянка»: широкая и скуластая, с русыми жидкими косичками. Рядом с ней корпела тихая, маленькая «кнопка» с правильными чертами лица, но ничем не примечательная, может быть, только тем, что стояла последней в строю.

Сзади меня сидела Лана, девочка с большими красивыми глазами, но в сильных очках, портящих ее лицо. У Ланы было хорошее чувство юмора, и она умела дружить. Мама ее работала врачом, и жили они недалеко от школы. Однажды Лана пригласила меня в гости, и я увидела их большую современную квартиру, и одна из комнат детская, ее и брата. Мне так понравилось, что у них своя комната с двумя кроватями и письменном столом. У меня не было ни своей комнаты, ни письменного стола, и я позавидовала белой завистью своей однокласснице. Лана стала фармацевтом, в институт ей было нельзя из-за плохого зрения, и она окончила училище. Позднее мы подружились уже во взрослой жизни, а когда болела мама в течение нескольких лет, то она всегда выручала лекарствами. И не только меня. Спасибо тебе, дорогая!



Мне нравилось, что в классе учились все умные и способные ребята, и среди девчонок не было ни вражды, ни зависти, а дружелюбное, приятное общение. Конечно, каждый в классе был личностью с незаурядными способностями, но все это было не на показ.

Нашу благолепную тишь да благодать нарушали математик, остряк с первой парты, по прозвищу Рожок, и я, Инна, со своим острым язычком. Я давала отпор всем, по поводу и без: иногда шутя, иногда всерьез. Остальные были похожи на улыбчивых наблюдателей, всегда поддерживающих шутку.

Особенно я запомнила Гену, был он среднего роста, хорошо сложен, черненький симпатичный, но выделялся он не этим. А тем что часто улыбался широко и открыто, и вид у него был радостный и счастливый. Генка всегда откликался на наши шуточки и смеялся со всеми весело, но  сам никогда не шутил, и веяло от него счастьем и добротой. И еще он немного смущался, когда смеялись над кем-то, как будто ему было немного неудобно за эту ситуацию, но смешно. Классный был парень! Говорили, что стал он военным и погиб молодым. А может это только слухи? Точно не знаю.

К сожалению, на мое поколение выпало немало войн. Это и афганская война, и две чеченских, и столкновение на Даманском полуострове, когда мои ровесники там служили. Обидно что, спустя несколько лет, Даманский, из-за которого были постоянные ссоры и бои, подарили Китаю. Так за что же гибли мои ровесники, защищая его?! Кроме войн случилась еще чернобыльская катастрофа, где работал и погиб наш однокашник и мой школьный друг.

Но пока мы еще не знали нашего страшного будущего, что выпадет нам эпоха войн и перемен, и потому веселились мы и шутили над всем, что попадалось на глаза.

Рожок сидел, в пол-оборота к классу, на первой парте перед учителем и комментировал все с юмором и шуточками, и не выпуская из виду учителя.

Я тоже ему мало уступала. Однажды наша историчка на уроке сказала, что некоторые ученицы одеваются лучше учителей, тем самым, бросив камень в мой огород: ведь у меня сестра работала в престижном магазине. Я тут же встала и сказала, что думаю по этому поводу.

— А разве я виновата, что в стране не хватает сапог? Я была бы рада, если бы в магазинах было изобилие, и все ходили бы в красивых сапогах.

— Да, конечно, ты не виновата! — сказала она грустно.

Наша историчка тоже была необыкновенной и любимой нами. Она не только интересно преподавала историю, но могла и пошутить, поговорить на другие темы, ответить на любые, даже самые острые, вопросы.

Когда на уроке кто-то сказал, что Паша-любимчик, она подтвердила, улыбаясь.

— Да, я — не равнодушна и, даже, могу признаться в любви, потому что Паша похож на моего сына.

Наш остроумный Рожок тут же отреагировал.

— А ваш муж знает об этом? Что ваш сын похож на этого любимчика?!

Все засмеялись, а она как ни в чем не бывало продолжила урок, не зацикливаясь на этой фразе.

Вера Михайловна умела достойно выходить из любых ситуаций.

Однажды была тема по биографии Ленина, и я спросила можно ли задать вопрос.

— Пожалуйста!

— Вот я часто думаю, В. И. Ленин жил и за границей, и у нас в стране, а сам нигде не работал. На какие деньги он тогда жил и чем платил за все?

Рожок тут же отреагировали и, как всегда, повернувшись вполоборота, изрек удивленно.

— Я то смотрю, что это ты всегда такая задумчивая? О чем она только думает? А она оказывается о Ленине думает! На какие шиши он жил?! Хорошие мысли у тебя! Молодец!

Всем стало весело, а Вера Михайловна рассказывала, что он получал за статьи в газеты и еще за что-то. Но мы уже веселились над моими мыслями и думами, а откуда Ленин брал деньги было уже не так важно.

Автобусы с висящими людьми

Жизнь — не предсказуема. Мы не знаем как она к нам повернется: кто предаст, а кто протянет руку и спасет. Это был один из таких случаев.

В СССР было плохо с транспортом. Автобусы ходили редко и, когда они приближались к автобусной остановке, народу уже накапливалось много, и автобус подходил полный. Очень редко такие автобусы ехали мимо, и тогда им вслед неслись ругательства и «наилучшие» пожелания.

Когда автобус останавливался, то его надо было брать штурмом.

Это значит, что вся толпа с остановки, в едином порыве, неслась к подъехавшему автобусу, едва он открывал двери. А он их открывал! Несмотря на то, что был полный.

И с этой сплоченной кучей народа, подпирающей со всех сторон чужими телами, сумками и руками, мы въезжали в автобус на чужих плечах. Надо было в него обязательно сесть, потому что следующий придет не скоро, минимум через полчаса, и тогда, совершенно точно, опоздаешь в школу, а кто и на работу. Как правило, последним входил в двери, подперев нас, какой-нибудь очень сильный мужчина. Он обхватывал всю толпу двумя руками, обнимая всех, как в объятья, и, подталкивая своим животом, втискивался последним. И этот мужичок все делал с радостью, как будто это доставляло ему удовольствие. А может и доставляло: показать какой он сильный и добрый?! Ведь недобрый пролез бы вперед и все!

Так было каждый день, мы держали бой за любое место в автобусе, даже висячее: это, когда тебя держат соседние плечи, а ты висишь, не доставая ногами пола.

Но однажды я не попала в середину этой толпы, очень сильный мужчина оказался впереди меня, благополучно втиснулся вместе с толпой и устроился на предпоследней ступеньке. Я вцепилась в него, а точнее в его пальто. С ранцем за плечами я повисла на последней ступеньке, на одной ноге, прижавшись к мужику. Автобус тронулся, мы поехали с незакрытыми дверями, в которых висели люди.

Руки мои были всегда слабые, несмотря на то, что я постоянно занималась спортом. Они не выдержали такой нагрузки, как моё тело, в зимней одежде, да еще со школьным ранцем за плечами. Руки стали медленно-медленно разжиматься, выпуская из своих пальцев чужое мужское пальто. Я поняла, что через минуту-другую я выпаду из автобуса на полном ходу. И что со мной будет — непонятно.

Глаза мои наполнились ужасом и страхом. Я посмотрела вверх: зацепиться было не за что. Но тут я увидела поверх головы мужика, за которого я держалась, другое лицо. Это был мужчина средних лет, и он понял, что со мной и протянул руку через все плечи, которые были между нами, схватил меня за воротник сзади и так продержал до следующей остановки. И, благодаря ему, я не выпала из автобуса и осталась жива и здорова. За что ему вечная благодарность!

На следующей остановке в автобус снова протолкнулись люди, я уже не была крайней и могла спокойно доехать до школы. Так как автобусы были набиты битком, то продвигаться по нему было совершенно невозможно, а за проезд деньги собирал кондуктор, по шесть копеек, как сейчас, помню.

Кондукторы были такие типовые: маленькие, толстые, неопределенного возраста, с большой сумкой на шее. Голоса у них были громкие и противные. В выражениях они не стеснялись.

— Гражданин в зеленой шляпе, передайте за проезд! — кричала кондуктор через весь автобус.

— Да я не могу залезть в карман, — оправдывался гражданин.

— Может попросить соседа залезть в твой карман?! — издевательски шутила наша автобусная королевна.

— Кто еще не передал? Не вижу, что передали! Там на задней площадке, лысый мужик, ты думаешь, я не вижу, как ты за тетку прячешься. У тебя такая лысина отсвечивает, что тебе никакие тетки не помогут. Быстро передал, а то высажу!

Люди как-то изворачивались, передавали и свои, и чужие деньги, но голос командирши не затихал. Она каждому давала краткую, но едкую характеристику, по которой все должны были самоопределиться.

— Шляпа зеленая, отдала деньги? Да не кричи, слышу, но проверю. А вы девушка в синей беретке, синем пальто, чего ждете? Синюшная! Я кому тут кричу, надрываюсь? И не надо на меня вытаращивать глаза! Еще тут разрыдайся! Мне глаза твои не нужны, мне деньги нужны! Быстро оплатила!



Мы, школьники, махали своими проездными, и нас пропускали. Выходя из автобуса, надо было себя оглядеть, все поправить, что съехало на бок и задралось. А главное: пуговицы! Как часто мы выходили без них!

Кондукторы в конце каждой смены, перед тем как уйти автобусу в парк, собирали в салоне пуговицы горстями. Но для нас главное — доехать!

В класс я вошла через пару минут после звонка.

— Извините за опоздание, — сказала я виновато.

— Ну, проходите! Вечно вы опаздываете! — укоризненно сказала историчка, живущая рядом со школой.

— «Тебя бы туда!» — подумала я, вспомнив про остановку, но руки мои уже раскладывали учебники на парте, и умиротворенный голос любимой учительницы быстро успокаивал меня. Через минуту я уже с интересом вникала в рассказ об истории моей страны, где ничего не говорилось о наших автобусах и других мелких, ничего не значащих, проблемах нашего замечательного бытия.

Драки и поклонники

В середине урока в дверь постучали, просунулась голова мальчика:

— А можно Рамова на минуту?

Училка вопросительно посмотрела на Рамова, а тот уже мгновенно начал собираться, складывая все в ранец. Они кивнули друг другу, и Рамов вышел из класса.

— Это из-за тебя! — язвительно прокомментировал Рожок с первой парты, и весь класс посмотрел вопросительно на меня.

— А я тут причем? Я вообще его не знаю! — сказала недоуменно я.

И, действительно, я его видела в первый раз, этого мальчика, который увел Рамова в неизвестном направлении.

— Драться пошли! — прокомментировал Рожок.

Я пожала плечами. Я не знала в чем дело.

На следующий день Рамов пришел с небольшим синяком.

— А что случилось?  — спросила я его.

— Да, ничего особенного!  — ответил он, показав, что больше не хочет говорить на эту тему.

— Ну, ладно! Не хочешь говорить — не надо! — и я повернулась к соседке по парте.

Спустя некоторое время я узнала через подружку парня из нашего класса (а парни-то были в курсе!), что этот незнакомец из соседней школы увидел меня на катке, и я ему понравилась. Но к нему подъехали и сказали, что я занята, и дружу с Рамовым, что было правдой. Вот он и пришел разобраться.

Все стало ясно! Ну, драться — это было нормой для мальчишек, и причины могли быть разные, в том числе и девчонки. Честно говоря, когда из-за меня дрались, меня это никогда не волновало. Пусть дерутся, если им хочется, на то они и парни!

Старый учебник и пятерка

С учебниками была напряжёнка, а я еще вдобавок свой оставила у сестры, к которой заходила после школы. А урок-то по литературе надо было выучить! Я знала точно, что меня спросят. Почему точно? Потому что была такая примета у школьников, что учитель в конце урока, ставил в журнале точки напротив фамилий тех учеников, которых собирался вызвать на следующий день к доске.

И все старались заглянуть журнал: и те кто сидел на первой парте, и кто отвечал у доски тоже старался заглянуть через плечо учителя, и остальные, которые подскакивали к столу, как только прозвенит звонок. И если он не успевал захлопнуть журнал, то эта учительская тайна становилась явью. Обычно он успевал.

