Жителям планеты Земля

Он лежал с закрытыми глазами и слушал музыку. Никакого плеера ему, конечно, ни разу не давали. Ни телевизора, ни радио. Ну и ладно. Он и так может. Сейчас вот в воображении прослушивал «The Swingle Singers», сороковую Моцарта – чудо как хороши голоса. А потом, позже, послушает гитариста Джона Вильямса.
Потом, потому что за ним уже идут.
Через пять минут защелкали засовы, повернулся ключ. Тяжелая дверь бесшумно открылась.
– Пошли.
Трое с автоматами. С предохранителя снято, только дослать патрон. Но он знал, что убивать его не будут.
Вот и знакомый кабинет. Сигаретами пахнет, хорошо... Павел втянул воздух носом.
– Здравствуйте, Александров, – сказал ему хозяин кабинета, мордатый рослый мужчина с короткой седой стрижкой. – Садитесь.
Сопровождающие вышли. Павел плюхнулся на обтянутый мягкой кожей диван.
– Ну что? – улыбнулся он мордатому. – Опять?
Тот укоризненно покачал головой.
– Паша, тебе не надоело? Скоро ведь месяц, как ты у нас.
Паша взял со стола сигарету и зажигалку, затянулся, закрыл глаза от удовольствия.
– А мне спешить некуда, – сказал он. – Сиживал.
Мордатый с сожалением вздохнул.
– Ты просто не понимаешь, в какую игру ввязался. С кем дело имеешь.
– Ну так скажите наконец! – резко бросил Павел. – Напустили туману. Никуда я не ввязывался, вы на меня сами вышли. Кто вы? Служба безопасности? Внутренние органы? Мафия? Олигархи? Тьфу на вас.
– Ты же умный парень, – сказал мордатый. – Не притворяйся, что тебе это интересно. Тебе наплевать. Ну ладно, мы работаем на безопасность страны и особенно её главы. Потому нам и нужна твоя методика.
– Берите. Ведь вы все записали, когда я Сеньку, мерзавца, тренировал.
– Да не получается! – рявкнул собеседник. – Все слово в слово делаем – не выходит! Что-то ты от нас скрыл. – Он взял себя в руки и заговорил вкрадчиво. – Послушай, это же не мы твою дочь арестовали.
– По ложному обвинению.
– Пусть по ложному. Но это не мы, а Арсений, одноклассник твой.
– Знаю. Если б не дочь, фиг бы он этот рефлекс от меня получил. Но контора-то у вас одна. Он же заплатил, понимаете? На хорошенькую страну вы работаете! Где любое чмо может заплатить, чтобы подростка в тюрьму упекли ни за что.
– У нас разные конторы. И дочь твою уже выпустили. А тебя держим для твоей же безопасности. Журналюги пронюхали про уникальную методику, раструбили, гады.
Павел Александров замер.
– Чччерт! – Он схватился за голову. – От вас же и узнали, наверное. Службисты хреновы!
Хозяин кабинета побагровел, передвинул какие-то папки. Побарабанил пальцами по столу.
– Шлепнуть бы тебя, гаденыша, – сказал он негромко. – Возни больше, чем... На кой только мне это дело поручили?
Павел закинул ногу за ногу.
– Не получится. Я вам не Гонгадзе.
Мордатый молчал. Да, такого не шлепнешь. Как убить человека, который чувствует смертельную опасность? Не садится в самолет, обреченный на катастрофу. Не едет поездом, который сойдет с рельс. Не заходит в общественное место, куда вскоре ворвутся террористы. Удирает из той ветки метро, где подложена взрывчатка и должен бабахнуть взрыв.
