Амфора Пандоры

Поднявши взгляд к звёздам, стою онемев –
            слышу вкрадчивый голос вселенной…

         Касание полосы было почти незаметным. Видимо пилот знал своё дело. Невыспавшееся солнце едва выглядывало из-за горизонта, нехотя подсвечивая лоснящиеся бока выстроившихся в шеренги самолетов. Снежило. Всюду царил удивительный для транспортного узла, который никогда не дремлет, минимализм действия рукотворного оснащения. Гегемонией движущихся систем в это мгновение обладала природа. Рассветный ветер кружил в легкомысленном вальсе Штрауса мириады белых мушек. 
         Слаженные эскадры сизых туч неслись над аэродромом, казалось, набирая вторую космическую скорость, стремясь вырваться из мягких, но настойчивых гравитационных объятий сотворившей их планеты.
         Тусклые отблески, люди в ярко-оранжевых комбинезонах, приглушенное покашливание соседей по салону, низкий всепроникающий гул, ожидание…
Авиалайнер медленно подрулил к длинному рукаву входа в терминал и, утомленные ночным перелётом пассажиры, начали подавать признаки жизни, вставая с мест, с которыми они уже сроднились, за часы, полные терпения и беспокойной дрёмы.
         По заверениям Романо, его должны были встречать. Некто Рену Робер. Странное имя, с ударениями на последних слогах (неужели француз?), принадлежало смуглому, невысокому крепышу (скорее – колониал) средних лет с характерным выражением легкого испуга или недоумения на физиономии и живыми черными глазами, с таящейся в них хитринкой. Он быстро взял под руку новоприбывшего, неуверенно следовавшего за толпой пассажиров к выходу из терминала, и настойчиво оттащил в сторону.
         – Господин Иррисолто Адвена, я полагаю? Я ваш сопровождающий. Вас, вероятно, предупредили? – По построению его фраз можно было подумать, что этот коротышка ни в чем не был уверен до конца. Он выжидающе смотрел на долговязого, несколько измождённого на вид, человека, чье предплечье по-прежнему крепко держал, без стеснения разглядывая его старомодное длинное потертое пальто и кашне с невнятным узором.
         – Да, так меня зовут, - несколько скованно и даже церемониально, словно вынужденный соблюсти некую ненужную условность, ответил Ирри, и, беспомощно оглядевшись, добавил. – В какую сторону идти?
         – Следуйте за мной, не отставайте, - скомандовал Рену Робер, наконец, отпустив его руку, и, резко развернувшись на каблуках – довольно высоких, как разглядел Ирри, что, впрочем, никак не сглаживало общего впечатления – устремился в направлении выхода, огибая людей и другие путевые препятствия, петляя и запутывая следы, не хуже зайца, удирающего от волка среди кустов и деревьев. Потрепанного вида, растерянный и сбитый с толку окружающей суетой, волк еле поспевал за ним, перейдя на прихрамывающую рысцу, всё-таки ноги, после перелёта, были ещё несколько занемевшими.

         Снег валил уже крупными хлопьями, будто в небе встряхивали огромные перьевые подушки, и превращался в коричневую кашу, едва достигая асфальта. Слякоть, лужи с радужной пленкой, щекотка снежинок на ресницах, чуждость… И, вопреки всему этому – торжествующе восходящее на востоке солнце.
         В автомобиле было уютно. Приятно, но несколько навязчиво, пахло лимоном, кожей обивки, и слегка – хорошим табаком и кофе. Негромко играл легкий теплый джаз. Снег, падающий на лобовое стекло, таял; сплетавшиеся во всё более широкие ручейки, подсвеченные красными стоп-сигналами медленно двигающихся в плотном потоке машин и встречными светофорами, становились реками алого пламени, вычерчивая инфернальные картины стекающей лавы. Может так выглядело давнее прошлое Земли, в эпоху буйства вулканов? Водителю иногда надоедал этот адский этюд, и он стирал его, одним неуловимым движением пальца, включая на секунду послушные проворные щетки, видимо, не желая брать на себя обязанности Вергилия. Одно мгновение, промельк – и ты, лишь только усилием мысли пронизав сотни миллионов лет, снова в настоящем, когда повзрослевшая Земля уже прохладна и рассудительна.
         Робер мощными руками лениво держал руль, двигая им с неким снисхождением, только тогда, когда это было действительно неизбежно, как будто не хотел влиять на реальность больше, чем следовало, внося лишь тонкие, математически выверенные корректировки.
         – Романо просил не задавать вам лишних вопросов, господин Адвена, - произнес Робер после продолжительного молчания. – На него это совершенно непохоже – не давать никаких объяснений. С чего бы такая таинственность?
         – Просто, я не очень люблю отвечать на вопросы. А Романо очень тактичный человек и учел мои особенности. Хотя вам, я вижу, он не указ? – Ирри слегка печально улыбнулся.
         – Я любопытен от природы, не скрою. Такова уж моя слабость, за которую иногда приходится платить, и довольно дорого, - добавил он, подхватывая несколько чопорный стиль диалога и чуть нахмурившись от каких-то воспоминаний.
         Поперек безымянного пальца Робера протянулась светлая полоска в пару миллиметров шириной.
         – Недавно развелись? – Довольно бестактно переключил внимание со своей особы Ирри.
         – М-да... Не только любопытен не в меру, но и не умею прощать измен – сплошная кладезь добродетели. – Рену Робер горько усмехнулся.
         – Бывает, – философски изрек Ирри. – От начала мира так. Адаму, помнится, с первой женой тоже не повезло. – Они надолго замолчали – погрузившись каждый в свои безрадостные мысли.
           Снег закончился внезапно, будто его выключили. Выглянуло и принялось давить на глаза, спрятавшееся было в пелене туч, озорное солнце, превращая тонкое снежное покрывало по сторонам от дороги в драгоценные россыпи – призрачно доступные, но исчезающие при первой же попытке приблизиться и завладеть ими. Как и многое в этом мире, подумалось Ирри, слишком многое. Иллюзия, которую можно проверить, лишь коснувшись её, не зная наверняка, чем она окажется.
           Съехав с трассы, они двинулись, уже заметно медленнее, раскисшей проселочной дорогой и остановились перед двухэтажным оранжевым коттеджем, за которым возвышался могучий сосновый лес. Ирри вышел из машины, равнодушно погрузив ботинки в грязное месиво из талого снега и глины. Обойдя коттедж справа, он, испытывая безотчетное благоговение, приблизился к огромным реликтовым соснам с желто-коричневой корой и отягощенными снегом ветвями, подняв голову и восхищенно распахнув глаза. Тишина, царящая вокруг, не была ни тишиной звенящей, ни тишиной гулкого старого здания, или отчаянной тишиной одиночества – это была тишина насыщенная жизнью, пропитанная уютным покоем дремлющей природы, сохраняющая её незримые тайны. Иногда, падая с веток, вниз проносились снежные кометы, оставляя величественный, блистающий в солнечных лучах, шлейф, рассеивающийся в безмолвии дремучего леса.
          – Сперва, я решил, что вы молоды, а теперь, в ярком свете, вы кажетесь намного старше – одних со мной лет, сверстник… а может, и того больше. – Мягко, по-кошачьи подошедший Робер, смотрел на очарованного лесом, воодушевленного Ирри. – Сколько  вам?
Ирри досадливо поморщился – разрушилось ощущение светлой сказки, улетучилось, словно его и не было.
          – Что-то около тринадцати миллиардов. Может, немногим больше, – он недовольно посмотрел на сопровождающего, – во всяком случае, частицам, из которых я состою... мы все сверстники. – Спустя мгновение добавил он и вымученно улыбнулся.
          Немного опешивший Робер, мгновенно поняв свою оплошность, поспешил ретироваться в сторону машины, и, насупившись, стал выгружать какие-то сумки и пакеты – он тоже любил природу и мог понять человека, желающего остаться с ней наедине.

