Взаправдашние рассказы

Оглавление

  В предчувствии романтического вечера
  Уличная
  Давай мириться!
  Жиряга
  Штормовое предупреждение
  Не бойся, тетя, я с тобой!
  Поездка в Чимкент — чужую страну
  Дрожжи
  Как менялась жизнь — так менялись дворы
  Новый год без папы
  Письмо деда внуку Ваньке
  По законам гостеприимства
  Попрошайка
  Воображалы
  В магазин с паспортом
  Честный мальчик
  Бабушка и чемодан
  Курьезный случай на вокзале
  Как я нашла сестру-доярку
 
 В предчувствии романтического вечера

  Когда я проснулась, то вспомнила, что перед сном по телеку, в метеосводке, предупредили, что в связи с низкой температурой минус двадцать восемь градусов, занятия утром для школьников будут отменены.
  Выходить на улицу не было никакого желания.
  Я неторопливо позавтракала, заглянула в интернет, посмотрела фильм, опять поела и поняла, что надо все-таки сходить в магазин, хотя бы в ближайший.
  На послеобеденной улице, как не странно, было тепло, сверкало солнце, кругом гулял народ, как и полагается в хорошую погоду, и я пошла энергично в приподнятом настроении по своей улице.
  Банкомат работал один из четырех. Достойно отстояв в очереди и получив свое положенное, я пошла по магазинам. Деньги распирали кошелек, солнце светило все ярче, люди улыбались все больше, и мир казался вокруг гармоничным и любящим.
  Выходя из третьего и последнего, по моему плану, магазина, я немного притормозила на высоком крыльце. Рядом были двери в магазин «Конфетка», а около меня крутился мальчик лет десяти.
  Он как-то встревоженно суетился, бегая от одних перил к другим, зависая на них, и все время куда-то выглядывал на дорогу.
  Я привыкла обращать внимание на детей, особенно если они себя ведут как-то неадекватно.
  — Cлучилось что? — спросила я, предполагая, что мальчик может деньги потерял и так сильно волнуется.
  — Или ты ждешь кого-то?
  — Жду! — сказал он. — Девочку жду.
  — А она тебе обещала прийти? — спросила я иронично.
  — Да! — довольно ответил он, не замечая моей иронии.-Обещала и придет обязательно!
  Отвечал он на мои вопросы охотно, и в то же время все время ходил мимо меня от одних перил к другим, иногда немного зависая на них и выглядывая на дорогу.
  — И ты будешь ее угощать конфетами? — продолжала я улыбаясь.
  — Да! И не только! Я ее пригласил на романтический вечер! — доверительно и гордо заявил он мне.
  У меня глаза полезли на лоб, настолько он был маленьким, что по моему предположению вряд ли мог понимать значение «романтический вечер».
  — А родители твои знают об этом?
  — Нет!
  — Где ж вы будете его проводить? — спросила я, испуганно замерев.
  — На улице, — просто ответил он.
  — А вы будете вдвоем? — задала я снова наводящий вопрос.
  — Нет, я еще пригласил своего друга, ну и еще, ну, девочку, его подружку, — смущенно уточнил новоиспеченный кавалер.
  — Понятно! А что же вы будете делать на романтическом вечере? — заинтересованно спросила я.
  — Кушать!
  — Кушать? Только конфеты?
  — Не только! — сказал он и опять посмотрел на дорогу.
  А что же еще? — я была обеспокоена этой ситуацией и пыталась выяснить насколько она безопасна.
  — Ну, что баба приготовит — то и будем кушать!
  — Какая баба? — испуганно спросила я.
  — Да, бабушка моя, может напечет что…
  — А твоя бабушка в курсе, значит?
  — Да, — ответил он тихо, заговорщическим тоном.
  — Понятно! Так где же вы все-таки будете, на улице-то холодно?
  — Да есть у меня одно местечко, — загадочно ответил он, не договаривая свою тайну.
  Мальчик все время бегал по крыльцу и выглядывал, изредка повторяя:
  — Да придет она, точно придет!
  — Ну, счастливо вам! — пожелала я ему, успокоившись, что если бабушка знает о романтическом свидании, значит все будет в порядке.
  — Хорошо! — ответил он не сразу, с трудом подбирая нужное слово, не зная еще, по молодости лет, как правильно отвечать на такое пожелание.
  И я пошла с покупками домой по солнечной зимней дороге, и рот мой был до ушей от улыбки, от этого маленького мальчика-романтика, вспоминая, что нас в таком возрасте мальчишки только дергали за косы, пытаясь привлечь к себе хоть какое-то девчачье внимание. Я не посмела даже оглянуться и подсмотреть, что за девочка, и придет ли она, так не хотелось мне нарушать его тайну.
  Мартовское солнце еще не растопило снега и сугробы, но настроение уже было вполне весеннее

 Уличная

  Я ее часто встречала на своем пути. Она была большая, спокойная, но вид у нее был немного потасканный: или бедное происхождение, или не следила за собой. Вокруг нее были другие, помельче, поопрятней, бежали рядом, признавая ее лидерство. Она шла достойно и независимо, тем самым притягивая к себе наши взгляды.
  Я, когда встречала ее, думала: кем же ты была в предыдущей жизни? Она не из простых, но и не из элитных. Огромная уличная овчарка.
  Однажды я шла из магазина, и эта овчарка, бегущая мне навстречу, неожиданно загородила дорогу. Я не узнавала ее. Ведь она была доброй всегда, спокойной, величаво пробегающая мимо. А тут! Она встала на задние лапы и открыла огромную пасть, ее морда была чуть выше моей головы, в ее пасть поместилось бы все моё лицо. Я поняла. Она учуяла колбасу, которую я несла в сумке, и что она не отстанет и бросится на меня. Здоровье — дороже колбасы, и не хотелось делать сорок уколов, если укусит, поэтому я тихонько достала колбасу из сумки и отбросила ее в сторону, не поднимая руку вверх, чтобы не тяпнула.
  Овчарка побежала за колбасой и больше меня не преследовала, а я пошла быстрым шагом домой, понимая, что сегодня у меня будет постный ужин.

 Давай мириться!

  Когда я пришла к сестре, племянница Ева отдыхала
  — Ты еще не провалила диван? — пошутила я. Такая хорошая погода на улице, а ты лежишь и лежишь!
  — Мне некуда идти, — пожаловалась Ева.
  — У тебя нет подруг? — спросила я удивленно.
  — Нет! — вздохнула Ева. — Была одна, но мы поссорились.
  Я присела к столу, напротив дивана. Видя, что у племянницы проблемы, я решила поговорить.
  — Серьезно поссорились?
  — Они меня, наверное, будут бить. — сообщила она спокойно и обреченно.
  — Ничего себе! Докатились подружки! Сегодня они тебя будут бить, а завтра ты пойдешь их бить со своими друзьями?
  — Наверное!
  Еве было все равно. Жизнь ей казалась беспросветной. Выхода она не видела.
  — А подружка хорошая девочка или плохая? — спросила я.
  — Хорошая! Мы долго с ней дружили! — оживилась Ева.
  — Ну, так помирись с ней!
  — А как?
  Ева приподнялась с дивана.
  — Ты не умеешь мириться? — теперь удивилась я.
  — Нет.
  Ева села за стол напротив меня. Видно, что это было важно для нее.
  — Завтра в школе подойди к ней на перемене и скажи, что ты хочешь поговорить с ней «по-хорошему». И назначь ей встречу, но не где-то далеко, за школой, а наоборот на видном месте. На скамейке перед школой, например. Потому что если встреча будет где-то за углом, она подумает, что ее будут бить, а на видном месте не страшно, можно поговорить.
  Скажи ей, что хочешь помириться и очень жалеешь, что поссорились. Спроси «может я обидела тебя чем-нибудь, то извини, я не хотела».
  На следующий день Ева вернулась домой счастливая. С порога кружилась, высоко подняв портфель.
  — Ура! Я помирилась! Мы снова будем дружить!
  Покружившись с портфелем, она плюхнулась на диван.
  — Ну, расскажи как все было?
  — Я пригласила ее поговорить на скамейку перед школой после уроков. Она пришла. Я ей сказала, что хочу помириться и спросила чем ее, обидела. Представляешь? Она сказала, что уже не помнит, но тоже хочет помириться!
  И мы помирились! Я так рада!
  — Ну вот! А уже хотели бить друг друга, а сами и не помните за что! Вот видишь как важно во время поговорить и все выяснить!
  — Важно, важно! А еще важно во время пообедать вкусным супчиком!
  Ева уже кружилась на кухне, распевая что-то веселое и разливая борщ по тарелкам.
 


   Жиряга

  Моя крестница училась в шестом классе. Это была симпатичная девочка, но год от года она толстела и толстела. Когда мы приходили в гости, она всегда лежала на диване.
  — Почему ты не идешь гулять? — спросила я.
  Ляля пожала плечами. И я догадалась.
  — С тобой не играют подружки, потому что ты — толстая?
  — Да! — грустно ответила крестница.
  Однажды я не выдержала и сказала ее матери.
  — Ты почему не следишь за своей дочерью, она стала жирной!
  — Ничего не жирная! Нормальная, она еще израстется!
  — Где «израстется», когда она лежит целыми днями на диване и ест как мужик! Если мне не веришь, то своди к врачу, пусть он тебе скажет.
  — Вот будет выходной на следующий неделе и схожу! Посмотрим, что он скажет!
  После посещения врача, они пришли огорченные и возмущенные.
  — Я не буду давать ребенку таблетки от аппетита! Пусть ест сколько хочет!
  — Убедилась? Да, тебе никто не заставляет давать ей таблетки, можно попробовать и без них.
  А как? — спросила Ляля на следующий день, когда мы были одни.
  — Во-первых, надо записаться в спортивную секцию в школе. Во-вторых, надо есть в два раза меньше. Вот ты приходишь из школы и накладываешь себе тарелку еды. Посмотрела на нее, и удалила половину, и только потом начинай обедать. На ужин — то же самое! Ты, конечно, будешь хотеть еще, но есть можно только низкокалорийную пищу. Твои перекусы — это морковь или огурец.
  Через три дня Ляля уже жаловалась, что обошла все секции в школе, но тренеры ее не взяли, куда ей хочется, а предложили только легкую атлетику. Она смотрела на меня с надеждой, что я побегу в школу и устрою все.
  — И правильно делают, что не берут! Потому что они отвечают за твою жизнь! Может ты в гимнастику хочешь? Так там тебя ни одна перекладина не выдержит, а бревно под тобой сломается пополам! Или в плавание? Так ты так долбанешься с вышки, что дно бассейна проломишь головой! Поэтому иди туда, куда берут!
  И она пошла. В легкую атлетику. Но и там она бегала недолго. Упала на тренировке, сломала руку.
  — Вот! Из-за тебя ребенок стал инвалидом! — кричала ее мама.
  — Оказывается ты еще и за питанием не следишь! — отвечала я. — Если у нее перелом — значит не хватает кальция в организме!
  Бабушке дали поручение, чтобы она постоянно кормила ее творогом: две столовые ложки в день, не больше.
  — Если не можешь бегать — то ходи! — сказала я Ляле и указала маршрут. — После обеда выходишь и обходишь свой микрорайон. Идешь по тротуару по маршруту кругового автобуса. Если тебе будет трудно дышать, то садишься на скамейку на автобусной остановке, отдыхаешь. А потом идешь дальше. Итак, до своего дома. После этого ничего не ешь, не пьешь, можно только пополоскать горло водой.
  — Хорошо!
  Рука у Ляли срослась быстро, то ли творог помог, то ли юный возраст.
  Теперь она приходила из школы, ела только половину из тарелки. После этого делала круги по «своему маршруту».
  Не прошло и трех дней как она пожаловалась маме, что ей тяжело. Мне досталось от мамы по телефону, и на следующий день я снова зашла к Ляле.
  Она лежала на диване в своей любимой позе.
  — Дорогая, ты зачем рассказала маме про «свой маршрут»? Если тебя ругают за что-то хорошее, то не надо об этом рассказывать! Мы ведь ничего плохого не делаем. Или ты не хочешь похудеть?
  — Хочу!— сказала Ляля и посмотрела на меня вопросительно, как будто я сейчас достану из сумки волшебный эликсир, и она постройнеет без труда.
  — Я сейчас расскажу, что тебя ожидает в будущем, если ты не возьмешься за ум, не напряжешь свою волю.
  Ляля поднялась с дивана и села напротив, с интересом слушая.
  — Представь! Через два года твои подружки пойдут на танцы, и ты пойдешь тоже. Только тебя, несмотря на то что ты симпатичная, никто не пригласит. Толстых и жирных на танцах не приглашают! Даже если ты кому-то понравишься, то он постесняется своих друзей и их насмешек. Итак, ты сходишь один раз и простоишь у стенки. Второй раз, третий… И больше ты не пойдешь. А что толку ходить? И будешь ты сидеть с пенсионерками на лавочке, когда твои подружки на свидания будут бегать. Ты этого хочешь? Такого будущего?
  — Нет!
  Ляля смотрела испуганно, почти с ужасом, представляя себя у крыльца на лавочке среди старух.
  — Тогда молча делаешь все, что мы запланировали: еду, маршрут и перекусы.
  — Я согласна! — жалобно пропищала крестница.
  — Ну и хорошо!
  …Прошло несколько лет. Я была приглашена на свадьбу двадцатилетней Ляли. Фотографии получились отличные. На них в центре была стройная Ляля, с восторгом и любовью смотрящая на своего симпатичного жениха. А рядом были родные: мама, бабушка и крестная мама.

