Главы 124-133 романа Золотая Река

124
Странный тип из Казахстана.

 За Маленькой Ниной, как за Большой Кометой, сформировался устойчивый хвост осколков и сгоревших газов от отвергнутых поклонников. Но она была погружена в себя, в свои интересы, в сферу которых мужчины совершенно не входили. Музыка, литература, культ собственной воли и стремление превосходить окружающих не оставили места другим интересам. Иногда Маруся даже ругалась на нее за то, что она отшивала хороших кавалеров.
 Нину каждый год приглашали в институт, чтобы она участвовала в приемной комиссии. Это всегда было очень почетно. Дополнительная сверхнагрузка параллельно со школьными экзаменами в ШРМ бросала маленькой девушке непосильный вызов, который она с восторгом принимала, испытывая себя на прочность.
 Как-то вечером Нина пришла из института, возмущенная и немного ошарашенная.
 - Ну что за тип! Пристал, прямо зубами вцепился! Непонятный какой-то, по-русски говорит странно, но вроде по виду русский. Как узнал, что я еще и филолог, так напросился заниматься русским языком. Прорвался к Наталье Александровне и настоял, чтобы именно я с ним занималась! И все его слушаются, хотя он всего лишь абитуриентишка! Он ко всем с напором, я такого в жизни не встречала. Из Казахстана приехал учиться, взрослый уже. Ровесник мой.
 Странный тип обломил весь хвост Большой Кометы, не оставив ни одного болида в орбите. Маруся потребовала, чтобы типа привели домой.

125
Бойня в итальнской усадьбе.

