Омовение

Во дворе уважаемого старейшины Махмуда было многолюдно. Собрались жители не только с этого аула, но и близлежащих чеченских селений. В доме проводили религиозный обряд «Саг1а». Будучи человеком великодушным и щедрым Махмуд захотел вместе с сельчанами вспомнить об ушедших в мир иной родных и близких.
Духовенство, в числе которых были имамы, туркхи и другие старцы, находились в большом недавно достроенном саманом доме. Молодое поколение занималось сооружением длинных столов и скамеек: кто-то помогал, а кто пошустрее,  кушал куски мяса из общего котла, запивая бульоном. Они находились позади дома. Ответственный за приготовлением жертвенного мяса Абу-Хасан выражал крайнее недовольство, но молодежь его задабривала.
– Абу-Хасан, не серчай на нас, – говорили они. – Мы проголодались, с утра на ногах.  Чтобы мы делали без тебя? Никто не умеет, как ты вкусно готовить мясо.
Простодушному и доброму  чеченцу этого хватало. Он знал, что многие из них не халтурщики, поэтому смотрел сквозь пальцы, когда кто-то из них снова приходили за очередной порцией.   
Одно из окон в доме открылось и мужчина средних лет, громко и протяженно начал читать азан. Наступило полное молчание. Завершив призыв муэдзин, поднял руки в мольбе. За ним последовали и находившиеся на улице люди. Немало было среди них и тех, кто не умел читать дуа и фатиху, но они все повторили за ним.
За процессом из глубины комнаты внимательно наблюдал известный и уважаемый в республике богослов Харон. Гость являлся давним другом Махмуда. Их дружба завязалась еще годы выселения в бескрайних казахских степных просторах.
Харон подошел к открытому окну, где читали азан коротко и строго молвил:
– Тот, кто умеет совершать намаз, пусть присоединяется к нам.
После его слов во дворе началась суета: часть сразу скрылась из виду, так как совсем не умели молиться; другие начали готовиться, делая омовение. Среди них оказался один молодой человек. Его звали Алихан. Он не знал, что ему делать, так как не умел совершать  намаз. Вначале молодой человек хотел уйти со всеми не молящимися, но постеснялся.
Алихан осмотрелся вокруг, чтобы понять, как нужно готовиться к молитве. Он взял белый пластиковый кувшин с открытой горловиной и подошел к двухсотлитровой бочке; черпнул несколько раз кружку в бочку с водой, наполнил емкость. Сев на скамью, Алихан начал повторять действия тех, кто готовился к намазу. Он не знал порядок омовения: то есть, очередность мытья частей тела. Посмотрев направо, увидел, как один из мусульман чистит нос, он начал усердно его мыть, посмотрев налево, заметил, что другой умывает руки, Алихан принялся чистить руки до локтей. Таким хаотичным образом он настойчиво продолжал готовиться. Парень воду не жалел: ему пришлось несколько раз возвращаться к бочке, чтобы набрать кувшин. Наконец-то он закончил процесс. Сильно запыхавшийся от волнения и почти весь промокший, Алихан направился к дому.
За всем этим из глубины комнаты наблюдал старец Харон. Его заинтересовала реакция людей, особенно нашего героя. На суровом морщинистом лице аксакала пробежала тень еле заметной улыбки.
Внутри все собрались, старейшины сидели на коврах, не спеша вели беседы. Здесь присутствовали и агитаторы коммунизма, которые переобулись в добрых мусульман, когда почувствовали, что начинается время перемен. Бывшие атеисты начали вливаться в ряды порядочных верующих.
– Недавно я тоже раздал жертвенное мясо, – важно начал один из них, в прошлом один из партийных функционеров, работавший в районном сельсовете. – Все жители квартала получили свою долю.
– Ты всегда отличался большой щедростью, – с угодливой улыбкой затрещал бывший директор школы, который в свое время заставлял школьников кушать конфеты в месяц Рамадан, чтобы тем самым нарушить их посты.    
Старцу Харону явно не нравилось сидеть в такой компании. Его мучили воспоминания о тех, кого пытали и убивали в застенках ОГПУ и НКВД. Чеченские устазы, известные богословы, чьи судьбы жестоко перемолола  безбожная власть.
Чеченский алим сидел, поглаживая свою седую бороду, не обращая внимание на показуху  и хвастливые речи новоявленных старейшин. Он поднял глаза, посмотрел на муэдзина и сказал:
– Время молитвы настало, прочитай икамат.
Затем Харон пристально осмотрел комнату, глаза ища кого-то. Его мудрый взгляд остановился на Алихане, и он обратился к нему с приветливой улыбкой.
 – Как тебя зовут, молодой человек?
– Алихан, – смущенно ответил тот.
Присутствующие тоже с любопытством смотрели на него. От такого всеобщего внимания он совсем растерялся  и не знал, как себя вести среди этих уважаемых людей.
– Раньше не видел тебя на наших собраниях, – продолжил Харон, – приходи еще.
– Да, обязательно приду, – пообещал Алихан.
Старец поманил парня рукой и громко сказал: 
– Будешь рядом со стариком, и повторяй за мной.
– Хорошо.
– Алихан! – еще громко прокричал Харон, чтобы услышали все.
– Да, ваша.
–  Знай, твое омовение намного лучше, чем намаз некоторых присутствующих здесь людей.
Молодые мюриды, стоящие позади старших, прыснули от смеха. Все понимали, кого он имел в виду. Бывшие атеисты стояли красными лицами от бессильной злобы.