Проходимец

   
Вьюжило. От порывов ветра в студёном воздухе носились целые сугробы снега. Временами было совсем не видно дороги в бесконечном лесу, хотя была лишь вторая половина погожего зимнего дня. От колких снежинок приходилось закрывать лицо варежкой, и из-под руки выглядывать дорогу, или просто, останавливаться и пережидать порыв ветра. Путник шёл уже шестой день, казалось, не разбирая дороги, перелезая через переносы по пояс в снегу. Однако между деревьями, где лес был гуще, снега было по колено, зато лыжи проваливались сильнее в рыхлом снегу, приятно и монотонно скрипели при опоре на лыжу. Всё заполонил запах соснового леса.  Кустарники на опушках украшены обильным инеем. Вся барсучья шапка, воротник полушубка, борода и усы были тоже в инее и сосульках. На самом деле направление движения не менялось. По каким-то ориентирам странник двигался в одном направлении, только ему понятном. Он охотился в этих лесах с малолетнего возраста, умел устроить себе ночлег среди зимнего леса, и нес с собой достаточно калорийной еды для таких переходов. Он точно знал куда идёт, вот только, с чем придётся столкнуться, не ведал.
 На опушке леса показалось жилище, деревянный дом пятистенок с оградой. Такой домина украсил бы любую деревню, а тут по-хозяйски расположился в одиночестве, средь леса, на берегу не большой речушки. Красивое место.
- Очень кстати, засветло добрался до Михея - подумал охотник.
Остановился, и как зверь стал принюхиваться, благо находился с подветренной стороны от дома:
- Навозом и скотиной не пахло, хотя стожок сена был свежий, этого года, весь под снежной шапкой, в стороне от дома. Печь протопили ещё поутру. Баня была в стороне, на берегу, и дверей в предбанник почему-то не было. У крыльца стояли деревянные охотничьи лыжи и санки с широкими полозьями с увязанной поклажей. Поверх поклажи лежал большой упакованный сидор и приставлен карабин Михея – самодельный приклад. Может быть, сам собрался куда–то? Окна в доме целые и промерзшие, и сквозь них при всём желании ничего рассмотреть нельзя. Свежая тропинка по снегу сбегала к реке, и давно протоптана до поленницы дров, сложенной вдоль дома, под крышей, прямо от крыльца - это всё было обычным, и всё же, беглый осмотр вид жилища вызывал напряг. На всякий случай, незваный гость решил обойти кругом и внимательно присмотреться. Задние ворота ограды не открывались с начала зимы, Далее, с низкой стороны ограды были два окна, одно закрытое двойной рамой изнутри, а второе, больше первого, дальнее от фасада – открытое.
- Там два хлева для домашней скотины, которой не было, иначе на снегу был бы навоз,- подумалось путнику, - такое  впечатление, что в доме не хозяин жилища, а временщик.
- Куда же подевался Михей с внучкой, опытной и фанатичной охотницей, где, наконец, собаки? - подумал странник. И больше всего не понравилось, что помои выливали прямо от крыльца, так хозяева не делают. Это как лисица выживает из чужого дома хозяев, начиная гадить сразу от выхода из норы.
Неожиданно «выстрелила» примерзшая на морозе дверь. Путник упал в снег, а на крыльце показался мужик среднего возраста, рослый и плечистый в странном овчинном тулупе, в каких обычно ездят на большие расстояния в санях или торчат вертухаи на вышках зон. Тулуп был большой, до пят, хотя подвязан чересседельником на поясе, воротник поднят и почти полностью спрятал лицо. На голове черная вязаная шапка с заячьим хвостиком на макушке – шапка внучки Михея. Подшитые валенки мягко прошлёпали по скрипучим половицам крыльца. Хозяин был в прекрасной физической форме, картинно спрыгнул с третьей ступеньки лестницы через перила. От него на морозе шёл пар, значит в доме тепло и сыро. Подошёл к санкам, закинул за спину карабин, за пояс топор, который подобрал около санок. Верёвку от санок перекинул через шею, а концы пропустил под мышки, как в детстве впрягались в санки.  Лыжи стояли у стены дома около санок. Легко взял с места. Не прислушиваясь и не оглядываясь, тулуп направился вдоль речки, вниз по течению. С реки, из-под берега, заметало снегом. Он на это даже не обратил внимания, подставляя лицо под снежный ветер, переваливая с ноги на ногу, как на беговых лыжах. В стремительном движении было много решительности перед дорогой, но мало рачительности и опыта. Так бегают в магазин за очередной бутылкой шестёрки, а не совершают дальних переходов зимой по тайге серьёзные люди.