Ведь так его и вычислили. По сданным обратно билетам, по списку пассажиров. Работали себе ребята-информационники в рамках темы «Антитеррор», и тут им стала попадаться одна и та же фамилия. Заинтересовались, взяли в разработку. И что же? За последние семь лет этот уникум избежал смерти раз восемнадцать, не меньше. Правда, это если учитывать еще рухнувшую арку почтамта, снесенный ураганом балкон его дома, соседа-алкаша с топором и прочие мелочи. Которые он предощущал и которых благополучно избегал.
Пока его просто пасли, ничего. Потом захотели взять и прижать. Неизвестно, как именно, в каких выражениях ребятам это поручали, но... Только лишь машина выезжала, Павел Александров уже каким-то чудом об этом знал и прятался. Ускользал.
Хотели силой взять и количеством, в кольцо. Тут выяснилось такое, что вообще. Его нельзя силой. Потому что он пугается. А от его страха обидчики умирают. В страшных, между прочим, мучениях и от неизвестных причин. Показывали видеозапись одной такой пробы захвата – это же триллер. Из троих ребят, выросших на его пути по всем правилам, со стволами, один только жив остался. Да и то инвалид скрюченный. Двоих хоронили в закрытых гробах.
Правда, – мордатый усмехнулся уголком рта, – мы тоже не лыком шиты. Наша контора существует еще с двадцатых годов. Всех кудесников и магов, всех экстрасенсов и колдунов прибирали к рукам. На благо родины. В общем, один консультант, дряхлый совсем уже старикашка, посоветовал: не посылайте к нему бойцов, отправьте просто переговорщика, собеседника. Потому что любого, кто готов ему причинить физический вред – даже просто потенциально, в подсознании – он чует за километр.
Вот так и смогли к нему подойти. Пригласили, беседовали. А потом эдак невзначай и заперли у себя. Но помогли обстоятельства, конечно. Вернее, Арсений, его одноклассник, дурак и трус невероятный. Они столкнулись как-то в аэропорту, Паша почуял катастрофу и задержал Арсения, спас от гибели. Ну, тот, когда обгаженные от страха штаны простирнул, и начал приставать: как да что, откуда ты знал. Павел, будучи по случаю встречи после литра пива, возьми и ляпни: методика у меня такая.
Тот вскоре устроил так, что Пашину дочь арестовали и предъявили обвинение в хранении наркотиков. Только так Сенька и заставил Александрова провести с собой тренинг на предчувствие смерти. Это длилось месяц, в подвале, на заброшенной даче. И ведь удалось!
– Сенька, между прочим, не показатель, – сказал Павел. Мысли читает, что ли? – У него к этому делу предрасположенность оказалась. Он же маниакальный трус, везде и всюду ищет угрозы. А главное, этот дар имеет свои побочные эффекты. Когда я чую опасность, меня колбасит не по-детски. Что будет с этим придурком, не знаю. Но всё что угодно может быть. И вообще я не знаю, как это у меня получилось. Не знаю!
Службист встал, прошелся к полкам и обратно.
– Ладно. Вали на все четыре. Напоследок деловое предложение. Не говори ничего сразу, подумай. Короче, будешь работать у нас.
– Чего?!
– Да подожди ты! Тебе предлагают просто сопровождать первое лицо государства во всех его поездках и передвижениях. Ничего не делать, просто сопровождать. За очень большие деньги. Ты понимаешь, щенок, – мордатый невольно завёлся, – что это шанс для тебя? Кому они нужны, твои предчувствия? Чего ты с ними добился? Нескольких арестов и славы провидца-маньяка, блаженного кретина? А так будешь живым индикатором на опасность для вип-персоны. Пользу принесешь.
Паша закрыл глаза, посчитал до десяти. И сдержался.
– Я подумаю, – ответил он.