Итак, меня предупредили, а учебника-то нет. Я стала рыться в этажерке в надежде найти хоть что-нибудь по биографии Л.Н. Толстого, и вот оно счастье! Передо мной учебник по литературе за девятый класс, но только старого выпуска, десятилетней давности, по которому занималась моя старшая сестра.

Ну и что! Это же не физика и не химия, и наука за десять лет по литературе вряд ли открыла что-то новое, подумала я, и я стала радостно изучать биографию.

На уроке меня вызвали первой. Я вышла и уверенно стала отвечать. Биография была длинная, и я долго и подробно рассказывала про дом Толстых, про богатую библиотеку, про большую семью.

Неожиданно замечаю, что класс с большим вниманием слушает меня. Это даже заинтриговало: чего это они?

Когда я закончила, наша литераторша ласково спросила меня:

— А какую дополнительную литературу вы читали еще к этому уроку?

Я удивленно посмотрела, а классная уточнила.

— Вы нам так много и интересно рассказали про биографию, а в учебнике и половины этого нет?!

Я про себя удивилась, ну не буду же рассказывать, что учила по допотопному учебнику.

— Да, ну, читала что-то в журналах, в книгах, да, и давно уже. Конкретно, и не вспомню где, просто запомнила, — скромно ответила я.

— Пятерка!

По пути к парте, я перехватила несколько восхищенных взглядов. Видно, что им понравился мой длинный рассказ, выученный (ах, какая я молодец!) по старому учебнику.

И тогда я подумала: «Вот оказывается как можно просто всех удивить! Да, и себя тоже».

Игорь Русов

Но урок мог пройти и по другому сценарию, и был он придуман не мной. Однажды прозвенел звонок на урок. Я влетела в класс и сразу заметила как этот шельмец Русов что-то засунул мне в парту, и быстро отскочил. Я ничего не успела понять, а за мной уже входила наша литераторша.

— Садитесь! — сказала она, и тут же раздался вопль Рожка.

— А у меня учебник украли!

— Кто взял учебник?

Все молчали. Я уже поняла, что эта книжка у меня в парте, и подсунул мне ее Русов. Но как об этом сказать?! Если я скажу про Русова, значит я буду ябедой?

— Всем встать, и пока не сознаетесь, будете стоять до конца!

Урок срывался. Я не знала как поступить. Стоять весь урок всем классом неохота. И надо сказать литераторше про книжку, но не быть при этом предательницей. И тогда я глазами показала ей на Русова.

— Русов, где учебник? — поняв меня, прокричала классная. «Классная» — это значит классный руководитель.

Русов подошел к моей парте, взял учебник и отдал его Рожку.

— Вы на нее посмотрите! Смотрит на меня такими чистыми, честными глазами, как будто она не причем?!

— Но я не виновата!

— Больше ни слова! Как можно так врать?! — разорялась классная.

У меня не было слов. Опять меня подставили. Но не могла же я про него сказать вслух!

Не могла, потому что боялась бойкота! Дело в том, что в предыдущей школе мне класс объявлял бойкот за то, что я «сдала» своего одноклассника. И это был тяжелый случай в моей жизни.

Бойкот

А дело было так. В нашем классе учился парнишка, был он двоечник, хулиганил, к тому же интернатский. Это значит, что родители его были далеко, а он — сам себе хозяин. И вот ко всем его бесконечным проступкам добавился еще один: разбитое окно в классе. Нас, комсомольский актив, вызвали к завучу. Долго-долго там мурыжили, часа два мы сидели после уроков и не выдавали виновника. Потом завуч мне пообещала, что ему ничего не будет, назовите только фамилию. Так как я сама никогда не вру, то я думала, что и завуч не врет, и выдала его фамилию при всех.

— Подумаешь, к его хулиганским поступкам добавиться еще одно разбитое окно? И что это изменит в выпускном восьмом классе? — думала я.

А это изменило. Разбитое окно оказалось последней каплей в чаше терпения учителей, и его выгнали из школы. А мне класс объявил бойкот.

Это было очень тяжело. Со мной никто не разговаривал. Бойкот был бессрочным. Прошел месяц, второй. Я никому не жаловалась. Учителя видели это, и восхищались как я держала удар.

— Вы думаете мы не знаем, что вы бойкотируете комсорга? Как вам не стыдно, она столько сделала для вас и школы?! Какие вы товарищи после этого?! А она на вас даже ни разу не пожаловалась никому. Вот это характер! Вам всем до нее далеко! — не выдержав, однажды выдала историчка на уроке.

Потихоньку кто-то начал разговаривать, отвечать на мои вопросы. Но это ничего не изменило. Я не могла простить подружек, с которыми дружила несколько лет. Как они могли так поступить: предать и пойти за классом?! Я поняла, что из школы ухожу чужой, но главное, что они стали для меня чужие. Навсегда.

Как-то весной я встретила этого Валерку, когда возвращалась из школы.

Мы поздоровались.

— Валер, ты меня извини и не обижайся, потому что меня саму обманули. Завуч обещал, что тебе ничего не будет. Если бы я знала, что выгонят, то не  выдала бы ни за что.

— Да, ничего страшного! У меня все хорошо, я и сам не хотел больше учиться. Меня удивило, что они с тобой сделали. Я им сказал, что зря объявили бойкот, и что ты не предавала.

— Дело уже не в этом! А в том, что они предали меня! — Валерка удивленно посмотрел, видно, что такая мысль не приходила в его голову.

— Пусть у тебя все будет хорошо, Валера! — сказала я на прощанье, и пошла в свою сторону, а он долго еще стоял на дороге и оторопело смотрел мне вслед.



Позже я встречала своих однокашников из старой школы, и большинство с удовольствием со мной общались, как будто и не было никакого бойкота. Только я ничего не забыла.

Школьный театр

От суровой действительности меня уводили книги. Я продолжала ими зачитываться и учить любимые стихи наизусть. Когда наша классная объявила, что мы должны сдать, зачет по современной поэзии, то я была первой, и как оказалось и последней, которая пришла и сдала, прочитав четыре стиха наизусть.

— Прошел уже месяц, — сетовала классная, — и только Инна сдала этот зачет.

Но никто больше не пришел к ней со стихами, наверное, у нас были в классе больше физики, чем лирики. Но зато, когда был организован школьный театр, и мы «замахнулись на Шекспира», то многие захотели участвовать, тем более, что это была пьеса «Гамлет»

Главным героем был Гамлет, конечно, и мне очень хотелось сыграть его. И я как раньше больше всех тянула руку, но меня, как и раньше, не взяли на главную роль. Пригласили девочку из «химического» класса. Красотой она не блистала, но сыграла хорошо, мне понравилось. Девочка была невысокой, стройной и хорошо сложенной. А иметь стройную фигуру было важно, потому что костюм героя представлял обтягивающее трико со шляпой. А у меня была роль какого-то охранника, говорящего всего пару фраз.

«Кто здесь?» и «Двенадцать бьет; иди ложись, Франсиско». Вот и все мои слова.

Они напомнили мне о моей роли в спектакле нашего двора. В то время дети на каникулах сами ставили спектакли. Шили костюмы из разных тряпок, шляпок и перьев, и в выходной устраивали представление. Приглашали родителей, соседей и всех желающих.  На самом высоком крыльце нашей улицы начиналось представление. В одном спектакле мне тоже доверили роль прислуги Марфуты, которая на зов барыни:

— Марфута! — отвечала.

— Что, барыня, я тута!

Роль маленькая и слов мало, но они почему-то запомнились детям. И они потом долго со смехом кричали эти слова на улице, к месту и не к месту: «Марфута, что барыня я тута!»

Вот и вся моя театральная деятельность. Так сказать: фильмография.

Спектакль «Гамлет» прошел в актовом зале перед всей школой, он всех удивил и произвел впечатление. Особенно хвалили Гамлета, но он, вернее она, это заслужила. Больше мы не ставили спектаклей, на него ушло слишком много времени, а у нас была еще учеба, соревнования, танцевальный кружок, и нас уже не хватало на все.

Конечно, кроме спектаклей, мы еще проводили вечера по праздникам, и готовили концерты художественной самодеятельности: пели, танцевали, читали стихи. И так как было пять девятых классов, примерно сто пятьдесят человек, то талантов хватало. На концерте я запомнила как две девочки из «химического» пели соло песни. У обеих были высокие голоса, сопрано, и пели они красиво. Наш Пашка играл на гитаре и пел, кто-то танцевал красиво венский вальс и, конечно, читали стихи. Да, еще был хор, большой школьный хор, в котором участвовали многие. Пением с солистами и хором занимался наш завуч Владимир Иванович. Мне тоже хотелось петь, но я стеснялась прийти и попросится в музыкальный кружок. Голос у меня был, но не такой сильный как у солисток. Дома у меня было много пластинок с эстрадными песнями. Это и Майя Кристалинская и Владимир Трошин. Я часто включала проигрыватель и пела вместе с ними, я выучила весь их репертуар.



Особенно мне нравилась песенка веселая.

«Зачем, зачем я не знаю,

Зачем кричат попугаи,

Зачем?

Зачем мне все интересно,

Зачем так названа песня,

Зачем?»

И эта песенка у меня хорошо получалась. Однажды, когда уже кончились уроки, и в коридоре никого не было, а завуч сидел в своем кабинете, я, проходя мимо, стала петь эту песенку, предполагая, что он услышит. Он выскочил из кабинета быстрее чем я ожидала.

— Это вы поете? — спросил удивленно.

— Да!

— Голос у вас не сильный, но приятный, если хотите, я могу с вами заниматься? — предложил он.

— Нет! Думаю, что не надо! — сказала я, надеясь, что он меня будет уговаривать. А он не стал.

— Ну, как хотите! — сказал он и вернулся в свой кабинет. Так я осталась без сольного пения.

Вот такой у меня противный характер! Я часто вела себя так, чтобы меня уговаривали, а любителей «уговаривать» в жизни попадалось мало. И поэтому я часто пролетала в своих желаниях, как фанера над Парижем.

Часто, но не всегда! Все-таки в моей жизни попадались и сильные, уверенные мужчины, которые понимали женщин, их психологию, и легко исполняли желания любимых.

.

Наш гениальный математик

В нашем классе нужно было быть способным, потому что неспособных, наш любимый математик выгонял.

— Я хочу объявить, что я наметил пять человек, которые не справляются с математикой, а свою программу я из-за них менять не буду. Она у меня такая: мы в девятом пройдем программу за девятый и десятый, а в десятом мы займемся частично высшей математикой, и будем решать все конкурсные задачи с разных олимпиад.

Из-за вас, пятерых, я не имею права отставать, поэтому предлагаю вам перейти в обычной класс, и тогда я вам поставлю условно тройку за первую четверть. Вы будете там учиться, где легче, потому что вы — не математики! И зачем вам мучить себя? А если не уйдете добровольно в соседний обычный класс, я буду ставить двойки за каждую четверть, и в конце года оставлю на второй год. Выбирайте!



Они выбрали. И все пятеро ушли от нас без звука, чему позже были очень рады, потому что учиться там было легче.

Итак, у нас по моей классификации: три красавицы, пять бездарных, и мы — все остальные.



Я бы себя определила «средней» и по внешности, и по фигуре, и по остальным параметрам, наверное. Со мной за партой сидела Татка, которая тоже относилась к средним, но менее популярным. Потому что быть в центре внимания, привлекать его различными способами, это было моё кредо, и у меня это получалось. Татка тоже старалась бороться за внимание, но у нее это получалось не так успешно.

Талант навещать больных

В классе отсутствующих не было, все были здоровы и присутствовали на уроках как один. Редко кто отпрашивался или болел. Однажды у моей соседки Татки закололо в боку, мы над ней, как обычно, подшучивали.

— А знаешь, беременность на ранних сроках, она тоже начинается с болей в боку, — говорила я ей серьезным видом, хотя сама представления не имела, но пыталась все превратить в шутку. Но Татке было не до шуток, болело в боку все сильнее, она кривилась, схватившись за бок. Уже скособоченную, я ее привела в кабинет медсестры. Вызвали скорую, и ее увезли.