          В доме было мрачновато, но тепло. Озорно потрескивали поленья в камине, медвежья шкура когда-то угрожающе, а теперь бессильно скалилась на деревянном полу, заполняя место между креслами с высокими спинками. В одном из них сидел седой сгорбившийся, но кряжистый старик, со стаканом какой-то темной, и, судя по хищному отливу, точно не безалкогольной жидкости в одной руке, и раскрытой книгой – в другой. «Государь» Макиавелли – прочитал с расстояния в несколько, остававшихся до кресла, метров Ирри, несмотря на скудное освещение.
          – Не слишком торопились? – Просипел старик с явным неудовольствием, но едва заметным карамельным оттенком иронии. – Еда уже остыла – грейте сами, мне не досуг. Мы с Никколо несколько заняты. – Он явно хотел казаться жёстче и холоднее, чем был в действительности и шелестящий скандинавский акцент только способствовал этому. Морщинки же, веером разбегавшиеся от глаз, бескомпромиссно свидетельствовали об ином. Старику, конечно, больше нравилось улыбаться, но сам он был не в восторге от этой своей черты, ему хотелось казаться солиднее и чтобы люди воспринимали его более серьезно, для чего он временами и напускал на себя суровый вид.
          – Готовитесь править миром? – Поглядывая на книгу, усмехнулся Ирри, неожиданно для себя, ибо полагал, до этого момента, что он человек воспитанный.
Старик откровенно и с видимым удовольствием расхохотался:
          – Миром вряд ли, но соседнее королевство намерен захватить и удерживать, как можно дольше – двадцать гектаров девственного леса, как-никак. – Он долго и внимательно посмотрел на Ирри, впрочем, с улыбкой. – Мы поладим, мальчик, это точно. – Хмыкнул он в серебряную шкиперскую бородку, с глухим стуком поставил стакан, и встал. – Поладим…
          Повисла неловкая продолжительная пауза, во время которой все участники действа почему-то принялись неловко перемещаться относительно друг друга, будто совершая странные па медленного средневекового танца. Наконец Рену это утомило, и он решил их представить.
          – Свен, позволь представить тебе, - он указал узловатым пальцем мощной лапы в сторону Ирри – этот хмурый шутник в нелепом пальто – Иррисолто Адвена, друг доктора Романо, а это, – приземистый Робер мягко, даже с какой-то  светской грацией, развернулся в сторону старика, – хозяин пансионата и мой давний знакомец, согласившийся нас приютить, Свен Бьёргсен – человек непреклонный, но, по-своему, очаровательный, – отрекомендовал седобородого Рену.
          – Что думаете, господин Адвена? – Свен склонил голову набок и прищурил всё ещё молодые яркие серые глаза.
          – Мне всегда казалось, что пансионаты, мм… несколько просторнее – Ирри неловко переступил на месте.
          – В самом деле, обыкновенно так и бывает, но в конкретном случае, это объясняется тем, что мой пансионат задуман как место наибольшего уединения клиентов, поэтому я построил десяток коттеджей, разбросанных по лесу и максимально удаленных друг от друга. Но я собираюсь расширяться, поэтому мне и нужен ещё лес. Vous comprenez? – Старик снова был серьёзен.
         – Bien s;r. Развитие бизнеса – не гарантирует отсутствие проблем, но гарантирует отсутствие стагнации и последующего регресса. – Ирри блуждал взглядом по холлу переходящему в гостиную, думая, казалось о чём-то другом.
         – Движение вперёд, не снижая скорости, позволяет сохранить баланс и гарантирует возможность дальнейшего движения – я бы это определил, как езду на велосипеде. – Старик вновь хмыкнул и добавил вкрадчиво. – Тот, кто стоит на месте рискует не меньше движущегося, хотя и испытывает некую иллюзию безопасности.
          Немного потоптавшись на месте, видимо, для иллюстрации своих слов, он подошел к столу с ящиками и, вытащив две связки ключей из его недр, направился в темный коридор. Его голос внезапно потеплел, как будто ему требовалось время на разогрев:
          – K;ra g;ster, прошу вас за мной, в апартаменты. – Вспыхнула сильная лампа, неожиданно высветив сгорбленную фигуру старика в поношенной серой кофте грубой вязки, одинокого, потерянного, казавшегося гномом, по недоразумению попавшего в сеть, взъерошенного, изрядно потрёпанного,  но не сдавшегося.
          Запах древесного дыма, поскрипывание пола, запустение, ощущение безвременья…

