Ньюанцы

- Иди с Богом сестра! - сладким до приторности голосом произнёс Семёныч и, собрав пальцы в щепоть, размашисто перекрестил сухенькую, очень бедно одетую старушку. Та, черными от грязи пальцами, сгребла несколько сторублёвок со стола, ухватила полиэтиленовый пакетик с печеньками, макаронами, банками дешёвой тушёнки и, кланяясь в пояс, засеменила к выходу. Хлопнула дверь, иллюстрация нищей старости покинула помещение уютного офиса. После неё остался тяжёлый запах кошачьей мочи, лекарств и ладана.
Шеф облегчённо вздохнул, расправил плечи, с лица без следа исчезло умильно-смиренное благодушие. Пройдя на офисную кухню, налил рюмку коньяка и незамедлительно выпил. Закусил долькой лимона щедро посыпанного сахаром. Блаженно зажмурился, постоял немного и, сев за стол, торопливо налил вторую.
- Эх, а какая красавица была в своё время! Мужиками крутила, как хотела. Кто только не звал её замуж, а она только смеялась и хвостом крутила. Теперь в церкви целыми днями стоит, да на девок молодых кидается, если без платка заходят или в штанах.
Я стоял у плиты, следил за пельменями, слушая шефа. Шеф, он же Семёныч, сегодня занимался, как он сам называл, социально-благотворительным меценатством. К нему, раз в неделю, заходили разные странные личности. Всех он преувеличенно радушно принимал. Кого-то дальше прихожей не пропускал, а кого-то вёл  в свой кабинет.
- Мне богоугодное дело не в тягость, - размякший после второй рюмки коньяка, шеф самодовольно улыбался, - только проветрить надо теперь. Уж больно дух тяжёлый после этой дуры.
Пельмени сварились и теперь, щедро политые сметаной, исходили паром в наших тарелках.
- Рюмочку примешь под пельмешки?
- Не, спасибо Виктор Семёныч, - мне не хотелось становиться собутыльником шефа, - я, вы ж знаете, равнодушен к выпивке в первой половине дня, да ещё на работе.
- Ну-ну, на какой ещё работе тебе сам начальник коньяк предлагать будет?! Да, как знаешь - мне больше достанется.
Горлышко бутылки  звякнуло о край рюмки и рыжая жидкость плеснула через край. По столу разлилась лужица "Хеннесси". Шеф кинул быстрый взгляд на меня, потом на разлитый алкоголь и начал пальцем гонять его по столу.
- Хрен с ним, само высохнет, - хрипло произнёс Семёныч, резко замахнув рюмку.
- Третья, - отметил я про себя, а вслух сказал, - кто ещё сегодня будет?
Шеф, как правило, после третьей заметно добрел, становился разговорчив и щедр.
- Да придёт тут один, работает в комиссии по строительству при администрации, ну и фирмочка у его жены строительная. Денег будет просить. Как обычно. А я дам, чё ж не дать?! А он мне потом должок вернёт, да и процентики я услугами возьму. А денежки мне другие строители дадут - им от комиссии надо кое-что, вот я и поспособствую за долю малую. Ловко?
Довольный собой, шеф набулькал себе четвёртую рюмку. Лицо его уже начинало краснеть. Внезапно он умолк и уставился на меня буравя тяжёлым взглядом. Гладко выбритый подбородок затвердел, выдвинулся вперёд, губы сжались в тонкую, бескровную нитку и уголки рта запали. Ноздри раздулись, брови сдвинулись к переносице, глаза потемнели - ни дать, ни взять образ с советского плаката "Раздавим фашистскую гадину!" - четвёртая рюмка начала всасываться.
- А ты может думаешь, что я трепло какое-то?! Заруби себе на носу, я сам не бедный и тех кто со мной богатыми сделаю! Вот чё ты хочешь прям счас?!
- Машину новую...
- Всё! Будет тебе машина! Я сказал!
Звонок в дверь прервал пьяный аттракцион щедрости. Я пошёл открывать. За спиной звякнуло, значит пятая пошла. Сейчас будет "деловое, конкретное настроение".
На пороге стоял невзрачный мужичок в какой-то подростковой курточке и меховой кепке.
- Здрасьте, я к Виктору Семёновичу.
- Проходите, пожалуйста.
Пропустив в прихожую посетителя, я начал закрывать дверь.
- Приветствую, дорогой мой человек! - уже рокотал хорошо поставленный голос шефа, - проходи, располагайся! А мы сейчас с тобой замечательного коньячка выпьем. Не-не, в кабинет, в кабинет проходи. Не на кухне же такую амброзию вкушать! Давай, я за тобой поухаживаю. Та-ак, курточку сюда.
Семёныч заботливо ворковал, суетясь вокруг посетителя, как приказчик в лавке. Потом дверь в кабинет закрылась и я смог наконец спокойно доесть остывшие уже пельмени. Часа два прошло прежде чем из-за двери донёсся громовой рык шефа.
- А вот хрен тебе на воротник, а не денежки мои! Я всю вашу комиссию на пальце вертел вместе с администрацией вашей! Да ты знаешь кто я?! А ты долбоклюй паршивый даже выпить со мной не можешь! Ну и пошёл на хер отсюда!
Ага, значит это уже пятнадцатая или шеснадцатая рюмка. Дальше будет концерт, зрителем которого я становиться не желал.
Утром шеф пил кофе, крепкий чёрный кофе, чашку за чашкой. Курил, щуря от дыма красные глаза, вздыхал и молчал. Потом посмотрел на меня и, прокашлявшись, выдал.
- Я всё помню, всегда всё помню, - помолчал немного и добавил, - а знаешь почему я тебя ещё нахер не послал? Вот я вчера коньяк пролил, а ты даже не дёрнулся его вытирать. Вот за то, что ты не холуй я тебя уважаю. А эти все говнюки лживые - холуи, лакеи и жополизы! Вот такие ньюанцы.
Посидел ещё немного и достал из-под стола бутылку "Хеннесси".
- Раз, - сосчитал я про себя, а вслух сказал, - ну и ладненько. Пошёл я работать.