На следующий день мы узнали, что у нее аппендицит, и операцию уже сделали. Я решила сходить ее навестить на следующий день, это будет уже третий после операции и должны пропустить. Я взяла дома фруктов, конфет и пошла после уроков ее навещать. Я слышала, что больных надо поддерживать, говорить с ними только о хорошем и поднимать настроение всеми способами. Хоть я была уже по росту большая, но ума никакого! Почему? Да, потому что я, сидя около ее постели в палате, больше ничего не додумалась как рассказывать ей веселые истории. Было весело, мы смеялись, а она кривилась от боли и приговаривала.

— Прекрати, у меня швы разойдутся!

Но я не принимала эти слова всерьез и продолжала cмешить. Шутки, как из рога изобилия. Как у нее швы не разошлись, я не знаю! Но я ведь от чистого сердца хотела ей помочь! И думала, что поддерживаю больного, как и полагается. Вот такие мы бываем иногда, совершаем поступки, как нам кажется добрые, а они могут и погубить человека. Но, к счастью, все обошлось, ее скоро выписали, и она вернулась в класс. Талант — навещать больных был у меня замечен еще с раннего детства, когда мы с подружкой, будучи дошкольниками пришли к папе в больницу, съели у него  кашу, и вернулись довольные домой, с чувством исполненного долга. Мы же навестили больного! И он был рад!

Дружба-любовь

Мы хорошо дружили, но тут появился Алик. Я одна из класса дружила с мальчиком, и мы были единственной в классе парой. То, что на меня обратил внимание Алик и предложил встречаться, заслуги моей не было никакой. А произошло это так.

В то время было модным среди школьников и студентов устраивать «огоньки» на разные темы и на праздники. Ну, например, на тему: поэзия Есенина. Назначался день и время, обычно в субботу, перед выходным. Так же отмечали 8 марта и 23 февраля и другие.

В аудитории накрывались столы, обычно с пирожными, конфетами и чаем.

Ведущий говорил вступительную речь, затем несколько человек читали стихи на свой выбор, и на этом официальная часть была окончена. Столы сдвигали к стенкам, и устраивались танцы, обычно, под магнитофон.

Вот танцы и были основной причиной, из-за чего мы собирались на эти «огоньки» под разными предлогами.

Это было в начале девятого классе. Все, как обычно, и уже начались танцы. Вдруг к нам, группе девочек, подошла наша классная и сказала.

— Девочки, Алик, пришел с перевязанной рукой, я вижу, что ему хочется танцевать, а он стесняется пригласить, из-за того, что одна рука висит на повязке в гипсе. Мне так жалко его. Пригласите, кто посмелей.

Ну, мне надо бросить только клич! И я тут как тут. Нет, мне не было его жалко, просто хотелось угодить нашей классной, так как мне она очень нравилась. Это была интеллигентная женщина лет сорока пяти, со вкусом одетая, почти никогда не повышала голос, хорошо знающая свой предмет.

— Можно тебя пригласить? — спросила я. А он обрадовался.

— А моя рука не будет нам мешать?

Показал он на свою торчащую гипсовую руку.

— Нет! Не будет!
 И положила руку на его плечо. Он начал танцевать со мной, немного смущаясь, но лицо его светилось радостью. Он так улыбался! Я в жизни встречала мало людей, которые умели так счастливо улыбаться.

Скорей всего, это были улыбки влюбленных мужчин. И их можно было пересчитать на пальцах одной руки. Наверное, большинство людей стараются скрыть свои истинные чувства, и держат на лице маску серьезности. А может они так защищаются от мира, который не всегда бывает добрым? Мир этот любит посмеяться, пошутить, а иногда и наплевать в распахнутую душу.

И только очень смелые бывают открыты, и ничего не боятся. Но постепенно мир научит и их закрываться. Поэтому маленькие дети такие чистые и открытые! Серьезными и закрытыми становятся взрослые. А мой друг ничего не боялся со школы!

Вот так мы и начали общаться, с этого дня и до конца десятого. Дружить со мной было не просто, и ему не раз приходилось доказывать, что именно он имеет на это право.

Иногда его вызывали из-за меня на разговор, и он выходил, не трусил. А потом возвращался как ни в чем ни бывало.

Так было, когда его вызвал мальчик с соседней школы, которому я понравилась на катке. А еще, когда мы были на городском слете туристов. И там меня увидели меня мои бывшие одноклассники из предыдущей школы, и тоже почему-то позвали его «поговорить», и он ушел с ними. А когда вернулся, опять мне ничего не рассказал.

Так я не узнала как «говорили» мальчишки.

Наши отношения — чисто платонические, но нам было интересно друг с другом. Мы ходили в кино, на каток, просто гуляли по улицам.

Мне было жалко Татку, которую никто не приглашал, и я ее часто брала с собой. Итак, на наши свидания после школы мы приходили на встречу: я с Таткой, а он со своей собакой, большой овчаркой. Вот так мы и гуляли свободными вечерами.

Алик возмущенно говорил мне:

— Опять ты привела с собой это «бесплатное приложение»?

— Но ты же тоже приходишь не один! — говорила я, показывая на его овчарку Эру.

— Это член нашей семьи, и я хочу, чтобы она к тебе привыкла!

— Она никогда ко мне не привыкнет, потому что взрослая. И собаки запоминают тех, кто их кормит, — возражала я.

— Привыкнет! — успокаивал он то ли меня, то ли собаку, поглаживая Эру.

А Эра, как только мы приближались друг к другу, начинала рычать и нервничать, показывая свое неудовольствие.

— Ревнует! — смеялся он довольный, а мне было не до смеха.

— Ну, и сидите с ней вдвоем! — говорила я и делала вид, что ухожу, а сама не сильно торопилась уйти.

Мы редко встречались, потому что времени свободного у нас было немного. Моя сестра работала до позднего вечера в магазине, а муж ее работал через неделю посменно. И вот, когда он работал во вторую смену, то моих племянников приходилось забирать мне в пять вечера из детсада и сидеть с ними до восьми. И только потом ехать домой. Добиралась я часам к девяти, успевала только сделать письменные уроки и все.

Вот тогда я поняла, почему моя сестра хотела, чтобы я училась в этой школе, рядом с ее домом.

Алик постоянно сердился из-за моих племянников, и то что я не могу встретиться с ним, когда он приглашал

— Опять твои племянники! Почему ты их забираешь? Они родили? Пусть и воспитывают! У нас в классе никто не нянчит, кроме тебя!

— Ну, мама просит помочь сестре, и я не могу отказать, — оправдывалась я.

Поэтому встречались мы не так часто, но иногда удавалось. Но мы же учились в одном классе и сидели на соседних партах, друг за другом. Мы участвовали в соревнованиях, болели друг за друга, вместе ходили на танцевальный кружок и учили вальсы. Когда с Таткой дежурили по классу после уроков, начищая полы, Алик оставался помогать мне передвигать парты. Поэтому мы общались и без свиданий.

И снова математик

Отношения у старшеклассников, увы, — не всегда платонические, некоторые девочки жили совсем другой жизнью. В классе их было двое, очень симпатичные, а Ира, красавица, каких поискать. Она была очень похожа на актрису Тамару Семину, которая играла Катю Маслову в фильме «Воскресение».

Ходили слухи, что они участвуют в какой-то молодежной группировке. В школу эти девицы приходили часто невыспавшиеся, иногда от них пахло вином и табаком.

Однажды у Иры, сидевшей за мной, выпал портфель в проход между партами, и из него посыпались сигареты. Мы быстро вместе с Таткой собрали и засунули ей в портфель. Мы подсуетились, потому что больше некому.

Напротив, сидела наша большая дама, которая может только наблюдать и даже не попытается наклониться. А рядом с Иркой сидела ее подружка Тасечка Ширедная, полная противоположность Ирки.

Таcя — доброжелательная девочка из интеллигентной семьи: прилежно себя вела, хорошо училась, и внешне была симпатичной, даже в своих в очках, которые ее совсем не портили. Все она делала медленно: и ходила, и говорила на растяжку, но это нас не раздражало.

Все симпатизировали ей и, любя, слегка подшучивали.

Например, на субботнике, когда все сажали деревья в ямы, поливали водой, Таcечка держала двумя пальцами куст, пока мы его закапывали. Есть фотка, где однокашник с улыбкой протягивает ей лопату, но у нее руки в карманах, и она только улыбается ему. И уж точно эту лопату она в руки не возьмет! Может и правильно? Просто ей повезло родиться в хорошей семье, где ее любили и баловали.

Математик наш ничего не замечал, как нам казалось, кроме своего предмета. Сигареты в проходе он тоже не увидел, а вот красоты Иры он пропустить не мог.

Мы сочиняли про него разные истории, шутили, обижались, но уйти никто не хотел. Математика мы и уважали, и боялись, и страдали от его фокусов. Никакие жалобы на него не помогали, потому что его высоко ценили как специалиста, а нам рекомендовали «потерпеть».

Весной можно было нарядиться в белые блузки с юбками, что нас радовало, так как коричневая форма сильно надоедала за зиму.

И вот однажды наша красавица Ира пришла в класс в белой блузке, но с открытым вырезом, не сильно глубоким, если не наклоняться. Математик это заметил и сказал в конце урока:

— А вот сегодня я попрошу остаться после уроков Ирину для дополнительных занятий.

Наш остряк Рожок сразу произнес, хитро улыбаясь:

— Интересно, почему это только ее одну, а нам с Васей можно тоже дополнительно позаниматься?

— Вам с Васей — в другой раз! — сказал математик невозмутимо.

И мы, сочувствующе посмотрев на «очередную жертву», заинтригованные пошли домой.

На следующий день мы спросили Иру, что же сотворил с ней математик. Она рассказала, что он посадил ее перед собой, поставил табурет, положил лист бумаги и сказал.

— Запишите условие задачи!

— Ирка рассказывала, что он так и не разрешил ей сесть нормально. И она сидела перед ним, наклонившись, одной рукой закрывая вырез блузки, а другой писала на табуретке, согнувшись в три погибели. Итак, прошло ее дополнительное занятие, больше она такую блузку не надевала, а на следующий день пришла в белой водолазке, которая закрывала и шею.

Мы ей сочувствовали и шутили, сочиняя, что наш талантливый математик всю молодость, наверное, учился сутками, и ему было не до девушек, а вот сейчас, когда ему под пятьдесят, хочется наверстать упущенное, хотя бы посмотреть на молодых.

Но смотрел он так не на всех девушек, а только на самую красивую, на которую трудно было не засмотреться. Мы и сами любовались ей постоянно.

Но, может быть, математику не понравилось, что она пришла в слишком открытой блузе, и он решил ее проучить? Ведь после того как она надела водолазку, он ее больше не оставлял после уроков. И ему все прощалось за талант и неординарность.

Математику преподавал нам человек необыкновенный.

Во-первых, он был высококлассным педагогом, и его ученики поступали во все ведущие вузы страны, в том числе Москву, Ленинград. Позже мои одноклассники тоже везде сдавали математику на вступительных без проблем, и поступали в Москву, Ленинград, Казань, Самару, Ульяновск.

Но необычность заключалась не только в знание предмета и умении преподавать. Он ревностно относился к математике, как к женщине. Как только узнавал, что кто-то интересуется чем-то другим, то сильно наказывал, ставя двойки и колы просто между оценками в классный журнал.



Например, он не любил когда мы уезжали на пару дней выступать на городских соревнованиях за школу. И как только, по возвращению, мы приходили на урок, не успев даже спросить какую тему они прошли, он сразу вызывал к доске.

— Кто нам расскажет новую тему, которую мы вчера прошли? Итак, к доске …!

И вызывал пофамильно всех пятерых, кто уезжал вчера на городские соревнования.

— Не знаешь? Единица! — приговаривал он с наслаждением, ставя жирные отметки между наших пятерок.

Он не понимал наших интересов, и ему невозможно было объяснить.

— Как это можно математику променять на соревнования?! — возмущался он.

— Но, мы же за школу выступали!

Бесполезно! Он не признавал никаких аргументов. И, как назло, именно из нашего класса несколько человек входили в сборную школы по баскетболу, а я была еще и капитаном сборной по волейболу. В общем, нам доставалось больше всех!