 - И здесь перекрыто… Это не префектура, а срань собачья! - Водитель такси ругался, выкручивая в очередной объезд.
 Два направления были перекрыты ремонтными работами, которых с утра еще не было. Одностороннее движение превращалось в сущую пытку в таких случаях. Рур плюнул и попросил шофера:
 - Тормози. Мне тут пешком дойти проще. Крутиться будем по кварталу дольше.
 Подходя к дому Энцио, он издалека увидел, как из ограды вышел и сел в свою машину Салли, банковский работник, который вел дела Дзелеппи. Салли тоже был итальянец. Энцио вывел его в люди и доверял ему свои финансы. «Вот и хорошо, что я раньше не приехал», - подумал Рур. Он не хотел вообще больше ни с кем встречаться. Машина Салли уехала, и Раздаев позвонил в сигнал, установленный на ограде дома. Смотровое окошечко откинулось, и охранник Дзелеппи узнал Джорджа.
 - Привет, волчара. Мне Вероника позвонила. Сказала, чтобы я заглянул.
 - Заходи, бродяга. Предупредили. Раньше ждали, все уже разошлись.
 - Да я минут на десять. Самому на вокзал надо.
 Энцио и Вероника были одни, недавно разошлись несколько человек, приехавших попрощаться с Энцио. Он уезжал на Родину, в Италию. Оба очень обрадовались Джорджу.
 - Молодец, что зашел! Я завтра уезжаю. Все решилось.
 - Так ты с концами, навсегда?
 - Да. Хороший бизнес, мои люди купили половину ривьеры в Неттуно, будем застраивать береговую линию под курортную зону. Виллы, гостиницы. Земля обошлась недорого, можно хорошо вложить деньги на родной земле. Да и доживать решил на Родине. Вероника остается, дела остаются, можешь продолжать работать с нами, если захочешь. Сюда переедет мой старший племянник из Бронкса. Ты всегда будешь желанным гостем и здесь, и в Италии. Вот мой адрес. - Дзелеппи протянул карточку с итальянским адресом.
 - Ты решился на серьезное дело, Энцио… Как там у Томаса Вульфа называется роман, «Домой возврата нет»? Тебя сочтут американцем! Ты же давно американец, хоть их и не любишь. Там на джипе, главное, не езди… - Рур в своей обычной манере переводил разговор в шутливую плоскость, чтобы не придавать мрачных тонов расставанию.
 Вероника поставила на радиолу пластинку с песнями Эммы Фитцжеральд, сделав звук погромче. Стало хорошо и празднично.
 Они расположились в гостиной, где была еще расставлена дополнительная мебедь для гостей, и туда же прикатили большой бар на колесиках из тяжелого красного дерева, старинный и резной. Дзелеппи заглянул в бар и ничего там не нашел, все выпили. В баре остались только ликеры.
 - Рур, ты же знаешь, где у меня погреб. Лезь туда. Возьми себе чего хочешь, и мне вытащи еще бутылку розового муската.
 - Только я ненадолго, Энцио. У меня поезд в Канаду. Выгнали из института. Поеду, наймусь на «китобой».
 - Вот это новости. Давай неси бутылку, расскажешь, что к чему... Я хочу сделать тебе маленький подарок. Вот, посмотри.
 И Дзелеппи протянул Руру деревянную коробку. В коробке лежала 9-миллиметровая «Беретта», новая, сверкающая, тяжелая и удобно лежащая в руке.
 - Энцио! Ну ты даешь, спасибо огромное. Надо его оформить, ты мне расписку напиши для полиции. Царский подарок, какая прелесть!
 - Ха, посмотри, тут в обойме патроны с серебряными пулями, как я и обещал тебе. Спецзаказ, от моих сицилийцев. Ты очень правильный, понимающий Бога парень, поэтому всегда вокруг тебя будет много бесов и вурдалаков. Будешь отстреливаться! Они молитву не всегда понимают…
 - «Laudatus sis Mi Domine!» - Второй раз за этот день по латыни шутливо произнес Рур, перекрестив на католический манер подарок четырехпалым крестным знамением.
 Оба рассмеялись. И тут раздался звонок из ограды. Макаронина выглянула за дверь и спросила у охранника, кого еще принесло, никого не ждем. Тот крикнул со двора, что приехал чиновник из префектуры с букетом цветов и памятным подарком от мэрии, на память уважаемому Энцио Дзелеппи от города Нью- Йорк.
 - Вот видишь, Энцио! Тебя уважают. Недалек тот день, когда кто-то из твоих родственников станет мэром Нью-Йорка! Тогда вина побольше возьму?
 - Да, возьми еще «Кьянти». - И Дзелеппи велел охраннику впустить чиновника. - Давай лезь в погреб быстрей. - Сказал он Джорджу. – Мэр - итальянец? Ха-ха-ха!
 Джордж, не выпуская пистолета из рук, пошел к лазу в погреб в конце темного коридора. Потом сообразил, что он как дурак шастает по дому с пистолетом, и может напугать неизвестного человека. Снул пистолет за пояс, за спину, одернул свитер и полез в люк, взяв корзину для бутылок.
 Охранник открыл дверь ограды и впустил гостя из префектуры, который остановил машину прямо у ворот. Среднего роста, дорого одетый приятный человек двумя руками в тонких кожаных перчатках держал большущий букет алых роз. Он вошел внутрь двора, перехватил букет горизонтально, из букета раздался хлопок, и охранник ничком упал на клумбу розалий. В открытую дверь проскользнул из машины второй человек, и оба быстро подошли к дому. Уже на крыльце тот, который был с букетом, вытянул из густой связки цветов пистолет с глушителем и, держа в левой руке перед собой букет, а правую опустив вниз, вошел в дом. Энцио как раз вышел в переднюю, к двери, чтобы встретить гостя. Открылась дверь. Вошедший, все загораживая огромным букетом в вытянутой вперед руке, шагнул за порог и выстрелил по разу в каждую ногу Дзелеппи. Итальянец с криком упал, не понимая, что происходит, и тут разглядел второго, за спиной первого.
 - Салли, черт возьми, что это ты, предатель, ублюдок, как ты мог?! - Закричал Энцио. Он все понял, когда увидел своего банкира.
 Выскочившая на крик Вероника взвизгнула и осеклась, увидев направленный на нее ствол с глушителем.
 - Всем тихо. Слушай и делай. - Внятно и коротко сказал стрелявший.
 Внизу, в большом погребе, Рур выискивал вино получше и кусок любимого сыра. Под землей было почти не слышно звуков пластинки. Ему очень нравился погреб Дзелеппи, всегда полный хорошего итальянского вина, копченостей, маринованного чеснока, лука и сыра, который делали по старой рецептуре. Тусклое освещение не давало сразу сориентироваться, поэтому он не торопился.
 - Мне нужен твой чемоданчик. - Без всяких эмоций сказал человек с букетом Энцио. Он так и не выпустил цветы из левой руки.
 Дзелеппи с трудом сел в луже собственной крови. Вероника, зажав рот обеими руками, тихонько скулила.
 - Помогите мне, я истекаю. - Пробормотал раненый итальянец.
 «Чиновник» молча навел пистолет на девушку.
 - Быстро. – Тихо произнес он.
 - В третьей секции книжного шкафа, нижний сектор. Вот ключ. - Итальянец протянул ключик от шкафа окровавленной рукой.
 - Ему. - «Чиновник» кивнул на Салли.
 - Ты сдохнешь, Иуда… - Энцио бросил ключ перед ногами банкира. Тот подобрал его, вошел в гостиную, открыл шкаф и вытащил из нишы черный кожаный чемоданчик-«дипломат» - новенький, очень модный аксессуар.
 - Проверь. - Поступил приказ державшему чемоданчик Салли.
 Тот положил чемоданчик на секретер и открыл его.
 - Да, все на месте. Все то, что мы подготовили сегодня утром. - Салли попытался улыбнуться.
 Рур уже выключил свет и поднимался по лестнице из погреба наверх, держа в правой руке тяжелую корзину с добычей. У него аж слюни текли. От общения с погребом разыгрался волчий аппетит.
 Когда его голова показалась над люком, он прямо перед собой через раскрытые двери увидел ярко освещенные холл и прихожую.
 Эмма на радиоле пела свой «Караван». Все остальное было сюрреализмом. Рур разглядел Бартона, Салли с черным чемоданчиком, Веронику и сидящего на полу Энцио. Салли смотрел на Бартона и улыбался, кивая. Бартон переложил пистолет с глушителем в левую руку, правой протянул большой букет алых роз девушке, потом вытащил из-за спины второй пистолет, без глушителя, и два раза выстрелил в Салли. Банкир полетел спиной на секретер, всплеснув руками, и скатился на пол. Звук выстрелов и крик Вероники частично заглушила громкая музыка. Розы рассыпались на полу. В следующую секунду Бартон выстрелил из пистолета с глушителем по очереди в Энцио и Веронику. Энцио обмяк, ткнувшись лицом в стену, девушка упала в розы, задрав ноги от удара пули.
 Джордж выпустил из рук корзину со снедью, раздался шум от разбитых бутылок.
 Бартон резко повернулся на звук в темноте коридора, из которого в него засверкали выстрелы. Иезуит уже отпрыгивал в сторону, стреляя по коридору на вспышки, но тот, кто притаился в темноте, успел попасть ему в ногу. Дробящий бедреную кость удар опрокинул Бартона, еще одна пуля ударила над головой в стену, и Бартон заполз за выставленный у стены зала гостевой диванчик.