- Куда это он направился, долго ему придётся тащиться, пока он не выйдет к людям, - подумал охотник, не поднимаясь из сугроба, - или он точно знает, что идёт к заброшенной пристани, что в девятидневном переходе. Она функционирует только во время навигации на большой реке, в которую впадает эта речка, вдоль которой двинулся мужик в тулупе. Стало понятно, что он не местный, не старатель, которых много в этих краях летом, и новичок в этих краях, вряд ли получится у него выжить до начала навигации, хотя на пристани есть печка – буржуйка и  просторная будка, но не для зимы.
Осторожничая, и не обнаруживая себя, охотник  лежал в сугробе и мучительно вспоминал, что есть у него в памяти об этом хуторе, за последнее время. Вдруг в доме был проходимец не один. Последний раз он был тут в начале сезона, ещё по первому снегу.
- Ишь, какой резвый, как будто стоялый жеребец – игрун, кто такой, откуда, и нет ли сообщников, где хозяева? - вопросы проносились в голове.
Мужик в тулупе скоро скрылся из вида. Можно продолжить разведку. Без шума можно забраться в сени, только через ограду, через открытое окно хлева, однако, придётся раздеться, чтобы пролезть в окно. Другого варианта не было. Входная дверь примёрзла и без треска не откроется.
Можно устроить ловушку на крыльце и затопить баню, чтоб привлечь внимание. А вдруг в доме не один человек.
Охотник направился к окну ограды. Разделся и связал одежду, рюкзак и ружьё. Свободный конец верёвки перекинул в окно, и следом полез сам, не торопясь и прислушиваясь. Забрался вовнутрь и какое-то время привыкал к темноте. Потом проверил входную дверь, втянул за верёвку свои пожитки и оделся. Пока одевался, привык к темноте и рассмотрел хлев.
- О, ужас, - на перекладине висела освежёванная и замёрзшая большая собака, - это Шмель Михеича, - догадался охотник. Подвешена была так же половина туши лося без головы, под которой лежали две собачьи шкуры, две головы от них. В углу лежал замёрзший труп самого Михеича без полушубка, шапки и валенок. Лицо было синее даже при слабом освещении, борода и остаток волос – в инее.
 — Вот это дела, что здесь происходит? - пронеслось в голове у охотника, - Вот откуда напряг, не подводит чутьё, надо зарядить ружьё картечью и снять с предохранителя, так вернее.
Дверь открылась без скрипа, В ограде было светлее. Вторая дверь в другой хлев была на замке. Охотник постоял около неё, прислушиваясь,
- Кажется, живых там нет, среагировали бы.
Стараясь не скрипнуть досками на земляном полу, ступеньками крыльца в сенях, охотник остановился около входной двери в избу. Здесь было теплее, чем на улице, входная дверь без обрамления инеем.
В сенях пахло разнотравьем, все стены увешаны пучками трав. Внучка была ведьма, от слова ведунья, то есть умная и знакома с лечением травами, отварами. В глубокую старину могла попасть на костёр. Бабка её была в состоянии заговаривать боль, останавливать кровь и, как зверь, обладала чутьём. Что-то передалось и внучке.
- Дверь должна открыться разом, если дёрнуть рывком. Тихонько, постепенно, открыть не выйдет, - не лето, - подумал охотник и приготовился, прислушиваясь. Внутри голосов и возни не было. Тихо.
Резко открытая входная дверь не вызвала переполоха внутри избы. В нос ударил кислый запах сырой нагретой шкуры, одежды, не чистого белья, отхожего ведра и сырого мяса.  Натоплено жарко. Душно. Вправо за печкой и на лестнице к полатям никого, налево в комнатёнке или прихожей, - тоже пусто. Не рискуя появиться в главной комнате, отгороженной заборкой на высоту полатей, через дверной проём, охотник тихо по ступенькам поднялся на полати, откуда было можно осмотреть избу, не выдавая себя.