Однажды я отсутствовала из-за городских соревнований по волейболу. На следующий день, как только математик вошел в класс, я услышала тут же свою фамилию:

— К доске!

Математик мне продиктовал условие задачи, и застыл в злорадном ожидании: ведь я должна провалить задание…

Но я начала решать, исписала всю доску, переходя от одной формуле к другой, и в конце,   на самом краю доски, получила ответ.

— Вот! Все.

У математика, к моему удивлению, было совсем другое лицо: оно изменилось, улыбалось и недоумевало.

— Вот посмотрите на нее и учитесь! Я ее вызвал, чтобы поставить жирный кол, за то, что она вчера была на соревнованиях. А она, не зная новой формулы, которую мы вчера изучили, применила все свои знания и длинным путем, но прошла и решила эту задачу! Я сам не знал такого варианта, потому что знал формулу и краткое решение. Вот всех призываю взять с нее пример и не сдаваться! И даже если забыли формулу, то у вас столько знаний, которые можно применить, пусть длинным путем, но найти решение!

Довольная и счастливая, я села на место, так изящно избежав кола по математике.

Первый раз в гости на 7 ноября

Наш класс был не только разноперым, но и недружным. Правда, мальчики все дружили, но девчонки и мальчишки в классе были, как будто, с разных планет. Правда, наши мальчики пристроились к «химическому», где учились самые красивые девчонки. Вот с ними они дружили: ходили в гости, встречались, и на школьных вечерах танцевали только с ними. Кстати, меня на вечерах приглашали они часто, вероятно, как исключение из правил.

Когда окончилась четверть, перед 7 ноябрем, меня неожиданно пригласил в гости одноклассник Паша. Сказал, что будет своя компания, и все хотят меня видеть. Этот любимчик Пашка был самым обаятельным в нашем классе, он лучше всех играл на гитаре, и его любили. Такой харизматичный парень! Надо отметить, что в то время многие ребята бренчали на гитаре, это было модным. Паша дружил с Таткой из «химического» класса. Я пошла на перемене к Татке и спросила у нее об этом празднике: кто будет, и что надо принести.

— Ничего не надо! Пашкины родители все приготовят, накроют стол и сами уйдут в гости. А мы повеселимся!

— Я была озабочена. В компании будет несколько ребят из моего класса, но Алика там нет, кто же меня тогда пригласил? Пашка — просто хозяин, и него есть девушка Татка. Я точно знала.

— Непонятно! — сказала я себе, как Фрося Бурлакова, но решила все-таки пойти.

— Там разберемся, — подумала я.

В гости меня пригласили первый раз в жизни. Конечно, я ходила в гости с мамой или с сестрой к родственникам. А вот так еще не приглашали. И мне не хотелось идти с пустыми руками.

Посоветовавшись с мамой, я взяла с собой коробку шоколадных конфет. В то время «Птичье молоко» в магазине было не купить, это только моя сестра «по блату» достала мне. Когда я вошла, ко мне подбежала Татка. Я протянула подарок.

— Ура! Инка коробку конфет принесла! — радостно закричала она и поскакала с ней к столу.

«Ага, вот как обрадовалась! А говорила: «Ничего не надо»!

Я сама всегда такая честная по жизни, что часто воспринимаю все за правду. В то время как другие люди, оказывается, часто врут и не замечают этого. А я все принимаю за чистую монету. Один психолог-программист, таких, как я, «правдолюбами» называл.

— Вы слишком часто правду говорите!

— А другие? — спросила я.

— А другие часто врут!

И я тогда, будучи взрослой, узнала, что врать — это норма, многие люди врут и не замечают этого. Зачем только меня учили правду говорить?! И я, как прилежная ученица, верила и говорила ее всем! Зачем?



В гостях меня встретили хорошо, стол Пашкины родители накрыли как полагается на праздник: салаты, горячее, фрукты.

«Какие добрые родители! Накрыли стол для целой компании сына-девятиклассника, а сами ушли в гости», — думала я, оглядывая стол.

Мы веселились весь вечер, пели под гитару, танцевали, шутили.

Правда, где-то в середине вечера могла произойти драка. Но как же без нее!

Один из моих одноклассников стал навязчиво приставать к девушке, она было не из нашего класса, по-моему, соседка хозяев.

Девушка не ответила радостной взаимностью, а кавалер, получив отказ, закричал грубо:

— Чего ты ломаешься?!

Девушка заплакала, и тогда все ребята вызвали его на улицу, поговорили с ним, но он не понимал своей вины. Несмотря на то, что он был наш одноклассник, а она нет, ему предложили уйти домой. И он сердитый обиженно ушел. Девиз тогда был такой: девушек обижать нельзя! Было приятно, что у меня такие порядочные одноклассники! Мы еще долго танцевали, пели под гитару и слушали как поет хозяин. Попозже вечер благополучно закончился, еще немного погуляв на улице, меня проводили до автобуса, и я уехала.

Кто меня пригласил на этот праздник из ребят, я так и не поняла. Может это было их коллегиальное решение: кого из девочек пригласить, не знаю. Вечер мне понравился, мы с Таткой много танцевали со всеми, пели, шутили. Мальчишки были компанейские. В общем, праздник удался, и я была довольна.

Навязчивый кавалер

Не единожды нас с Аликом пытались разъединить. Другие тоже хотели с нами общаться. Ко мне подходили и предлагали дружбу, пытаясь проводить до дома. И попадались такие настырные, что я с большим трудом избавлялась от их внимания. И совсем не потому, что они были хуже, просто я считала, что если я встречаюсь, значит — занята. В ответ слышала.

— Ну и что? Его же нет на вечере, и я хочу тебя проводить!

И было не понятно: то ли меня проверяют, то ли действительно не понимают, что провожать меня другой не имеет права.

Так один из одноклассников, когда закончился вечер, настырно пошел за мной, не слушая возражений. Я села в автобус, он тоже.

— Ты все равно не пойдешь меня провожать! — сказала я

— Нет! Пойду!

Он был очень упрямый. Наверное, самый упрямый в классе.

Вот и моя остановка, я подхожу к выходу, он тоже. Автобус затормозил, двери открылись, а я не вышла.

— Ну, давай! Можешь сесть, мы долго будем кататься по кругу!

Сказала я и встала у двери. Он сел недалеко с намерением довести свидание до победного конца.

Он не знал, что я могу сойти и на следующей остановке, потому что она тоже недалеко от моего дома.

И вот автобус остановился, двери открылись, он напрягся на своем сиденье, готовый вскочить в одну секунду. Но я стояла специально с равнодушным видом у открытой двери и он успокоился, сел глубже. И когда двери стали закрываться, я выскочила и убежала в темноту. Автобус поехал, он не успел выскочить за мной, да и бежать он не знал куда, так как он меня ни разу не провожал. Вот так я победила этого упрямца! На следующий день мы с ним не обсуждали эту тему, как будто ничего не было, и об этом никто не узнал.

В то же время, мне показалось, что за Аликом слегка ухлестывала его партнерша по танцам Валя. На вечерах она сама постоянно приглашала его, и на белый танец, и просто так. Могла позвонить домой. В общем, проявляла неподдельный интерес. Валя была стройной симпатичной девушкой и, по-моему, с добрым характером. Мне она нравилась, и мы с ней нормально общались. Я делала вид, что ничего не замечаю. Для меня было очевидно, что ее усилия — напрасны!

«Кто тебя возьмет»

Но я так и не поняла за два года как Алик ко мне относится. С одной стороны, он за меня дрался и не трусил. А рядом со мной выглядел счастливым и прямо светился весь. Было заметно, что он гордился мной.

Однажды мы пришли в кинотеатр, и уже сидели на своих местах, когда перед нами стали проходить зрители на соседние места. Двое взрослых, мужчина и женщина поздоровались с Аликом. Он привстал приветствуя. И, показав на меня глазами, гордо сказал.

— А это Инна!

Я поздоровалась с ними, смущаясь, мне было неудобно, ведь я их не знала.

— Понятно! — сказал мужчина с приятной и открытой улыбкой.

— Ты зачем назвал им моё имя? В этом не было необходимости, они всего лишь проходили мимо.

— Это друг отца, пусть знают! — гордо и твердо сказал Алик. Я поняла. Он хотел, чтобы близкие люди его семьи знали меня.



А с другой стороны был такой эпизод.

Когда мы просто гуляли, он в разговоре сказал мне:

— Ты — мальчишница, на таких не женятся!

— Твоя мама тоже такой была! Она же вышла замуж и тебя родила, — возразила я.

— Ну, это ж моя мама! — сказал он, как бы поставив на мне штамп.

Это было неприятно услышать, и запомнив обиду на всю жизнь, я отомстила на вечере встречи, танцуя постоянно с другим мальчиком. Словно хотела сказать: вот посмотри как я нужна!

Хотя я никогда не была мстительной, и такой черты у меня нет, но видно, эта обида была очень сильной.

Тем более, что мальчишницей себя никогда не считала. Я была спортивной, играла со всеми мальчишками в разные игры: футбол, волейбол, настольный теннис. Так было принято на нашей улице, девчонки и мальчишки вместе играли на одной спортивной площадке. Но дружила я всегда с девочками. Позже мне делали немало предложений о замужестве, примерно около двадцати раз.

Но почему же до сих пор не проходит обида у меня на эту фразу?! Вот не проходит и все! Наверное, есть вещи которые мы не прощаем друг другу, когда бьют нас по самому главному. Как нельзя бить по мужскому самолюбию, так нельзя и по женскому!

Может быть, надо было уйти после этих слов?  Но тогда он мог подумать, что я за него собираюсь замуж. В моих планах были мысли только об институте, как стать студенткой и получить диплом. А замужество было на втором плане или даже на третьем. Об этом говорил мой отец, когда я еще в детский сад ходила:

— Моя дочь окончит институт, и звать ее будут по имени-отчеству!

И я мечтала только об этом. Институт был главным в моей жизни! Поэтому я не отреагировала резко на эту фразу, но запомнила. А, может быть, он сказал и забыл, не придавая особого значения?

Может быть, не знаю, не спрашивала. Но для меня всегда важно как ко мне человек относится. И если кто-то вел себя недостаточно уважительно, то быстро исключался из круга моих знакомых. Я не допускала к себе плохого отношения. Наверное, потому что всегда был выбор, и я знала, что одна никогда не останусь. Было бы только желание!

Но мы обои неправильно себя вели: не умно и не мудро. Так откуда же взяться мудрости в шестнадцать лет? Мы только учились быть взрослыми, и как поступать правильно мы не знали.

Однажды мы поехали на экскурсию в Ульяновск посетить Ленинские места, погулять по набережной. Кто-то из мальчишек сказал комплимент, и я повернулась и посмотрела кокетливо. Это мне так казалось, что смотрю кокетливо, а Пашка, уловил что-то другое и, поглаживая в руках шар от парапета чугунной ограды, на которой сидели, сказал:

— У тебя такой взгляд! Была бы моя воля, я бы тебя за него убил!

— Хорошо, что воля не твоя, — сказала я, засмеявшись.

И тут же отвернулась, и мы отошли друг от друга.

Я засмеялась, но на самом деле я просто вида не подала, что мне обидно.

Я не понимала за что он такое сказал, я ведь ничего особенного не сделала. Подумаешь, посмотрела кокетливо! Нашим девочкам, гулявшим напропалую, никто такого не говорил.

А я схлопотала! Вот так часто бывает, кто грешит по большому счету — им ничего не бывает: как с гуся вода. А кто и рядом с грехом не стоял, тот получает. И это правда жизни. Во всяком случае — правда моей жизни!

И именно этот момент кто-то из ребят запечатлел на фото. Так вот сейчас, когда я смотрю на фото, на девочку с кокетливым взглядом, я понимаю, что он действительно какой-то не девичий. Но откуда у школьницы, которая ни разу не грешила, и не собиралась грехом заниматься, такой взгляд? Из каких глубин своего подсознания в то мгновенье я вытащила его? Как это было неумело и неуместно…

Много позже во взрослой жизни я следила за своим взглядом, чтобы он не был таким откровенным. И, наверное, излишне следила, потому что мужчины стали говорить обратное.

— Почему у тебя такое серьезное лицо? Улыбнись!

