Корни рода. Герман и Мария

              Основоположник рода Боготоповых нашей ветви: Герман. Редкое имя, русское, в переводе с латыни: единственный, родной. В честь его, деда, окрестили и моего папу. Но он не захотел быть его носителем и поменял имя надругое: Григорий. Но поминаю я его, как Германа. Так что в моей поминальной книжке с 31 марта 2018 года два Германа: мой отец и мой прадед.
Есть фото, «добытое» мной случайно в доме двоюродной тети Евдокии Георгиевны Сорокиной-Халанской, дочери сестры деда Василия -Анны Германовны. У нее на стене над кроватью висело два портрета, увеличенные с маленькой фотокарточки: на одном - ее дед Герман, на другом – ее бабушка Мария Максимовна. Мой прадед и моя прабабушка. У меня тогда от счастья их лицезреть даже сердце зашлось! До этого я не видела этих фотографий.
Дед Герман в серой каракулевой папахе- кубанке, которую носили казаки. Маленькие глазки близко посажены к переносице. Носик прямой, как бы приклеенный к нависавшим с покатого лба широким бровям. Над верхней губой темные  усы опущены крыльями вниз, соединяясь у уголков рта с аккуратной бородкой, сросшейся с бакенбардами. И левое ухо, кажется, держит край папахи, выдаваясь немного вперед. Во взгляде прадеда Германа сквозит такое родное: так прищуривается дядя Володя на всех фотографиях, как бы смущаясь фотографа. Да и я сама так прищуривала глаза  на детских фотках.  Вид щеголеватый,  в застегнутом наглухо чекмене из серой добротной  шерсти. Похоже, был аккуратный, собранный. Мой папа был таким же: в одежде всегда аккуратист.
Рядом отдельный портрет Марии Максимовны, женщины бальзаковского возраста. Скромная крестьянская душа. Голова повязана темным платком, завязанным на слабый  узел под подбородком. Меня всегда удивляло: как они, женщины прошлого века,  так завязывали платок, если он через минуту мог развязаться? Черные, как смоль, волосы разделены на прямой пробор посредине. Большие глаза -  в отличие от дедовых щелочек,  грустные, даже немного печальные. Крупный нос картошкой и такие же крупные губы, с опущенными вниз уголками, будто кто обидел перед моментом съемки. Четко выраженные две глубокие  борозды, залегшие по нижнему контуру щек. Может, пришла пора провожать мужа на службу? Или откуда такая вселенская скорбь во взгляде?
Такие они внешне разные, мои прадедушка  и прабабушка по отцовской линии,  прямые противоположности. Может, этим и ценен их союз? Я даже не знаю их годы рождения. Если учесть, что старшая их дочь Елена - ровесница века, то лет восемнадцать назад от года ее рождения, приблизительно году в 1882  родился Герман.
 Хотела написать: они поженились в начале века или перед самым его началом, 1899  году. Но в то время сами молодые не смели выбирать себе ни мужа, ни жену. Их женили родители, имея свой меркантильный интерес.А хохлы вообще никогда ничего не делали без выгоды.Такой менталитет у этого народа.
 У Ткачева Максима, отца Марии, была  большая семья: дочь  одна, (а может, и не одна,только нам это неизвестно, а вот братьев было несколько. Мне известны пока трое: Василий, Иван, Николай. Мне никто не рассказал о них. Я сама нашла их  на сайте ОБД Мемориал: все трое числились там, как погибшие в Великой Отечественной войне. Я просто вычислила их по одинаковому отчеству и месту рождения: хутор Качалин Скосырского района. Сейчас это Тацинский район.
Дядя Иван мне рассказывал, что братья бабушки были родом из хутора, расположенного в степи за Морозовском. Качалин подходит.  Если скакать на коне по прямой, от кургана к кургану  в степи, добраться до Песчанки, где жили Боготоповы,  можно довольно быстро. Это сейчас ездят  в объезд, по трассе, и  до этого хутора можно добраться на машине часа за полтора. Неплохо было бы уточнить в архиве области, кто еще из Ткачевых проживал в Качалине.
О семье  Германа мне ничего не известно. Даже имен его родителей не знаю. Так и останется он в нашей семейной истории без отчества или Господь поможет пролить свет на этот вопрос?