 Штормовое предупреждение

  Сегодня волны на море были энергичнее и выше чем обычно. Так и есть — штормовое предупреждение. Не купаться! В воду не заходить!
  Я быстро разделась и пошла вдоль берега по мелководью. Несколько человек все-таки купались, барахтаясь в волнах.
  «Я тоже хочу!»
  Внимательно смотрю на свой купальник, он — югославский, новый —значит крепкий. Думаю, что не подведет.
  Что такое, когда купальник подводит? Это значит, что женщина выходит из волн без верней части, только в трусах, ибо волной срывает верхнюю часть купальника, как будто море заигрывает с женщинами.
  Но у меня крепко закреплен верх, и я смело иду в волны.
 

  «Это так здорово — бороться с волнами! Ты как будто испытываешь себя, убеждаясь в своей силе и упорстве. Надо уметь не сопротивляться волнам. А как бы сотрудничая с ними, быстро барахтаться, когда накатывает волна. И вот только справился с волной, идет другая, и ничуть не меньше И ты опять бьешь по воде изо всех сил руками, чтобы подняться вместе с волной на ее гребень, и не захлебнуться соленой водой, и не сдаться волне. А волна тем более не сдается тебе! Это же море! Оно— бездонное и непредсказуемое. Кого захочет — покатает на волнах, а кого — унесет и проглотит. Оно очень сильное, и я преклоняюсь перед его силой и мощью.
 

  А мои силы быстро заканчиваются... Ведь я просто маленький человек по сравнению с морем, понимая это, начинаю грести к берегу. Вот уже и дно под ногами, я ведь была рядом, далеко не заплывала. Делаю шаг вперед, но волна сбивает, я снова падаю в воду, отходящий поток тащит кувырком по дну. Вскакивая, понимаю, что волна снимает с меня трусы, быстро натягиваю их, делаю еще шаг по дну, второй, сумасшедшая волна догоняет, переворачивает пузом вверх, тащит по дну вместе с песком и камнями. И чувствую, что опять остаюсь без трусов.
 

  «Понятно! Резинка слабая. Я хорошо проверила верх купальника, но про них даже не подумала и вот результат». Волна накрывала и тащила меня много раз, но с каждой новой волной я, кувыркаясь, переворачиваясь, и подхватывая трусы, приближалась к берегу. И вот оно счастье! Я могу распрямиться и встать, волна уже недостает меня как раньше и я шатаясь, поддерживая трусы, которые сползают, выхожу на берег.
 

  Чувствую на себе улыбки и взгляды тех, кто просто валялся на песке и с любопытством наблюдал за смельчаками, которые, как я, боролись с волнами не далеко от берега.  Женщины выходили без верхних частей купальников, сорванных волнами, прикрывая руками грудь, доставляя непередаваемое удовольствие зевакам.
 

  Я им тоже доставила немалое удовольствие, когда медленно пошла по песку, держа трусы двумя руками, немного нараскоряку, потому что они были набиты песком и галькой. Когда я зашла в душ, то из моих трусов вывалилось кг два. Это произошло потому, что когда я одевала в море спадающие трусы, то резко садилось на дно, и подтягивала их вместе с песком и галькой, чтобы не показать никому свою наготу. Итак, несколько таких приседаний привело к такому результату.
 

  Из душевой кабинке на пляже я вышла смущенной, но довольной; ведь мне удалось выбраться на сушу. И я понимала каких мне это стоило трудов, и что я никогда больше не зайду в море даже в самый маленький шторм. Море есть море! А по берегу бегали и кричали, звали громко кого-то…

 Не бойся, тетя, я с тобой!

    Над деревней опускался летний вечер. По улице шумно прошло, поднимая кучу пыли, большое стадо разномастных коров. Они шли торопливо, может потому, что пастух их подгонял, а может потому, что они несли много нагулянного молока, которое хотелось поскорее отдать хозяйкам. Но не все коровы торопились домой, некоторые разгуливали по ширине улице, выходя то на одну сторону, то на другую, при этом могли заглянуть за изгородь, как будто что-то высматривая, и при этом призывно мыча. Может они так искали свою хозяйку, чтобы она тоже торопилась домой, а не заболталась у соседки.
  — Сестрица Елена обещала прийти сегодня, а не пришла почему-то, надо завтра ее навестить.
  — Не заболела ли? — обеспокоенно сказала Капитолина.
  — Бабуся, почему ты тетю Лену так смешно называешь: «сестрица»? Все называют своих сестер сестрами, а ты — «сестрицей».
  — Да, потому что она не мне сестра, а моему мужу деду Михаилу. Если бы у меня была сестра, я была бы такой счастливой! Но Бог не дал мне никого, ни родителей, ни братьев, ни сестер. Не дай Бог никому такой судьбы!
  В голосе у бабушки звучали слезы. Бабушка наша не была плаксивой, наоборот была сильной, выдержанной, и не плакала почти никогда. Я видела, что она плачет, только один раз, когда бабушка получила телеграмму, что разбился и погиб ее сын.
  Но когда она рассказывала, что она выросла сиротой без родителей, то лицо ее резко изменялось, становилось несчастным, обиженным и сморщенным как будто слезы сейчас брызнут из ее глаз. И едва начав рассказывать, она тут же сворачивала эту тему, и говорить больше не могла ни слова, так тяжело ей было.
  — Ладно, завтра сбегаю! — сказала я, успокаивая бабушку.
  Чай мы уже попили, и я отнесла чашки на кухню.
  Посидев с нами вечерком, тетя Нина засобиралась домой.
  — Пошли ко мне ночевать сегодня!
  — Зачем? — спросила я, потому что я жила у бабушки, и ночевала у нее.
  — Да я одна боюсь ночевать, — сказала тетя. — Только на одну ночь!
  — Но я не знаю. Мне надо отпроситься.
  — Отпрашивайся!
  В этой же комнате бабушка сидела на кровати, а тетя Катя стояла рядом.
  — Можно я пойду ночевать?
  — А зачем? — спросила тетя Катя, сделав вид, что она не слышала нашего разговора.
  — Да она боится одна спать!
  — Всю жизнь спала — не боялась, а тут бояться стала! — сыронизировала с улыбкой Катя. Я видела, что они все улыбались.
  — Но я схожу и посмотрю, проверю все там, научу ее как не боятся, чтобы спать спокойно!
  — Ну, иди, — сказали мне, — только на одну ночь!
 

  И мы пошли. Я посмотрела на нее: не дрожит ли она от страха?
  — Не бойся, тетя, я с тобой! — сказала я твердым голосом. Потому что я — смелая и большая, в третий класс уже перешла.
  Дом ее был через дорогу. После войны она, оставшись вдовой, вырастив дочь и выдав ее замуж, проживала теперь одна. Вошли в избу.
  — Вот, как входишь, дверь обязательно закрывай на крючок! — посоветовала я, — пробуй при мне.
  И тетя с улыбкой послушно закрыла дверь на крючок. Я прошла в комнату, где стояла печка и встала у трубы.
  — А теперь проверь обязательно трубу, чтобы она была закрыта! Давай, давай! Доставай и проверяй! Закрыто?
  — Да, — сказала тетя уже без улыбки, видя как я развиваю бурную деятельность.
  — Потому что сейчас лето, дрова там не горят, но в открытую трубу может кто угодно залететь!
  — А кто это может залететь? — спросила она тревожно.
  — Кто-кто… Ты лучше должна знать, ты же в деревне живешь, не я.
  — Мне деревенские рассказывали, что могут залететь всякие духи, нечистая сила может, и много еще чего летает! — сказала я со знаем дела.
 

  Я вспомнила как меня пугали деревенские дети, когда я приехала в деревню в прошлом году на каникулы.
  — Хочешь, мы тебе покажем, как у нас чертики летают?
  — Не может такого быть!
  — Может! Как начнет темнеть — они и начинают летать, мы сто раз видели! Пойдешь с нами, сама увидишь!
  — Хорошо! Я пойду и увижу, как вы сочиняете!
  — Приходи за околицу в семь!
  Я пришла, как и договорились. Шурка, моя соседка по улице, позвала меня с собой.
  —Надо залезть на большой овин сена и залечь. Пошли!
  Мы с трудом залезли на огромный овин, так как сами были маленькие.
  — Не разговаривай, а то спугнешь! И голову положи на ладони, а глаза закрой.
  — А зачем глаза закрывать? Они нас видят, что ли?
  — Конечно, они все видят! И не появятся, если поймут, что ты смотришь.
  Я легла, как сказали, закрыла глаза и молчала.
  — Смотри! — заорала Шурка, толкнув меня в бок.
  Я посмотрела и ужаснулась. Из высоких соседних овинов вылетали такие чертики, как червячки, с горящими хвостами. Они поднимались невысоко вверх и потом падали.
  — Все! Заройся в сено, лежи не двигайся, пусть они улетят, а потом мы спустимся потихоньку.
  Меня друзья сразу предупредили, что как я все увижу, так надо как бы закрыться с головой и замереть.
  Лежали мы долго, минут десять. Потом тихонько сползли с овина.
  — Пойдем в те овины, откуда они вылетали. Может там их гнезда.
  — Что ты! Они еще с собой утащат! Завтра утром можно будет сходить и посмотреть.
  И мы пошли по домам, в надежде, что завтра все прояснится.
  Но на следующий день я никого из ребят не нашла. Кто работал в поле, кто в школе. И этот вопрос у меня остался открытым.
 