          Гуляя по лесу, который всё ещё был во власти зимы, Ирри местами замечал следы вторжения её ежегодной смены: кое-где на полянах блестели солнечными бликами весенние лужи, окруженные пожухлой прошлогодней травой, слоёные многомесячные сугробы подтаивали, являя собой громады из башен оплывших форм – Гауди приложил руку, не иначе, усмехнулся он. Огромная, со стволом в два обхвата, реликтовая сосна ярко зеленела на фоне глубокого голубого неба, широко расставив сонм причудливо изогнутых ветвей, как многорукий Шива, сжимающий пучки длинных изумрудных иголок. Дробный перестук пёстрых дятлов казался Ирри звуком молотков кровельщиков из далекого детства, несмотря на то, что как раз детских воспоминаний у него не осталось, но ему хотелось, чтобы они были именно такими, как он представил – с запахами свежей древесины строящегося дома, нагретой солнцем травы и грибов в ельнике, стрекотанием кузнечиков и ощущением липкой смолы на ладошках, звуками всплеска серебристой рыбы, и далекого жужжания мотора, несущейся по волнам лодки, и пушистой белоснежной нитью конденсационного следа, тянущейся за блестящей иглой далекого самолета, пришивающей облака к синему полотну небес, по пути в неизведанные страны.
          Он вообще, помнил себя чуть больше двух месяцев, очнувшись в клинике доктора Романо, который возился с ним, как с младенцем, обихаживая, проводя вечера в разговорах о его самочувствии, обследуя его разными методами, пытаясь победить ретроградную амнезию и даже дав ему новое имя, взамен старого, прочно забытого, хранящегося в кладовых неподвластной теперь памяти.
          Услышав хруст снега под чьими-то осторожными шагами, Ирри обернулся, но никого не увидел. Ритм сердца резко ускорился, мышцы непроизвольно напряглись, зрение стало отчетливее, краски ярче, воздух холоднее. За толстым коричневым стволом дерева, метрах в двадцати скрывалась женщина. – Ирри не видел её, но почему-то в его голове возник образ невысокой стройной блондинки, только преодолевшей тридцатилетний рубеж. Он чувствовал её напряжение и, одновременно, любопытство, вызов, задор. А может, всё это игра воображения? Остаётся только проверить.
         – Выходите, fr;ken, я вас заметил, – крикнул Ирри, слабо улыбнулся, уже зная, что прав, – и, дабы вселить в вас спокойствие, могу заверить, что я абсолютно не опасен, в это время года – добавил он, на случай особой мнительности женщины.
         – Откуда вы знаете, что я не замужем? Вопрос вашей опасности мы пока оставим открытым – произнесла с улыбкой в голосе миловидная блондинка, пройдя половину разделявшего их расстояния. – И вообще, как вы узнали, что я там, вы ведь стояли спиной и не поворачивались, смотря вверх, и даже если допустить, что вы меня услышали, как вы догадались, что я женщина?    
         – Do you believe in magic? – Ирри не мог придумать другого ответа, скрывающего его собственное недоумение от точности догадки.
         – Ну, не настолько,.. правда, порой хочется поддаться искушению и выбрать именно эту версию объяснения событий. – Женщина теперь по-настоящему лучезарно улыбнулась и задала другой вопрос – Вы только приехали, Herr Mystisk Fr;mling? И сразу пошли на прогулку?
         – А меня хозяин уверил, что уединение клиентов – главная добродетель его предприятия, – откуда вы знаете, что я недавно вселился? – Ирри слегка выделил обращение интонацией, в общем-то, довольно невежливо ответив вопросом на вопрос.
         – Do you believe in magic? – Женщина скорчила забавную рожицу. – Вид  у вас городской, усталый совсем, лицо бледное. Поживете здесь пару недель, посмотрите на себя внимательно – это, кстати, мы довольно редко делаем в повседневной жизни, и поймёте, что отличает свежеприбывших, от старожилов и аборигенов. – Она довольно громко, пожалуй, даже нескромно хохотнула, – но вам даже идёт такая аристократичная бледность – голубая кровь, не иначе.
         Она совсем его не боялась, подойдя близко – слишком близко, по мнению Ирри, нарушив его личную дистанцию. От неё пахло чем-то неуловимо знакомым, но он не мог определить, чем именно было это «что-то», витавшее в терпком весеннем воздухе, нежно-родное, давно привычное. У него закралось подозрение… Почему? Он не понимал сам себя. Хотя, как понять человека, которого совершенно не знаешь? Знал ли он себя? Скорее, просто чувствовал. Ощущал. Но знание ли это? Сложный и не имеющий однозначного ответа вопрос не занимал его более. А занимала его всё сильнее и сильнее блондинка, склонившая сейчас голову вправо, сродни удивленной умной собаке с красивыми и добрыми лучистыми глазами – они напоминали о теплом лазурном море с бликами солнечных зайчиков на интерферирующих волнах и солёным бризом, подгоняющим их. Она молча, с наивным  любопытством взирала на него – и как это ей удавалось? Женщина её лет уже давно должна была расстаться с иллюзиями юности и иметь взгляд совершенно другой. Он поймал себя на мысли, что влюбляется. Совершенно не ко времени, невольно и несуразно. Но, что он мог поделать – природа значительно сильнее нас. Внутри, в его мыслях, это звучало довольно забавно – «Влюбленность? Но это же не входило в мои планы!» Воистину – Бог располагает.
Показывать ей свои внезапно возникшие чувства Ирри не собирался – хотя бы по велению инстинкта самосохранения. Но… он обладал и иными инстинктами. Какие же из них сильнее?.. Поди знай.
         – Как вас зовут, прекрасная загадочная незнакомка? – Он мог себе позволить хотя бы этот невинный вопрос. Невинный? Да он открыл ворота и отдал ключи от города иноземной захватчице.
         – Было бы весьма соблазнительно сохранить таинственное инкогнито, но от искушений надлежит воздерживаться… иной раз. Аннабель. Аннабель Рэйд. – Она несколько принужденно улыбнулась и приподняла чётко очерченный маленький подбородок и столь же чёткую тонкую бровь – смесь удивления с самоуверенностью? Сомнение с комплексом неполноценности? Нет, он определённо не знаток женских душ. Разберемся,  с наполеоновской уверенностью подумал он.
         – Иррисолто Адвена. И, раз уж я знаю, что вы не замужем, приглашаю вас на скромный, но, надеюсь приятный ужин. – Ирри явно зашел дальше, чем собирался, но некая неудержимая сила внутри толкала его всё сильнее.
         – Трудно отказаться. Очень заманчиво. А насколько скромным будет ужин? Признаться, имею слабость чревоугодия..., тоже, иной раз. Особенно, после интригующих знакомств с таинственными магами и чародеями на свежем воздухе.  – Она точно флиртовала, и Ирри уже не мог противостоять её обаянию, сколько не одергивал себя.
         –  К сожалению, слабо представляю себе запасы яств нашего хозяина, но, безусловно, все они у ваших ног.
         – Будем ужинать в восточном стиле? Я всё же старомодна и предпочитаю принимать пищу сидя за столом. – Она снова хохотнула, и снова нескромно.
         Смущение, запах пробуждающейся природы, очарование свежим чувством, отброшенная за ненужностью грусть, предвкушение…