 Рур выскочил из погреба, открыв огонь, и увидел, как его работодатель по теологии упал и ускользнул за диван. Теперь Раздаев стоял, прижавшись к косяку и не сводил глаз с укрытия иезуита. Он сделал четыре или пять выстрелов, теперь в «Беретте» не больше трех-четырех патронов.
 - Бартон! Так ты просто гангстер! Сам бандюжка, оказывается!
 - Юра, это ты? Не может быть, ты здесь откуда? Прекрати стрельбу! Я агент ЦРУ, провожу операцию по нейтрализации главаря банды наркоторговцев, ты ранил меня, идиот! Почему ты не назвался, я же тебе говорил, что я служу в ЦРУ!
 - Ты меня за дурака принимаешь?
 - Выходи и помоги мне, я кровью исхожу, брось пистолет!
 - Конечно, пули-то серебряные, ты уже дымишься там, да? Покажи свои рога!
 - Не будь кретином! Ты ведь все понял, с нами лучше не шутить. У тебя еще есть шанс встать на нашу сторону. Помоги мне, и не будем стрелять друг в друга. А эти итальяшки получили свое.
 - На вашу? Какую, черт бы тебя побрал! Что ты вообще устроил с моей жизнью, зачем? Ведь это все ты, я понимаю!
 Пластинка на радиоле доиграла, игла скребла по пустому полю.
 - Да помоги, ты мне бедро разнес, я сейчас отключусь. Я хотел дать понять, что в этом мире правим мы. Мы, кто решил идти своим путем, не склоняя головы перед этим банкротом, который не в состоянии нести им самим взятый на себя груз, перед этим просчитавшимся Богом. Ты все давно понял, Юра! Ты должен пойти с нами! Во что Он превратил твою жизнь, ведь на все воля Его! - Бартон рычал и визжал из-за дивана. Его голос неестественно изменился, в нем слышалось что-то звериное, нечеловеческое. Серебряная пуля в ноге причиняла страшную боль, и он не мог остановить кровь.
 Джордж кинулся из проема к бару на колесиках, и в ту же секунду Бартон приподнялся над диваном, услышав движение. Его выстрелы попали в самый край бара, расщепив столешницу, но Рур уже успел спрятаться за толстыми стенками. Еще два выстрела ударили в стенки бара, но не пробили массивные доски. Открыв дверки и ухватившись за полку руками, не выпуская пистолет Рур на полусогнутых ногах покатил вперед бар, прикрываясь им как щитом.
 - Бог пронес меня на руках через эту жизнь. Не тебе, гадина, ее ломать!
 Импровизированный танк ударился с разгона в диван, за которым был раненый Бартон. Рур придавил его мебелью к стене и услышал, как тот закричал от боли. На четвереньках выбежав из-за бара, Джордж прямо перед собой увидел выбирающегося из тисков стены и дивана иезуита и выстрелил в него не раздумывая, почти в упор.
 Звенело в ушах от выстрелов и боя сердца. Пот лил со лба на глаза.
 Рур бросился к Веронике, схватил ее и приподнял. Девушка была мертва, пуля попала точно в сердце. Раздаев осмотрел старика - Дзеллеппи получил пулю в основание шеи, его голова болталась на перебитом позвоночнике. Он тоже был мертв. Салли, похожий на кучу тряпок, бесформенным пятном валялся у секретера. На него можно было не смотреть, все и так ясно. Бартон стрелял очень верно. Теперь он лежал, наполовину выползший из-за дивана, лицом вниз, и под ним уже натекла большая темная лужа.
 Юра сел на диванчик и схватился за голову. Стремительная дьявольщина событий последних минут не увязывалась с рассудком. От возможного помешательства его спас скрип радиолы, на диске которой еще вращалась пластинка Эммы Фитцжеральд. Как за спасительную соломинку Рур ухватился за проигрыватель, отключил его и снял с диска пластинку. Потом посмотрел на все со стороны и обратил внимание на черный чемоданчик, так и оставшийся на секретере. Молодой человек подошел и открыл его. «Дипломат» был почти полон банковских пачек новых тысячедолларовых купюр. Характерный запах банкнот ударил в нос. Даже в кино Раздаев не видел столько денег.
 Вернулась способность думать и делать выводы. Стараясь не наступать в лужи крови, Джордж вышел во двор и увидел охранника Дзелеппи, замершего на цветочной клумбе у ворот. Больше вокруг никого не было. Надо было срочно побороть все эмоции, ошибаться ни в чем нельзя.
 Картина прояснилась. Бартон, скрытый сатанист, вел сложную игру. За ним целая секта или группа влиятельных адептов Люцифера. «Они вцепились в меня», - подумал Раздаев. Бартон хотел убить двух зайцев за раз. Решил убрать влияние итальянца и ограбить его, прознав через предателя Салли, что Дзелеппи снял наличные для вклада в стройку на Родине. «Но Бартон опять чуть-чуть допустил халатность. И опять со мной», - продолжал анализировать Рур. - «А в целом все верно. Он перестрелял итальянцев из двух пистолетов, чтобы дело выглядело так, будто Салли пришел в дом Дзелеппи, чтобы ограбить его, когда гости разошлись. Всех убил, но сам погиб в перестрелке с Энцио. Но все пошло не так. Теперь, когда полиция найдет здесь сотрудника ЦРУ, убитого серебряными пулями из третьего, неизвестного пистолета, начнется такое, что страшно представить. Поставят на уши весь итальянский анклав и тех, кто с ним связан. Надо спутать все следы, отвести от родных возможные угрозы, исчезнуть на долгое время, пока не уляжется первый шум. Канада уже не пойдет, домой идти нельзя. Надо кануть в неизвестном направлении. Дальнейшее решение придет само. Нельзя, ни в коем случае сейчас нельзя думать о гибели людей, так хорошо к тебе относившихся. Все эмоции в сторону, иначе пропадешь.»
 Все это пронеслось в голове за несколько секунд. Рефлексы, усвоенные в детстве, снова работали.
 Рур нашел в прихожей перчатки и надел их. Затем протер тряпкой для обуви все, за что он брался сегодня. Дверные ручки, подлокотники, радиолу, пластинку, перила погреба, бар. Подобрал и протер сыр и ветчину, которую взял в погребе. Протер две расколовшиеся бутылки. Потом взял черный чемоданчик, свой саквояж и, осторожно ступая, вышел в прихожую. Тут он увидел себя в зеркале и вздрогнул. Его кардиган был весь в крови Энцио и Вероники, он испачкался, когда осматривал и поднимал их. Тогда он вернулся и, превозмогая волну чувств, еще раз осмотрел тела, выискивая, не остались ли где-нибудь отпечатки его рук и пальцев в крови. Затер все подозрительное. Снял кардиган, вывернул подкладкой наружу, и положил его в чемоданчик, поверх купюр. Пачки с деньгами даже не осмотрел и не пересчитал. Туда же положил подаренную «Беретту». Места хватило.
 С чемоданчиком и саквояжем он вышел из дома. Машина Бартона так и стояла у ворот.
 Идти в одной рубашке по улице было холодно, но молодой человек шел ровным, спокойным шагом. Скоро он смешался с людьми, заполнившими улицы после работы, и потерялся в толпе.
 У церкви Святой Троицы Джордж немного подождал, когда разойдутся с вечерней службы немногочисленные прихожане буднего дня. Он не хотел ни с кем встречаться. Потом перекрестился и зашел внутрь.
 Отец Александр был в своем приделе, он разоблачался после службы, снимая тяжелое убранство.
 - Давно ты не был на исповеди… да и на службе, Юра… - Приветливо сказал священник. - Суета заедает?
 За последние года три Джордж действительно стал плохим прихожанином. А в детстве он не пропускал ни одного поста, всегда ходил на службы и с удовольствием пел, причем хорошо, в церковном хоре. Теперь же в церкви он появлялся нечасто, в лучшем случае по воскресеньям и ненадолго. Таких тут беззлобнно называли не прихожане, а «захожане».
 - Туго мне. Нам туго, отец Александр…
 - Господь укрепляет, не унывай.
 - Я оставлю здесь свои грехи, дядя Саша? Пусть побудут тут, я приду, когда смогу… Это только меня касается. Вы понимаете?
 - Все настолько?..
 - Даже еще дальше…
 - Хочешь исповедаться?
 - Хочу. Очень. Но сейчас не смогу. Но я вернусь, обязательно.
 - Положи в нижний ящик в этом комоде. Пусть то, что ты оставишь, будет залогом твоей исповеди, когда ты вернешься. Постарайся исповедаться, когда будешь готов. Тогда всем твоим родным и мне будет легче молиться за тебя перед лицом Господа. Ты… возвращайся.
 Отец Александр благословил и перекрестил друга своего сына.
 Рур положил черный чемоданчик в комод и, закусив губу, вышел от священника. Со своим саквояжем он дошел до армейского вербовочного пункта. Там Джордж Раздаев записался добровольцем в рейнджеры, во Вьетнам, с немедленной отправкой в центр первоначального обучения.