Нет на них никак не угодишь! Вот и думаю я: «Дорогие мужчины, может мы и становимся такими неулыбчивыми из-за ваших бестактных замечаний?» Вдруг нас не так поймут?! Отдувайся потом ни за что!

Двойка ни за что

У преподавателей были тоже свои причуды. Однажды я не успела выучить химию. На перемене мы стояли у кабинета, чтобы туда войти на урок, и я бегло читала у окна заданный параграф. Уже оставался последний абзац, как появилась химичка, и быстро загнала нас в кабинет.

— К доске!

И прозвучала моя фамилия. Я вышла, все рассказала, кроме последнего абзаца.

— А применение?  — ехидно спросила химичка.

— Не помню!

— Нет, вы просто не дочитали последний абзац! Я видела, как вы читали на перемене, и, как видно, все запомнили, но не успели дочитать. С такими способностями надо учиться на пятерки, а вы не соизволили выучить урок. Ученику из другого класса я бы поставила четверку, а вам — двойку! Учить надо дома!

Химичка не знала, что дома я должна переделать кучу дел, принести воды, дров, сходить за хлебом, накормить кур, да еще с племянниками сидеть весь вечер до прихода родителей. Она, наверное, представляла идеальную картинку о том как мы живем: беззаботно и весело! Было обидно. Ведь то, что ученик учит на перемене — это говорит о его ответственности, а не наоборот. Он мог бы болтать, играть с одноклассниками, а он учит урок, бедный. Но этот подвиг остался химичкой не оценен. Она при своем мнении, а я с двойкой! Но спасибо, что хоть оценила мои способности по достоинству. Позже я рассказала об этом любимой историчке.

— А вот если я выучу стихотворение на остановке автобуса, тогда мне какую оценку надо поставить? Или по дороге в магазин?  Некоторые учителя думают, что мы живем в идеальных условиях и учим уроки только за письменным столом. А мы их учим везде, когда есть свободная минута.

Вера Михайловна удивленно смотрела и, наверное, впервые не знала что ответить. Они, живущие в квартирах с удобствами, не представляли нашей жизни в домах без удобств: с дровами и печками, с водой из колонки, с курами и козами. Я надеялась, что может после моих слов учителя будут по-другому относится к тем, кто учит на перемене?! Хорошо бы!

И имени твоего я не запомнила, химичка!

Физика и игры на уроках

Таким же не любимым педагогом,  был и наш физик, такой большой мужчина, достаточно высокий на фоне остальных учителей. Лицо у него было шершаво-красноватое, в рубцах. Был слух, что он горел в танке. Но за правдивость этих слухов я не ручаюсь. По возрасту он был моложе фронтовиков и в войне, явно, не участвовал.

Спрашивать его об этом было неудобно, и мы довольствовались только догадками. Он был спокойным, добрым и деловым. В том смысле, что говорил только на тему урока, у него не было отступлений, и он никогда не шутил. Говорил он не внятно, уроки были скучными, никто не слушал, только делали вид, что внимают.

И поэтому физику никто хорошо не знал, задачи решать не умели. В выпускном классе некоторые родители нанимали своим детям репетиторов по физике, для поступления в вуз. Многим она была не нужна, и это устраивало. Иногда мы вчетвером, наша парта и соседняя, играли на уроке в «морской бой».

Однажды в результате игры расспорились слишком громко. Класс напрягся, ожидая последствий. Они не заставили себя ждать. Физик подскочил к нашей далекой парте со скоростью, которой от него не ждали. Мы, обычно, успевали спрятать, когда физик начинал ходить между рядами. А тут получился облом. Он нас застукал на месте преступления.

— Что? Игры? Я всегда был о вас хорошего мнения, как о способных учениках, а вы что творите! Больше тройки вы у меня не получите, отныне и навсегда…

Забрав наши листы, возмущенно сел за учительский стол, и было видно, что он сильно расстроился. А мы не очень! Физику в вузы нам не нужно было сдавать и, на наше счастье, он даже не пожаловался директору, что нас сильно обрадовало. На всякий случай мы извинились на следующий день.

— Простите, мы больше не будем! — сказали мы, взрослые оболтусы как малышня из детсада. Он, расстроенный, даже не дослушал нас, махнул рукой и удалился в учительскую. И слово свое сдержал. Нам было неудобно, что обидели доброго учителя. На его уроках мы больше не играли.

Уроки танцев и мой партнер

Учиться в нашем классе было нелегко, каждый день математика по паре уроков, а два дня в неделю пять уроков математики, и мы уже выходили после них с чумными головами.

Несколько человек из класса занимались в спортивных секциях четыре раза в неделю, а в другие два дня недели мы шли в танцевальный. Почти все парни из нашего класса были там. Руководителем был у нас ни много ни мало, а балетмейстер драмтеатра. В программу занятий входили вальсы: венский, голубой, фигурный. Еще мы успели выучить греческий танец Сиртаки.

Пары подбирал наш учитель танцев, и мне достался Владик, который сидел на первой парте. У него была интересная походка, он ходил с папочкой под мышкой, высоко задрав голову. Ребята над ним подшучивали и передразнивали, показывая его высокомерную походку. Особенно старался Рожок. Видя как Владик заходит в класс с высоко поднятой головой и папочкой под мышкой, Рожок комментировал:

— Вот идет наш министр!

И все смеялись. А Владик не мог ответить резко, тушевался и молча занимал свое место. Как будто ему неудобно перед всеми, что он — министр.

— Вот досмеетесь, — говорила я, — станет Владик большим начальником, а вы будете в коридорах сидеть, дожидаясь, когда вас примет!

Владик мне нравился, он был приятным в общении и никогда не зазнавался.

Однажды на вечере в актовом зале он пригласил меня на танец и, наклонившись к уху, зашептал:

— Пожалуйста, не отказывай мне! Там очередь пригласить тебя на танец, и я проиграю, если ты откажешь. Парни сказали, что ты не пойдешь со мной танцевать.

— Там очередь? Интересно! Конечно, пойдем! — я положила руку ему на плечо.

— Как это я тебя подведу? Ты же мой партнер по вальсу! Пусть они проиграют!

И мы, улыбаясь, начали танец, довольные друг другом.

Влад, и правда, стал чиновником высокого ранга. И походка у него была подходящая!

Но перед этим, будучи студентом первого курса, он умудрился вляпаться в одну историю. Когда были в колхозе на уборке картошки, он задружил с местной девочкой. Дело кончилось тем, что девочка забеременела. Ее родители приехали к Владику, и заставили жениться.

Он не сопротивлялся, быстро женился.

Вот как важно принять правильное решение. Если бы он отказался, его могли привлечь, так как ей не было восемнадцати, и еще отчислили бы из института.

А так женился, и все у него стало хорошо!

— А я и не жалею ни о чем! — говорил он потом всем. Наверное, она стала хорошей женой, и он был доволен.

Но тогда в школе Владику с трудом давались танцы. Постоянно оттаптывая мне ноги, он очень старался. Особенно у него не получалось кружиться, а это же основное движение в вальсе. И надо правильно делать полный круг, когда кружишься, а он делал неполный вокруг себя. Когда так кружишься, то не сможешь пройти в вальсе по прямой линии, и тебя будет заносить. Вместо прямой получится, что ты передвигаешься по кривой. Мы стояли на сцене, и у него не получалось уже, наверное, в двадцатый раз. Валера, наш руководитель не выдержал и закричал мне.

— Инна, отойди от него!

И, держа в одной руке стул, сказал.

— Если ты сейчас не пройдешь вальс по прямой — я запущу в тебя стулом!

Заиграла музыка в очередной раз. И Владик прошел по прямой линии первый раз в жизни! Наверное, от испуга. И все-таки он молодец, потому что не сдался, а научился танцевать, и был с нами до конца школы.

И, когда на школьных вечерах в актовом зале звучал вальс, нас выходило несколько пар. Мы кружили по кругу, выполняя правильно все па. Это было красивое зрелище! Было жаль, что мы выучили только вальсы, хотелось бы еще выучить танго и фокстрот.

Наш физрук и подснежники

Кроме танцев, мы еще занимались в спортивных секциях, мальчишки баскетбольной, а я в волейбольной. Нашей секцией руководил молодой физрук, звали мы его, между собой, Толик. Он был учителем физкультуры у мальчиков, а у девочек был другой преподаватель, женщина. Так полагалось в старших классах два физрука: мужчина и женщина.

А вот секцию по волейболу у девочек почему-то вел он — мужчина. Относился тренер ко всем ровно, но мне немного симпатизировал: капитаном сборной школы назначил, и так похваливал иногда, только как ученицу, и ничего лишнего. Однажды я увидела у него список с моей фамилией. Обычно их составляли для каких-то соревнований.

— Это я, там моя фамилия?

— Нет, это из шестого, так обычная девочка.

— А я что необычная? — спросила я, немного кокетливо.

— Ты — личность! — сказал он уважительно.

Тогда я впервые услышала такое признание в свой адрес, позже это было не раз в своей жизни.

Мне было приятно, но я не понимала: как люди определяют кто личность, а кто нет. Недавно прочитала, что личность — это человек с твердыми убеждениями, и умеющий их отстаивать. Если так, то это про меня!

Уроки физкультуры проходили в спортзале и на улице.



Этот случай произошел весной. Мы с девочками уже вернулись с урока физкультуры, который проходил рядом со школой, в сосновом бору. Я сидела на ступеньках широкого школьного крыльца. Звонка об окончании урока еще не было, и мы не торопились. Я увидела как из соснового бора вышли мальчишки с преподавателем Толиком. Он шел впереди, и в руках у него был маленький букетик подснежников.

— Анатолий Иванович, а кому вы подарите подснежники? — спросила я.

— Хочешь тебе подарю? — сказал он и протянул цветы.

— Спасибо!

Цветочков было, штук пять, но все равно приятно, это же цветы весны.

Появились скоро ребята.

— Кто тебе подарил цветы? — строго спросил Рожок.

— Анатолий Иванович! — просто ответила я.

— Вот оказывается кто жена у него! А мы-то не знали! Теперь будем знать!

— Ты чего несешь?! Какая жена! — возмутилась я.

— Да, да! Мы у него спросили:

— Вы кому это цветочки собрали?

А он сказал.

— Жене! Все подтвердят это!

Мальчишки уже подошли, окружили нас полукругом, ожидая представления, все кивали, подтверждая слова Рожкова, и смеялись.

— Да, ну вас! — я встала и пошла в класс, забрав цветочки с собой, назло им.

Но мне было неудобно, что так получилось. Он и правда, наверное, хотел жене отдать, а я у него, получается, выпросила.

Это был не самый важный букет цветов в моей жизни. Самый важный мне подарил папин друг, когда я окончила школу. В память о папе. Потом их будет очень много: цветов и букетов, которые мне дарили. Но первые запоминаются навсегда.

Труд и трудовик

Школа у нас была новой с гладкими полами, на которых мы так любили кататься и скользить. У всех была вторая обувь, в которой мы ходили только в школе. В раздевалке были полки, на которых мы складывали обувь, где она хранилась в целости и сохранности. Пропадали иногда зимние кроличьи шапки у мальчишек, а все остальное — нет.

Но и от этой обуви, и наших катаний оставались следы: черные полосы на светлом полу. Уборщицы не справлялись все отдраить, и у нас были дежурства по партам. Мы парами драили полы в классе, оттирая с содой, и ополаскивая водой. Мыли мы швабрами и щетками. Когда было мое дежурство, то есть нашей парты, со мной оставался Алик и помогал передвигать парты.

У одной швабры слетела щетка. Мы пошли на другой этаж в мастерскую к завхозу, чтобы отремонтировать, но там было закрыто. Вернулись в класс, и Алик стал щетку насаживать. Он поставил ее на парту, и стал стучать, чтобы щетка закрепилась на стержне.

Буквально через три минуты примчался завхоз и начал на нас кричать, что мы шумим и портим имущество.

Я ему возразила, типа того, что надо быть на месте, в своей мастерской, и тогда мы бы не ремонтировали сами.

Он разозлился.

— Я за вас кровь проливал, а вы тут мне грубите!