        Обычным этот ужин назвать было нельзя, но никому из них обычность и не была нужна – вечер первого свидания определяет очень многое. Люди присматриваются друг к другу, зорко отмечая малейшее изменение позы, жесты, улыбки, чувствуя новые запахи, тонко реагируя на изменения тембра голоса и ещё миллион-другой нюансов. Всё отпечатывается в памяти, создавая одни из самых долговечных картин в нейронах, красками, замешанными на гормонах. Эти картины живо сверкают при воспоминании и десятилетия спустя, никогда не исчезая в пыльных, захламлённых чередой событий, запасниках разума.
        Ирри откровенно любовался тонкими запястьями и совершенной шеей собеседницы. Именно они поразили его теперь, к чувственному лицу с огромными блестящими глазами он уже успел немного попривыкнуть. Он боялся сделать что-нибудь не так, разрушить иллюзию, ощущение счастья, от которого уже начал испытывать зависимость, непонятную, тревожащую, сладостную.
        - Итак, вы итальянец? – Ани, а она уже была просто Ани, соблазнительно улыбнулась.
        - Определённо, это так – несколько неуклюже ответил Ирри.
        - А чем вы зарабатываете на такие немудренные трапезы с новообретёнными знакомцами и на отдых в чудесных пансионатах?
        - Я, видимо, юрист. – Окончательно стушевался Ирри.
        - Видимо? – Она недоуменно воззрилась на него. – То есть вы не уверены? Я, конечно, знала, что юристы зачастую уклончивы в ответах…
        - М-да, что поделаешь? Я не уверен... – Ирри протяжно вздохнул и выдержал драматическую паузу перед решительным объяснением. – Мы с доктором долго пытались вычислить это и мои познания в итальянском законодательстве убедили нас в большой вероятности правильности определения моей прежней профессии. Видите ли, я не помню не только этого, но и вообще всего, даже своего имени. Можно сказать, что я, как личность, появился на свет лишь пару месяцев назад.
         Она была в смятении и сконфужено поглядывала на него поверх бокала с шампанским, и переплетающимися в нём ниточками пузырьков, стремившихся слиться с земной атмосферой, несколько увеличив процент углекислого газа в ней. Пауза затягивалась. Казалось, она прикидывает – а не разыгрывает ли он её?
         – Как это – совершенно ничего не помнить? Я решительно не могу этого представить. – Наконец смогла вымолвить она, даже скорее выдавить, потому что если бы этого не произошло в ближайшие секунды, их едва налаженная связь испарилась бы, как дымок над бокалами с шампанским, и стала бы просто неловкостью общения незнакомцев, тоже просто разреженной частью земной атмосферы. – Расскажите мне. Ведь вы и вправду таинственный незнакомец.
         – Сложно объяснить – как будто написанную лишь наполовину картину закрасили и поверх наносят новый слой и тот, прежний можно увидеть только посредством рентгена. – Ирри несколько мрачно усмехнулся. – Право, может это и к лучшему? Я ведь абсолютно не представляю того незнакомца, который носил это тело до меня. – Ирри замолк, задумавшись.
         – Считаете, что он мог быть неприятным человеком? – Она внимательно осмотрела его. – С обыкновением плохо одеваться, немодно стричься, вздыхать и загадочно замолкать, ужиная с женщиной?   

         Камин отбрасывал уютные желтые блики на полированную поверхность старомодной, но всё ещё крепкой мебели. Кресла, стоявшие друг напротив друга, были старыми друзьями-соперниками, зачастую принимая в себя и тех и других. Ирри смотрел искоса на старика, держащего в руке неизменный стакан с неким темным терпко пахнущим содержимым.
         – … Так уж ли и всё? Не кажется ли вам, Signore Адвена, что вы пытаетесь подогнать всё под один, подходящий лично вам стандарт? Но абсолютны ли ваши убеждения и подходы, так ли они универсальны? Тем более забавно, что universum – значит Вселенная, то есть – всё сущее. Применимы ли они ко всей Вселенной? Не допускаете ли Вы мысли, что даже физические законы, равно как и математические, не везде действуют идентично? Тем паче, философские и общечеловеческие законы, вообще имеющие исключительно антропоцентрическую природу, так как основаны на наших и только на наших ощущениях и выводах об устройстве мироздания. Я уж молчу о науках, относящихся исключительно к человеку. Психология, например, не универсальна даже в отношении homo sapiens, ибо каждый человек – сосуд со сложнейшей смесью составляющих, дополняющихся каждое мгновение. Как мы можем ориентироваться на эту науку в рассуждениях о Вселенной и ином разуме, если до сих пор не разобрались в своём? В каждом из них. Это ли не противоречие? Не насмешка ли это над человеческим самомнением? – Свен спорил основательно, не торопясь, смакуя каждое мгновение, как и каждый глоток. Подобные полуночные беседы с приятными постояльцами, уже давно были одной из составляющих смысла его жизни, и он хотел насладиться ими в полной мере.
        – Так много вопросов, Herr Бьёргсен.  Но, по сути, лишь только сомнения и ни одного контрдовода. Любое мыслящее существо, в результате развития интеллекта обязано прийти к одним и тем же выводам – гуманному отношению к своему и другим видам, экологическим стандартам позволяющих им существовать средам, энергосбережению и осознанию историчности своей цивилизации и своей индивидуальной миссии во Вселенной. – Ирри закатил глаза, для пущей убедительности.
        – «Обязано» – не вы ли его обязали, это гипотетическое существо? Да и, ведь в слове гуманный уже кроется неверное ментальное допущение, в силу того, что  human – это человек, лишь малая часть существ разумных, которые, несомненно существуют где-то на просторах Вселенной, не правда ли? – Старик попался я не в меру наблюдательный.
        – В данном контексте это слово может быть соотнесено ко всем мыслящим существам, населяющих Вселенную, сколько бы их ни было. Мы можем назвать людьми любые мыслящие на определенном уровне существа, достижение коего и является гарантией качественной направленности этого мышления и, соответствующего ему поведения. Кстати, необходимо учесть и возможность нашей уникальности. Доказательств обратному не существует. А «обязано» - в силу логики развития разума. Это наиболее рациональное поведение общества разумных существ, отвечающее эффективному и результативному решению задач, стоящих перед ним. То есть, формирование моральных ценностей – необходимое условие и самосовершенствующееся следствие эволюции всех мыслящих существ. Любые формы социальных взаимодействий рождают некий этикет общения, а он, в свою очередь, даже самый примитивный, производит моральные ценности, со временем встраивающийся в генетический код цивилизации, её память. В итоге, эта система усложняется, в соответствии с усложнением общественного устройства и мораль достигает высших уровней. Когда цивилизация обретает потенциал освоения галактических просторов, её устройство социума и мораль становится столь совершенной, что она не может навредить иным видам. – Ирри не собирался сдаваться, просто из самолюбия. Хотя старик и заслуживал почётной ничьи. Он был очень симпатичен, вызывая ностальгические, забытые чувства. – Я убеждён, что все разумные существа, вне зависимости от первоначальных условий, приходят к соотносимым логическим и моральным принципам, в силу универсальности законов существования в нашей Вселенной, хоть, по-вашему, это и тавтология. Не такие уж мы и разные, на самом деле…
        Старик уже спал, откинувшись в мягком кресле, укрытый клетчатым пледом. Он добился выигрыша в споре по-своему. И снились ему, должно быть, далекие галактики, полные прекрасных обитаемых миров.
        Огоньки на тёмном стекле бутылок, потрескивание дров в камине, ночная тишина, разливающееся по телу тепло…