126
Предсказание.

 Река не спит, она следит за тобой с берегов глазами своих обитателей. Звуки, которые днем забавляли тебя, во мраке становятся тревожными. Если бы не яркая, почти полная луна, на реке было бы жутко. Но в голове крутятся совершенно неполиткорректные шутки и анекдоты по поводу того, что на картине «Черный квадрат» Казимир Малевич нарисовал ворующих ночью рубероид негров. Поэтому все так долго стоят возле нее, чтобы получше разглядеть сюжет.
 Баба Надя умерла в год, когда президентом США впервые в истории стал афроамериканец, мусульманин Хуссейн Обама. Инаугурация президента выпала через день после похорон. Бабушку так и похоронили в Казахстане, где она осталась после возвращения, вместе с младшей дочерью Наташей. До этого вы с папой успели несколько лет назад сделать ей операцию от слепоты, купить хорошую квартиру в городе и перевезти туда из деревни под Астаной. Теперь она лежит рядом с матерью, мужем и младшим сыном. Ее похоронил старший, как она и пообещала в середине прошлого века американскому сержанту среди дымящихся развалин. Она все хорошо знала.
 Вы с папой вернулись в город, где ты работал, недалеко от казахской границы. Папа собирался дальше, домой в Москву. Инаугурацию Обамы смотрели по телевизору. Папа всерьез говорил, что вот сейчас Барака Хуссейна грохнут куклусклановцы, прямо под телекамеры. Но все шло благополучно, расисты себя не проявляли. Дошло до салюта из пушек. Папа стукнул себя по колену:
 - Ну точно, вот сейчас они по нему осколочным шарахнут. Вся батарея. Как же я сразу не догадался. «WASP» - это твердый принцип, они там повсюду.
 Батарея шарахнула несколько залпов холостыми. Обама принес присягу. Мы еще раз помянули бабушку и легли спать. Папа недолюбливал афроамериканцев, хотя события в его жизни с участием негров всегда были по значению, как говорится, пятьдесят на пятьдесят.
                ххх
 Молодая, с густыми волосами, крашеными в черный цвет и уложенными в эффектное каре, баба Надя вышла из сверкающего синего «Форда» и очень быстро подошла к тебе. Быстро оглядев тебя и всю твою жизнь, поглядев вперед, она, усмехнувшись и озадаченно крякнув, сказала:
 - Ну, вроде все в порядке. Давай, пока, мне пора.
 Все ее действия, шаги, как она двигалась и говорила, были словно сняты на ускоренную киноленту. Наверное, она очень спешила с кем-то увидеться. Ей было к кому спешить. Там собралось уже слишком много ее родных и близких, чтобы задерживаться здесь еще дольше, чем ей было отведено. Даже в твоем сне.

127
В сайгонском баре.

В Сайгоне капрала Раздаева, прошедшего двухмесячный курс в Форте Беннинг, зачислили в аэромобильное подразделение, «кавалерию», под командованием уже совсем взрослого, опытного вертолетчика. В день перед отправкой в зону непосредственного конфликта вся группа из десяти человек, включая экипаж «Хьюи», гуляла в военном баре вместе с другими рейнджерами и «беретами», отправляемыми назавтра воевать с вьетконговцами. Март шестьдесят пятого года разверз над Вьетнамом ад полномасштабного участия США в войне. Ежедневно сотни и сотни американцев отправлялись в азиатские джунгли. Вертолеты, «Фантомы», бомбы и ракеты, все, что было передового в американских технологиях, все свалилось на эту маленькую страну.
 Всем был дан приказ не хулиганить и не драться накануне отправки, офицеры и сержанты были вместе с рядовыми и капралами. Они пили не меньше, но внимательно следили за условным порядком. В баре стояло пианино, и на нем все время играл подвыпивший сержант, судя по нашивкам тот еще фрукт. Он играл хорошо и умело, специально дурачась, чтобы развеселить приятелей.
 Другой сержант раздобыл лист бумаги и, отвлекая дружескими похлопываниями, приклеил его музыканту на спину. Когда все разглядели, что на листке, бар чуть не рассыпался от хохота крепких, проспиртованных глоток. Классическое правило салунов Дикого Запада было написано очень к месту, в тему: «Не стреляйте в пианиста, он старается, как может». Сержант-пианист сообразил, что дело нечисто, потрогал спину, стащил листок и поставил его на пюпитр.
 - Ну, говнюки, только повернитесь ко мне своими жопами. Это обойдется всем присутствующим еще в два чистых «Бурбона»! Живо!
 Ему тут же принесли два стакана и стали просить:
 - Эдди, давай исполни свою лучшую, «Куплеты легионера», Эдди! Это символ удачи, мы знаем! Все, кто с тобой ходил в джунгли и пел эту песенку, все вернулись!
 - Салаги, сейчас все гораздо хуже! «Куплеты» исполню, но там все равно старайтесь держать ноги сухими…
 Джордж спросил сидящего рядом «берета»:
 - Этот сержант, он уже ведь успел навоеваться?
 «Берет» недовольно посмотрел на капрала и нехотя ответил:
 - Да уж не выпускник… Это известный парень. У него полгода без потерь, так, раненые только. Таких два на весь местный спецназ. Он и Фрэнки, вертолетчик.
 - Тогда мне повезло, я в группе этого самого Фрэнки. Только вот незнакомы, его здесь нет.
 - Успеешь еще. Фрэнки летает больше двадцати лет, он бомбил Германию. Он лучший, был легендой. Говорят, он разбомбил в апреле сорок пятого специальные танки Гитлера, на которых Адольф собирался бежать из Берлина. Потом Фрэнки и в Корее воевал. Уже здесь, года три назад, попался на мародерстве, его разжаловали, чуть не впаяли срок. Темная история, кого-то он не того пострелял… А теперь Фрэнки здесь, на «Ирокезе». Это его желание, не хочет бросать службу.
 Рур замолчал, смутные воспоминания скользнули в памяти и пропали в дыму крепких сигарет и парах виски. Сержант за пианино наяривал пиратские куплеты французского «Иностранного легиона». Слова песенки были еще из девятнадцатого века, но стали популярными, когда их перевели на английский и положили на современую аранжировку. Получился неплохой рок-н-ролл. Несколько солдат и сержантов, не переставая тискать своих вьетнамских подружек, подпевали в такт:
 Север, Запад, Юг, Восток.
 Мы упали на песок.
 Нет еды и нет воды.
 Значит, скоро всем кранты.

 Брошу золото в бархан.
 Жалко? Забирай все сам.
 Хочешь золото собрать?
 Я тебя не стану ждать.

 Север, Запад, Юг, Восток,
 Вижу моря волосок.
 Там стоит наш пароход.
 Он меня и так возьмет.

 Вы остались под песком -
 Ты и золото, вдвоем.
 Север, Запад, Юг, Восток…
 Я сегодня выпью грог!
 Бар шумел и хлопал. Маленькие разукрашенные женщины хихикали в объятьях рослых солдат и офицеров. Гудели под низким потолоком большие вентиляторы, наматывая на лопасти густой сигаретный дым. На знойных и душных задворках мира начиналась новая война.

128
Завтрак с папой.