  А спустя много времени, я узнала как деревенские обманывают городских. Одни идут в овин с городским, а другие, придя заранее, по сигналу начинают выбрасывать такие чучела: маленький мяч зашит в тряпку с длинным хвостом из бумаги. Хвост у чучела поджигают и выбрасывают из разных овинов.
  Бедный городской ребенок весь пугается этой странной картиной, и таинственностью, и секретностью, потому что его заставляют хранить все в тайне, и никому не рассказывать, ни одной живой душе! Вот мы и хранили это все много лет в тайне.
  И теперь я, уже большая десятилетняя, делилась своими знаниями с тетей.
  Мы зашли в большую комнату, где должны были спать на большой кровати.
  Но я первым делом подошла к форточкам и закрыла их со словами:
  — Вот, прежде чем лечь, обязательно закрой все форточки, опусти занавески и, только тогда, ложись спать.
  Тетя с улыбкой слушала и одевалась в ночнушку. Обнявшись, мы легли рядом.
  Ночью я проснулась от шума. Большая фигура перемахнула через меня и рванула к окнам. Я с ужасом вглядывалась и, наконец-то, в этой фигуре узнала свою тетю, которая резко открывала одну форточку за другой.
  — Что ты делаешь, ты же боишься! — удивленно вскрикнула я.
  — Я уже ничего не боюсь! — сказала тетя запыхавшись, — а то совсем задохнешься с тобой! Спи, все хорошо!
  Я заснула не так быстро, как тетя. Мысли путались в голове. Я не понимала: то ли я вылечила тетю, то ли она сама стала такой смелой. Но все равно хорошо, что она уже не боится.
  И почему-то меня тетя больше не звала к себе спать...

 Поездка в Чимкент — чужую страну

  Когда пришла телеграмма, была почти ночь. Папа сидел за столом и разговаривал с соседом, а я играла в углу. Надо было ехать срочно. Мне так сказали. Мама тихо плакала и собирала вещи. Скоро пришла машина.
  Она мне показалась маленькой. Отец иногда приезжал на машинах домой, но это были большие машины. А это почему-то маленькая.
  — Мы на этой «инвалидке» поедем? — спросила я недовольно.
  — Это — не «инвалидка», — тихо сказал папа. — Поезжайте, такую дали.
  И мы с мамой поехали в ночь.
  Нам нужно было забрать по пути бабушку из села. Когда мы вошли, бабушка сидела молча на кровати и плакала. В доме были люди, несмотря на то, что была ночь, и все в селе спали.
 

  Мамина сестра Нина обрадовалась нам. Теперь можно было с нами отправить бабушку в Чимкент, а так они сидели, плакали и не знали, что им делать. В далеком городе разбился насмерть брат Петр, нужно было ехать на похороны, а денег у них не было. Пенсию колхозникам не платили.
  — Ты поедешь с нами? — спросила мама тетю Нину, — Семен Матвеевич дал денег на всех, на билеты туда и обратно, хоть поездом, хоть самолетом.
  — Нет! Я останусь присматривать за домами, — сказала она, — нельзя же бросить хозяйство.
 

  Мама кивнула. В Самаре мы ждали поезда часа два-три в зале ожидания. На большом круглом столе, в детской комнате, стояла игрушечная железная дорога. Я пристыла от восторга около нее: настоящие вагоны с паровозом ездили по рельсам, можно было переводить стрелки, менять направление движения поезда. Но не успев перевести стрелки, я получила хлопок под зад, и меня за руку дернули в сторону.
  — Сколько можно тебе говорить, чтобы сидела на месте! Еще за тобой не хватало бегать!
  Обиженная и надутая, я молча просидела рядом до самого прихода поезда. За мои шесть лет я впервые увидела детскую железную дорогу, и у меня тут же отняли это счастье: поиграть в нее.
  В вагоне я всю дорогу слышала обычные замечания, к которым я привыкла с раннего детства.
  — Не крутись! Не лазь! Не виси!
  «Все как всегда. Ничего нельзя!»— думала я сердито. «Когда же я вырасту, чтобы делать в вагоне все что хочется? Вот тогда я уж полажу везде!»
 

  Лежа на полке, я предавалась мечтам, как я стану большой и смогу лазить на вторую полку, на третью, на боковую. А еще можно будет висеть и качаться на поручнях в проходе, сколько захочется! Вот только мне, наверное, будут ноги мешать, ведь я буду длинной, когда вырасту? Ладно, что-нибудь придумаю!» — успокаивала я себя, не теряя надежды покачаться вдоволь.
 

  В Чимкент мы приехали днем. Помню, как меня удивило, что вместо черной земли, как у бабушки, или желтого песка, как у нас в городе, здесь была кругом желто-коричневая глина. Дом тети стоял на высоком пригорке. Улица эта была какая-то кривая, дома стояли как попало: на пригорках, в низине. И никакой прямой улицы.
  Тетя, на следующий день, познакомив меня с соседскими девочками, попросила их взять меня с собой на прогулку. «Лучше бы не просила!»
  Недалеко от домов были видны невысокие горы. Тоже желто-коричневые.
  — А что это там? — спросила я
  — Пойдем! Мы тебе покажем нашу реку.
  — Пойдемте! Я реки люблю!
  Когда мы подошли к воде, на моем лице отразилось столько разочарования, сколько не было и воды в реке.
  — Это — река? — спросила я, показывая на желтую воду. — Да, это — лужа!
  — Как ты смеешь называть нашу речку лужей? — возмутилась детвора.
  — Да, вы рек настоящих не видели! — продолжала я.
  — Реки — это реки! — кричала я, разводя в стороны руками. Уже слов мне не хватало на них! И, вконец, рассердившись, я развернулась и пошла. «Совсем ничего в реках не понимают!» —думала я по дороге домой.
 

  Тетя Катя, заглянув в комнату, спросила
  — Что так рано?
  — Я поругалась с ними! — ответила я.
  — Как поругалась ? Зачем?
  — Потому что они мне не речку, а лужу показали! Разве это река?!
  — Нельзя ни с кем ругаться здесь! Они же могут тебе отомстить! — огорченно сказала тетя. —Надо пойти помириться! Одевайся!
  — Никуда я не пойду!
  — Надо идти и извиниться!
  — Нет! Я — права!
  — Понимаешь, они могут встретить и избить тебя. Их много, а ты одна! Собирайся!
 

  Тетя Катя давно приехала в эту страну, уже хорошо знала и людей, их обычаи и привычки. Прожив здесь много лет, она сохраняла со всеми хорошие отношения, никогда ни с кем не ссорясь. Живя в чужой стране, надо уважать чужие правила и обычаи. Как говориться: «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят!».
 

  Когда мы пришли к соседям, они нас встретили молча, да и не очень радостно. Но тетя Катя принесла гостинцы и это смягчило обстановку: дети уже не сердились на меня.
 

  Это были вкусные косички из валяной тыквы, которые мы постоянно покупали на рынке. Мне они очень нравились. Вкус их я запомнила на всю жизнь.
 

  Соседские дети тоже любили их. Гостинцы были разные. Дети внимательно все рассматривали и пробовали.
 

  Тетя сказала, что я маленькая и никогда таких рек не видела, приехала первый раз, поэтому ничего не знаю. А еще я, хоть и шестилетняя, но умею читать и писать. Тетя что-то еще рассказывала про меня с улыбкой, дети внимательно слушали и кивали головой. Теперь они смотрели на меня не враждебно, а по-доброму.
  Я поняла, что бить меня не будут. И спокойно пошла домой, договорившись о новой встречи.
  — Ну, вот, а ты боялась! — сказала я по дороге тете Кате. —Трусиха ты!
  — Я — не трусиха! — возразила она, но я ей не поверила. Я не удержалась, обернулась и «показала нос», поиграв пальцами обеих ладоней у носа.
  — Ты ничего не поняла!— огорченно сказала тетя, — теперь будешь все время дома сидеть, до самого отъезда.
  — Ну и посижу! Дома тоже интересно! — ответила я победным тоном, уж очень я не любила проигрывать.
 

  И мы пошли дальше молча по желто-коричневой земле. Я радостно подпрыгивала. Эта земля не была мне больше чужой, потому что я чувствовала себя победительницей


 Дрожжи

  Мы постоянно ездили в деревню к бабушке и привозили ей полные сумки продуктов. В селе жили бедно. Летом ели только то, что растет на огороде. А на огородах росло мало чего летом, потому что это была средняя полоса Поволжья, и урожай там поспевал в только к осени. Ели постные щи да каши, домашние куры поставляли яички, от козы получали молоко, а с огорода летом собирали только лук зеленый к окрошке. Мясо летом не ели, потому что домашнею скотину забивали поздней осенью, с наступлением морозов, так как о холодильниках домашних даже не слышали. Были погреба, в которых было немножко прохладней чем в избе, и там находились остатки картошки и всяких солений овощных в бочках и ведерных кастрюлях. В начале августа все доставалось из погреба, мыли бочки, ошпаривали кипятком и сушили на солнце для подготовки к новому урожаю и свежему засолу.
  — Мы скоро поедем? — торопила я маму, — полные сумки продуктов уже стоят.
  — Да, что продукты, они дрожжи ждут, а без дрожжей и ехать нечего, а их я еще не достала.
  Достать — это значит надо было договориться со знакомым продавцом, что-то дать этому продавцу, какой-нибудь подарок или оказать услугу, и тогда он по возможности, когда эти дрожжи поступят в продажу в этот магазин, он отложит для мамы под прилавком пачку дрожжей. Дрожжи бывают сухие и сырые. Обычно нам доставались сырые, тяжелые, весом кг, завернутые в оберточную бумагу, похожие на кирпич хлеба по форме, а по консистенции как твердый холодец.
 

  И вот через неделю, с сумками в руках, мы являлись к бабушке, стараясь порадовать ее гостинцами. Но наша бабушка была не избалована, и для нее еда никогда не была главным в жизни. Как-то не умела она наслаждаться едой, просто ела, чтобы не быть голодной и все. А вот мама моя и ее сестры они любили вкусно поесть, понимали толк в еде, правда вкусно есть каждый день у них не всегда была возможность.
 

  В этот раз мама раскладывала привезенные продукты и рассказывала новости городской жизни. Бабушка была в зале, но все слышала о чем говорили на кухне. Тетя Нина сидела у голландки на стуле, на ней была фуфайка и валенки.
  — Что ты не разденешься? — спросила мама
  Да, некогда, там скотину надо кормить! — возразила тетя. А сама удивленно смотрела на продукты, доставаемые мамой из сумок.
  Я знала, что из скотины у нее была одна свинья и несколько кур.
  — У тебя дрожжи есть? — спросила мама, доставая большой кирпич дрожжей из сумки.
  — Да, откуда! — ответила тетя, а мама уже начала с размаху отрезать полпачки.
  — Отрежь ей половину! — крикнула бабушка из зала.
  — Да я уж режу, — и мама протянула дрожжи сестре. Она видно не ожидала такого щедрого подарка, тетя прижала эти полпачки к груди и я увидела как у нее на глазах блеснули слезы.

  «Надо же!» удивилась я, «как она рада дрожжам, как будто для нее это целое богатство».
 

  Когда тетя ушла, я об этом сказала маме.
 