***

Он ехал в старом дребезжащем трамвае, подремывал, глядел в окно, вызывал в слухо-воображении любимую группу «Penguin Cafe Orchestra». И вспоминал.
Когда-то он честно пытался всех спасать. Однажды в маршрутное такси зашел человек, проехал пару остановок и вышел. А под сиденьем остался портфель. Павел не видел, но тут же заволновался, непонятно отчего. Потом запаниковал. Протолкался к водителю и потребовал немедленно остановить. Тот остановил, открыл дверь: «Ну, чего встал?» Павел закричал: «Срочно выходите все! Сейчас здесь начнется пожар!» Люди вскочили, некоторые посыпались вон из маршрутки, другие в растерянности застыли. Водитель возмутился: «Что ж ты делаешь, гад!» «Открой заднюю!!!» – рявкнул на него Александров, схватил водителя за руку и вытащил наружу, откуда силы только взялись. Отбежали в сторону, бросив автобус у тротуара. Тут и взорвалось. Стекла повылетали, и маршрутка изнутри вся выгорела в минуту.
Павел думал, что его, спасителя, будут благодарить. Но его схватили, избили, едва не покалечили. Вызвали полицию. Несколько дней он промучился в предвариловке, отвечал на идиотские вопросы, терпел издевательства. «Почувствовал он, видите ли! Это ты сам взрывчатку подложил!» Потом взрыв взяла на себя какая-то организация, волна террористических актов прокатилась по столицам европейских городов. Ментам стало не до психа, и его отпустили.
Он стал осторожнее. Но как-то раз забыл об осторожности в аэропорту, когда опять накатило. Тогда он снова устроил истерику, просил задержать вылет. Его не слушали. Он настаивал – самолет погибнет. Его схватили, обвинили в провокации, в намеренном создании паники, продержали несколько часов. Потом выгнали из аэропорта. А самолет погиб: его случайно сбила ракета, выпущенная во время учений. Все знают об этом случае, это был международный скандал. Но никто не знает, что Павел Александров предупреждал. Его нашли, ему угрожали судом. Доходили до абсурда: дескать, это он нацелил ракету. Родственники погибших подстерегали его, желая отомстить. Он чувствовал заранее и прятался.
Его друг, удачливый бизнесмен, собрался ехать куда-то в Альпы – кататься или просто гулять. Когда Паша узнал об этом, его затрясло. Он уже знал, в чем дело. Принялся отговаривать друга от похода. Но как объяснишь? Пытался соврать что-то, вышло неуклюже. Друг решил, что безденежный Павел ему завидует, задрал нос, уехал. И погиб под снежной лавиной. Как о том разговоре пронюхали братья друга, они же партнеры по бизнесу – неизвестно. Но объявили Александрову вендетту. Только чутье на опасность его и спасало. А потом появилось то, чего он вообще не просил: если кто-то ему угрожал, с нападавшим происходила беда.
Он вышел из трамвая на своей остановке. Вот и пятиэтажная хрущоба, арка двора рядом с магазином. Паша перешел улицу, зашел во двор – и вдруг воздух будто сгустился и толкнул его в грудь. Голову охватило невидимое, но плотное облако невыносимой тоски.
Во дворе стояла палатка. На скамейках сидели женщины в черном. Увидев Павла, они встали и подошли к нему. Удирать от безобидных женщин он постыдился.
– Павел, вас нам сам Бог послал! – сказала одна.
Остальные заговорили наперебой:
– Мы из организации «Вдовы погибших против терроризма».
– Сынок, научи наших мужчин спасаться!
– Государство не защищает нас и наших близких от терроризма! Мы сами должны защититься! И ты должен нам помочь!
Павел растерялся. Ему было и жалко женщин, и досадно.
– Но позвольте...
Его не слушали.
– Мы будем молиться на тебя!
– Послушайте, но этот дар индивидуален и прихотлив.
Его не слышали.
– Дай нашим детям свою силу, чтоб они не гибли!
– Я вообще не знаю, откуда оно у меня, это случайно. Это опасно, в конце концов!
Они замолчали, поджав губы.
– Ты не хочешь, чтобы все остальные спасались?!
– Но послушайте...
– Тогда ты сатана!!! Мы проклинаем тебя!
Они кричали, рыдали и умоляли. Он уже не понимал ни слова. Закружилась голова. Скорей домой, закрыться от всех.
Дома его ждала мама. Она не вышла в коридор встретить сына и поцеловать, как всегда.
Тогда он зашел на кухню. Мать стояла лицом к окну.
– Я все видела, Павел. Неужели это правда?
Он сел на табурет, прислонился спиной к холодильнику. И она туда же.
– Ты научился такому... И не хочешь других научить? Я всегда думала, что воспитала своего сына правильно.
– Но, мама...
– Ты хоть представляешь, сколько народу гибнет во всех этих катастрофах? В терактах? Я телевизор смотрю – сплошные жертвы, сплошные трупы! Ужас!
– Но, мама, так было всегда! Вспомни Булгакова: человек внезапно смертен.
– Потому что не мог ручаться даже за свой собственный завтрашний день! А теперь появилась возможность избегать опасности.
Господи, подумал Павел. Господи.
– Я не могу дать им то, что не может получить каждый, – медленно проговорил он. – Научится один из полусотни. Из ста. А остальные возненавидят его. Потому что они погибнут, а он спасется.
– Это отговорки. Ты... Уходи. Я не хочу тебя видеть.
Бедная, бедная моя мама. Мой старый ворошиловский стрелок. Ничего для себя, все для народа. Так ее воспитали. Когда развелся с женой, она год с сыном не разговаривала. «Но я больше не люблю ее!» – «Ерунда. Женился, детей завел – изволь любить». Когда его выпустили после первого ареста, мама устроила дома допрос с пристрастием: «Дыма без огня не бывает! У нас не сажают без вины!»
И вот теперь...
Чтобы научить каждого тому, чему он научил Сеньку, нужны деньги. Нужны изолированные помещения, нужно настоящее оружие. Необходимы толковые помощники, которые с этим оружием умеют профессионально обращаться. Нужны врачи – наблюдать, регистрировать и контролировать. Гипнотизер не нужен, Павел сам, к счастью, освоил. Да и это не гарантия, что получится. У одноклассника деньги были. А где взять их для всех? Этот службист очень прозрачно намекнул: государство не будет заниматься выработкой у населения рефлекса на угрозу жизни. Потому что если никто не будет бояться террористов, вообще любых врагов... Тогда выходит, что они, эти тайные и явные службы, никому не нужны? Ну уж нет. Они на такое никогда не пойдут.
А Сеньке полученный рефлекс не поможет. Либо побочный эффект его догрызет, либо сдохнет от своего собственного страха. От разрыва сердца, в момент внезапной опасности. Если не изменится, конечно.
Павел собрал сумку за пять минут. Из дому вышел через черный ход.