Был Герман худощав, невысок, жилист, но смерть  от перитонита настигла его году в 35-м, значит, ему было чуть за пятидесят... Даже по тем меркам рано ушел. Мог бы пожить еще,и, глядишь, и в Боготоповском роде не было бы таких белых пятен.
Герман и Мария вырастили двух сыновей и трех дочерей. Самая старшая Елена Германовна, 1900 года. За ней - ее сестра Анна, 1902 года рождения, мой дед Василий 1908 года, брат его Федор 1912 года и младшая, Ольга, 1914 года.
Песчанка
Жили они на хуторе Песчанка, в глухой степи Второго Донского казачьего округа, неподалеку от старинного казачьего хутора Сиволобова, в который  в пятидесятые годы перешли все оставшиеся жители Песчанки при укрупнении колхозов. Рядом хутора Пришиб, Жеребец, Вербочки, Кирсановка… Впрочем, последнего уже нет, как нет и Песчанки. А эти два хутора мне оба родные, один - по линии Боготопопвых, другой- по линии Ануфриенко.
 Я была в том месте, где стоял хутор Песчанка, когда работала в редакции районной газеты. Мы должны были снимать овощную плантацию колхоза «Пролетарий», расположенного в Сиволобове. Плантация была устроена на месте бывшей уже Песчанки. Там тогда,  в конце 80-годов прошлого столетия, можно было рассмотреть упавшие и покосившиеся кресты на могилках, маленькое кладбище стояло без ограды. Кто там был захоронен? Дед Герман? Его родители? Почему мы не ездили к ним на могилки?
Позже в начале нового тысячелетия, с 2005 по 2010 год, я работала на местном телевидении,  и снимала осмотр полей. Однажды мне повезло: привал-завтрак был  организован в балочке под Песчанкой! Я вглядывалась там в каждый кустик, деревце, в изгибы грейдерной полевой дороги! Молодой лесок. Негустой, в основном терновник да карагач. Нехоженые тропки, заросшие травой в пояс. Земля моих предков! Ощущение – дежавю:   такое чувство, что ты уже тут был раньше…
Что я еще знаю об этой  точке на земле? Что хутор стоял одной улицей в два порядка, устроенный как в Малороссии, поверху балочки, с уклоном вниз.  Был там рукотворный прудик, колодец с водой в каждом дворе свой.
 Холлы были землеробами- копачами, первым делом они рыли колодцы и землянки. Позже строили свои аккуратные хатки из вербы, которая росла в изобилии по берегам речушек. Жинки белили стены, сажали  в палисаднике подсолнухи. Дворы ограждали плетнем, плели его из веток той же вербы. Крыши крыли камышом или соломой, а маленькие подслеповатые окошки непременно стеклили.
Переселенцы из Малороссии везли с собой даже саженцы  и разводили сады. На территории стертой со всех карт Песчанки до сих пор растут груши и яблони – дички, с мелкими кислыми плодами. Не могли жить хохлы и без вишень. Мой папа трижды строился, и каждый раз в новом дворе  первым делом сажал вишни и яблони. Уже в глубокой старости, зная, что осталось жить всего ничего, на каждом свободном месте "тыкал"   молодые выгонки вишни в своем дворе. Для внуков и правнуков. И когда мы построили свой дом, он первым делом посадил нам под окном четыре вишнины. Людей,  у которых во дворе не было вишневого деревца, он считал нерадивыми хозяевами.
 Наделы земель, доставшиеся хохлам – пришедшим из густонаселенной  Таврии в поисках места  под солнцем, были не самыми лучшими, но все-таки позволяли прокормить большие семьи. Казаки не горели желанием  делиться своими общественными землями. Так оборотистые хохлы действовали расчетливо: где прикупят надел, скинувшись в общак, в долевую собственность, на несколько семей, где самозахватом распашут целину. Были конфликты, конечно, но их старались погасить, договориться на берегу.
Боготоповы – люди неконфликтные, но с крутой хозяйской жилкой, трудолюбивые до умопомрачения, готовые надрываться и «робыть» до седьмого пота. Такой был мой отец и его братья, их отец и дед. А в кого они удались, догадаться нетрудно: в своих предков –землеробов.