  — Конечно, — сказала мама, — дрожжи для них — это жизнь! А без дрожжей ничего не испечешь ни хлеба, ни пирогов. А без хлеба какая жизнь?!
  Я вспомнила, что у бабушки в селе, все вокруг пекли хлеб в русских печах на целую неделю, а в магазинах его не покупали. Может его не продавали тогда, а может не было денег. А зерно было у всех, полученное за трудодни и перемолотое на мельнице в муку. Хлеб был свежим, пахучим, затеянном на дрожжах.
  Я не пеку на дрожжевом тесте, и поэтому редко на глаза попадаются дрожжи, но когда я вижу здоровую пачку, я всегда вспоминаю растроганную тетю, прижимающую к себе полпачки дрожжей со слезами на глазах.


 Как менялась жизнь — так менялись дворы

  Дом бабушки — это зеленая лужайка под окнами, со скамейкой под кудрявыми кленами. Эти клены представляли собой высокие заросли. Заходя в калитку, мы ступали на зеленую траву. А перед домом на лужайке выставляли высокие ящики с желтенькими цыплятами, такими маленькими комочками. Цыплятки были слабые и несмышленые, они совсем недавно вылупились, и их привезли с инкубатора.
  — Сверху положи металлическую решетку, а то коршун утащит!
  Да, это правда. Я сама видела, как однажды, коршун камнем бросился вниз на цыплячью стаю, выхватил одного цыпленка и резко унес его в небо.
  Мы прибежали с огорода, но было уже поздно. Теперь мы их прикрывали сверху. Через решетку нужно было еще смотреть за ними, чтобы они не подавили друг друга. Время от времени приносили им воды, поили их, переставляли в тень, подальше от яркого солнца, чтобы их не хватил тепловой или солнечный удар.
  Рядом в отгороженном участке гуляли куры. Там тоже росла трава, ведь курам надо гулять и кушать что-то. У забора притулилась небольшая грядка огурцов и пара грядок лука. А больше бабушка ничего не сажала.
  За домом росла картошка на большом огороде, среди картошки росли огромные оранжевые тыквы и поднимались желтые подсолнухи, тоже разбросанные по всему огороду.
  И это была замечательная картинка моего детства: зеленая трава, оранжевые тыквы, желтые подсолнухи, кудрявые клены и бабушкин дом с соломенной крышей, плетнем из ивы и маленькими желтыми цыплятками.
  А еще в хозяйстве бабушки была коза. Звали ее Белкой. Помню, что утром ее отводили старшие на луг за околицу, то есть туда, где уже нет домов, но они рядом.
  В обед я должна была отнести козе попить, примерно полведра воды, перебить колышек, к которому привязана коза, потому что всю траву коза на этом месте съела до обеда.
  Вечером я снова шла за козой, брала колышек с длинной веревкой и вела козу домой. Но коза была сильней меня, и шла туда, куда хотела, и я ее удержать не могла и почти бежала за ней. Поэтому, чаще всего, козу приводила тетя, но коза и ее тащила со всей силой, и та не успевала и быстро-быстро перебирала ногами. Было очень смешно смотреть, кто кого ведет: тетя козу или коза тетю.
  Но все-таки они доходили до дома, козу доили, и пили за ужином ее полезное молоко.
  Вместе с козой мы проходили мимо двора другой тети, Нинушки. У нее тоже был замечательный двор. Он только назывался двором, а так, там не было никакого забора. Перед окнами была большая лужайка из густой зеленой травы. А заканчивали лужайку, стоя полукругом, огромные деревья с толстыми стволами и густой листвой. Деревья были высокие, прямые. Только у одного ствол был сильно изогнут в одном месте, а потом опять поднимался. Я очень любила лазить по этим деревьям, особенно по кривому. На него можно было забраться и сесть на этом изгибе как на стуле.
  Однажды мои тети с мамой уходили наряженные к своей подружке в гости. Я очень просилась с ними, но они меня не брали с собой, придумывая какие-то причины. А когда все причины закончились, и меня не убедили, тетя Нина сказала:
  — Мы тебе оставляем караулить поросят!
  — А чего их караулить, они на дерево не залезут!
  Я, как всегда, за словом в карман не лезла! Но они засмеялись и пошли, так и не разрешив мне последовать за ними.
  ... Прошли годы. И прекрасные дворы моего деревенского детства стали исчезать. Ремонтировались дома, становились более новыми, красивыми. Соломенные крыши сменили на шиферные, на лужайках разбили огороды под разные овощи. Вместо легких ивовых плетней, стали ставить крепкие заборы: деревянные, проволочные, железные.
  Открывая бабушкину калитку, я вдруг очутилась чуть ли не по колено в грязи.
  — Что ты наделала? — спросила я тетю, — откуда столько грязи во дворе? Тут же всегда была трава! Куда она делась?
  Что бы мне не говорила тетя, я поняла, что она, не знаю зачем, сняла целый слой земли, во дворе, вместе с травой, и остался под ногами густой чернозем, который разъезжался под ногами после каждого дождя. На асфальтированную тропинку денег у нее не было.
  Одной их самых больших потерь стали кудрявые клены. Однажды, приехав в гости, я обнаружила, что тетя их срубила под корень.
  — Как ты могла?
  — Они закрывали улицу!
  — Ничего они не закрывали, клены — в стороне от окон!
  Я расcтроилась, а тетя созналась, что просто боится. Ей страшно одной в доме, и она может не увидеть, если кто полезет.
  Вскоре и вторая тетя пустила под топор прекрасные деревья. Много позже на месте прекрасной лужайки появится огород с забором. Тетя объясняла, что деревья закрывают ей солнце. А, по-моему, она тоже стала бояться. Потому что жить стало страшно, даже в деревне.
  А мне часто снится эта замечательная картинка моего детства: зеленая трава, оранжевые тыквы, желтые подсолнухи, кудрявые клены и бабушкин дом с соломенной крышей, плетнем из ивы и маленькими желтыми цыплятками. И коза Белка, забравшись с ногами на плетень, смотрит на нас всех, ничего не понимающими глазами.

 Новый год без папы

  Надо сразу отметить, что у народа в России советская власть отняла такой праздник как рождество. Его запрещали, отрицали, как и религию, и не отмечали. А что-то надо было предложить взамен! Вот и предложили — Новый год. Моя бабушка не признавала его.
 

  — А что это за праздник? — спрашивала она. — Просто поменялась дата. Мы же не празднуем каждый день, когда меняется число. Ну, поменялся год и что?
 

  А мы отмечали! Гуляли, ходили на елки в школу и к родителям на работу: там тоже проводили елки для детей своих работников. Было представление новогоднее, конкурсы чтецов, раздавали призы  и подарки.
 

  Новый год в моем детстве был большим праздником, и к нему готовились заранее. Покупались игрушки на елку, «дождик», разноцветный серпантин. Для елки готовили деревянную крестовину, в которую вставляли елку, сверху обкладывали основание елки ватой и посыпали разноцветными конфетти.
 

  Все убранство и костюмы требовали много ваты и марли: закупали метрами и килограммами. Мама мне шила «снежинку», такой новогодний костюм, похожий на пачку балерины.  Снежинку густо крахмалили, чтобы ее оборки стояли и торчали во все стороны. А еще делали кокошник. Это такое убранство для головы. Делали его из картона: нашивали вату на него и сверху обтягивали накрахмаленной марлей. На кокошник приклеивали битое разноцветное стекло. Брали новогодние игрушки, разбивали пару штук и толкли, чтобы было помельче, взамен драгоценных камней, какие были у настоящих боярышень, живших еще до нас.
 

  И вот наряд почти готов! Снежинка, торчащая как пачка балерины, сверху стеклянные красивые бусы в несколько рядов, кокошник, белые гольфы, белый бант, и желательно белую обувь, типа белых чешек.
 

  На новогоднем утреннике было дети в разных костюмах: зайцы, волки, лисы, но снежинок было больше всего.
 

  Дед Мороз звал снегурочку с нашей помощью и потом мы вместе водили хороводы вокруг елки. Пели песни.
 

  «В лесу родилась елочка, в лесу она росла».
 

  …Теперь ты здесь, нарядная,
 

  На праздник к нам пришла
 

  И много, много радости
 

  Детишкам принесла
 

  Читали стихи под елочкой, получали призы, и в конце утренника каждый ребенок получал подарок, на который заранее сдавались деньги.
 

  Такие же праздники устраивали организации, где работали родители. И также были конкурсы, стихи, подарки. Однажды, когда я училась в первом классе, меня пригласил на такую елку многодетный друг моего отца. Мой папа умер летом, и поэтому я пошла с дядей Павлом и его шестью детьми на елку. Ведь они вместе работали, и меня там знали. Я радостно бегала со всеми детьми, везде участвовала, но заметила, что мне призы дают похуже чем другим. Если за чтение стихов давали шоколадную конфету, то мне — карамель, которую я не любила. А в конце праздника стали раздавать подарки по списку работников. Все дети получили, а я нет, потому что моей фамилии там не было. Я стояла с детьми, когда подошел дядя Павел.
 

  — Все получили подарки? — строго спросил он, оглядывая нас.
 

  — Нет, вот Инне не дали! — наперебой закричали дети дяди Павла.
 

  — Как не дали? — побагровел он и, развернувшись, ушел куда-то. Потом мы слышали как он громко ругался, а тетеньки невнятно оправдывались, но сделать ничего не могли. Подарка на меня не было. Разъяренный дядя Павел вернулся к нашей кучке, где были его дети и я.
 

  — Отдайте ей подарок! — сказал он и, взяв пакет из рук своей дочери Нины, отдал его мне. — А остальные поделите на всех!
 

  — Не надо! — отпиралась я, пытаясь вернуть пакет, — у меня дома полно конфет и подарков.
 

  — Что ты, — отшатнулась подружка, — если возьмем у тебя, он нас убьет!
 

  Довольные дети расходились по домам, прижимая к груди пакеты со сладостями. Дома они будут раскладывать конфеты из подарков, сортируя их и пересчитывая не раз, хвастаясь, что там была одна «Красная шапочка» и «Мишка на севере» тоже один был. Обязательно было еще пара мандаринов и пачка вафли, и много других недорогих шоколадных конфет как «Радий», «Полет», «Ромашка».
 

  Я вернулась домой расстроенная. Чуть не плача, я все рассказала маме и попросила.
 

  — Отнеси им этот пакет! Итак, у них редко бывают конфеты, а он отнял у них! Мне их жалко, ведь у меня дома полно всяких сладостей.
 

  — Ну, вот будем теперь бегать с этим подарком и вручать друг другу. Подарки возвращать нехорошо!
 

  И, посмотрев на меня внимательно, сказала.
 

  — Мы сделаем по-другому и вручим им свой подарок. Возьми пакет побольше и положи в него, что хочешь: апельсины, конфеты, вафли. А я отнесу и скажу, что это от нас к Новому году.
 

  Мама с улыбкой наблюдала как я считаю все по шесть, складывая в пакет.
 

  — Чтобы им всем хватило поровну, ведь там шестеро детей! —объясняла я маме, видя ее удивленный и вопросительный взгляд. Вечером мама отнесла пакет в соседний подъезд. И я облегченно вздохнула.
 

  — Больше не ходи на елку в папину организацию, ведь папы больше нет, обойдемся без их подарков, — посоветовала мама, и я легко согласилась с ней. Когда был жив папа, те самые тети совсем по другому относились ко мне. Они гладили по голове, хвалили мой наряд, и восторгались стихом, который я читала. А в этот раз они меня совсем не замечали, и не дали подарок. Ну и пусть!
 