В красном углу под образами, на железной кровати, лежал бородатый мужик в исподнем и бинтах, смастерённых из простыней, стонал. Был он мельче своего сподвижника и постарше. Этот вполне мог сойти за старателя, они все какие-то потрёпанные жизнью и фанатичного вида. У охотника родилось предположение, что он ждал беглого зека, которому помог убраться подальше от колонии, которыми так славятся удалённые места и не знал, что напарник сбежал. Может быть, на этот дом они вышли не случайно. Больной внимательно смотрел на занавески дверного проёма, направляя свободной рукой ружьё. На длинной цепи от кровати на лавке напротив печки сидела девушка, внучка Михеича. На шее у неё был обруч из проволоки с железным кольцом от собачьего ошейника. С трудом можно было узнать её, или скорее предположить, что это она, только не охотнику, он давно не видел её. Вид у неё был ужасен. Полу изорванная одежда, свалявшиеся лохматые волосы, разбитая, распухшая губа и старый синяк под глазом, - весь вид девушки взывал о помощи. Она тоже внимательно смотрела на занавески двери и полатей, словно угадывая положение охотника.
Становилось окончательно понятно, кто свой, а кто чужой, и кого нужно спасать.  Выстрел охотника в замкнутом помещении, был равен выстрелу пушки на улице. Охотник и девушка были оглушены. Весь заряд картечи пришёлся в голову. Больной не дёрнулся, ружьё выпало из его руки на пол. Дымом заволокло всю избу. Добавилась вонь от пороха. Девушка вскочила, готовая ко всему и закричала звериным криком. Не понимая, почему она закричала, охотник притих и пытался угадать движения в невидимой ему зоне перед печью. Немного успокоившись, девушка сказала, что в избе она осталась одна. После чего с трудом охотник снял с неё цепь после тщательных поисков плоскогубцев.
- Спасибо, тебе Максим, - выдохнула облегчённо пленница.
- Ну что ты, Катя, - ответил охотник, - я видел твоего убитого деда. Это они его и тебя обласкали вниманием?
- Да. Подкрались незаметно по рыхлому снегу, когда мы занимались тушей лося, убитого мною. Свою скотину съели уже, когда дед болел, а одну он меня в лес не пускал, только петли на зайцев вокруг дома, да верши на реке.  Собаки их обнаружили поздно, далеко гонялись вокруг. Карабина моего они не нашли, он остался за деревом чуть в стороне. Мы даже не успели снять до конца шкуру. Она лежит вон в тазу. Шмеля застрелил молодой из карабина, заодно ранив товарища, пулей на вылет. Пулю у него из бока доставала я.  Шмель успел порвать поджилки у старого бандита на одной ноге, и вырвал кусок мяса из другой. Добрался бы и до горла, если б не погиб. Жука, вторая собака, бросилась на длинного бандита, повалила его, но он заколол её заточкой в грудь. Заточкой же убил и деда уже дома, когда дед пытался отбить меня у него, когда зек начал заваливать меня на лавке. Не получилось у него со мной, удалось отбиться.  Потом посадили меня на цепь, чтоб я кормила их и помогала лежачему бандиту. Он бывший старатель, работал в этих местах, и помог бежать из колонии зеку. По словам у обоих припрятано много добра на жизнь, только осталось добраться до своих сбережений. Старатель где-то припрятал заначку у пристани, а зек – в Новосибирске, если не врут. Клялись друг другу на крови, и объясняли места закладок, не стеснялись меня, видимо, собираясь убить, после того как поднимется на ноги старатель. Тот, что моложе, понимал, что старатель в лучшем случае сможет только ковылять и то через год. Шансов у него мало выбраться отсюда живым. Вот мОлодец и ушёл один обманом. На цепи я даже за водой не смогла бы сходить, не печь истопить. Старатель не отпустил бы меня с цепи, боясь, что сбегу, а сам - не смог бы вылезти из кровати. Зек надеялся, что он убьёт меня, а сам погибнет. А если я освобожусь, то убью старателя, а зека не найду. Вот так, в общем. Больше недели, как убили деда.
Вместе убрались в доме быстро. Открыли входную дверь и затопили печку, окурили вереском, лучший способ избавиться от запахов, что провоняли избу. Наносили сучьев, разгребли снег, чтоб отогреть землю для могил. Затопили баню. Выяснилось, что дверь в предбанник оторвал дед, чтобы подпереть дверь в баню, когда там оставался один зек. Парень был не промах, вынул заглушку, чтоб не угореть, домылся, а потом ударом ноги вышиб подпорку. За хитрый замысел дедушка не пострадал, хотя получил выговор и обещание поквитаться.
О еде даже не думали. Только глубокой ночью достали из подполья самодельную тушёнку и копчёное мясо, соленья, варенье, разогрели в протопленной печи замороженный хлеб. После бани помянули деда, поели, потом пили чай с вареньем, говорить не хотелось. С хорошим человеком и помолчать есть о чём.
Максим спал на лавке в избе, а Катя – на полатях. Проснулись рано, затемно ещё.