Мне стало обидно. Я хотела сказать, что за меня кровь на фронте мой отец проливал! И он умер, а ты тут стоишь живой и здоровый, и орешь мне про кровь. Мой отец был фронтовик, имел инвалидность за ранения, и никогда никому не говорил, что он воевал и ему обязаны.

Ну, я ему ничего этого не сказала, только подумала. Трудовик все равно пожаловался нашей классной на меня. Она рассердилась, отругала и хотела вызвать маму. Но я подошла к ней, и со слезами просила не вызывать маму, она согласилась, с условием, если я попрошу у него прощения.

И я, скрепя сердце, извинилась перед ним, чтобы только маму не вызывали.

Но это было для меня большое унижение. Потому что вины перед ним я не чувствовала, и «классная» была не права. У меня в семье были фронтовики: отец, и два маминых брата, мои дяди, дошли до Берлина. И они никогда не били себя в грудь, и не кричали, что они кровь проливали. Настоящие фронтовики не любили говорить о войне, и не кричали о своих заслугах. Это был неприятный эпизод моей школьной жизни. Но такое у всех бывает: и хорошее, и плохое — все перемешано. Главное, чтобы хорошего было больше!

Поход на Черемшан

Мы любили ходить в походы классом. Я даже написала песню.

Гимн 9«А» класса



9«А» везде пройдет!

Там все хорошие ребята.

9«А» — не пропадет!

И отстоит себя в десятом!



Хоть и лентяйничали мы

И получали много троек,

Но все равно подтянем мы

Свои оценки до пятерок!



А скоро мы в поход пойдем

На милый берег Черемшана

Свои костры там разведем

И будем петь Килиманджаро!

Гимн я написала, и думала, что мы будем его петь с ребятами у костра. Но наши мальчики, как только стемнело, переплыли на лодке на маленький островок, недалеко от нашего берега, и пели там совсем другие песни.

Когда горит ночной Париж

Когда горит ночной Париж

На сцене бара ты стоишь

И лучше всех поет сама

Инна, Инна — ля-ля-ля!



Играют трубы и тромбон

Играет в ритме саксофон

Танцует лучше всех она

Инна, Инна — ля-ля-ля!



И нам ее не позабыть

И нам ее не разлюбить

Ведь все же лучше всех она

Инна, Инна — ля-ля-ля!

Они скакали около своего костра, будто папуасы в трусах из листьев, и горланили так громко, что мы прекрасно слышали все слова.

Я бегала по берегу, ругалась, кричала что-то им, но переплыть было не на чем. Тем более, что вечером вода уже холодная в реке. Мы с девочками развели костер, приготовили ужин, и пели мой «гимн 9 „А“ класса» одни.

Невезуха

Несмотря на то, что я была послушной дочерью и хорошо училась, мама никогда не брала меня с собой в отпуск. И это было обидно. Она ездила каждое лето в Среднюю Азию, как она говорила «на фрукты». Это значит, что она ела там целый месяц фрукты, а я у бабушки с огорода — огурцы и помидоры. Потому что у нас  — не Средняя Азия!  Поволжье фруктами не богато, в основном, растут яблоки и ранетки.

Проблема была не только в том, что фруктов не было, а что эти наши огороды нужно поливать все лето.

Берешь ведро большое, и таскаешь, до потери пульса, воду к огурцам. Итак, делали все дети на нашей улице. Обычно, меня на время отпуска, а он занимал половину лета, отправляли к бабушке в деревню.

Но и у старенькой бабушки — тоже огород! И тоже помидоры с огурцами, плюс еще надо наносить полную бочку воды. В общем не жизнь, а каторга!

Сколько я не возмущалась, не ругалась — ничего не помогало! Мама была, как крепость, неприступна. В конце восьмого класса, мы сдавали четыре экзамена. И мне мама поставила условие: сдашь на все пятерки — поедешь со мной во Фрунзе. В ее планах был этот город на отпуск.

Я не сомневалась, что все сдам отлично. Но на экзамене по русскому ко мне придрался директор школы, который неожиданно приперся и сел в комиссию. Экзамен был по литературе и русскому устному. Я ответила на все вопросы.

— Что-то вы приводите слишком простенькие примеры, — заметил укоризненно директор. Был он молодой, красивый, дагестанец по национальности. Характер у него был горячий, и мы с ним не раз схватывались в спорах.

— Наверное, он решил мне отомстить, — подумала я.

И, как назло, из головы моей вылетела вся история, и ничего не приходило в голову. Я молчала. Прошла пара минут.

— Ну, что же вы с такими знаниями, и ничего не скажите нам интересного?!

В таком случае, мы можем вам поставить только четверку, — сказал он и посмотрел на нашу литераторшу. Без возражений, экзаменатор кивнул с удрученным видом и поставила «хор». В планах была отличная оценка, ведь я была лучшей и прочитала тысячи книг, больше чем весь класс. Но спорить с директором было не этично, и, в результате, я получила «хор». Моя поездка накрылась медным тазом!

У моей мамы было прекрасное настроение, и она сказала с довольным видом:

— Ну, мы же договаривались! Ты не выполнила условия и останешься дома.

Я была очень зла на эту ситуацию, и прокричала маме:

— Я не поеду к бабушке в деревню!

— Ну и не надо! Ты уже взрослая и можешь пожить одна. Я тебе доверяю.

И уехала, а я осталась в очередной раз дома.

Поездка в Севастополь

В старой восьмилетней школе за мою работу председателем совета дружины меня наградили путевкой в Артек. Позвонили сверху и сказали. Но путевка так и не пришла. Я ничего не рассказала никому, но мама как-то узнала.

Потому как после девятого класса она сказала:

— А этим летом мы поедем на море!

— Что с тобой вдруг случилось? — спросила я равнодушно. — Ты же никогда не брала меня с собой в отпуск?!

— Ну, это же твоё последнее школьное лето, поэтому надо съездить. Я уже договорилась и написала письмо. У моей подруги сестра живет в Севастополе, они согласились нас принять. Я уже и билеты заказала, — как то смущенно сообщила она.

— Ладно! — сказала я спокойно, еще не веря в свое невероятное счастье.

Поездка на море — дело ответственное, и требует дополнительных сборов. Например, надо купить красивую пляжную одежду, обувь, купальник. Ну, это как минимум. Иду в магазин «Одежда».

— Девчата, помогите найти что-нибудь для моря!

— Вот на той штанге все висит!

Девчата, как всегда, «очень вежливы», и ни одна не шелохнулась, чтобы подойти, и показать товар лицом.

Я подошла к указанной штанге, перебрала все вешалки и остановилась на одном болгарском комплекте: сарафан с пуговицами на боку, расписанный огурцами. Расцветка — последний писк. Да, еще в комплекте и купальник, с такими же огурцами! В примерочной я себе понравилась, заглянувшая продавщица, тоже похвалила, и я пошла домой с покупкой.

Я и не догадывалась какой подвох ждет меня в этом наряде.

Ехали мы в плацкартном вагоне, на нижних полках. В Москве у нас пересадка. Все было хорошо. По вагонам официанты носили постоянно разную еду в лотках, но у нас — своя домашняя. Один раз в день обедать мы ходили в вагон-ресторан.

— Запомни, если едешь в дальнюю дорогу, перекусить можно чем угодно, но один раз в день надо обязательно пообедать в ресторане, как полагается, обед из трех блюд. А иначе из-за сухомятки можешь нажить себе гастрит или язву.

— Хорошо! Запомнила!

И, потом, это мамино правило про обед я выполняла всегда и везде.

Вообще, мы запоминаем основные правила жизни, которые нам внушают наши близкие, особенно папа и мама, бабушка.

По приезду в Севастополь меня удивило, что мы должны ехать по городу на маленьком пароходе. Оказывается, тетя Надя живет в том районе города, который сообщается по воде с Графской пристанью, и называется этот район Инкерман. Представляете, в центре города стоит белая красивая пристань, от которой ходят небольшие пароходики. Мы каждый день ездили на катере в центр города, а оттуда уже на экскурсии или на пляж.

В первый день, когда мы поехали в центр, я думала, что мне мама будет держать при себе, как ребенка.

А получилось наоборот. Как только мы сели на катер, мама сделала вид, что совсем меня не знает. Я спокойно гуляла по палубе, ко мне подходили, знакомились, разговаривали, а мама сидит в стороне, как будто тетенька чужая. И я, вообще, не с ней.

Меня это удивило очень, но я молчала. Еще большее удивление меня настигло, когда в центре города мама сказала.

— Я ничего тут не понимаю, ты давай сама спрашивай как доехать, где что находится.

И отвернулась, будто давая понять, что ее миссия закончена.

Я была просто огорошена ее поведением! Как это «ничего не знает и не может ориентироваться», когда она каждый год ездит в отпуск в большие города и прекрасно там поживает?!

Делать нечего! Я начала сама спрашивать как добраться, где что находится, покупала везде билеты, и опять спрашивала. Весь день мы ездили по музеям и экскурсиям. К вечеру, уставшие, мы добрались на катере до Инкермана. Зашли в магазин, купили кучу продуктов, кг пять, и стали приближаться к тете Надиному дому. Тут я не выдержала.

— Ну, зачем купили так много продуктов? Мы с тобой столько не съедим. Завтра опять поедем в центр, там пообедаем, зачем нам они, — продолжала я ворчать и тащить тяжелую сумку.

— Вот запомни еще одно правило! Когда живешь в гостях у чужих людей, покупай продукты на всю семью, а не только на себя. Тетя Надя заботится о нас: готовит завтрак, убирает и денег с нас не берет за проживание. Надо и нам ее за все отблагодарить?! Вот мы и покупаем много продуктов.

Я запомнила. И всегда делала так, когда у кого-то гостила.

Танцы в портовом городе

Тетя Надя с мужем старались, чтобы нам было хорошо. Раньше нас у них жила девушка, квартирантка, звали ее Любой. Была она из деревни, и очень хотела остаться жить в Севастополе. А в то время прописаться в крупных городах и столицах было практически невозможно. Но тетя Надя сделала ей прописку через знакомых, хоть и не быстро, и Люба осталась в портовом городе Севастополь, чему была безмерно рада. И вот сейчас тетя Надя попросила ее взять меня с собой, девочку шестнадцати лет, в центральный парк на танцы. И она взяла.

Когда мы пришли, то я была сильно удивлена, что на танцплощадке кроме красивых и очень модных девушек было много резвых матросов. Девушки были очень яркие, смелые и вели себя как-то слишком раскованно, что было необычно. Такое характерно для портового города, но я то увидела это впервые!

Удивило и то, что на танцах меня никто не приглашал, что было странно: ведь в школе я пользовалась большим успехом. Люба крутила головой и, видно, кого-то ждала. Как только она встретилась со своим парнем, то тут же меня сплавила одному матросику.

— Погуляй с ней, покажи парк, — говорила она ему строго, — но ты за нее головой отвечаешь!

И счастливая скрылась с другом в темноте. Матросик расстроенный пошел рядом с явной неохотой. Он оказался братом Любы. И у него на этот вечер были, наверное, совсем другие планы. А тут сестра Люба с поручением. Он водил меня по парку, по берегу моря, развлекал как мог, но без всякого энтузиазма. В конце концов, я не выдержала и спросила его:

— А в чем, собственно говоря, дело? Я ничего не понимаю! Никто меня на танцах не приглашал, Люба вдруг передала тебе, а ты гуляешь как будто исполняешь тяжелую повинность. В чем дело?

— Дело в том, что ты несовершеннолетняя! Поэтому никто к тебе и не подходит! Что с тобой делать-то?

Таким прямолинейным ответом я была обескуражена.

— Ладно, проводи меня до дома, и свободен!

— Да, все равно уже вечер пропал! — сказал он грустно.

С Любой я встретилась на следующий день, она очень волновалась как мы провели вечер с братишкой.

— Нормально, не ругай его. Просто объясни: зачем ты меня взяла с собой, понимая, что я буду только всем мешать? Надо было отказать тете Наде и все.

— Да ты что?! Как я могу тете Наде отказать? Она мне прописку сделала в Севастополе, я теперь здесь буду жить в этом замечательном городе! Где бы я была без нее?! В своей деревне? А здесь я выйду замуж, у меня родятся дети, они будут коренные севастопольцы! Я для тети Нади теперь все сделаю, чтобы она не попросила. И так будет до конца ее жизни!