 На следующее утро после той инаугурации вы собрались ехать в аэропорт. Встали рано утром. Пока ты варил кофе, папа по своему обыкновению залез в холодильник, разогрел сразу и вчерашнее мясо под сыром, и пюре, вытащил и съел селедку под шубой, брусничный морс и кусок торта, запив это все оставшимся коньяком.
 - Папа, ну как ты можешь с утра пораньше так обжираться! Я еще кофе не успел сварить!
 - Поменьше болтай. Давай сюда свою бурду. Это нельзя назвать кофе, ни фига ты его варить не умеешь. С тобой поведешься, научишься есть и пить всякую гадость. - Он развалился в твоем кресле-качалке, влил в ведерную кружку кофе полстакана сливок и последний коньяк, граммов сто. - Сигара есть?
 - А с какой радости коньяк в пять утра, майн либен фатер?
 - А не я за рулем. С вами свяжись, неизвестно, когда еще пожрать доведется. Шнеллер, майн думкопф, либен зон.
 Нет ничего более прекрасного, чем такой завтрак. Само ощущение от того, что вы находитесь под одной крышей, можете перекинуться парой фраз на своем языке, понимать друг друга не с полуслова, а даже по молчанию через две комнаты, наполняло обоих бесконечным счастьем.
 Сын с отцом пили и ели. В рассветных сумерках через окна едва проглядывался лес. Ты щелкнул пультом, включился телевизор. Попался военно-исторический канал. На экране пожилой азиат, без рук и без ног, одетый в форму офицера ДРВ, не торопясь, спокойно, закончил ранее начатый отрывок рассказа словами: «Они сверху показывали на меня пальцами и хохотали. Никто из них не ожидал, что я начну стрелять…»
 Потом он говорил дальше, но ты не слушал. Не любя всякие патриотические байки, ты плюнул и отвернулся от телевизора. Что-то хотел сказать отцу, но осекся. Папа сидел, замерев с сигарой во рту, вытаращив глаза на человеческий обрубок в телевизоре.

129
Кошмар на рисовом поле.

 - Лейтенеант Коллинз!
 - Я, сэр!
 - Останьтесь. С вами хочет побеседовать наш гость, он утром прилетел ради этого разговора прямо из Нью-Йорка. Я, как ваш непосредственный начальник, обязан взять с вас подписку о неразглашении содержания разговора, о чем бы не шла речь. Этот гость - он из Лэнгли…
 Короткое военное совещание закончилось, и офицеры разошлись.
 - Ко мне? Из Лэнгли? Из самой штаб-квартиры ЦРУ? Сэр, а ничего не перепутали?
 - Ничего, Коллинз… К вам претензий нет, есть поручение для вас. Я не знаю, в чем оно состоит. Где сейчас ваши четыре взвода кавалерии?
 - Два в джунглях, в квадрате семьдесят один - сорок. Передали, что вышли на неизвестный ранее укрепрайон гуков, дали координаты на авиабазу… Ждут, когда наши птички там все разнесут, чтобы провести осмотр и зачистку. А пятнадцатый и четырнадцатый - на берегу. Патрулируют устье. Я сам собирался сейчас на место удара штурмовиков.
 - Хорошо. Дальше там все сами ему объясните. И язык – за зубами. Первый раз такое у меня.
 - Конечно, сэр. Все будет как надо.
 За пятьдесят миль от штаба недавно развернутой на побережье бригады на краю рисового поля стояли пять вертолетов. Их экипажи и десантники-рейнджеры наблюдали в бинокли, как в полутора милях от них звено «Фантомов» крушило блиндажи партизан Вьетконга, расположенные в кромке джунглей. Раз за разом реактивные самолеты заходили в атаку, обрушивая ракеты и бомбы на небольшой пятачок земли. В сплошном пламени уцелеть было невозможно. Новейшие научные технологии бушевали яростью разрушения среди землянок каменного века. Вот у «Фантомов» кончились снаряды. Командир звена вызвал по рации рейнджеров:
 - Фрэнки, тут все окей, заутюжили гладко. Мы улетаем. Выпускай «Ирокезы», и дальше сами. Пока!
 - Спасибо, парни! Любо-дорого посмотреть! Валите под сиську к мамочке.
 За полгода во Вьетнаме такие операции уже превратились в обычное дело. Рур перестал их считать. С Фрэнки действительно можно было воевать. Он знал свое дело и берег людей.
 «Фантомы» унеслись в сторону моря. Фрэнки поднял три «Ирокеза» с приказом добить оставшиеся очаги сопротивления перед зачисткой. Смертельные черные стрекозы с клекотом полетели к горящему лесу. Фрэнки с десантниками ждал окончания налета.
 - Фрэнки! А это правда, что ты бомбил Гитлера? - Рур решился спросить командира, его словно кто-то подтолкнул к этому.
 Фрэнки хорошо относился к капралу, потому что тот был рационален, везуч и осторожен. Да и по возрасту старше остальных в его отряде.
 - Почти. Я в конце войны летал бомбером на Б-17, мне было всего двадцать три года. Мой командир вывел нашу эскадрилию на базу танков, на которых Гитлер хотел бежать. Я точно сбросил бомбы на них. Гитлера там не было, капрал.
 - Знаешь, Фрэнки… Там был я.
 - Ты? Тебе сколько лет? Ну и брехло! Ты ведь не немец!
 - Я точно вспомнил, про эти специальные танки. Нас, детей из лагеря, там разместили накануне, и я пошел промышлять пожрать. Вот и услышал, как немцы говорят про это. И тут ты сбросил бомбы. Я один из всех уцелел. А теперь мы с тобой вместе воюем. У Бога отличное чувство юмора!
 - С тобой не соскучишься, великий ты Гомер! Вот у тебя точно с юмором все в порядке! Только что придумал, да? Ой, не могу! Ха-ха-ха! - Командир от души расхохотался и потом внимательно осмотрел в бинокль происходящее на опушке джунглей.
 «Ирокезы» расстреливали 70-миллимитровыми ракетами и заливали огнем своих пулеметов М60 все, что еще могло там шевелится. Быстро израсходовав все комплекты, они повернули назад.
 - Там что-то еще есть? - Спросил по рации командир.
 - Даже на барбекю не соберешь, Фрэнки.
 - Порядок. Давайте в бригаду. Мы зачистим и закрепимся. Все по плану.
 - Счастливо. Вчером прилетишь? Обещали новое кино привезти.
 - Конечно, давайте. Ночевать буду в подразделении.
 Три вертолета плавно пошли прочь. Ветер снес дым, стало хорошо видно, что натворили летчики в лесу.
 - Сэр! Посмотрите, там кто-то идет! - Изумленно воскликнул рядовой Саймон, негр по прозвищу Вуду.
 Его так прозвали, потому что его родители были с Ямайки, а сам он на гражданке носил языческие дреды и амулеты. Очень гордился этим и показывал дикарские фотографии. Вуду был отличный, веселый парень.
 Одинокая маленькая черная фигурка брела справа от разбитого места, обходя по высокой траве рисовое поле.
 - Какой-то гук уцелел. Хорошо, заберем его, допросим. - Фрэнки докурил свой «Кэмэл» и отхлебнул воды из пластиковой бутылки. - Ну и жара… - Я на облет и за гуком. Со мной вы, пятеро. Элиот, живей садись за «свинью». Сержант, капрал!
 - Да, сэр!
 - Ты, Вуду, Рур и остальные сидите здесь со вторым винтом. Ждете.
 - Почему, сэр? Вы всегда летали со мной. - Раздаев даже удивился.
 - Ты старшим в отряде прикрытия, понял?
 - Так Мэйсон тоже капрал. И сержант – командир второго «Хьюи».
 - Хватит, это приказ. Ты в прикрытии на земле. Сержант в «Ирокезе». Связь держать в постоянном режиме, сразу после взлета. - Фрэнки залез за штурвал своего «Хьюи». Пулеметчик экипажа Элиот уселся за М60, прозванный во Вьетнаме «свиньей» за условную схожесть местного животного с этим пулеметом. Пятеро десантников с плоскими шутками и руганью набились в вертолет и сидели, свесив ноги с борта. Вертолет поднялся в воздух, и вихрем винта к ногам Джорджа бросило чей-то дымящийся окурок.
 Фрэнки был меломан. У него в вертолете была установлена портативная магнитола с маленькими кассетами. Рур любил с ним летать, всегда была хорошая музыка. Сейчас в наушниках пел, на фоне шума вертолета и трепа рейнджеров популярный певец Пол Анка. Его «Дестени», песня почти симфонической силы, гармонично звучала в окружающей обстановке джунглей и войны.
 Я стал твоей судьбой,
 Жизнь разделил с тобой.
 Ты – счастьем для меня,
 Моя судьба!
 Раздаев посмотрел на потухший окурок и зачем-то сказал в рацию командиру:
 - Фрэнки, я не хотел тебя обидеть. Но я и правда там был…
 Сделав два круга над лесом, «Хьюи» с десантниками завис на одном месте, у края рисового поля, покачиваясь в воздухе. Внизу и слева от вертолета стоял маленький вьетнамец, контуженный, обожженый и окровавленный, в разорванной форме. В руках у него была американская винтовка М14, такая же, как и у всех американских солдат. Все это выглядело до нелепости несоразмерно, карикатурно и жалко: крохотная, измочаленная фигурка и повисший над ней боевой вертолет с рейнджерами, который почти сдувал винтами ничтожного человечка.
 Вьетнамец обреченно поднял голову и посмотрел вверх. Солдаты в вертолете, метрах в тридцати, показывали на него пальцами и хохотали.
 Никто из них не ожидал, что вьетнамец начнет стрелять.
 С вертолета были сняты все бортовые панели для облегчения машины и увеличения скорости взлета. Первый же выстрел попал Фрэнки в шею. Командир схватился руками за горло. Вертолет кинуло вправо. Рейнджеры еще ничего не поняли и только уцепились за подвесные ремни, чтобы не попадать вниз. Вьетконговец выстрелил еще два раза и исчез в траве. Дернулся и упал на «свинью» Элиот. Вертолет резко пошел вверх, все заорали:
 - Какого черта, командир!
 Фрэнки, пытаясь заткнуть пальцами левой руки разорванное горло, правой рукой стал выводить вертолет из-под обстрела и потянул штурвал на набор высоты. Кровь брызгала вокруг, и мокрый штурвал выскользнул из слабеющих пальцев.
 Одинадцать человек с другой стороны рисового поля увидели, как вдруг вертолет стал круто забирать вверх, поднялся метров на сто, а потом сразу клюнул носом и завалился на правый борт, переворачиваясь в воздухе. В наушниках раздался дикий крик, перекрывший шум двигателя и «Историю Адама и Евы» из магнитолы:
 - Фрэнки! Мы падаем, Фрэнки!
 Умерший Фрэнки лег всем телом на штурвал. Пол Анка допел припев забавного рок-н-ролла :
 Уверен, ты помнишь, и я не забыл,
 Как Адам Еву люби-и-и-ил!
 Ломая винт, «Хьюи» правой скулой вошел в землю и исчез в огненном шаре.
 - Все на борт! - Закричал сержант.
 Рейнджеры облепили машину, почти болтаясь в воздухе во время быстрого перелета. Их вертолет сел в пятидесяти метрах от места падения Фрэнки, все рассыпались полукругом и побежали к пожару. И в это время из травы застучали выстрелы.
 У вьетнамца в магазине оставалось двенадцать патронов. Двенадцатью выстрелами он убил восьмерых и ранил одного американского десантника. Потом он подбежал к одному из убитых, и уже схватил было его винтовку, но выскочивший из травы чернокожий солдат ударил его прикладом по голове. Второй, белый, навалился всем телом сверху и ударил еще раз, в челюсть.
 Вуду с Руром быстро и крепко связали потерявшего сознание пленного.
 - Сержант! Сэр! Мы его взяли!
 Никто не отвечал.
 - Рур, что за чертовщина, где все?
 - Ты же колдун, тебе виднее. Пошли, оглядимся.
 Они нашли все тела своих убитых товарищей, в том числе и пилота, который тоже выскочил из вертолета. В траве рядом с «Ирокезом» обнаружили раненого рядового Шпильмана, простреленного навылет в правую часть груди. Он кашлял кровью и пускал розовые пузыри. Его перевязали, вкололи обезболивающее и уложили.
 В упавшем вертолете Фрэнки никто не выжил, все были раздавлены и обгорели до неузнаваемости.
 - Что за кошмар, как так все произошло? - Джордж смотрел вокруг и не верил своим глазам.
- Этот дьявол не промахивался… Такого же не бывает! Это магия Вьетконга! Нам надо сваливать отсюда, точно тебе говорю, нас сейчас заживо сожрут, Рур!
 - Рядовой Саймон, занять боевое дежурство! Наблюдать периметр! Я вызываю базу…
 