        Автомобиль двигался по заснеженному склону, создавая метель за собой, впрочем, через мгновения замирающую в первозданной неподвижности, и только следы протектора шин возвещали о присутствии разума неподалеку. Робер размышлял. В голове всё крутились обрывки разговора с руководством: «изолировать его, как только будет подтверждено…», «в случае невозможности…», «удостовериться…». Он был не в настроении и хмурился больше обычного, тяжесть долга давила на него невыносимым грузом, и, сгорбившись за рулём, низкорослый крепыш, вёл машину не в своей обычной манере лёгкого пренебрежения к законам трения, инерции и гравитации, а нахраписто, повелительно управляя творением рук человеческих, съедая километры заснеженной дороги.
        Неожиданно одно из колес подпрыгнуло, издав резкий хлопок, и переднюю часть начало ощутимо заносить в сторону огромных сосновых стволов, стоящих частоколом слева от дороги. Справа же, совсем близко, зиял двадцатиметровый обрыв, с огромными валунами внизу, в брызгах солёных холодных вод тёмного, медленно вздымавшегося и опадавшего в зимнем сне, океана. Резко тормозить было нельзя, Рену старательно выкручивал руль, но ещё один хлопок убедил его в том, что события не случайны, хотя и не мог извлечь ощутимой выгоды из этой мысли немедля, решил, что разберется с этим сразу после остановки. Тут выяснилось, что тормоз перестал подчиняться водителю, и более не желает принимать участия в его судьбе. Машину бросило вправо, раздался пронзительный свист, сильный грохот, всё завертелось – как в калейдоскопе – подумалось вдруг Рену, и это было его последней мыслью, наряду с внезапно возникшим ощущением необыкновенной лёгкости.

        Привычка бродить по лесу после обеда очень быстро стала естественной для Ирри, учитывая, что представления о прежних привычках у него не сохранилось, и он легко и с удовольствием обретал новые. Снег под ногами был свежевыпавшим, голубовато-белым и пушистым. Ступать по нему было необъяснимо приятно, видимо, просыпались давно забытые детские ощущения или, того более, память предков. Свернув в сторону столь лелеемого его хозяином соседнего лесного королевства, Ирри зашёл дальше, чем собирался и остановился на краю внезапно возникшего оврага, точнее уже думал, что смог вовремя остановиться и на несколько мгновений казалось, что ему это удалось, но нога проскользнула вперёд и потеряла опору, и он медленно, как в кошмарном сне начал валиться боком вниз, на дно заснеженного обрыва. Падение с такой высоты не сулило ничего приятного, несмотря на снежную подстилку внизу, но неожиданно оно почти прекратилось и он, тот который должен был ахнуться всем своим тощим длинным телом оземь – плавно опустился не испытав ничего, кроме необъяснимой лёгкости и холода снега, прижавшегося к его голой щеке и быстро таявшего на ней, разгорячённой от морозца и интенсивной ходьбы в горку.
        Ирри заставил себя подняться на ноги, посмотрев одновременно на кромку обрыва, с которого только что так неуклюже, но без последствий сверзился и огляделся вокруг, думая, как забираться обратно. Его взгляд выхватил из снежного монохромного пейзажа необычную деталь и зацепился за неё – это была ярко блестящая на солнце часть какого-то аппарата, рядом торчало под странным углом нечто, похожее на широкую черную лыжу, а невдалеке – россыпь красных стекол. Какие-то куски машины, подумал Ирри, разбитой падением в овраг. Он подошёл ближе и увидел потёки явно свежей крови вокруг места аварии, но каких-ибо следов, ведущих в строну от раскуроченного механизма обнаружить не смог. Не испарился ли пострадавший? Или он также левитировал как и сам Ирри. Нет, всё же определился он, размыслив, если бы с ним приключилось то же самое, не было бы следов крови. Объяснения тому, что сам он цел, Ирри найти не мог, но предпочёл поискать их позже. Надо было выбираться.

       Час спустя смотря на девственно чистый снег в месте, где он нашёл следы аварии, Ирри, приведший всполошившегося, и теперь похожего на сбитого с толку и кое-как одетого гнома, Свена, недоумевал – ну не пригрезилось же ему всё это, тем более что свои следы, как от падения, так и обратного непростого подъёма, он с лёгкостью нашёл. Но кто и, главное, как смог в такое короткое время всё столь безукоризненно подчистить? Не осталось ни малейшего намёка на происшествие с автомобилем. Свен же лишь рассеянно качал головой, гадая, что ему теперь думать обо всём этом и об Ирри, в частности. Видимо, так ничего и не решив, он, неуверенно посмотрев на своего постояльца, сказал:
       - Наверное, лучше будет поговорить у камина, налив что-нибудь, соответствующее теме беседы? Пойдёмте, уже смеркается.
Ирри, погрузившийся в мрачную задумчивость, казалось не слышавший его слов, тряхнул головой и поплёлся вслед за Свеном, понимая, что говорить о необъяснимом сверхмягком приземлении теперь просто нельзя – это вызвало уже открытое недоверие хозяина.