  Подарочных пакетов было много дома: из школы, с работы мамы, от родственников. Их хватало на все январские дни. Елка тоже стояла все новогодние каникулы: красивая, нарядная, пахнущая хвоей и праздником. А в доме стояли запахи вкусной еды, особенно после рождества, но это уже другая история.


 Письмо деда внуку (почти по А.П.Чехову)
 

  Дед Костя, 65-летний мужчина, вышедший два года тому назад на пенсию, мучался очередной бессонницей. Врачиха, к которой он ходил жаловаться, не приняла его: не хватило на него талонов, а без талонов у деда не хватило денег, чтобы приняли платно. Так и вернулся из поликлиники несолоно хлебавши.
  По дороге дед зашел в магазин. Посмотрел на показушное изобилие прилавков: дед знал, что красиво только с виду, а внутри не пойми чего. Они и сами-то не знают из чего это и откуда. Дед Костя взял хлеба и баночку огурчиков. Посмотрел на бутылки с водкой, но брать не стал. Уж очень рискованно ее пить.  Кто рисковал, тех уж нету давно... Не видать.
  Дома он сварил картохи, достал из банки соленых огурчиков и, накрыв свой праздничный стол, сел перед телевизором смотреть Ваньку. Не прошло и полчаса как в дверь постучали: но дед знал: открывать нельзя: потому что или убьют, или обманут. Много их ходит, названивают пенсионерам. Ищут легкие деньги... работать-то лень, да может и нигде. Если ты, бывший зык, так никто тебя и не возьмут никуда. Это при Советской власти их всех контролировали, на работу устраивали, а сейчас никто никому не нужен! Вот они и ходят ... А взять, например, его деда, он и работал всю жизнь: лет 40, и что?! Получил пенсию ... смешную, как будто ее для лилипутов рассчитали: не поесть на нее, не попить, не в добры люди выйти.
  Когда бандиты с риелторами перестали стучать в дверь и, наконец-то, ушли, он, перекрестившись, поел любимую отварную картошку с салом и соленым огурчиком. Потом дед пошамкал в угол комнаты к комоду, взял тетрадку и, вырвав из нее лист, стал писать.
  «Дорогой внучек Ванька! — выводил он дрожащей рукой. — Пишу тебе письмо. Поздравляю тебя со всеми нашими российскими праздниками и желаю тебе того, чего у тебя пока нету. А у меня внучек давно ничего и никого нету, вся надежда на тебя, Ваня.».
  В памяти деда мелькали картинки, как он баюкал своего внука, качая на коленях, как забирал из садика, а потом и вовсе на все выходные к себе. Ванька бегал как оглашенный наперегонки с соседским Бобиком и, наигравшись с дедом в футбол, тщательно мыл руки и уплетал бабушкины пироги.
  А теперь Ванька далеко, в большом городе, и его даже иногда по телевизору показывают. Ванька вырос счастливым и богатым, и у него большой красивый дом, раньше до революции в таких баре жили...
  А у Ваньки в этом доме вся большая семья живет: и его родители, и малые дети, и в этом доме Ванька, конечно, найдет место и деду.
 

  Дед представлял как он сидит на скамейке, в тулупе с берданкой, и караулит сон своих близких. Летом он бы собирал в саду опавшие яблоки, из которых варили бы на зиму варенье. Пчелы летали бы по саду и даже не трогали деда, потому что знали что дед — свой! Рядом на решетке дымился бы шашлык, и вкусный дым лeз бы дeду в глаза. Дед почувствовал даже как покатились слезы, то ли от дыма, то ли от старости...
  А Ванька приезжал бы поздно с работы на шикарной машине, и дед дожидался бы его каждый день у калитки. Только потом, встретив внука и облегченно вздохнув, уходил бы спать на веранду.
  «Ведь мне, твоему деду, Ванька, так мало надо места. А если покушать так это — по утрам глазунья и тарелка супа в день, Ванька!
  Ведь мне больше ничего и не надо.  Ванька, забери меня отсюда, Христом Бога прошу... Стар я стал оборону держать от уродов этих.»
  Дед хитрил немного, он не стал писать про то, что мечтает посмотреть мир, познакомиться с другими странами, покупаться в море и после, в баре, вечерком попить пивкa с немцами, может... Чтобы сестричка сделала массаж расслабляющий и перестала бы болеть спина, и прошла бессонница...
  Тяжелые веки надвигались ему на глаза, голова его коснулась стола, и во сне ему снился смеющийся Ванька, с шашкой на коне, разгоняющий бандитов и риэлторов, а дед довольный сидел на скамейке и соседние старушки, наряженные в платочки и шарфики, смотрели на него с завистью, ведь не у каждого деда такой внук.
  Утром по привычке дед поставил чайник, включил телевизор, увидел знаменитого ведущего Ивана, вспомнил про письмо и, сложив лист вчетверо, положил его в обувную коробку, где таких писем лежало уже немало.
  К сожалению, не знал дед адреса своего внука, потому что тот ни разу не прислал деду даже открытки, а по телевизору почти что каждый день показывали чужого внука, знаменитого ведущего, тоже Ваньку…

 По законам гостеприимства

  В дверь постучали.
 

  — Входите!
 

  Я подошла к двери и откинула крючок.
 

  — Входите! — повторила я.
 

  Вошли двое.  Мужчина с сердитым взглядом, лет сорока, а с ним женщина. Она стояла чуть сзади дяденьки, и взгляд ее был безразличный. Никакая.
 

  Вот я так называю таких женщин. Есть женщины красивые, как моя мама. Есть женщины с характером, как мои тети, мамины сестры, таких тоже много. А есть никакие: ни внешности, ни характера. Так я определила на первый взгляд. Но позже я поняла, что ошиблась.
 

  На дворе стояло лето. Каникулы. Впереди десятый класс.
 

  Дяденька спросил про маму.
 

  — Она на работе.
 

  Он молча сверкнул на меня глазами. Мой ответ ему не понравился.
 

  Я стояла перед ними в надежде, что они сейчас уйдут. Мамы же нет! Но они стояли. Молча. Дяденька на меня смотрел враждебно.
 

  — Может вы хотите подождать? Но она придет нескоро, часа через три.
 

  — Да, мы бы подождали! — сказал он с облегчением.
 

  И они прошли в комнату. А комната была всего одна и в ней было все: и печка-голладка, и круглый стол, и кровать, и диван с шифоньером. Гости сели за стол и молчали. Их взгляды еще не оттаяли, и мне как-то стало неловко.
 

  — Может, вы покушать хотите? — спросила, явно желая их задобрить.
 

  — Да, не откажемся! — сказал дяденька. Взгляд его потеплел, и он заметно оживился.
 

  — Тогда мойте руки, умывальник в коридоре, а я разогрею обед.
 

  С чистыми руками они вернулись за стол и начали с аппетитом есть мясные щи. От горячего их лица слегка раскраснелись и стали расплываться, наполняясь добротой. Вот что делает еда с человеком!
 

  Когда я забрала у них пустые тарелки и поставила на стол чайник, мужчина уже улыбался во весь рот и, почти смеясь, спросил.
 

  — Инна, ты вот нас пригласила, накормила, а сама даже фамилию не спросила! Как это?
 

  — Да, как всегда! Я вообще-то привыкла, что к нам постоянно приезжают, и даже остаются на ночь мамины земляки из села. Приезжают по разным делам в город, а останавливаются у нас. Мы их всех кормим, укладываем спать и фамилию не спрашиваем! Мама их, конечно, всех знает, а я не всех. Знаю только тех, кто около бабушки живет.
 

  — Как же это так? — удивился дядя.
 

  — Согласно законам гостеприимства, с древних времен, хозяева сначала посадят гостя за стол, накормят, а потом его уже спрашивают: кто он, куда путь держит, и так далее. Какое значение имеет фамилия? Например, если вы скажите, что Иванов, то я вас покормлю, а если Петров — то кормить не буду, так что ли?
 

  Собеседник смотрел на меня удивленно. Жена его после обеда прилегла на диван отдохнуть. Я предложила ей накрыться пледом, но она отказалась.
 

  Что-то буркнула сердито и отвернулась от нас. «Ну, как хотите!» — подумала я. — «Может у нее неприятности какие, а я тут со своим пледом…»
 

  Время прошло незаметно. Дверь неожиданно открылась, вошла мама и тут же, удивившись, ретировалась назад в коридор, закрыв за собой дверь.
 

  — Это она с работы пришла, — объяснила я, отвечая на вопросительно-удивленный взгляд дяди. — У нее такая одежда и такой от нее запашок, что не для гостей, ведь она на мясокомбинате работает. Сейчас она помоется, переоденется и придет к нам.
 

  Мама для гостей накрывала стол со вкусными угощеньями, а меня попросила сходить за дядей Ваней.
 

  Когда все сели за стол, то стало понятно, что в гости приехал двоюродный брат, а мне значит он — двоюродный дядя.
 

  Оказывается, приехал он еще в обед и пришел сразу в дом к дяде Ване, они же двоюродные братья.
 

  Встретила его в прихожей моя кузина.
 

  — А папы дома нет! — сказала она, повернулась и ушла в комнату.
 

  — Она ушла, а мы стоим в прихожей, ждем. Пять минут прошло, десять минут…, но к нам так больше никто и не вышел. Развернулись и пошли. — рассказывал дядя Коля.
 

  — Почему у тебя такая невоспитанная дочь?! — возмущенно обратился он Ивану.
 

  — Да, она еще молодая, — оправдывался дядя.
 

  — Но вот Инна же совсем другая, а они — ровесницы?! — Вопросительно продолжал он.
 

  Дядя Ваня ничего не ответил. Помолчали. Мама перевела разговор на другую тему.
 

  Вечер продолжался долго, за вкусным столом велись разговоры на разные темы. Я заметила, что дядя Коля, несмотря на то, что был образованным человеком, с высоким положением, но слушал он дядю Ваню с каким-то подобострастием. Ловил каждое его слово, и было видно, как ему важно, что говорил брат. А у Ивана было четыре класса образования и профессия шофер. Для меня это было забавно. Надо же как Николай относится к брату двоюродному, и видно, что уважает и гордится, как младший старшим. Наверное за то, что Иван воевал на фронте, а Николай был младше намного, поэтому пороха он не нюхал.
 

  Уже все клонились ко сну.
 

  — Собирайтесь, пойдемте к нам ночевать! — сказал Иван.
 

  Дядя Коля помотал головой.
 

  — Нет! Мы к тебе не пойдем! После того как твоя дочь нас встретила, никогда!
 

  — Ну, где вы тут будете спать? На полу, что ли?
 

  — Пусть! — упрямо и обиженно бубнил дядя Коля.
 

  В конце концов, мама и дядя Ваня уговорили его, и они ушли.
 

  Мама еще долго убирала со стола, а я ложилась на свой диван спать, и все удивлялась этой необыкновенной встрече двух братьев.
 

  ***
 

  Прошло два года. Я заканчивала школу. А мама поехала в село проведать родных. Проходя мимо дома деда Василия она заметила машину у двора.
 

  «Это Николай, наверное, из Самары приехал». Матенька подошла ближе и действительно Николай возился около машины.
 

  — Здравствуй, Николай! Все хорошо у вас?
 

  — Нормально!
 