130
Человек из Лэнгли.

 - Приятно познакомиться, лейтенант Коллинз.
 - Спасибо, сэр. Буду рад оказаться полезным своей стране.
 Высокий, изысканно-опрятный человек из Лэнгли был сдержан и аккуратен в манерах и общении.
 - Вы же понимаете, что раз я сам сюда выбрался, то дело нешуточное.
 - Конечно, сэр.
 - Оно касается вашего человека, капрала Раздаева.
 - Джорджа? А что с ним не так?
 - Как он себя зарекомендовал за время службы?
 - Как раз он - наиболее хорошо. Четыре месяца у меня, в отряде лучшего нашего аса. Раздаев уравновешен, коммуникабелен, очень рационален. Ему всегда везет, что бы ни случилось. Умеет ни с кем не ссориться. Быстрее всех и лучше всех сходится с местными, неплохо понимает их тарабарщину.
 - Разочарую вас, лейтенант. Он красный, агент коммунистов. Вы же знаете, что он русский?
 - Сэр, ну это ерунда какая-то, простите меня. У меня нет любимчиков. Раздаев мне не очень нравится, потому что он совсем не военный человек. Я не знаю, для чего он записался добровольцем. На войне как на гражданке, словно в институте себя ведет. Но Раздаев хороший товарищ и не трус, с ним можно идти на патруль. И он здесь не единственный русский, хватает в армии людей с руским происхождением. Это же американская армия. В соседней бригаде Василь Четвертаков, тоже лейтенант, между прочим.
 - Тогда почему он до сих пор даже не ранен, не пьет и не курит марихуану?
 - Да как не пьет и не курит… Всего тут хватает. Просто он в отряде самого лучшего нашего специалиста, у того потери нулевые. Раненых даже мало. Фрэнки, он наша легенда.
 - Мои полномочия не дают вам права сомневаться. За ним след давно. Он в армию сбежал от разоблачения. Я прибыл с решением его ликвидировать. Поручаю это вам, человеку опытному и твердому патриоту. Если этого не сделать, он еще натворит дел.
 Коллинз, достаточно твердолобый военный, не сентиментальный и ограниченный, от удивления рот раскрыл. Он хотел возразить, но в это время без стука к ним влетел дежурный офицер с бледным, перекошенным лицом:
 - Простите, а-а-а, да к черту вас, кто бы вы ни были! Коллинз, там, в семьдесят один сорок, катастрофа! Срочно вылетай туда. Передал капрал Раздаев, погибло все подразделение, вместе с Фрэнки… Раздаев остался с парнем из рядовых…
 Коллинз вскочил. Его гость, даже не пошевельнувшись, усмехнулся:
 - Ну вот, теперь начинаете мне верить?
 - Погодите. Я вылетаю, все увижу на месте.
 - Ну уж нет. Я лечу с вами. Хочу убедиться в том что все будет выполнено. Это приказ. Берете меня с собой.
 - Возможно, там придется задержаться. Не пожалеете? Все же вы человек штатский… И не торопите меня, там случилось что-то из ряда вон.
 - Потерплю ради своей страны…
 
131
Неправильный кандидат.

Ты положил весло поперек байдарки, нагнулся и опустил обе руки в теплую, прогретую за день воду. Наступала ночная прохлада, и тепло реки, смешиваясь с холодным воздухом, порождало туман. Это происходило прямо на глазах, тихое волшебство белыми сполохами выходило из черной глади потока, словно духи прошлого показывались тебе из реки прошедшего времени. Задолго до тебя древние греки не описали темную реку Стикс с душами умерших. Теперь понятно, как рождались древние легенды, на все века. И это абсолютная правда, про темные воды и души, потому что только правда может пережить тысячелетия и быть любима всеми людьми, без исключения.
 Мелькнула мысль - шутка: мало кто переплывал Стикс из живых и возвращался назад. Тем более не поперек, а вдоль, как ты сегодня. Какие у тебя шансы вернуться до полуночи? А то вроде в полночь всегда все заканчивается.
 Тогда, в аэропорту, пока провожал отца, ты рассказал ему, что будешь баллотироваться в депутаты городской думы. Один из действующих снял с себя полномочия по болезни, идут довыборы. Больше половины депутатов старой думы были настроены очень враждебно по отношению к команде и политике нового мэра. Сложившиеся элиты больше напоминали игрушечные мафии, которые в свое время позахватывали какую-никакую собственность и теперь тряслись от страха перед волной конкуренции со стороны молодого, напористого бизнеса, дорогу которому открыли действия вашей команды. Большинство старых жуликов и функционеров как раз и были депутатами. Они сформировали в городе тотальную круговую поруку и кумовство, от уборщицы до прокурора. Не протолкнуться. Обычная постсоветская история, даже скучно. Вы приняли решение продвинуть тебя в горсобрание, чтобы сформировать в нем команду единомышленников с исполнительной властью. Старая мафия вопила, что ты очень неправильный человек и ни за что в Думу не пройдешь, хоть ставки делай. Председатель собрания по фамилии Кнорр открыто говорил, что лучше коммунисты, чем этот выскочка от партии власти. Его поддерживали влиятельные люди в области, привыкшие получать свой навар с территории. Вредили, как колорадские жуки. Оказалось все довольно сложно, ты был весьма озадачен и напряжен все эти дни.
 Папа рассмеялся, послушав твой детский лепет.
 - Да что ты все бормочешь, «какие шансы, какие шансы»! Снесешь ты их, даже не почувствуешь. И на их могилы поссать не забудь. Главное потом все добить, не оставить им шанса снова поднять головы. Эту поганую советскую породу надо в пыль мельчить, иначе нельзя. А ты про шансы переживаешь! Вот подумай, а какие шансы были у того вьетнамца, когда над ним повис наш вертолет?

132
Четвертование.