       Свен задумчиво вертел в руках изящно выточенного из оникса ферзя, раздумывая, куда бы его переместить. Ирри не обращал внимания на соблюдение тонкостей шахматных правил, вроде «тронул – ходи», более того, ему нравилось сосредоточенное сопение и насупленный вид старика, во время принятия им принципиальных решений, сквозь который проглядывал своенравный мальчишка.
       – Знаете, Ирри, ферзь традиционно считается самой сильной шахматной фигурой, и это действительно так, если опираться в рассуждениях лишь на стандартную логику, статистику и теорию вероятности – у него больше степеней свободы, он дальнобоен и изначально располагается в более выгодной позиции, нежели, например, ладья, и, следовательно, чаще принимает активное участие в разворачивающихся на доске баталиях. Но, какое дело до всего этого королю неприятеля, если он, вопреки математическому ожиданию и прочим разумным аргументам, очутился в мире иного варианта – воплощения меньшей вероятности, в которой ему ставит мат слон или вообще пешка, ферзём так и не ставшая? – Свен явно не знал что дальше предпринять, но проигрывать не любил, и поэтому, как мог, затягивал время. – Но жизнь – не шахматы и даже не покер. Все события образуют некую пространственно-временную сеть последствий. Чем весомее событие, тем более сильные и отдалённые последствия оно имеет, влияя на реалии так, как камень, брошенный в воду, создаёт, вместе с другими, интерференционную картину, и чем больше этот камень, тем меньше вероятность, что последствия от созданных им возмущений будут погашены наложением  минимумов иных колебаний. Но, существуют и умело брошенные под определённым углом плоские камни, которые многократно касаясь поверхности воды, сами создают интерференцию, влияя на дальнейшие события значительнее, чем им следовало бы по статистике – это и есть пешки, которые матуют монарха противника, направленные умелой рукой мастера. – Свен довольно засопел, глядя на Ирри. – И, вот именно здесь, возникает неизбежная дилемма: что вернее – положиться на статистику и теорию вероятности, создав некое большое событие, запустив цепь последовательностей, которая приведёт инициатора к нужному результату, вызвав возмущения столь сильные, что их наверняка не погасят иные, более мелкие; либо искусно управившись с предметом малозаметным и, обыкновенно, недооцениваемым, запустить более сложную цепь событий, но которой противник точно не предвидит, и потому не сумеет подготовиться? Здесь выбор чаще зависит от психологических склонностей инициатора, хотя существуют и универсальные, такие (чаще группы и учреждения), что используют весь арсенал возможностей, выбирая оптимальные, в зависимости от обстоятельств. Этим истинные гроссмейстеры отличаются от любителей – у них нет предпочтений, только целесообразность.
        – Разбрасывая камни, люди лишь следуют своей природе. Шрёдингер утверждал, что живая система экспортирует энтропию, чтобы поддержать свою собственную на низком уровне. Я думаю, это относится не только к физическим процессам, но и к психологическим, так как в человеческом организме это взаимозависимые части одной общей системы. То есть человек транслирует внутренний хаос во внешнюю среду, с целью сохранить внутреннюю упорядоченность, в достаточной для него степени. Такова архитектура нашей антропоцентрической реальности. Но что, если всё это лишь бесполезная трата энергии и пустая суета? Существует ли мир вокруг иначе, чем в моём разуме? Опровержение идей солипсизма так и не было приведено ни одним из философов. Да и возможно ли это? – Ирри намеренно  сменил вектор спора.
        – Я мыслю, а значит, не только существую, но и осознаю своё существование, имея возможность абстрактного восприятия себя, с определённой долей объективности, и мир вокруг, и понимаю иных мыслящих существ, допуская возможность их объективного существования. Откуда эта тяга к социальности? Зачем она заложена в моё существо? И если я в реальности одинок, то для чего она служит, вызывая, порой, танталовы муки от осознания своего одиночества? Тогда, с какой целью мне множить свои личности, делая всех, кроме одной, псевдонезависимыми, создавая иллюзию коммуникации с другими существами? В итоге, солипсизм иррационален с точки зрения человеческой логики, потому как противоречит основным установкам моей личности, делая её стремления и усилия бесцельными, в отсутствии точек приложения сил как таковых. Но, не невозможен. Хотя это было бы разочарованием. Я, как бы это странно не звучало, люблю людей… в основном. – Старик многозначительно хмыкнул от чего-то, всплывшего в его уме из глубин обширных воспоминаний. Такими воспоминаниями изобиловала память любого человека, но всё это не касалось Ирри, с его младенческим опытом общения с людьми… и самим собой. О происшествии, возможно примерещившемуся Ирри, они со Свеном в это вечер не разговаривали. Почему-то до сих пор не было Робера, хотя он должен был вернуться к вечеру. «Видимо, дела задержали его в городе дольше, чем он планировал», несколько отстранённо предположил Свен. Атмосфера загадочности магически действовала на Ирри. Свен представлялся ему древним мудрецом, прожившим много столетий и знающим все ответы, всё о природе вещей и людях, незадачливых искателях счастья. Оглаживая седую бородку, прихлёбывая загадочную жидкость, он вперял взгляд в грядущее и пророчествовал. А пансионат представлялся ему сказочной пещерой с сокровищами, лампами, полными всемогущих джиннов, летающими коврами и прочей, необходимой для создания атмосферы волшебства, атрибутикой.

         Ирри проснулся от холода. Окно было открыто, хотя он был абсолютно уверен, что закрыл его накануне – не был он настолько уж пьян. Его, безусловно, несколько покачивало, но сил закрыть окно, и даже подумать о том, что, в противном случае, от этого ему станет неуютно, у него хватило. Холод добрался уже повсюду, но Ирри не шевелился – в комнате кто-то был. И осознание этого замораживало его больше, чем ночной холод. Ирри медленно, буквально секунда за секундой, повернул голову вправо – неясный силуэт маячил на грани периферического зрения – страх понемногу отпускал и он вновь мог думать. Что чужак искал здесь? Если этот некто до сих пор не причинил ему вреда, то, возможно, и не стоит объявлять своего сознательного присутствия в сложившейся ситуации – может лучше, пусть и далее полагает, что Ирри спит? Но это было против его природы, поэтому он, нажав клавишу ночника, сел в постели и приготовившись скатиться за её край, схватил бронзовую подставку за основание, уставившись на затылок ночного посетителя. Тот замер, с нелепо остановившейся в середине движения вверх к полкам, рукой. И, резко согнувшись, развернулся в сторону окна, и за два шага развив невероятную скорость, выпрыгнул в снежный бархан под окнами с высоты второго этажа. Ирри так и не смог разглядеть лица, слишком уж был стремителен ночной гость. Зачем он приходил? Что искал? Ирри подошёл к окну и плотно закрыл его, о сне не могло быть и речи. Он долго всматривался в сумрак, пытаясь понять цели странного визита – что могло заинтересовать кого-то в нём или его вещах? Может, искали что-то не связанное с ним, например, нечто оставленное здесь предыдущим постояльцем?
         Забрезжил рассвет и Ирри пришел в зал гостиной в общем здании, где обыкновенно завтракал и обедал в приятном обществе старика Свена. Состояние духа было несколько подавленным. Он думал и всё же не мог найти ответы о причинах ночного вторжения. Обнаружив в холодильнике малиновый йогурт, Ирри стал сосредоточенно есть, не чувствуя вкуса. Повернувшись на звук шаркающих шагов ещё не появившегося в коридоре Свена, он удивился своей способности распознавать людей по походке, запаху и чему-то напоминавшему по описанию ощущений ауру, какому-то общему впечатлению, характерному и уникальному для каждого человека. Этому тоже не было объяснения. Он просто знал. Интуиция? Повышенное восприятие? Фантазия с долей везения?
        - Вам не спится, Ирри? – Свен сам был далек от образа человека, освеженного продолжительным сном.
        - Как и вам, могу предположить? – Ирри несколько неприветливо посмотрел на хозяина пансионата. Он охотнее бы побыл сейчас только в своём обществе, размышляя, хоть и бесплодно.
        - Старики спят мало, и неглубоко – это привилегия молодых. Зато у нас больше времени остается для наблюдений и раздумий. Почему же вы не пользуетесь своей привилегией? – Свен был настроен иронично, несмотря на ранний час.
        - Иногда отказ от привилегии целесообразен, ввиду необходимости наблюдений и раздумий. – Парировал Ирри, насколько мог, иронично – его раздумья к утренней иронии располагали мало.
        - Что же завладело вашим вниманием настолько, что вы отказали себе во сне, разрешите узнать? Вчерашнее происшествие со следами аварии, которые куда-то пропали?  Или я вторгаюсь в заповедную сферу личных переживаний? Хотя, признаться, мне любопытно. Женщина? – Старик мягко улыбался.
        - Нет, к сожалению. На меня женщины действуют умиротворяюще. Скажите, Свен, а вы с кем-нибудь, кроме Рену, говорили обо мне? – Ирри выжидательно смотрел на седобородого хозяина.
        - Я не склонен ни с кем обсуждать своих постояльцев, и непременным условием отдыха здесь является сохранение их инкогнито для всех, включая других моих клиентов. Максимальная конфиденциальность, исключая случаи, когда сам постоялец пожелает представить себя кому-либо. Например, как вы и Аннабель. – Свен был серьёзен, даже суров. – Я строго следую этому правилу, Ирри, и не отступаю от него, предоставляя сведения лишь в случаях, которые оговорены в законодательстве, но, в любом случае, предварительно оповестив клиента об интересе к нему кого-либо. Если бы кто-то справлялся о вас, я, без сомнения, немедленно бы вам сообщил. Тем более что к вам я испытываю особенно тёплые чувства – вы мой особенный клиент и, смею полагать, не просто полуночный собеседник.
        - Извините, Свен. Я доверяю вам, и мне тоже приятно ваше общество. И не сомневаюсь в вас, просто иногда люди упоминают о ком-то в разговоре ненамеренно. Я не знал о вашей политике конфиденциальности, но теперь вы меня успокоили. Мне жаль, что я высказал свои сомнения, но я не хотел задеть вас, просто у меня неважное настроение. Пожалуй, мне нужно прогуляться и проветрить храм мыслей – Ирри усмехнулся и направился в сторону двери, сняв с вешалки куртку.
        - Действительно, лес лечит души. А горный свежий ветер избавляет  храмы от любой степени запылённости и духоты. – Свен, казалось, вернулся в привычное для себя благорасположение к миру. Ирри действительно нравился ему и долго сердиться на него он не мог.