— Надо же! Какая ты благодарная! Это очень хорошая черта, и редко встречается в людях. Молодец!

— Как же иначе можно? — удивилась Люба.

— Можно! Всякое бывает!

Вернувшись, я тихонько на кухне рассказала тете Наде про наш разговор.

— Так что, тетя Надя, вы запомните ее слова! Теперь вы можете жить и не тужить, она все ваши желания исполнять будет. Долг у нее перед вами до конца жизни!

— Да ладно тебе! — смеялась тетя Надя, — какие долги. Пусть живет спокойно и радуется жизни.

Добрая все-таки тетя Надя!



На следующий день было воскресенье, и мы пошли на экскурсию в город. Она называлась панорама. Тетя Надя взяла старшего сына, и мы с мамой. Толику было лет восемь, он был спокойным и воспитанным, как и его отец.

Экскурсия начиналась неожиданно. Нас предупредили

— Не удивляйтесь мы сейчас зайдем в зал, там темно.

И мы вошли. Я громко ахнула. Мы все стояли посередине поля, на котором стреляли пушки, воевали солдаты, медсестра перевязывала раненого.

Было ощущение, что мы на поле боя, вместе с ними воюем и все по — настоящему. Это было необыкновенно. Мы стояли в центре, а вокруг была настоящая война. Солдаты, пушки, окопы. Панорама — это круговая картина, а между картиной и нами была инсценировка боевых действий. Крымская война ХVIII века.

А другой музей диорама рассказывал о ВОВ. Оборона Севастополя на Сапун-горе. Эта картина была равна полукругу и также была инсценировка боя с оружием и солдатами.

Я никогда не забуду эти огромные прекрасные картины, на память о них купила книжки-раскладушки, и привезла как сувенир.

Одноклассники с интересом их рассматривали на перемене. Историчка тоже оценила. А когда я заканчивала школу, она, остановив меня в коридоре, попросила.

— Ты ведь уедешь учиться, и тебе книги о Севастополе будут не нужны много лет. Может ты отдашь их мне для других детей? Ведь почти никто не был из учеников в Севастополе.

— Я подумаю, — прозвучал ей ответ.

Через неделю она повторила просьбу.

— Я решила вам принести и оставить школе. Меня не будет много лет, ведь я уеду учиться. А это пригодится другим, пусть узнают о прекрасном городе Севастополе. Может быть, и они когда-нибудь посетят его.

На следующий день я принесла эти книги и отдала историчке.

— Сколько я вам должна? — спросила она.

— Нисколько! Разве я могу продавать книги любимой школе? Это мой подарок!

Она слегка удивилась, то ли подарку, толи моему выражению «любимая школа».

Но школа для меня была, и правда, любимой, и я ей за многое благодарна.

Ресторан

Возвращаясь к рассказу о Севастополе, хочется вспомнить еще один яркий эпизод о посещении ресторана в первый раз.

Купание в море возбуждает зверский аппетит. После утреннего пляжа хотелось сразу хорошо пообедать.

— А где у вас можно вкусно поесть? — спросила я у проходившей женщины.

У нас везде вкусно и недорого! — улыбнулась она.

Что соответствовало действительности. Где бы мы не обедали в разных концах города, в зависимости оттого, где находились после моря и экскурсий, везде нас ждал вкусный обед.



Однажды мы шли с мамой в обеденное время по одной из центральных улиц. И вдруг она меня подтолкнула к одной двери. Я и не успела даже вывеску рассмотреть, как оказалась в очень красивом зале, с дорогой мебелью шикарными большими люстрами, накрытыми столами и официантами.

— Мама, сюда надо, наверное, по-другому одеться?! — неуверенно прошептала я.

— Это вечером надо одеваться по-другому, а днем можно!
  Мама подтолкнула меня вперед к столикам. А я почти не двигалась, слегка остолбенев.

Мама обошла меня и уверенно села за красивый стол у окна.

— Проходи, садись!

К нам подошел официант, молодой парень в красивом костюме-двойке и бабочкой вместо галстука. Он очень удивленно смотрел на нас, как будто мы были инопланетяне. На правой руке у него висела белая квадратная салфетка.

А перед его взором сидели две посетительницы: одна из них была пожилая женщина, в дешевеньком ситцевом платье и головном платочке, завязанном сзади. Другая была подростком, в шортах и льняной бледно-бирюзовой блузке с выбитым узором по краям. Такие продавались в художественных салонах, как изделия народного промысла.

Глаза у него были где-то на лбу и видно, что удивлению его не было конца.

Но, несмотря ни на что, он нам тут же принес меню, раскрыл его и с интересом смотрел на нас. Вероятно, он ждал что мы сейчас увидим цены, с ужасом подскочим и убежим. Но этого не произошло. Мама отдала меню мне, и сказала:

— Выбирай сама, что хочешь!

Я с интересом рассматривала его. Из названия блюд, мне были знакомы только три слова: помидоры, огурцы и эскалоп.

Я посмотрела на официанта.

— Извините, но я в первый раз в ресторане и не понимаю названия этих блюд. Вы не могли бы мне помочь выбрать?

Официант, все еще с недоверием глядя на нас, немного наклонился над меню.

— Ну, вот недорогой салат из помидор и огурцов, можно взять еще недорого суп — лапшу…

— Недорого, сынок, я и в столовой поем! — не выдержала мама. — Вы нам принесите что-нибудь такое вкусное и необычное, чего у других нет.

— Вы, не думайте, — я улыбнулась официанту, — мама только с виду такая, а в жизни она не совсем простая женщина. Да, и с деньгами у нас нет проблем.

— Хорошо! — улыбнулся он довольно.

Когда мы рассчитывались, официант мягко спросил:

— Ну, как вам понравилось? Вы ведь первый раз в ресторане?

— Да, а что тут удивительного? Эскалоп — это кусок обжаренного мяса, я его и дома ем, когда мама готовит. А салаты, из горошка да морковки с колбасой, меня не удивили. Ну, поели, голодными не остались — только и всего!

У молодого человека скуксилось лицо. Он ожидал, наверное, что мы будем в восторге.

— Знаете, — продолжала я, — я считаю, что в ресторане должны подавать какие-то необыкновенные блюда, какие дома невозможно приготовить или нет таких продуктов,  иного способа приготовления. Здесь в зале все красиво, дорого, и еда должна быть такая же необыкновенная!

У официанта был вид прокисших щей, как будто, он двойку получил. То ли ему наш ответ не понравился, то ли ему чаевых не дали… Прости, гарсон, если обидели!

Парад ВМФ

Но главным событием каникул был парад военно-морского флота. С самого раннего утра, мы собранные, белоснежные и отутюженные, стояли на причале, чтобы перебраться на Графскую пристань и оттуда наблюдать это великолепное зрелище.

Дядя Толя должен был обеспечить самые лучшие места.

Но наш ведомый был исключительно интеллигентным человеком, и он пропускал всех вперед себя: женщин, детей. Так отплывала от нас уже не первый и не второй катер, а мы все стояли, и всех пропускали.

— Ну, дядя Толь, нам надо побыстрее залезть, давайте тогда по одному поедем, — возмущалась я.

Мне, девочке из провинции, которая штурмом брала автобусы каждый день, было непонятно: как можно всех пропускать? А самим оставаться?!

Мои локти были приучены пробираться, когда уже некуда. А тут что творится?!

— Да, ты не переживай! Я как свои пять пальцев знаю Севастополь, я вас приведу на место, откуда мы увидим весь парад. А эти туристы, они же не знают где лучше, им надо искать места, и они вряд ли найдут, потому что там в городе народу тьма-тьмущая. Мы все равно в выигрышном положении.

— Как пять пальцев знаете? Ну, назовите тогда мне все пять пальцев!

Дядя Толя не купился, а покачал укоризненно головой.

Парад мы увидели с какой-то сопки, на которую взобрались с дядей Толей. По морю маршировали большие военные корабли, лодки и катера. А в конце, когда с кораблей стали сходить в воду танки и плыть как лодки, у меня от восторга перехватило дыхание.

Если бы на моем месте был мальчишка, то он бы точно пошел в моряки после такого парада. Но я не мальчишка, и море люблю, только чтобы поплавать.



…Возвращались мы снова через Москву. В купе мама мне велела сосчитать сколько денег мы истратили за три недели.

— Как считать?

— Надо взять всю сумму, которую мы истратили, отнять деньги за билеты, покупки и останется сумма, потраченная на наш отдых.

Сумма оказалась небольшой, что удивило маму.

— Так мало?! Это мы столько израсходовали из-за тебя, экономиста, — резюмировала она с улыбкой.

— Но я не экономила ни в чем!

— Из-за тебя, из-за тебя! — смеялась мама.

— Интересно, а сколько ты расходуешь, когда ездишь в отпуск одна? — спросила я ехидно.

— Много будешь знать, скоро состаришься! — получила в ответ.

— Ну и ладно! Скоро я окончу школу и буду ездить куда хочу, и тратить сколько хочу.

Фото на Красной площади

К Москве мы подъехали ночью, пересадка на наш следующий поезд была только вечером. Целый день мы сможем провести в городе. Мне хотелось запечатлеть в Москве себя в самом лучшем месте, чтобы всем показывать. И я придумала: пойду на Красную площадь и там сфотографируюсь!

— Но там всегда полно народа! — говорили попутчики.

— Да, ладно!

Я то знаю один секрет, о котором никому не скажу.

И как только рассвело, я поехала. Мама пошла по магазинам. Приехав, я увидела, что площадь пустая, но фотограф там уже был. Я узнала, что он записывает на квитанции адрес, и потом, когда фото будет готово, высылает его по почте.

Довольная своей смекалкой, я встала на фоне пустой Красной площади. Фотограф долго устанавливал меня и, наконец-то, сфоткал. Все! Теперь буду ждать фото по почте.

Когда я получила конверт, я с нетерпением вытащила фото.

На ней я стояла немного сумрачная на пустой площади. Все было как задумано. И только потом, когда я показывала эту фотографию, кто-то заметил:

— Что же это фотограф не подвинул тебя от мусорки.

— Какой мусорки?

Я вырвала фото и еще раз посмотрела внимательно. Действительно, я стояла одна, а на заднем плане красовалась большая мусорная машина у Мавзолея, которая тоже, как я, приехала на площадь с раннего утра. Оказывается, она работает тоже пока никого нет. Вот такая получилась память о Москве! Я и мусорка на фоне Красной площади.



…Первого сентября дали задание написать домашнее сочинение на тему: «Как я провела лето».

Конечно, я написала восторженно о Севастополе: о параде ВМФ, о музеях, о красоте города и моря и еще о том какие красивые и интеллигентные люди живут в этом городе. Я всегда хорошо писала сочинения, и на этот раз я ожидала отличной оценки, а получила тройку! За что? За содержание!

Как можно написать сочинение о Севастополе на тройку?! Было обидно.

Наверное, моя литераторша позавидовала мне, что я была на море, а она нет! И от зависти поставила мне три. Так я подумала тот момент.

А может я за лето разучилась писать? Кто знает?!

Вечер встречи

В первый год после окончания школы состоялся вечер встречи. С одной стороны хотелось всех увидеть, а с другой — хвастаться было нечем. Я знала, что Алик и Алла поступили в московский вуз, две Татьяны в Ленинградский, один в Казань и несколько человек в Ульяновский политехнический. А я провалилась. У нас проваливали всех. Было такое впечатление, что поступать приехали одни двоечники.

Вероятно, приемной комиссии дали такое задание оставить несколько человек, отметив их в списке, а других завалить. Ну, это, чтобы освободить преподавателей от лишнего труда. Зачем им слушать восемьдесят человек, когда примут только двадцать? Вот они завалят на первом экзамене человек пятьдесят, а с остальными тридцатью работают. Факультет был престижный, и поступали туда, можно сказать, «избранные». Так было и в других институтах: заваливали на первом экзамене многих. Просто тогда мы этого не знали.