***

– Господи, что же мне делать с ними, с этими странными жителями планеты Земля?
– А что ты хочешь с ними делать?
– Спасать.
– Ты пробовал.
– Я рад был бы дать им то, чего им хочется.
– Ты давал.

***

Вот, наконец, и дом. То, что называется домом. Столько лет прошло, а Павел все еще тосковал по городу, откуда вынужден был удрать. Месту, где родился.
Он шагнул в подъезд. Черт, опять лифт не работает. После ночного дежурства тащись теперь на свой девятый.
– Дядь Паша, здрасти, – пропищало под ногами.
На площадке пятого этажа в тусклом свете лампочки еле виднелась девочка лет семи. Она сидела на цементном полу, прислонившись к истерзанной двери без замка.
– Здравствуй, Аня, – вздохнул он. – Что, снова мамка выгнала?
Маленькое мышиное личико искривилось.
– Снова, – сказала она, готовясь заплакать.
– Ладно, – сказал он устало. – Поднимайся, пошли внутрь. Поговорю с мамкой.
Он протянул Ане руку, взял грязноватую маленькую ладошку. Она с трудом поднялась, покачнулась, ухватилась за его куртку.
– Что такое? – спросил он, глядя на ее разъезжающиеся ноги.
Аня отвернула мордочку. Он взял ее за плечи.
– Да ничего, дядь Паш. Мамка вдарила ногой по попе.
– Что?! Когда?
– Давно. Ноги болят. И ходить не могу.
Ну что же это, а? Что за гадство такое! Он решительно дернул на себя хлипкую дверь. Изувечу поганую сволочь.
– О, – высоким резким голосом проблеяла мать, внезапно увидев дочь и соседа. Одутловатое испитое лицо ее ничем не напоминало женское. – У нас компания! Эт классно! Будем! – ик! – гулять! Зашибись! Ну? Чего стоишь? – Пьянчужка как-то боком, скрючившись, переползла на ящик, закурила чинарик, выковыряв его из объедков на немытой тарелке.
Паша повел себя неожиданно. Он улыбнулся и громко, даже весело воскликнул:
– Ну конечно, будем гулять, если хочешь!
– Вот это свой человек, блин! – просияла она и вскочила. – Так что, в магазин? Или с собой принес?
– Да какая разница, – в тон ей приговаривал Павел, приближаясь, – что с собой, что в магазин, лишь бы человек был хороший и компания веселая!
Он болтал ерунду, что придется, лишь бы в той же тональности и в том же ритме, ища глаза женщины и никак не попадая взглядом в заплывший взгляд. Полная разруха у нас в этом сереньком веществе. Нейроны и рады бы нести информацию, а куда? Деградация. Ну давай, какая же ты неподатливая. Женский алкоголизм – катастрофа. Но Наталью она настигнет еще раньше. Панкреа взбунтовалась, то-то ее так крючит. Есть! Он поймал волну, и через секунду посадил алкоголичку на качнувшийся ящик, привалил к стене. Провел ладонями над грудиной. Да, вот здесь очаг, где поджелудка. Сколько же ей осталось?
Он оглянулся. Аня сидела в углу, уставив на него испуганную мордочку. Бедная девочка.
– Не бойся. Она теперь поспит, и ей станет легче, – сказал он. «Только вот надолго ли?»
– Вы ей животик полечили, да? – прошептала Аня. – У нее животик болит.
– Пошли ко мне.
Он подхватил на руки невесомого ребенка и поднялся в свою квартиру. Включил телевизор, усадил в кресло. В ванной долго отмывал лицо и руки. Вернулся, сел рядом на диван. По телевизору шел рекламный ролик очередного водочного бренда. Поджарый голый мужик заливал спиртным свою спину. Шрамы от отрезанных крыльев дезинфицирует, догадался Паша. Падший ангел. Чушь какая.
– А ну, дай ноги пощупаю, – сказал он. – Да не бойся!
Аня смотрела на него с восхищением и ужасом.
– Вы меня полечите, как маму?