         Снег схватился плотной коркой от ударившего ночью заморозка и хрустел под массивной подошвой ботинок. Ирри медленно блуждал среди деревьев, порой не разбирая дороги. Поток мыслей, то вяло текущий, то внезапно ускорявшийся влиял и на темп ходьбы, что со стороны показалось бы странным, присутствуй там наблюдатель. И он был, и даже, против ожидания, не один. Их было пятеро. Крепкие мужчины, в одинаковой белой одежде, плотно пригнанной к их ладным фигурам. Они неотступно следовали за ничего не замечавшим вокруг, погруженным в себя Ирри, ожидая, когда он окажется вне поля видимости из окон зданий отеля.
        - Ирри, ты так рано на прогулке? – женский голос заставил его вынырнуть из пучины мыслей и водоворотов образов, было совсем его поглотивших.
        - Ани? Не ожидал встретить тебя так рано, думал, что ты ещё спишь. И, может быть, видишь сон обо мне. – Ирри счастливо улыбался. Она уже приблизилась к нему вплотную, посмотрела ему в глаза, и немного наклонила лицо вправо, как ему показалось, ожидая поцелуя.
        Нападение произошло неожиданно. Позже Ирри соотнёс неожиданность к тому, что он целиком был поглощен захлестнувшими его чувствами и не обратил внимания на посторонние звуки, вмешавшиеся в тишину окружавшего леса. Ани резко оттолкнула его и обернулась – невероятно, но она услышала чужих раньше него, а может, видела их до того как подошла к нему? Падая на колено, она одним текучим движением извлекла откуда-то из одежды небольшой пистолет и направила его в сторону нападавших. О том, что это были именно нападавшие сомнений не оставалось. Все они были вооружены. Ани, даже не взяв паузу на размышление, открыла по ним огонь. Всё происходило в сюрреалистичной тишине – звуки выстрелов практически не были слышны, люди сохраняли молчание – все, кроме Ирри, видимо, профессиональное, а он – от сковавшей его внезапности происходящего и в попытке осознания изменившейся реальности. Для нападавших отпор тоже был чем-то  непредвиденным. Вероятно, они предполагали, что жертвы безоружны и не осмелятся сопротивляться. Быстрое и решительное противодействие немного замедлило их реакцию. Неверно информированному человеку трудно переориентироваться, нарушив спланированный алгоритм действий – всегда имеет место некая инерция психического настроя, даже у профессионалов. Иногда лучше совсем не иметь информации, и действовать по обстоятельствам, чем обладать неверной. Двое рухнули на снег, прежде чем остальные поняли, в чём дело. Начался хаос, атака превратилась из чёткого наступления в сумятицу. Ирри заметил фонтанчики крови, вспухавшие на одеждах. Два таких взорвались на Ани. «Её ранили!» - внезапно осознал он, и реальность вновь изменилась. Время замедлилось, Ирри действовал.
         Всё произошедшее дальше он помнил смутно, словно затёртый сон. Как подобрал оружие, выпавшее из рук Аннабель и направил его против врагов – а именно врагами Ирри считал этих неизвестных. Уже потом он сообразил, что была команда взять его живым и, лишь поэтому его не застрелили. Но в тот момент Ирри не колеблясь, стрелял быстро и точно, так и не дав нападавшим опомниться. Поняв, что все цели поражены, Ирри  расстегнул одежду Ани и впал в подобие некоего транса, положив руки на места ранений.

         Врачи скорой действовали расторопно и деловито, без лишних эмоций, лишь удивившись, что она почти не потеряла крови за долгое время, пока машина подъехала и нашла их среди леса. Резко взяв с места, белый с красными символами микроавтобус, оставил о себе в напоминание лишь быстро рассеивающееся в лесном воздухе облачко выхлопных газов. Теперь жизнь Ани была вне опасности. Свен, поддерживая всё еще неуверенно стоявшего на ногах Ирри, медленно повёл его в дом, имея намерение напоить его одним из своих травяным отваров, которым он был большой знаток.