  — У меня к тебе дело. Моя дочка младшая заканчивает школу, ну, ты ее видел, когда приезжал. Учится она хорошо по всем предметам, а куда будет поступать еще не решила. Так вот если она надумает в твой институт поступать, ты сможешь ей помочь? Тянуть ее за уши не надо, она учится в лучшем математическом классе. Просто взять на контроль ее поступление, чтобы не случилось недоразумений каких-нибудь.
 

  — Смогу! — сказал мой двоюродный дядя. — А когда поступит, то пусть у нас поживет первый курс, потому что на первом надо много заниматься, а для этого нужны хорошие условия. У нас трехкомнатная, мы ей одну комнату выделим. Пусть приезжает.
 

  — Спасибо! Я ей передам, а что уж она решит, я не знаю.
 

  И Матенька пошла дальше по улице к дому своей матери Капитолине.
 

  А дядя Коля стоял, смотрел вслед и улыбался. Ему понравилась дочка Матеньки, которая приходилась ему племянницей. Начитанная, хорошо воспитанная и с удовольствием поддерживала беседу, пока ждали Матеньку с работы. И накормила их вкусным обедом. Тогда после обеда, насытившись, дядя Коля спросил с хитрой улыбкой
 

  — Вот ты нас накормила, а сама даже фамилию нашу не спросила!
 

  — А что спрашивать, если вы согласились так долго ждать — значит приехали издалека. Наверное, из маминого села. К нам каждую субботу приезжают односельчане, все ужинают, спят и рано утром уходят на базар. Так какой смысл спрашивать? Если они Ивановы, то я их покормлю, а если Петровы — то нет, так что ли?
 

  Дядя удивленно поднял брови и не смог ничего ответить.
 

  А племянница продолжала.
 

  — По законам гостеприимства надо гостя сначала встретить, накормить, а потом спросить, куда он путь держит.
 

  Николая удивила такая позиция школьницы, но она была приятной, хотя и странной для жителя города.
 

  …И сейчас после разговора с Матенькой Николай понимал, что приезд и проживание у них племянницы внесет новую волну эмоций и впечатлений. А однообразная жизнь с женой заиграет новыми красками. И он снова взялся за машину, довольный своим мудрым решением.

 Попрошайка

    У входа в гипермаркет меня оcтановил мальчик лет одиннадцати.
  — Дайте, пожалуйста, денег на хлеб! — попросил он.
  Я посмотрела внимательно. Вид у него был лощеный. Хорошо одет, с модной стрижкой, лицо откормлено лучшими продуктами. Видно за километр, что мальчик из хорошей семьи.
  — Что, кушать хочется? — спросила иронически я.
  — Да!— ответил он, глядя прямо в глаза.
  — Ну, пойдем со мной в магазин, и выберешь любой хлеб, какой захочешь!
  — Нет!— слегка засмеялся он.
  — А что так? — спросила я, — Не надо хлеба? Денег надо?
  — Да! — кивнул он.
  — Вот ты, наверное, думаешь, что ты сейчас подойдешь к магазину, провернешь быстро свою операцию по сбору денег, и никто не узнает?
  — Да! — он смотрел вызывающе и немного нагловато.
  — Вот смотри: я снимаю тебя на телефон. Рядом две большие школы, в которые я пойду к директорам. Один из них признает тебя, мы поднимем твои документы, найдем телефон родителей, и через час они будут здесь!
  У него глаза расширились в миг, и оказались от удивления на лбу.
  — Не надо, тетенька, — жалобно попросил он. Теперь он смотрел умоляющим взглядом.
  — Не надо родителей! — повторил он. Вмиг с него слетела вся наглость и уверенность в безнаказанности, остался только страх.
  — Вот я смотрю и вижу как мама о тебе хорошо заботится: хорошая одежда, модная стрижка, хорошая еда. Мама, наверное, очень рано встает, гладит твою одежду, готовит завтрак, провожает в школу. Потом она не ложится досыпать, а бежит на свою работу, чтобы заработать денег и купить для тебя все, что нужно. Она старается. Это видно. А ты? Что ты делаешь? Вот вызовут ее, отругают, а ее коллеги, женщины с ее работы, смогут ее осудить и скажут.
  — Ты — плохая мать, твой сын побирается!
  Ей станет очень обидно и она, наверное, заплачет. Ты так ее отблагодарить хочешь?
  — Не надо родителей! — испуганно и умоляюще повторил мальчик.
  — Мы живем в такое время, что о человеке можно узнать, даже если он — в Австралии, а не то что бы — в соседнем магазине! В следующий раз, когда соберешься что-нибудь сотворить, ты подумай о том, что об этом обязательно узнают и родители тоже. И что они скажут тебе за твои дела? Будут гордиться? Тогда делай! А если будут стыдиться — то подумай сто раз, прежде чем совершить плохой поступок.
  — Я не буду больше! Не надо родителей! — глаза его были еще полны ужаса от того, что может произойти в его жизни.
  — Я отпускаю тебя на первый раз, и чтобы больше я тебя у магазина не видела!
  Он кивнул и торопливо пошел от магазина c опущенной головой, глядя под ноги, не оборачиваясь. А я вошла в магазин за хлебом.
  Меня удивило то, что мальчик не сбежал, когда я начала с ним разговаривать, а терпеливо и внимательно слушал меня. Он только умоляюще просил, глядя снизу вверх большими, полными жуткого страха, глазами. Кого он так боялся: маму, отца, директора? Конечно, не меня, но кого?
 Воображалы

  В детстве мне очень нравилось воображать. Например, переодеваться в невест, сотворить фату из кружевной накидки с подушек. А также танцевать в разных самодельных нарядах, начиная с детского сада и до дворовых концертов. Но что такое по-настоящему быть воображалой, мне даже и не снилось.
  Это я поняла с приездом моей кузины Светланы с Дальнего востока. Родственники приезжали раз в четыре года. Они были богаты и, прибыв в родные края в отпуск, к своей бабушке, они навещали и своих бедных родственников, типа нас, осчастливливая всех небольшими подарками.
  Мне тоже перепадало, в тот раз. Это был отрез поплиновый на платье, с модным рисунком: купоном. Гости долго сидели за столом обмениваясь новостями. Они угощались, пели, шутили, а я, не дождавшись, когда все уснут и выключат свет, уснула при свете, свернувшись калачиком на диване, прижав подарок к груди, и со счастливой улыбкой на лице.
  Вообще-то мне лично они не были родными. Это были родственники моей старшей сестры, по ее отцу, пропавшего без вести в 1942 году. В феврале того же года сестра и родилась.
  Она никогда не видела своего отца, а родственники по отцу у нее были, и мы поддерживали с ними отношения. Вот и тетя Рая с дочерью Светой были одними из них. Мама после войны вышла замуж за моего отца, и связь с родными сестры были прекращены. Отец был ревнивым человеком. Но после смерти моего отца, все снова стали дружить, встречаться и приезжать к нам в гости.
  Проснулась я утром от шума, то командовала моя малолетняя кузина:
  — Не одену я это платье, дай мне другое, красное!
  — Но оно не глажено, одевай это, — возражала робко ее мама.
  — Нет! — кричала моя кузина. — Не за что! Что ты позволяешь! Почему ты меня заставляешь одевать, что мне не нравится?
  Она сама пыталась вырвать из сумки то платье, которое хотела, мама ей не давала, стоял ор на всю квартиру.
  Моя мама подсунула мне платье и тихо сказала:
  — Одевай!
  Я безропотно оделась и смотрела с завистью во все глаза на мою орущую сестренку, маленького диктатора. В конце концов, она добилась своего, и ей погладили красное платье. Она оделась и спокойным голосом сказала мне:
  — Пойдем на улицу, погуляем!
  И как будто не было никакого скандала, ни ора, ни почти что драки за платье. Было нам лет по восемь.
  Светлана всю жизнь ко мне относилась благосклонно. Хотя с родителями она капризничала, кричала, топала ногами, ко мне же она относилась вежливо-воспитанно.
  А мне было очень завидно, что она может вот так, и главное, что ей позволяют так себя вести. Меня воспитывали строго, и так себя вести как Света, мне такое даже и не снилось.
  — Мама, а почему ей так разрешают себя вести? — спросила я. — Наверное, потому что Рая, ее мама, очень долго не могла родить детей и, когда родилась Светочка, то ей, как долгожданному ребенку, разрешали все.
  Помню еще один эпизод в деревне летом, когда я жила у своей бабушки, а Света у своих родных. В воскресенье она пришла и позвала меня к своей бабушке.
  — Пойдем сходим в гости к бабушке Любаве, она нас ждет с тобой.
  Я вопросительно посмотрела на свою бабушку и тихо спросила:
  — Может не стоит идти, ведь она мне не будет рада?
  Я подразумевала, что я бабушке Любаве — никто. Но Светлана услышала мои слова и затараторила.
  — Как это она не будет рада! Ты что такое говоришь? Мы же ее внучки! Она очень даже будет рада нас встретить, и угостит чем-нибудь обязательно. Даже не сомневайся! Вот придумала! — тараторила она.
  — Как такое могло в голову тебе прийти, что она не будут рада, — возмущалась она и продолжала:
  — Будет, будет рада, она же наша бабушка!
  Моя бабуля мне тихо сказала:
  — Иди не сомневайся и не придумывай! Бабушка Любава — добрая бабушка.
  И только тогда я согласилась пойти со Светой в гости.
  Бабушка Любава, правда очень обрадовалась, встретила нас дружелюбно, сразу начала стряпать вкусные лепешки. Когда я вернулась домой, меня спросили.
  — Как вас встретила бабушка Любава?
  Я в восторге стала рассказывать про оладушки, очень вкусные, и я таких сроду никогда не ела. Дома, узнав про необыкновенные оладьи Любавы, моя мама, которая всегда очень вкусно готовила, попыталась мне не раз испечь такие же оладьи, как у Любавы. И с надеждой каждый раз спрашивала:
  — Ну, такие же?
  Но я говорила:
  — Нет, это не то, не похоже.
  В конце концов, мама не выдержала и спросила как-то Любаву, что же это было такое вкусное?
  — Да, сырники из творога, — засмеялась Любава.
  И мама успокоилась.
  — А я то думаю, что за оладьи, которые я не умею печь. Как же это я про сырники забыла Ну, теперь буду жарить их, раз они тебе так понравились.
  Да, мне нравятся домашние сырники из настоящего творога, желтые, от яиц домашних кур, плавающие в сливочном масле. И они совсем непохожи на столовские. И я тоже всю жизнь их готовила с удовольствием по рецепту бабы Любавы для себя и своих близких.
  А сомневалась я идти мне или не идти, потому что я для бабушки Любавы была не внучка, а дочь ее бывшей снохи, которая вышла замуж за другого.
  И еще я думала: как моя Светланка может думать, что мы родные, когда ее дядя пропал без вести в 1942, а мы с ней родились в начале 50-х.
  Но нам, детям, не говорили про это, и все меня считали, как и мою сестру, своей родней. Даже когда мы со Светой были студентами, уже достаточно взрослыми, она так и думала, что я — ее кузина. А мне тоже как-то не хотелось ей раскрывать все тайны рождения. Так мы и дружили.
  А вспомнила я про воображулистую Свету, когда увидела других воображал — наших звезд. Как они путешествуют и, в рамках программы, должны жить иногда в спартанских условиях, например: в хостелах.
  И вот уже я слышу их воображулистое ворчанье:
  — Как это я буду спать в одной комнате с чужими людьми? Я такого и не помню в своей жизни, когда так было? Может только в роддоме, когда я родился и спал со всеми в одной палате, а больше никогда!
  А я, сколько себя помню, всегда спала в комнате с чужими людьми, начиная с детского сада до школы. Позднее, к нам каждый выходной приезжали мамины земляки из деревни. Им надо было переспать одну ночь, чтобы попасть рано утром на воскресный рынок. В маленькой комнате спали все подряд на полу почти каждую субботу.
  Потом на первом курсе в институте жила с подружками на квартире, потом общежитие студенческое, позже общежитие рабочее, профилактории, поезда. А гостиницы? Там и с чужими за счастье, потому что мест в них никогда не было. Итак, получается, что всю жизнь я спала со всем народом вповалку, и считала это для себя нормой.
  А вот воображалы не спали так никогда.
  Мне очень хотелось повоображать, покапризничать, но мне никто не давал такой возможности: сначала мама, потом другие. Даже парень, с которым я долго встречалась в студенческие годы, говорил мне, когда я начинала немножко воображать:
  — Прекрати, я этого не люблю! — и я замирала.
  Но я очень люблю воображал. Они мне нравятся. И я смотрю на них как на счастливых людей, которых очень любили близкие и позволяли им многое.
  Счастливые люди — воображюли!