Но я на этот вечер, все-таки пошла. Еще в раздевалке меня заметил Алик и подошел ко мне. Даже не подошел, а подскочил с радостной улыбкой.

— Как москвички? — спросила я.

— Какие девочки! Мы учимся, не поднимая головы! Первый курс — самый трудный, чуть отстанешь и тут же вылетишь!


В этом он был прав! Я знала, что на первом курсе надо упорно учиться — иначе отчислят. Мне об этом говорил мой дядя, мамин двоюродный брат. Он преподавал в Самарском институте  приглашал меня поступать и  жить к себе на первом курсе, потому что в общежитии хорошо учиться не получится.

— Верю! — сказала я Алику.
— Да уж поцелуйтесь!
Крикнул Рожок, стоящий рядом с раздевалкой с группой наших одноклассников, и видя нашу встречу.
— Дай людям поговорить! —  сказал рассудительный Пашка.
 И ребята отошли от раздевалки.


— Пойдем в класс поздороваемся с девочками.

— Нет, я не пойду! Мне они не интересны!

— Но я зову тебя только поздороваться. Я же не прошу тебя с ними погулять или потанцевать?! Это же наши одноклассницы.

— Я не пойду! — сказал Алик.

— Но они же из-за вас пришли, чтобы встретиться! Какие же вы жестокие! — рассердилась я и, развернувшись, пошла в класс.

Через несколько минут я спустилась обратно к актовому залу. Алик меня ждал, но я прошла мимо, как будто не видела его. Я очень рассердилась!

«Сегодня он не здоровается с однокашниками, а завтра он так скажет про моих подруг, послезавтра про моих родных!» — думала я.

Как только я вошла в зал, начался танец, и ко мне подскочил незнакомый парень в морской форме. Я с ним танцевала еще и еще, итак, весь вечер. К нам присоединились моя подружка с парнем, и мы уже танцевали вчетвером. Мы хохотали и просто скакали, как заведенные. Нам было весело! Один раз подошел Алик, но его морячок опередил. Я развела руками.

«Мол, ну что тут поделаешь!» — и он вернулся на место, не солоно хлебавши.

Больше он не подходил ко мне. Но и других девушек тоже не приглашал, просто сидел с ребятами. Конечно, рядом скакала его незабвенная партнерша Валя, и постоянно приглашала.

Вечер пролетел незаметно. Мы оделись с подругой, и вышли на крыльцо. Алик, уже одетый, сидел на перилах, но ко мне не подошел. И морячок тоже не вышел. Наверное, его ребята предупредили, чтобы он не выходил, и задержали его. Мы стали спускаться по ступеням. Выскочила Валька неодетая.

— Что же ты так? На вечере было два кавалера, а провожать нет ни одного? — съязвила она.

— А мне и не нужен ни тот, ни другой, у меня — третий есть в Ульяновске! А что ты за чужими парнями бегаешь, завела бы своего, да, и бегала за ним!

Обижать себя я никому не позволяла, и за словом в карман не лезла.

Она замолчала. Да и все, кто вышел на крыльцо, молча наблюдали эту сцену.

Я что-то сказала веселое подружке, мы засмеялись и пошли домой.

Вечер встречи закончился.

Когда школа позади

А встречи наши еще продолжались. Однажды, когда мы с Таткой вернулись домой после первомайской демонстрации пришел Венька, Таткин сосед, наш однокашник. Он долго уговаривал пойти сегодня в поход с нашими ребятами, что в компании только парни и девчонок не хватает. Я идти не хотела и одета была по-праздничному, а домой ехать переодеваться неохота. Но Татка уговорила меня, очень уж ей хотелось попасть в этот поход с ночёвкой, с костром, гитарой. Мне пришлось согласиться на уговоры. Татка меня одела в свою одежду, и мы поехали с ребятами на каком-то «бобике» к реке. Все было, как обычно: палатка, костер, песни. Мы с Таткой варили на костре и чистили песком посуду на берегу. Но я заметила некоторые поползновения ко мне одного парня. Он очень активно ухаживал за мной, рассчитывая на что-то большое.

— Ребята! Подойдите все ко мне.

— Некогда нам! — смеялись они, видя как я отбиваюсь от комплиментов ухажера.

— Срочно подойдите, иначе я ухожу!

Пригрозила я. Все подошли, стали полукругом.

— Скажите, когда у вас день рождения? У каждого.

Они переглянулись, ничего не понимая.

— Да, не бойтесь! Я не приду к вам на день рождения! Я проучилась с вами два года и ни разу ни к кому не пришла без приглашения, и дальше обещаю, что так и будет. Называйте свои даты!

Они стали по очереди называть их.

— Вот теперь я вижу, что вы все совершеннолетние! А у меня день рождения через десять дней. И на сегодняшний день я — несовершеннолетняя! И вы все несете за меня ответственность. И если кто-то хочет пошутить со мной, пусть знает сколько мне сегодня лет. Поэтому никому не советую ко мне подходить слишком близко! А теперь все свободны!

Ребята немного отошли, но скоро вернулись. Наверное, им стало понятно, что этим заявлением я отказала «некоторым». Неожиданно, они схватили меня прямо в теплой одежде и потащили к воде. Зайдя по пояс, бросили в воду и со смехом отбежали, наблюдая за мной, мокрой курицей, с которой ручьями стекала вода. Я выходила на берег. Они отквитали. Конечно, организатором этого был Русов! Но зато ко мне больше никто не приставал, песен не пел, комплиментов не говорил и прогуляться не звал! Что мне и надо было!



***

Этот «мерзопакостный» Русов, так я его про себя называла, потому что он вечно что-то подстраивал. Подстроит гадость тайно и сбежит. Очень я остерегалась и считала его плохишом. Но жизнь внесла свои коррективы.

Случилось ужасное. Нашего одноклассника, симпатичного и умного Гошу, встретили отморозки поздно вечером, ударили по голове, и он стал на всю жизнь инвалидом. Единственный сын у родителей. Гошу перепутали с двоюродным братом, у которого была такая же фамилия и такое же имя.



У меня был дядя, мамин брат, и когда в его семье рождались дети, его жена называла их такими же именами, как и нас. И моя мама сердилась и однажды сказала ей:

— Что тебе мало имен, ты называешь своих детей также, как моих! Прекрати это!

И она перестала. А я удивлялась, почему мама сердится на это. Только потом поняла, когда с Гошей произошел несчастный случай. Да, родственникам лучше иметь разные имена, чтобы не перепутали, и не случилось несчастье.



После болезни Гоша не мог говорить, многих не узнавал и не все понимал. И только Русов навещал его многие годы, как-то разговаривая с ним, общаясь на непонятном языке. А ведь в классе они не были близкими друзьями. Вот так получилось, к моему удивлению. И мнение о Русове у меня поменялось. Оказывается, он может быть настоящим другом, а это — редко кому дано!

Первомай

Через год я встретилась мимолетно, на первомайской демонстрации, с Аликом.

Мы шли с Таткой, и тут она увидела Алика с каким-то другом. Конечно, она замахала и закричала им. За что получила от меня в бок. Они подошли.

— Это мой однокурсник, москвич, — представил Алик друга.

— Москвич?! — удивилась я.

А они так высокомерно-иронически переглянулись, и мне это не понравилось.

— Что это вы так реагируете? Я просто удивилась, что делать москвичу в нашем маленьком городе? Ведь здесь нет ничего интересного, по сравнению с Москвой.

— Да, нет мы ничего!

— Да я же вижу как вы переглянулись! И откуда у москвичей столько высокомерия? Как будто они чем-то лучше. Наши парни ничем не хуже москвичей! Вот Алик познакомит вас с нашими однокашниками, и в этом убедитесь, какие парни классные.

На вопрос «как дела?» Татка сообщила, что у нее изменений нет, а вот у меня есть.

— Да, я поступила, учусь, факультет иняз, французско-немецкое отделение, устраивает? — спросила язвительно я.

— Да! — Алик удивился и радостно закивал.

— А то я переживаю вдруг не устраивает — тогда и здороваться не будешь со мной! Скажите, — обратилась я к его другу, — вы ходите в свою школу на вечера встречи? Здороваетесь там с однокашниками?

— Да, конечно!

— А вот Алик не здоровается, то есть не со всеми. Ну, со мной то он здоровается пока, а потом не знаю. Вот переживаю: буду ли я подходить под его параметры в будущем.

— А почему? — удивился москвич.

— Ну, не знаю, чем они ему не интересны! Может одеты не так, может ноги кривые! Не знаю по каким параметрам он вычисляет. Да ведь и параметры могут поменяться, вот я и переживаю: подойдут мои или нет?! — продолжала я иронизировать.

Они молча и удивленно смотрели на меня.

— Вообще-то хоть наш город и маленький, но в нем есть красивые места. У меня, например, есть любимое место в старом парке.

Но видя как они опять переглянулись, как будто предположив, ну, мол понятно, сейчас она нас пригласит на прогулку, я неожиданно  сказала для них:

— Вот у Алика тоже есть, наверное, любимые места. Вот он и покажет! А нам некогда, нас ждут, мы пойдем! Пока! — и, развернувшись, потянула за собой Татку, которая явно не хотела отходить от них.

На самом деле нас никто не ждал, это я так сказала, чтобы уйти от их переглядок.



На следующий год я приехала на вечер встречи, придя в строгом темном костюме с белой отделкой как учительница: ведь я поступила в педагогический на иняз. Со мной однокашники вежливо здоровались, но танцевать не пригласил ни один человек. Это они мне мстили за Алика! Ведь раньше очередь занимали, чтобы на танец пригласить!

Я просидела весь вечер в актовом зале. В конце мальчики предложили немного проводить девчат наших. Немного, потому что жили все, кроме меня, рядом.

— Мне в другую сторону! — сказала я, имея в виду остановку автобуса, но меня уговорили пойти вместе со всеми, ближе к другой остановке.

Алик не приехал, кто-то сказал: из-за болезни мамы. По дороге ко мне подошел школьный друг и сказал, что Алик передал привет, и я попросила передать ему тоже. Город, куда переехали его родители, назывался Чернобыль. После окончания института он поедет туда тоже. Шли семидесятые годы. Кто-то остался жить в Москве, кто-то в Ленинграде. Обычно люди остаются жить в городах, в которых учились в институтах.

К слову сказать, больше я не приходила в школу на вечер встречи, ни разу. Я дружу только с теми, кто ко мне хорошо относится! И это — навсегда!



Мне передавали приветы снова и снова. Впереди ждали годы учебы в институтах, и много разных вечеров. Иногда мы встречались с подружками из школы, с каждым годом все реже. Но связи не теряли, хотя жизнь разбросала нас по разным городам.

Спасибо, что была!

А дома меня ждала грустная племянница. В очередной раз Ева поссорилась с подружкой. Неожиданно она спросила

— Что это за жизнь? Почему мы ссоримся и расстаемся?

— Я представляю жизнь как длинную дорогу. И на этой дороге встречается много людей. Одни любят тебя, в других влюбляешься ты, иногда безответно. Взаимной часто бывает дружба. Иногда тебя предают, и это больно! А бывает, что предаешь ты, находя себе тысячи оправданий. Идя по длинной дороге жизни, к тебе подходят путники: кто-то ненадолго, кто-то надолго, и редко — навсегда. Потому что у них, у каждого тоже своя дорога и они, побыв с тобой некоторое время, уходят по своей, чтобы пройти свой путь. И я, простив предателей, желаю всем «Счастливого пути!» Не обижайтесь на них! Они не виноваты ни в чем!

Один мой знакомый спросил, проживая на одном этаже в студенческом общежитии.

— О чем ты думаешь перед сном? У тебя такое счастливое лицо во сне, я таких ни у кого не видал! Где ты витаешь?

— В мечтах!

…Засыпая, я хочу видеть во сне самое лучшее, что было. И неожиданное прекрасное, что будет. Хотя я — фаталистка! Я верю, что каждому человеку все предначертано заранее. И, все равно, мне хочется изменить этот мир к лучшему! И я меняю его и себя каждый день, каждый час. Дружба и любовь — это лучшее, что есть в этой жизни! Даже если любовь была недолгой, а дружба непрочной, и все равно хочется все это продлить и сказать: «Спасибо, что была!»