Догадливое дитя. Надо попробовать. Функциональных нарушений никаких, нервы работают, кости и связки целы. Только в подсознании зафиксировалась травма, впечатался страх. И с тех пор оно, трусливое подсознание, боится ноги нагружать.
– Да, Анюта. Это просто. Смотри мне в глаза. Ты сейчас заснешь, я с тобой поговорю, а потом ты проснешься – и ноги болеть не будут.
К концу этой фразы глазки Ани остекленели, веки опустились, нижняя челюсть расслабленно отвисла, стал виден щербатый рот. Ты смотри, как быстро поплыла. Ну конечно, вероготовность большая, она же видела, что я делал с ее мамой.
– Тебе тепло и уютно, в голове легкий приятный туман, ты четко слышишь мой голос, веришь каждому слову.
Голос и даже тембр его гипнотически убаюкивал. А он ровно и размеренно продолжал:
– Твоя спина давно зажила, позвоночник крепкий, ты не боишься ходить, ты хочешь много ходить и бегать. Боли больше не будет. Ты чувствуешь себя лучше, становишься увереннее, спокойнее. Веришь в свои силы. У тебя хорошее настроение. Ноги не болят. Теперь на счет три ты проснешься. Раз... два... три.
Аня открыла глаза, оглянулась, зашевелилась.
– Ну? – нетерпеливо спросил Павел.
Девочка сперва осторожно, потом смелее прошлась. Подбежала к окну. Подпрыгнула.
– Не болит, – ясным голосом сказала она. – Ура!
Он улыбнулся.
– Вот и хорошо. А теперь мыть руки. Есть хочешь?
Аня захлопала в ладоши.
– Хочу-хочу-хочу! А можно не мыть руки?
– Нельзя, хочуха.
Надувшись, Аня отправилась в ванную комнату.
Ффух. Он сел в кресло. Устал с непривычки. Как давно это было. Жена, ребенок. Сборы по утрам в детсад. Веселая возня.
Когда открыл глаза, Аня стояла перед ним, смотрела серьезно.
– Дядь Паш.
– Что?
– Вы ангел?
– Какой такой ангел?
Она провела ладонью по его плечам.
– У вас там нету, как у этого дяди? Таких шрамов. Он себе крылья отрезал.
Он засмеялся.
– Не смотри больше по телевизору рекламу, Анечка. Давай поужинаем.
Они возились на кухне, весело выкладывали что-то из холодильника, весело бросали что-то на сковороду. Она останется одна, думал он. Скоро. И что? В детдом. Как все. Или как эти, которые работают в электричках, стоят с протянутой рукой, искусно клянчат. И потом деньги отдают хозяину-рабовладельцу.
Снова спасать? Никто не хочет быть спасенным. Приходить и мучить вопросами – да, получить даром – сколько угодно, самим напрягаться – нет.
– Вот что, Анюта, – сказал он, прожевывая мясо. – Завтра мы с твоей мамой поедем ко мне в клинику. Положим ее, попробуем вылечить. Ты у меня пока поживешь.
Аня опять смотрела на него с восхищением. Ангел, только без крыльев, думала она.
А он думал: не поедет мамаша в больницу – загипнотизирую к чертям собачьим. И силком потащу. Может, не всё еще потеряно.
Я не хочу, чтобы погибала эта девочка.
Именно вот эта. По имени Аня.
А остальные уж как-нибудь сами спасутся. Если сильно захотят.

***

– Господи, я хочу дать им, жителям планеты Земля, то, чего им хочется.
– Ты давал. Они не знают, чего им хочется. А когда получат – им сразу хочется другого.
– Тогда надо дать им другое.
– Но они и от него будут шарахаться.
– Так что же, ничего им не давать?
– Если ничего не давать, они плачут и тянут свои ручонки: дай.
– Господи! Я хочу дать им, жителям планеты Земля, главное. То, чего они не называют – нет у них слов для называния. То, о чем не догадываются – нечем догадываться. Дать так, чтоб никогда не поняли, что оно – дадено.
– И не сохранят.


Рецензии