Прилетевшие на место катастрофы десантники складывали тела убитых в ряды и вытаскивали, что можно, из обломков сгоревшего «Хьюи». Вуду и Рур стояли перед Коллинзом.
 - Капрал, потрудитесь мне внятно объяснить, что здесь произошло! - Лейтенант, грубый и бывалый солдат, был не на шутку потрясен. Даже после сообщения дежурного он не мог поверить в случившееся, пока все не увидел своими глазами.
 Пятнадцать погибших рейнджеров, включая Великого Фрэнки, один тяжелораненый и вот эта жалкая, связанная черная фигурка на земле, это никак не увязывалось со здравым смыслом. Коллинз начинал злиться от беспомощности:
 - Вы что, столкнулись с Красной Армией? Или воскрес Роммель со своими танками? Почему все погибли, кроме сраного ниггера и вонючего русского? Вы хоть понимаете, что это значит?
 - Сэр, тут обошлось без Красной Армии… Почему вы нам не верите. Это был один гук, других не осталось после авиаудара.
 - Ах ты чертов капрал! Конечно, на тебе опять ни царапины! Пули коммунистов не попадают в русских? Я спрашиваю, как такое могло быть! А ты, хренова обезьяна, протухший зомби с Ямайки, ты давно уже сдох? Поэтому тебя пули не берут?
 - Сэр, клянусь вам, это все и в самом деле натворил один-единственный гук, вот этот! Он стрелял, как сам дьявол, не промахиваясь, я своими глазами видел. Он уже вторую винтовку подобрал, но тут я ему дал по башке прикладом… - Вуду чуть не плакал, глядя красными глазищами прямо в лицо рассвирепевшему лейтенанту.
 Из вертолета лейтенанта вдруг вылез человек в штатском и подошел к ним вплотную. Его облик в светлом, тонком костюме, мягких туфлях, его золотые часы и тонкая сигарета во рту, все было просто диким на фоне окружающего сгоревшего и кровавого месива. Он вкрадчиво сказал лейтенанту:
 - Приведите в сознание пленного. У нас в отряде есть вьетнамцы, мы его допросим. Вы поймете, что я полностью прав.
 Коллинз отпустил Вуду и Рура, те пошли помогать остальным готовить временный лагерь, в десятый раз пересказывая всем, что тут произошло. Раненого Шпильмана сразу отправили с вертолетом на базу. Шпильман ничего вразумительного не мог рассказать, потому что был ранен в самом начале, еще у вертолета, после высадки.
 При осмотре места налета выяснилось, что укрепления вьетконговцев были до основания разбиты, насчитали семьдесят убитых, в том числе были женщины. Иногда звучали одиночные выстрелы. Это сайгонцы добивали раненых. Одного пленного было достаточно.
 Быстро садилось солнце. Когда пленный пришел в себя, его привязали к бамбуковым кольям, вбитым в землю внутри военной палатки. «Гражданский» с тремя ветнамцами из рейнджеров приступили к допросу. Пленный что-то говорил, но видимо не то, что надо. Тогда человек из Лэнгли молча взял у вьетнамца мачете и без слов отрубил пленному кисть левой руки. Человек, задохнувшись в крике, потерял сознание. Прибывший вышел из палатки и закурил новую сигарету.
 - Он мне все скажет и так, как мне надо.
 - А что вы хотите от него услышать? - Поинтересовался Коллинз.
 Лейтенант старался держать себя в руках, но хладнокровная жестокость гостя перевесила даже впечатление от гибели отряда.
 - То, что он действовал в связке с нашим русским другом, и они вместе уничтожили ваш отряд, лейтенант.
 - Сэр, я сам готов отдать под трибунал Раздаева, но пусть с этим разбирается военная комиссия! Это совершенно выходит за все границы. Нельзя просто так сейчас убить капрала, только за то, что он остался в живых! Это не сделать незаметно, тут все на взводе. Вы о себе подумайте. Я могу не совладать с ситуацией…
 - Когда вьетнамец нам все расскажет, вы должны будете ликвидировать Раздаева. И даже если ничего не расскажет.
 - Сэр, здесь все-таки армия, а не подворотня… У меня приказ вам подчиняться, но это нельзя делать вот так, по-деревянному. Нас на куски разорвут мои ребята. На вас и так косо смотрят. Сейчас все в состоянии шока от случившегося!
 Лейтенант связался с командиром бригады и доложил о событиях, последствия которых видел сам. Командир бригады велел ему остаться на месте до утра и морально поддержать двух уцелевших, не перегружать их ответственностью за гибель отряда.
 Гость из Лэнгли за три часа отрубил пленному руки и ноги по локоть и по колено, внимательно следя, чтобы пленный не умер и находился, по возможности, в сознании. Но вьетнамец повторял, что всех убил только он и убьет еще всех, кто его сейчас режет, загрызет зубами, съест и высрет. Его просили сказать то, что требует американец. Сайгонцы обещали, что тогда его быстро пристрелят, в висок, и мучения закончатся. Но вьетконговец скалился и твердил, глотая сломанные в судорогах боли зубы, что никому не отдаст свою победу над врагом. И снова отключился. Ему наложили жгуты и сделали инъекцию физраствора.
 Инквизиция вернулась на Землю вместе с четвертованием, палачами и бесами.
 Ночью Гость зашел в палатку к Коллинзу. Его изящный костюм был весь в крови, но сам он был совершенно спокоен.
 - Лейтенант, немедленно вызовите сюда Раздаева.
 - Есть, сэр… Сам схожу, подождите. Вот горячий кофе. Виски. Тут сливки, сахар, тушенка и булочки. Перекусите пока.
 - Спасибо. Идите.
 Коллинз обошел лагерь на опушке, вертолеты, переговорил с дежурными. Два взвода, прибывших с ним сюда на шести вертолетах, составляли тридцать человек. Больше половины завалилось спать. Лейтенант нашел Рура и Вуду.
 - Пошли, вас требует прибывший… Раздаев, сейчас от вашего поведения зависит ваша жизнь. Я зря на вас наорал, скорее всего вы оба действительно не при чем. Такой военный случай, нам просто не повезло.
 Они вернулись в палатку лейтенанта, где сидел и пил кофе человек из Лэнгли.
 - Лейтенант, я просил вас привести одного Раздаева. Второй не нужен. Отправьте его.
 - Но рядовой Саймон может дать ценную информацию.
 - Мне ничего не нужно от рядового Саймона.
 Возможно, эти несколько секунд неприятного разговора повлияли на все дальнейшее развитие событий. Вуду, скривив дебильную рожу, вылез из палатки. Гость поднялся с раскладного стульчика, и в грудь ему ткнулось несколько длинных огненных штрихов. Снаружи разом раздался сумасшедший треск автоматов и пулеметов, и вопли солдат:
 - Гуки! Тревога! Тревога!
 Хлопнуло несколько взрывов гранат, и начался внезапный ночной бой, без команд, без подготовки и вслепую. Даже не взглянув на упавшего и скомканного Гостя, понимая, что все вышло из-под контроля, лейтенант и капрал выскочили из продырявленной палатки. Снаружи в свете сторожевых костров по периметру лагеря повсюду шло сражение. Вьетконговцы, в явно превосходящем количестве, возникали прямо из-под земли, из темноты и сразу кидались в рукопашную. Они стреляли на бегу из всего, чем были вооружены. Крупнокалиберный пулемет, скорее всего русский, лупил из джунглей трассирующими пулями, создавая красочную новогоднюю картину. Три вертолета уже горели, подорванные гранатами. Вуду лежал рядом с палаткой, стреляя из своей М14 по набегающим маленьким фигуркам.
 - К рации! Срочно вызывай из бригады подкрепление!
 Но рация лейтенанта уже была разбита первыми пулями, сразившими человека из ЦРУ. Видимо, вьетконговцы знали, где начальство, и первые выстрелы пришлись по адресу.
 - К вертолету, там рация, срочно связь с бригадой! - передал команду Коллинз.
 Но вьетнамцы не дали рейнджерам добраться до «Ирокезов», перехватив всех, кто пытался сесть в вертолеты. Бой протекал стремительно. Горели теперь все машины. Уже внутри лагеря началась рукопашная. Коллинз понял, что надо отходить и прятаться в темноте. Силы неравны, а внезапность нападения усугубило положение американцев.
 - Общее отступление, направление - река, тридцать градусов на северо-запад! Уходим в темноту, уходим! С реки нас заберет патруль!
 То обстоятельство, что все трое - Коллинз, Вуду и Раздаев были в самом центре лагеря, спасло их от первых минут самого напряженного боя, когда очевидно сразу погибло большинство десантников. Джордж лежал, ведя огонь недалеко от Вуду, они вдвоем перекрывали девяносто градусов обороны с правой стороны атаки.
 Коллинз, хоть был грубым и недалеким человеком, готовым исполнить приказ агента ЦРУ, но все же был и опытным военным. Он отметил про себя, что оба эти солдата ведут себя совершенно правильно и не паникуют, не давая подойти к себе противику. Лейтенат быстро заскочил в палатку, сгреб в вещмешок термос с горячим кофе, пачку сигарет, зажигалку, шоколад, пачку печенья и полбутылки «Скотча». Посмотрел на Гостя - тот был безнадежно мертв, пробитый тремя трассирующими пулями огромного калибра.
 - Отступаем, перебежками отступаем, пошли, пошли! - Повторил лейтенант. Его приказ, как могли, передали оставшиеся в живых своим товарищам.
 - Сэр, а как быть с тем, с пленным? Он же был жив… - Хватило ума спросить Саймону.
 - Хочешь с ним остаться? - Ответил Коллинз.
 Когда они вышли из света горящих вертолетов, идущие за ними вьетнамцы стали запускать осветительные ракеты. Один за другим замолкали американские автоматы, огрызавшиеся при отступлении. В группу Раздаева, Вуду и Коллинза попала маленькая граната, из подствольника. Лейтенант был без каски, и ему оторвало полуха осколком. Остановились, и Джордж стал его перевязывать, наспех наложив тампон, чтобы остановить кровь. Коллинз даже не ругался, а фыркал и крякал, стараясь не выпускать из виду, что происходит вокруг.
 - Не стреляйте, тихо… Похоже, мы оторвались, нас потеряли. О, Господи, неужели все погибли?
 Действительно, вокруг стало тихо, крики вьетнамцев не прерывались очередями и выстрелами.
 - Идем, идем к реке, тихо, не шуметь!
 Где-то в темноте, слева, раздался отчаянный крик и восклицание на английском, прерванное одиночным выстрелом. Немного погодя еще одно, с тем же результатом. Да, это был полный разгром, победители добивали пойманных раненых.
 - Рур, а это все-таки правда, что Христианский Бог простит грехи и возьмет в рай даже негра с Ямайки, если поверить в Него? - Вдруг спросил Вуду Раздаева, передавая ему по очереди нести увесистый вещмешок.
 - Вот выберемся, я тебя в церковь свожу и окрещу, а пока давай, топать надо.
 - Сэр… Рур, простите меня, я сразу не сказал… Смотрите. Я не могу больше идти.
 Коллинз с Раздаевым ахнули. Вуду был весь мокрый от крови, которая текла из распоротого осколком живота. Та же граната, что оторвала ухо лейтенанту, погубила Саймона. Тот шел, пока мог, но всему есть предел.
 - Как же ты, парень… Ведь почти выскользнули. Вот гадство! - В голосе Коллинза послышались отчаяние и жалость.
 - Идите, лейтенант. Не все ниггеры - говнюки и нытики. Ведь как-то мы смогли построить всю эту Америку… Рур, про Бога это правда? Ты ведь носишь свой крестик, ну скажи мне! Я не хочу после смерти гореть в аду со всякими зомби и полудохлым мертвецом шататься между небом и землей!
 Джордж быстро открыл вляжку с водой, набрал немного воды в левую горсть. Перекрестился по-русски.
 - О, Господи, помилуй меня… Что творю… Конечно правда, друг! Будь ты хоть негр, хоть эскимос. Сейчас мы тебя приведем в порядок. Грешен, Саймон?
 - Ясен пень, как иначе…
 - Каешься?
 - А надо?
 - Без этого никак…
 - Каюсь, Рур…
 - Отпускаю грехи твои…
 Потом, брызгая на сидящего Вуду, быстро забормотал, крестя его русским крестом, путая и перевирая слова чина Святого Крещения:
 - Отрекохся от Сатаны и всех аггелов его?
 - Чего?
 - Плюй! Отрекохся. Крещается… Раб Божий.. Симеон.. в жизнь вечную… во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, Аминь! Ну вот и порядок, ты уж мне поверь, я знаю, что говорю.
 Коллинз отвернулся, закусив кулак.
 - Ну, слава Богу… - сказал Вуду. Идите отсюда быстрей. Может, повезет, проскочите. Выпей за меня, Рур, когда сможешь. Я любил выпить, ты знаешь.
 Справа раздались приближающиеся голоса вьетнамцев. Вдруг опять началась стрельба. Кто-то еще из десантников уцелел. Снова полетели осветительные ракеты, и совсем недалеко от себя, рейнджеры увидели пятерых вьетконговцев. Те были отвлечены стрельбой с другой стороны и не увидели новую группу беглецов. Все трое открыли огонь по противнику, пока ракета горела в воздухе. Когда она погасла, вьетнамцы уже отовсюду сбегались на звук боя.
 - Уходите, или всем погибать без толку! - Вуду был совсем слаб, а тащить его и впрямь было самоубийство. Счет времени шел на секунды.
 - Уходим, капрал. Рядовой Саймон, вы будете представлены к награде и персональной пенсии в пользу вашей семьи. Прощайте! - Коллинз отдал честь мокрому негру, повернулся, и два человека побежали, не оглядываясь.
 Позади вскоре раздалось несколько автоматных очередей. Через пару минут все стихло. Капрал и лейтенант добежали до реки.
 Они шли по грудь в желтой воде, проваливаясь по колено в илистое дно, и не выходили на высокий берег, опасаясь партизан, третий час подряд. Молчали, не курили, стараясь двигаться бесшумно. Рассвело.
 - Нас должны искать наши, прочесывать окрестности. Будем идти по реке вниз, там же был наш второй патруль. – Лейтенант шел впереди, Рур за ним. Оба придерживали автоматы за головой, на плечах. Совсем онемели руки, ноги уже не выдергивались из густого ила.
 - Сэр, я правильно понимаю, что теперь обязательно будет комиссия по выяснению обстоятельств гибели отряда и этого мясника?
 - Конечно. Даже думать об этом не хочу. Давай будем надеяться, что мы до нее не доживем …
 - А вы лучше, чем я думал, командир… Умеете ободрить, теперь я спокоен.
 - Зато ты полный мудак, капрал. Мог бы поймать хоть маленький осколок.
 - Вы можете смело говорить, что видели, как от меня отскакивали коммунистические пули. А что хотел этот педик, и с чего он вообще попал к нам? Как Ваше ухо, сэр?
 - Я теперь как купированный стаффорд… Суки узкоглазые… Не твоего ума дело, забудь о нем. Он погиб, и дело с концом.
 - Вы теперь - Ван Гог армии США. Тот тоже с ушами баловался… Вы случайно не рисуете на досуге?
 Еще через час они вышли на неглубокий грот в отвесном берегу, где было сухо. В изнеможении оба рухнули на твердую почву.
 Рейнджеры разделись, выжали одежду и накинулись на припасы.
 - Лейтенант, вы лучший командир в мире! Я бы даже не вспомнил про это все в той суете.
 - Я профессионал. А вот какого черта ты затесался в армию, мне непонятно. - Напившись кофе, Коллинз передал термос Джорджу.
 Рур вцепился в него, как голодный младенец в титьку:
 - Хотите, честно отвечу?
 - Нет. Отвечай, как полагается: хотел бороться против диктатуры коммунизма, во благо демократии и наших ценностей. - Коллинз уже хлебал «Скотч» из горлышка, струйка виски потекла по щетине на подбородке.
 - Давай, за Вуду…
 - Царство ему Небесное…
 За пять минут все съели и выпили.
 - Какое блаженство! - Раздаев растянулся на земле и закурил. - Сэр, а мне кажется, или правда, что «Кэмэл» для армии лучше, чем для гражданских продаж? Это вы сейчас ответы для трибунала репетируете?
 - Да, этот «Кэмэл» и правда лучше. В нем доля крепкого, насыщенного табака на двадцать процентов больше, чем в «гражданском». Его субсидирует государство, иначе будет дорого. Одна из маленьких забот о человеке в «хаки»… Мелочь, а приятно. Считай, что это репетиция твоей версии событий.
 - Лейтенант, я в университете работал, на кафедре теологии. И там меня какие-то козлы достали, то ли масоны, то ли сатанисты… Куда-то тянули… Они курировали институт под прикрытием иезуитов католической церкви. В итоге выгнали из института, якобы потому, что я русский, сочувствую СССР. Влиятельные, сволочи. Отцу на работе проблемы сразу устроили, мать с бабушкой уволили из швейного цеха при мюзик-холле. Вот я и решил, что надо совсем в другую сторону податься. Думал, после армии ко мне вопросов больше не будет.
 - Вот ничего этого не говори. Забудь. Просто пошел добровольцем. Ты же из эмигрантов? Тем более, скажешь, что всегда ненавидел коммунизм.
 Они отдохнули, снова напялили влажную форму, залезли в реку и побрели дальше, не поднимаясь на берег. Вся надежда была на вертолеты или патрульный катер. В джунглях везде шастали вьетконговцы.
 Их подобрал вертолет спустя два часа.
                ххх
 В полевом госпитале вьетконговцев, глубоко в джунглях, лежал маленький, изрубленный человечек. Остатками сломанных зубов он медленно пережевывал небольшие кусочки, отрезанные от Гостя из Лэнгли, тело которого партизаны захватили с собой по требованию выжившего героя. Мясо ему клали в рот, предварительно обжарив на огне. Искалеченный вьетнамец обливался потом и часто терял сознание. Его накачали обезболивающим, чтобы он смог сдержать данное слово. И он его сдержал.