Поспать получилось не более трёх часов. Не сговариваясь, стали собираться в дорогу. Катя нашла вторые санки для дальних переходов, которые были припрятаны под замок в ограде. Сборы были не долги, дело привычное для обоих, а куда идут так и не сказали друг другу, хотя, было понятно, что вместе. За завтраком и объяснились, что не стоит отпускать зека. Вот за ним-то и отправятся.
Метель за ночь улеглась, вызвездило, мороз стал крепче. Утром, чуть занялся рассвет, тронулись в путь по следам зека. Там, где не было переносов, следы были четкие. Пока заходили за Катиным винчестером, в двух километрах от дома заметили следы волков, значит, зек ушёл с «сопровождением». Наверное, прихватил свежего мяса придурок, теперь волки его измотают, если не догадается скинуть мясо освежёванной собаки. Оставалось идти вторым эшелоном сопровождения и ждать развязки событий. Никому не удавалось перехитрить судьбу.  Можно было даже отстать, так как след был хороший, да и волкам стоило дать шанс.
Останавливались на ночлег, оборудуя свои ночлежки. Выбирали распадки с глубоким снегом. Ямы в снегу рыли глубокие в форме воронок. Колья для крепления навеса из хвойных лап глубоко втыкали в снег под углом с наветренной стороны. Так же еловыми лапами выстилали край ямы под навесом. На дне ямы разжигали костёр. Дрова заготавливали из сухого стояка лиственных деревьев, выбирая по возможности не тонкие стволы. Такой костёр искрами не стрелялся и горел почти без дыма, не выдавая ночлег на большом расстоянии. Спали рядом, прижимаясь, друг к другу, так теплее. Были случаи, когда позёмкой почти целиком заносило яму снегом, образовывался козырёк из снега.
Дважды, заходя на край распадка, с высоты видели бескрайнее покрывало сурового и заснеженного леса. Ледяное и белое безмолвие завораживало своей первозданной красотой. Зек шёл впереди на расстоянии 30-40 километров. Следы волков становились всё ближе к следам путника, а через три ночёвки волки шли уже по следам зека. Дневные переходы одинокого путника сильно сократились. Четвёртая ночь может быть для него последняя.
Однако, он продержался ещё две ночи, отстреливаясь по ночам. Волки не давали ему спать, а мясо он не догадался выкинуть. Куски мяса готовил на углях, вызывая голодные спазмы у волков. Трагедия разыгралась в дневном переходе до пристани. Сон сморил путника, и опытный вожак волчьей стаи одним рывком порвал шею зека. Кровь была разлита со всех сторон костра, жертва металась с головёшкой в одной руке, а второй, очевидно, стараясь зажать рану. Силы покинули это молодое и здоровое тело. Далее волки завершили трагедию.
Охотники, идущие по следу, даже не стали останавливаться, обойдя стороной последнюю ночлежку зека. Карабин топор, санки можно подобрать потом, лишним в хозяйстве не будет.  Могло быть всё иначе, сумей он повести себя правильно, по совести, по-божески. Волки тоже живут по своим правилам, не переступают черту. Иначе просто не выжить.
Скоро вышли на возвышенность, с которой открывался вид на красивейшую реку. Под противоположным берегом виднелась пристань с домиком.
Не останавливаясь, путники продолжили путь к пристани, где можно расслабиться, поесть горячего, выспаться на нарах и в помещении. Если у печки дежурить по очереди, то можно даже снять верхнюю одежду. Через два дня, когда отдохнули, выспались, просушились, порыбачили даже, благо снасти были в сарае на пристани. Рыбы было в изобилии, даже наморозили на обратную дорогу.  Свои запасы тоже оставались, можно было собираться обратно. Не обманул старатель, золото нашлось. Забрали, - пригодится. Стало понятно, зачем старателю понадобился зек, - без него в городе золото сбыть очень рискованно, нужны связи. Обратно вернулись домой к Максиму, который давно и тайно любил молодую ведьму с дальнего хутора. Терпел приставания разведёнок и молодух с его поселения, насмешки товарищей по промыслу, которые догадывались о его печали. Догадывалась и она, иначе не была бы ведьмой, ждала. Не мог Максим одного оставить Михеича на хуторе, и боялся отказа гордячки. Однако всё сбылось. Бывает же так.  И кто помог? Проходимец!
 Пересеклась его дорога с такими же, как он волками. Не готов он оказался к схватке с судьбой. Гордыня подвела.

     фото в свободном доступе интернета