 В магазин с паспортом

  С полной корзиной продуктов я подошла к кассе. Передо мной бабушка что-то искала по карманам. В корзинке у нее было молоко, хлеб и что-то еще. Кассир быстро ей посчитала и назвала сумму. Она кивнула с довольным лицом и радостно протянула кассирше паспорт. Та посмотрела на нее и покачала головой.
 

  — По паспорту не выдаем!
 

  — Нет? — спросила бабушка и полезла в карман пальто. Теперь она достала какое-то пенсионное удостоверение и с готовностью протянула.
 

  Кассирша помотала головой из стороны в сторону. У бабушки было сегодня хорошее настроение. Она наконец-то сама вышла из дома, он был рядом, и сама нашла магазин. Бабушка была очень довольна, ведь в магазине много продуктов, и она купила все, что ей хотелось. Правда, это было всего лишь молоко, хлеб, немного конфет и два сырка.
 

  « Удачный день сегодня, и у кассы немного народа... Но почему же кассир не может найти ее деньги».
 

  Она достала еще какие-то бумажки из сумки... О, вот оно — ветеранское удостоверение! Старушка облегченно вздохнула «уж по нему-то точно дадут продукты, ведь это такой ценный и важный билет» Это она точно помнила. Но кассир опять замотала головой: Нет!
 

  — Выкладывайте продукты!
 

  — Все? — покорно спросила бабушка и, после утвердительного кивка продавщицы, выложила их в корзину.
 

  Я расплатилась и у двери догнала ее. У кассы, когда она показывала паспорт, я через плечо подсмотрела адрес, дом ее был рядом.
 

  «Хорошо, что рядом— подумала я, — смогу ее проводить, а то, если бы она жила далеко, пришлось бы вызывать полицию».
 

  — А вы с кем живете ? У вас дома кто-нибудь есть?
 

  — С сыном, — ответила она гордо, подозрительно поглядев на меня. Видно я ей не внушала доверия.
 

  — А почему вы за продуктами одни пошли без сына?
 

  — Он на работе.
 

  — А что дома нечего есть?
 

  — Полный холодильник, — гордо сказала она, также подозрительно поглядев на меня.— Меня сын хорошо кормит.
 

  — А куда вы пошли сейчас, вот же ваш подъезд!
 

  — К подруге! — И бабуля прошла мимо своего подъезда. Она явно не хотела мне показать свою квартиру. Видно, это была осторожность из далекого прошлого.
 

  — А где живет ваша подруга?
 

  Мой дом был соседним, и я с ужасом подумала, что вот она сейчас назовет далекий район, то что мне делать? Я уже поняла, что у бабули Альцгеймер, и она сбежала. Но если ее не проводить до дома, то она может просто пропасть, как тысячи исчезают в нашей стране. Паспорт отберут и все, а больше она ничего не помнит.
 

  — У меня полно подруг, — загадочно сказала она, отстраняясь, видно, что не хотела мне выдавать их адреса.
 

  — Уже темно, пять вечера, ваш сын скоро придет с работы, будет вас искать, переживать. Может пойдем к подруге, которая рядом живет, попьем чаю?
 

  — Только я одна пойду чай пить! — возразила бабушка, глядя на меня недоверчиво.
 

  — Одна, одна! Я домой пойду к себе, и там попью чаю, — сказала я радостно.
 

  — Так где живет подруга вы помните?
 

  — Конечно, и квартиру знаю, — она показала на дом и самоуверенно назвала номер.
 

  Я позвонила в домофон и попросила хозяйку спустится. Женщина, с накинутой шалью на плечах, открыла подъездную дверь, удивленно на нас посмотрела и поздоровалась с бабушкой.
 

  В двух словах рассказав ей историю с паспортом, я объяснила, что сопровождаю, потому что она может потеряться. И если она знает сына, то пусть позвонит ему, напоит бабушку чаем и передаст ее сыну.
 

  — Конечно, напою. Пошли чай пить!— обратилась она к бабушке.
 

  И та, вызывающе посмотрев, «вот мол меня на чай зовут, а тебя нет», прошла мимо в подъезд и плотно закрыла за собой дверь. Это чтобы я не зашла случайно с ними на их чай. Из-за плохой памяти бабушка много чего забыла, но что надо быть осторожной и кругом мошенники — это она запомнила крепко. Я улыбнулась, «будь здорова, бабуля» подумала я, торопливо направившись к своему подъезду.
 Честный мальчик

  День заканчивался, а хлеба дома не было. Я набросила куртку и пошла быстрым шагом в магазин. Я так удачно живу, что рядом с моим домом две большие школы. И мне всегда весело шагать через огромный двор, каждой из них. На школьном дворе редко бывает тихо. Там всегда бегают дети в разных направлениях. Эх, мне бы такую школу рядом с домом в моем детстве! Увы — не было! И поэтому мне доставляет удовольствие шагать непременно по школьным дворам.
  Впереди меня по тротуару шел маленький мальчик, лет восьми, с портфелем. «Наверное, с продленки»— подумала я, но не успела развить свою мысль дальше, мальчик остановился и повернулся ко мне.
  — Теть, а вы не скажите как мне отсюда дойти до Химмаша?
  Химмаш — это жилой район, до которого ехать и ехать.
  «C родителями поругался и к бабушке хочет сбежать» — подумала я. Нам всегда хочется убежать к самому доброму человеку, когда плохо. А бабушка она ведь и пожалеет, и накормит, а может еще и родителей отругает!
  — А зачем тебе туда идти? Это очень далеко, туда надо на автобусе ехать.
  — Да, я знаю. Просто у меня деньги в школе украли, и не на что купить билет! — сказал огорченно малыш.
  — Ты видишь, что на улице уже сумерки, а через полчаса станет совсем темно.
  А кто у тебя там живет?
  — Я там живу!
  — С бабушкой? — все-таки я возлагала большие надежды на бабушку.
  — Нет, с родителями!
  — Знаешь, я там была недавно в том районе, и пробиралась с трудом по неочищенным тротуарам. В некоторых местах их так завалило, что пришлось идти по проезжей части, вместе с машинами по скользкой дороге. Это очень опасно!
  — А что делать? — вздохнул мальчик, — домой-то надо идти.
  — Сейчас такое время, очень много разных мошенников и воров. У меня вот тоже недавно украли три тысячи прямо с кошельком в магазине, — пожаловалась я мальчику.
  — Кто украл? — сочувствующе спросил мальчик.
  — В это трудно поверить, но украл продавец. Я выбирала сумку в отделе. Свою я положила на прилавок, из покупателей была только я, и он у меня вытащил кошелек прямо из сумки.  Я уже по дороге домой сунулась, а кошелька нет!
  — Вот это да! — удивился мальчик.
  — Поэтому, нам надо быть осторожным, — сказала я, доставая кошелек, — я тебе дам денег на билет, на автобус. Нельзя так поздно далеко ходить пешком. Если уж так случилось, то лучше попросить денег у кого-нибудь на билет, можно на остановке автобуса или водителя попросить подвести бесплатно. А лучше всего спросить в школе у завуча или в учительской. Если не хочешь говорить, что украли, скажи, что потерял. И попроси в долг до завтра. На улице люди разные бывают, а в школе все-таки плохих людей нет.
  Я протянула ему двадцать рублей.
  — А дома обязательно расскажи об этом случае. Спроси, что тебе делать, если вдруг остаешься без денег в другой раз. Твои родители тебя дадут правильный совет, и ты не заблудишься.
  Мальчик кивнул, соглашаясь.
  — Спасибо! — и пошел на остановку автобуса.
  Я вспомнила себя школьницей, и какой я была честной пионеркой. Честной, но не настолько! Я бы ни за что не пошла пешком в другой конец города, когда уже темнеет. Придумывать я была горазда! Ехала бы, например, по одной остановке и выскакивала на следующей, пока кондуктор не заметил. Итак, бы скакала из автобуса в автобус, пока не доехала до дома. Мы так иногда практиковали, потому что автобусы были переполнены и кондуктор не скоро доберется до всех пассажиров. А этот мальчик такой честный, что без денег и не мыслит ехать!
  «Если в России растут такие честные дети, то страна точно не погибнет от нечисти!» — подумала я и пошла дальше, довольная этой встречей. Как будто мальчик вселил в меня надежду на лучшее и счастливое будущее.
 Бабушка и чемодан

  В моей жизни чемодан появился в детсадовском детстве. Он стоял под кроватью, большой, сделанный из фанеры, яркого зеленого цвета и был он совсем нетяжелый. В нем что-то хранилось, какие-то вещи, но они были, видно, не очень нужные и поэтому чемодан доставали из-под кровати редко.
  Image  Чемодан долго лежал под кроватью, но с годами за ненадобностью, перекочевал в сарай. Там он пылился в углу, иногда я доставала и рассматривала его содержимое: фотографий там уже не было, а был он битком набит облигациями, такими большими бумажками, похожими на крупные деньги. Только на них купить ничего нельзя было, их давали вместо зарплаты иногда, но накопилось их много.
  Следующий чемодан в моей жизни был уже кожаный, коричневый, с ремешками и пряжками. Этот чемодан я увидела в доме своих родственников, когда погиб мой дядя и мы приехали с мамой к ним по телеграмме. Взрослые были заняты организацией похорон и до меня им не было дела. Мне разрешили все рассматривать и я обнаружила этот солидный чемодан, в котором, к моему удивлению, лежало очень много наград, орденов и медалей дяди. Я их вытащила, положила на стол и с любопытством рассматривала.
  Позже этот чемодан перевезли к бабушке в деревню, и он был уже под ее кроватью. Почему-то, в моем детстве, у соседей и родных, чемоданы у всех стояли под кроватью. Может потому что все жили в очень маленьких комнатах и места больше не было. Бабушка моя никому не разрешала трогать этот чемодан, хотя был совсем легкий, и хранились в нем только награды моего дяди.
  Очень модным оказался чемодан, который я купила после школы, чтобы поехать с ним учиться в областной город. Был он светло-коричневый, с ремешками, молниями и кармашками, но сделан он был из кожзаменителя и поэтому был совсем невесомым. А может потому он был таким, что я была молода, полна сил и энергии, впереди вся жизнь и все мне было по плечу в этой жизни. С ним я кочевала по общежитиям и квартирам, и в конце концов, оставила дома перед отъездом в дальние края.
  В дальние края я летела самолетом с большим бело-коричневым чемоданом, полным модных дорогих вещей, но он не оттягивал мне руки и я не замечала его больших размеров. Была я молода и симпатична, рядом было много молодых людей, которые с удовольствием помогали нести этот чемодан без всяких просьб, да и сама я легко с ним справлялась.
 