133
Под колпаком у ФБР.

 Комиссия полностью оправдала капрала Раздаева и лейтенанта Коллинза, не найдя в их действиях состава преступления либо неподобающего поведения. Но решением этой же комиссии Раздаев был уволен из рядов армии США с полной выплатой причитающегося довольствия за весь срок договора. Комиссия имела право, не применяя репрессивных мер в отношении человека, вызывающего сомнения, просто расстаться с ним. Матери и сестре Вуду назначили приличную пенсию за героически погибшего Саймона. Коллинза отстранили от участия в боевых действиях и перевели в снабжение.
 Рур вернулся домой в начале ноября. Он соскучился по дому. Нью-Йорк уже стал домом, с его климатом, Бруклином и Манхеттэном, с его метро и небоскребами, портом и смешением национальностей. Но насладиться возвращением и что-либо предпринять ему не удалось.
 За время его отсутствия семью замучили полиция и ФБР, постоянно допытываясь о работе Рура в университете, знакомстве с Бартоном и Дзелеппи. Два раза был дотошный обыск, проверили весь дом, в том числе и этаж хозяина. Что искали, не говорили. Сначала все думали, что Джордж в Канаде, и искали там, пока не выяснили, что он совсем на другом континенте. На том конце Земли ничего выяснить никому не удалось. Страшные события в доме Энцио долго оставались главной новостью всего Бруклина. Но родители Рура были люди опытные и, конечно, знать ничего не знали, несмотря на все давление, которое на них оказали. Жилось им это время несладко, с работой постоянно были перебои. Всех тянул Сашка, работая на грузовике в пригороде, где было наплевать на слухи.
 Шестое чувство подсказало Джорджу пока не ходить к отцу Александру за своим схроном. Вечером к ним в дом, прямо за накрытый стол с пришедшими повидаться друзьями, заявились сотрудники ФБР.
 - Господа, имейте хоть каплю уважения! У меня внук с войны вернулся цел-невредим, дайте отпраздновать! - Екатерина от возмущения чуть не задохнулась.
 Федор, имеющий последнее прокурорское предупреждение, молча согнул от злости вилку. Сашка пошел и порезал шины у федералов, пока те глазели на пестрое сборище у дома Ивана Великого.
 - Вы меня заберете в участок, или здесь поговорим? - Рур уже ничему не удивлялся.
 - Что вы, у нас нет ордера. Пока… Но есть много вопросов, долго ждущих ответа. Поэтому простите за вторжение. Мы отнимем у вас минут пятнадцать, потом празднуйте в свое удовольствие. Поздравляю с благополучным возвращением, от души. Не обессудьте.
 Рур и три агента прошли в его маленькую комнатку, где едва смогли разместиться.
 - Давайте, я сразу перейду к главному. Четвертого марта вы были в Доме Энцио Дзелеппи?
 - Нет. Я давно с ним не общался.
 - Мы проверили в телефонной компании все звонки из дома Дзелеппи. Был один и на ваш адрес. С кем вы разговаривали? Вас приглашали?
 - Да, мне хозяин передал, что звонила Вероника, приглашала проводить ее дядю, Энцио. Но я только под утро вернулся с гулянки и проспал все на свете, не пошел и не перезванивал. Я слышал, там произошло что-то страшное.
 - Почему вы оставили записку про Канаду, а пошли в армию?
 - Я долго думал об этом. Не хотел, чтобы родители сильно за меня переживали. Коммунисты поломали жизнь моей семье, из-за них я лишен Родины. Давно мечтал отомстить.
 - Но вы сочувствовали СССР, вас из института за это уволили.
 - Я никогда не сочуствовал коммунистам. России - да. Это моя Родина. Но русский - это необязательно – красный. Я американец.
 - Знаете, я совсем вам не верю. Мы восстановили картину того, что произошло в доме Энцио. Вы знали, что Дзелеппи собрал круглую сумму для вложение в дело в Италии? Знали, что он все взял в банке наличными?
 - Он не делился со мной такими вещами.
 - Мы ничего не нашли у вас в доме. Но я вас обязательно поймаю, рано или поздно. Вы были в гостях у итальянца и смогли обмануть этого Салли с Бартоном. Или были заодно, а потом всех перебили. Серебряные пули в агенте ЦРУ, это что-то ритуальное. Вы - теолог, долгое время сотрудничавший с Бартоном. Бартон был и остается даже после смерти засекречен. О его настоящей деятельности знал только его непосредственный шеф, он устно оставил информацию о спецоперации с наркоторговцами.
 - Зачем вы мне все это рассказываете? - Удивился Раздаев. – И разве Дзелеппи занимался наркотой? Даже не слышал о таком.
 - А потом этот шеф погиб, приехав во Вьетнам, чтобы вас там допросить. Я рассказываю, чтобы вы понимали, как глубоко вляпались. Вы даже не представляете, какого ранга он был сотрудником ЦРУ, уровень принятия решений самый высокий. И тела его не нашли! Всех убитых нашли, а его словно съели! Ни одной зацепки, ни одного документика. В джунглях погибли все, кроме вас и этого лейтенанта. Я не верю в такие совпадения. И все у вас гладко, комиссия оправдала, есть надежный свидетель, боевой офицер…
 - Так вы у Коллинза и спросите, до чего там все было гладко. А если Вуду все-таки стал зомби, я его обязательно попрошу, чтобы он вас навестил…
 - Смейтесь, смейтесь. Пистолет, из которого были выпущены серебряные пули, установлен. Он приналежал Дзелеппи. Мы его найдем. И деньги, которые утром того дня получил в банке Энцио, тоже. Мы вас поймаем, докажем и повесим. Ничего личного. Слишком много от вас неприятностей. Это не только мое мнение.
 - Спасибо на добром слове, офицер. Идите к едреней фене, как говорят в России. Шеф Бартона оказался очень душевным человеком. Я с ним и словом не обмолвился, даже не знал, кто он такой. В материалах военной комисси есть все, что касается этого дела. Если у вас нет ордера, то катитесь отсюда, дайте выпить, пока вы меня не поймали…
 - До скорого, рейнджер липовый…
 - Зато живой…
 Фэбээровцы ушли. Через две минуты с улицы раздался тоскливый, почти плачущий крик:
 - Гребаный русский квартал, твою мать! Два колеса порезали! Суки, мать, гребаные красные сволочи! Сюда надо скинуть атомную бомбу! О-о-о-о, распроклятая ты гребасрань…
 С того дня за Руром следили постоянно, скорее всего круглосуточно. Он чувствовал чужие глаза у себя на затылке даже ночью. Инстинкт самосохранения подсказывал ему совсем ничего не говорить и не заходить в церковь, чтобы не спровоцировать догадку. На улице, встретившись с отцом Александром, понимающе переглянулись и немного постояли.
 - Слава Богу, ты вернулся.
 - Вы все хорошо молились за меня, дядя Саша…
 - Я вижу, бесы тебя не отпускают.
 - Говорят же в России: «Вцепился, как черт в грешную душу». Вцепились.
 - На исповедь придешь?
 - Обязательно приду. Только нескоро. Пусть пока мои грехи вашей молитвой покрываются… Мне с бесами своими как-то разобраться надо.
 - Смотри, Юра, смотри… Бог в помощь, не волнуйся.
 Дистанционные микрофоны ФБР записывали все разговоры на улице и в машине. Несколько микрофонов было установлено в доме. Джорджа еще два раза повесткой вызывали для дачи официальных показаний ФБР и полиции. Жизнь превращалась в дурацкий спектакль, где даже сидя на унитазе нельзя было расслабиться. Это приобретало характер неприкрытой травли всей семьи.
 Через полгода Федор позвал Джорджа на разговор. Они выехали на берег океана и пошли по длинному песчаному пляжу вдоль берега. Апрель пригревал тропическим солнышком, слегка штормило. Первые любители позагорать уже валялись, как тюлени, подставляя лучам упругие бока. Рур с Федором подошли поближе к воде, где шум волн и расстояние до стоянки машин уже не позволяли прослушивать.
 Рядом несколько подростков пили кока-колу, курили и мерялись бицепсами, ругаясь и споря, у кого больше. Ребята изо всех сил напрягали мышцы, но чего-то впечатляющего не получалось. Недалеко от них спал военный моряк, видимо после гульбища в увольнительной. Его форма, аккуратно сложенная, лежала рядом. Разбуженный возней ребят, морячок проснулся. Сел и потянулся, широко зевая. Он оказался на редкость атлетически сложен. Античная мускулатура играла всеми волокнами при потягивании. Увидев, как пацаны пыжатся, старась превзойти друг друга, он им свистнул, чтобы те посмотрели в его сторону. Ребята завистливо уставились на Геркулеса. А моряк показал ловкий фокус: на его бицепсе была татуировка с голой девушкой, соблазнительно лежащей на животе, попой к верху. Он согнул предплечье, мощный бицепс вздулся, девушка оттопырила и приподняла попу. Морячок средним пальцем согнутой руки легко достал до своего мускула и ласково погладил девушку по заднице.
 Моряк сорвал бурю аплодисментов и восхищенных воплей. Рур с отцом тоже от души похлопали веселому матросу. Ребята обступили его, наперебой допрашивая, как можно побыстрей так же накачаться.
 Хороший был день.
 Федор повернулся к Руру и сказал:
 - Давай вернемся в Россию.
______________________________
 От автора: ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.