  …Уже давно в нашей жизни появились чемоданы на колесиках. И с таким чемоданом я летала не раз и заграницу и все было хорошо.
  А вот недавно, отдохнув и накупавшись в море, я возвращалась домой из города Новороссийска. У меня был большой чемодан с вещами, полупустой, на колесиках, как и у большинства пассажиров. Объявили посадку со второго пути, до которого надо было добираться через перекидной мост. Подойдя к мосту, к его первой ступеньке, я потянула на себя чемодан, но он не сдвинулся с места, я потянула сильней, но результат был тот же.
  Я с ужасом оглянулась, время было ночное, носильщиков не было нигде, все торопливо с вещами проходили мимо и мне стало страшно, как же мне добраться до моего поезда с застрявшим чемоданом? Вдруг мне никто не поможет, и я останусь на перроне. Я снова посмотрела на толпу, проходящую мимо. Было очень много женщин и очень мало мужчин, и те и другие были с чемоданами, обвешанные вещами, и потому просить было некого. Я снова дернула чемодан, подняла его на одну-две ступеньки и стала всем мешать, потому двигаться дальше я не могла.
  Вдруг какой-то пожилой мужчина подхватил мой чемодан и поднял его на мост, молча поставил и ушел. И я, благодарная и счастливая, стала это чудище потихоньку спускать по крутой лестнице на перрон. И о, счастье, я — перед поездом!
  Первый раз в жизни я поняла, что чемодан мне не по плечу, даже на колесах. Но, несмотря на преклонный возраст и далеко не модельную внешность, везде с чемоданом мне помогали мужчины, чаще пожилые, молодые редко, если попросишь. Вот, интересно, пожилые могут просто молча взять мой чемодан и понести, не дожидаясь просьб, просто видя как мне тяжело, а молодые только по просьбе. Почему? Может росли в разное время? А на человека, я заметила, очень сильно влияет время, в которое он живет, и меняет его.
  Но хорошо, что «тимуровцы» остались, готовые всегда прийти на помощь.
  Спасибо вам, мужчины! Чтобы я без вас делала?!
  А чемодану моему отдельное спасибо за то, что ты был, хотя и разным, в моей жизни! Думаю, что в следующее путешествие я поеду без тебя, а с маленькой сумочкой. И будь что будет!

 Курьезный случай на вокзале

    Однажды, возвращаясь из командировки, я стояла на перроне вокзала чужого города. В какой стороне Москва, куда я ехала, было непонятно. Объявления о прибытии поездов по радио произносились нечленораздельно, и слова невозможно было разобрать.
  Взяв билет на свой поезд, я вышла на перрон и спросила, в какую сторону поедет мой поезд. На всякий случай, если не услышу объявление. Мне махнули рукой в сторону движения поезда, и я вернулась в здание вокзала. До поезда было еще далеко.
  Зашла в буфет, перекусила что-то съедобное. Взяла в киоске журнальчик с кроссвордами, почитала, оставив кроссворды на потом. Ехать несколько часов, будет чем заняться. Погуляла вокруг вокзала, посмотрела клумбы, вышла на перрон. Скоро мой поезд, который должен был прибыть на первый путь.
  Там, на следующих, вторых путях, стоял другой поезд. Через рельсы, напрямик, бежали люди с чемоданами, с сумками. Они корячились со своим багажом на рельсах, потому что уже не успевали через перекидной мост. Опаздывали.
  «Ну, как всегда! Надо бежать в последний момент с узлами, как будто нельзя пораньше было прийти!» — рассуждала я с ухмылкой, тихо посмеиваясь над этими чудаками.
  Я то стояла такая умная, такая гордая, что пришла заранее, не спеша, все подготовила.
  Нахихикавшись над бедолагами-пассажирами, я увидела свой поезд, который пребывал на первый путь. Тот, соседний, наконец-то, отправился, и мы готовились к своей посадке.
  Когда подошел поезд, и вагоны стали проскакивать мимо моих глаз, я с ужасом увидела таблички другого поезда: в обратную сторону. Я обомлела и не могла вымолвить и слова. Хоть я и немало поездила на своем веку, но чтобы такое?! Я бежала по перрону как заполошная, пока не встретила дежурную по вокзалу.
  Запыхавшись, я возмущенно спросила:
  — А на Москву поезд где?
  — Так тот ушел с соседнего пути пять минут назад! — ответила она мне.
  У меня перехватило дыхание. Трудно было справиться с оглушительными эмоциями.
  Вот как! Оказывается я смеялась над пассажирами, с которыми и должна была ехать?! Они несчастные торопились на мой поезд, а я стояла и веселилась тихонько над ними.
  И вот результат: мой поезд уехал с ними, а я осталась. Как это?! Такое со мной еще не было.
  Расстроенная, я уныло вернулась со своими вещами в здание вокзала, чтобы купить новый билет. Мало того, что я потеряла деньги за билет, так еще и следующий поезд на Москву шел через несколько часов. Это значит, что надо долго сидеть опять на вокзале.
  Вот так судьба проучила меня, весело посмеявшись. С тех пор я очень осторожно хихикаю над пассажирами, потому что сама могу быть еще и посмешнее.


 Как я нашла сестру-доярку

    Когда я была маленькой, а папа живой, то он пообещал, что после первого класса, мы поедем на его родину и познакомимся с родственниками.
  Но, к несчастью, мой папа умер, не дожив одного месяца до моего первого класса. И поездка на папину родину осталась для меня несбыточной мечтой.
  Но я была с этим обстоятельством не согласна, и когда подросла и окончила школу, уже будучи студенткой-первокурсницей, я вспомнила про обещание отца, и решила сама найти своих родственников.
  Опыт розыскной работы у меня был еще со школы. В то время мама готовилась выходить на пенсию и научила меня писать запросы в разные города и организации, чтобы получить письменное подтверждение о стаже. Жизнь ее забрасывала в разные места, и она выполняла разную работу от уборщицы до воспитательницы, а документы сохранились по стажу не все.
  Во времена СССР на такие письма отвечали и справки присылали, таким образом мы наскребли ей ни много ни мало, а восемнадцать лет трудового стажа, на который ей и расcчитали пенсию.
  Итак, я вооружилась конвертами, начала писать запросы, в предполагаемые организации, с целью получить какие-то сведения об отце.
  Так как мой отец был фронтовик, то я решила написать на школу в его село, где он учился, и попросила пионервожатую поручить пионерам разыскать родственников моего отца, как затерявшихся из-за войны.
  Вскоре пришел ответ. Пионеры с энтузиазмом взялись за работу и нашли мне: одну бабушку, мою тетю, родную сестру отца, вернее ее адрес, и еще адрес моей старшей сестры от другого брака.
  Вскоре бабушка, дальняя родственница, прислала мне письмо, в котором благодарила за то, что я ищу родных отца, за добрую память об отце и за то, что они наконец-то узнали хоть какую-то весточку. До этого они не знали жив он или нет, и многие годы не знали как его поминать и вспоминать. Бабушка писала, что у меня есть тетя, которая живет в Буяне с семьей, но человек она не мягкий, и будет ли мне рада — это под большим вопросом, так как тетя с родственниками не общается. Эта дальняя родственница по доброте душевной написала мне, что она старая, небогатая. Рада да бы мне помочь, но нечем.
  Слова ее меня сильно обидели на тот момент, потому что была я совсем юная, никаких материальных умыслов не имела, мама хорошо зарабатывала и меня нормально обеспечивала. А родственников отца я искала потому, что хотела найти фотографию отца, так как дома у нас фото не сохранились.
  Потом пришло письмо пионеров, о том как они поехали в Буян (это ж надо!) и хотели встретиться с моей тетей, но тети дома не было: именно в эти выходные они с мужем уехали по делам в Самару.
  А еще пришло письмо от моей старшей сестры, которую также разыскали пионеры. Дело в том, что мой отец был неоднократно женат, и дети у него были по всей стране. Письмо было длинное, но какое-то странное. Обратный адрес был Курумоч (аэропорт Самары).
  Писала женщина, что она моя сестра по отцу, живет в Курумоч, работает дояркой, и у нее пятеро детей.
  Письмо мне показалось странным, интуитивно я не принимала его, и чувствовала в нем какой-то подвох.
  Но было мне всего семнадцать лет, я верила всем и всему и решила, что надо съездить, познакомиться, а там видно будет.
  Я училась на факультете иностранных языков, а мой папа был образованным человеком. Он всегда стремился к знаниям, много читал. Меня папа научил читать и писать в пять лет. И как у него могла быть такая многодетная дочь-доярка? Это было для меня странно и непонятно.
  На зимние студенческие каникулы я все-таки собралась посетить своих далеких и непонятных родственников, но приехал неожиданно наш зять, который вернулся из Самарской области и предупредил, что ехать туда очень опасно, потому что кругом снегопады. Все дороги там замело, можно просто не выбраться из снегов и замерзнуть.
  В углу комнаты стояла большая коробка с несколькими кг апельсинов: они были тогда большим дефицитом. Это моя мама побеспокоилась и достала много гостинцев, хоть я и сопротивлялась этому. Сумки были очень тяжелые. И вот все расстроилось! Моя семья решила перенести мою поездку на лето из-за высоких снегов.
  Никогда не надо переносить то, что задумали!
  К этому выводу я пришла потом, потому что появилось масса других причин, срочных дел. Поездка так и не состоялась, к моему большому сожалению. Поэтому я никогда не увидела родственников своего отца, соответственно и моих, по отцовской линии.
  А может и они как-то не особенно жаждали этой встречи? И с годами, мне кажется, что сестра из Курумоч специально написала, что она — многодетная доярка, чтобы отбить у меня желание приехать. Я представляю как собралась семья за большим столом и со смехом сочиняли письмо незнакомой девочке: «Давайте напишем ей про доярку и пятерых детей, и посмотрим, что будет!» Наверное, они так пошутили. Бывают такие недобрые шутки. Ведь Курумоч — это аэропорт в Самаре, и откуда там коровники и доярки?
  Я тоже люблю шутить. Мои шутки над другими тоже не всегда, наверное, были добрыми, но мы это понимаем только тогда, когда шутят над нами.
  Так я ее и не увидела свою сестру-доярку с пятерыми детьми.
  И спустя полвека, будучи на заслуженном отдыхе, мне снова пришла мысль: навестить родину отца, село Чагры Самарской области. Хотя бы посмотреть на село, в котором он родился и какое-то время жил. И я стала изучать в Интернете как туда добраться и выбрать правильный маршрут.
  И то, что я нашла, меня удивило и поразило.
  На сайте искателей Самарской области, я прочитала что село Чагры (15 км от Ст. Буяна) сгинуло, примерно в конце 90 годов.
  Я знала, что в нашей стране пропадают и села, и тысячи деревень, но это были чужие деревни, а вот оказывается это коснулось и меня.
  Вот и все. Прощайте, Чагры! Никогда не откладывайте на потом свои сокровенные желания и мечты!
  Никогда!