        - Вы не замечали в себе нечто необычное, Ирри, такое, что обыкновенным людям несвойственно? Вы ведь не всё рассказали мне о той аварии в лесу, следы которой таинственно пропали? Я это видел по вашему лицу, но вы не сказали мне, побоявшись, что я вам мне поверю. – Свен спокойно разглядывал Ирри, казалось, подмечая все его жесты, мимолетные выражения лица и глаз. Его поведение неуловимым образом изменилось, он словно помолодел, приосанился, утратил свой философский настрой и обычную погруженность в себя. Сейчас его взгляд был направлен исключительно наружу, он являл собой сгусток энергии и совсем не был похож на одинокого хмурого старика со стаканом горячительного, встретившего их в первый день. Ирри был удивлён, сбит с толку и не знал как относиться к столь резким переменам. Он беспокоился об Ани, о себе, о том, что было обретенное состояние неустойчивого равновесия, оказалось на поверку сотворённой кем-то иллюзией с неизвестными целями. Кем была Ани? Зачем она была с ним? С кем связался доктор Романо и что сообщил о нём? Ответов, во всяком случае, таких, в которые можно было, выдохнув от собственной сообразительности, поверить, не было. Свен всё также проницал его внимательным взглядом, ждал.
Погасший камин, серый свет из окон, жалящая тишина, запах ржавчины, беспокойство…
        - Вы не хотите говорить со мной, Ирри? Может вы что-то вспомнили? Что-нибудь неожиданное? – Свену надоело многозначительно молчать, и он решил немного подтолкнуть намечающийся диалог.
        - Знаете, Свен, я пытаюсь ответить себе на накопившиеся несуразные вопросы. Видимо, я неправильно ставлю эти вопросы, потому что ничего рационального придумать не могу. Почему на нас напали? Что им было нужно? Целью был именно я, но почему? Почему Ани была вооружена? Знала о такой возможности? Кто она вообще? Зачем Романо отправил меня именно сюда? – Ирри казалось не остановить, плотина внутренних барьеров, тщательно возводимых им последние месяцы, рухнула, и бушующий поток эмоций изливался теперь, пенясь и брызжа, на всё вокруг. Но ему становилось легче.
        - Вы ставите правильные вопросы, а ответы… Только вы можете получить их от себя, но вы не хотите. Вы боитесь их. Почему они так пугают вас? – Свен говорил мягко и настойчиво, одновременно, с нотками профессионального интереса; в его глазах отражалась напряженно работающая мысль.
        - Что же вы порекомендуете мне делать, доктор, чтобы перестать бояться и понять? – Ирри смотрел Свену в глаза.
        - Я всегда знал, что вы умны и проницательны Ирри. Могу пояснить в своё оправдание только, что мы с Романо думали, что условия пансионата и дружеская атмосфера помогут вам с восстановлением памяти. Я надеюсь, что вы простите меня за вынужденный обман, но представать перед вами в роли врача, значило разрушить всё лечение. – Свен теперь окончательно вышел из роли хозяина пансионата, распрямился, немного подняв при этом подбородок, сбросив ещё десяток лет.
        - Да, я понимаю, наверное, это представлялось вам лучшим решением. Но кому и зачем я понадобился – человек без прошлого? Или именно из-за него? Но я действительно ничего не помню. Вы же и сами это прекрасно знаете. – Ирри смотрел на скандинавского доктора с надеждой.
       - Я знаю, но может другие не знают. А выяснить, что именно они хотят от вас узнать можно. Например, если вы не против небольшого погружения в транс. – Свен неожиданно коварно улыбнулся. – Или и это вас пугает?
       - Нет. Я готов, просто у меня есть сомнения в моей гипнабельности.
       - У всех есть в этом сомнения, особенно у новичков – Свен усмехнулся – но, вы знаете, все обстоит довольно прозаично. Откиньтесь-ка на спинку кресла. И постарайтесь расслабить мышцы.
       Голос Свена обрел необычный тёплый оттенок, стал гуще, протяжнее.
       - Считается, что гипнозу подвержены только 30 процентов людей, да и то, только те, у которых ослаблена воля или их поместили в соответствующие условия, и у них нет внутреннего сопротивления. – Глаза Свена, необычно яркие лучились пониманием и необъяснимой властью. – Но так думают только дилетанты. Профессионалы же знают, что к любому человеку нужен лишь индивидуальный подход, а его можно нащупать только хорошо изучив пациента. Существует масса техник погружения в транс, но весь фокус в том, что гипноз, как состояние передачи контроля вовне, достигается лишь с помощью самовнушения, конечно же, с помощью психотерапевта, как проводника и зеркала желаний пациента и адресата передачи управления. На самом деле вы сами хотите войти в транс, в избавление от забот, последнее прибежище усталого разума, отказываясь принимать дальнейшие решения самостоятельно, избегая ответственности. Вы просто хотите уснуть, ничего не решать, и ни о чём не думать. Просто хотите спать… Вы уже спите…

        Ирри очнулся. Ощущение было странным. Он не сразу сообразил, где он. Но, вспомнив, понял, что его тайна стала известна ещё одному человеку. Свен стоял спиной у окна и говорил по телефону на шведском. Ирри прикрыв глаза, слушал.
        - … я думаю, что это просто необходимо… да, министр, мне очень хотелось бы продолжить работу с ним. Секретность была нарушена, в округе действуют, как минимум, ещё две конкурирующие фирмы и скоро их будет больше… срочная эвакуация, только так… Да, она ранена, но вне опасности… Робер не появился… – тут Свен почувствовал взгляд на себе и обернулся, но беспокойства не проявил. – Он очнулся, я жду группу эвакуации.
Он натянуто улыбнулся и Ирри внезапно осознал, что им обоим грозит опасность и предстоит убраться отсюда максимально быстро. Но что-то изменилось теперь. Он не хотел уезжать. Он многое понял и вспомнил, почти всё. Но главное, он вспомнил КОНТАКТ. Свет фар на глине просёлочной дороги, холодный моросящий дождь, усталость… И внезапно высвеченный на обочине продолговатый блестящий объект… Умные глубокие глаза без белков, глядящие в самую его суть и знающие о нём всё. Что-то странное, мерцающее перед взглядом, слова внутри его разума, другой уровень осознания всего, созерцание… Он знал, более того, он ведал, он понимал, несравненно больше, значительно яснее.
        - Ирри, вы проснулись раньше, чем я ожидал. – Свен был очень обеспокоен, левый глаз подергивался. – Вы понимаете по-шведски, да? – Казалось, он не испытывал удивления.
        - Да. – Ирри всё ещё был сосредоточен на себе.
        - Не удивительно. Ваши способности ошеломляют. Вы многое можете. Я бы очень хотел продолжить наше общение. – Послышался приближающийся звук лопастей вертолётных винтов, вкручивающихся в кристально чистый лесной воздух. – Я встречу эвакуационную группу и мы продолжим. В более безопасном месте.
Свен торопливо вышел пружинящей, совершенно не по возрасту, лёгкой походкой хорошо тренированного и скоординированного спортсмена.
Хороший врач, хороший агент и просто отличный актёр. Проскользнув по краю сознания, эта мысль быстро исчезла, и всё это стало не важно. Совершенно не важно.

        Свен вернулся через несколько минут уже в компании вооруженных людей в форме, решительных, жёстких, буквально живого воплощения целеустремлённости. Гостиная была пуста. Ирри исчез.

         Кабинет министра был ярко освещён. Все собравшиеся проявляли своё недовольство по-разному. Кто-то отчуждённо смотрел в потолок или на блокнот перед собой, другие, скрестив руки на груди, словно пытаясь защититься от ещё отражавшихся от звуконепроницаемых стен, слов только что закончившего доклад доктора Свена Бьёргсена, думали, что ещё в жизни не слышали подобной ахинеи от человека с непререкаемым авторитетом. Некоторые втайне гадали – а не двинулся ли умом сам доктор, по примеру своих подопечных? Относительно спокоен был только министр, восседавший на своём кожаном троне и казавшийся черной скалой в волнах прилива.
         - Вы, доктор, без сомнения человек очень уважаемый, бесспорно заслуженный и признанный в мировой науке специалист. Но вы сообщаете нам просто невероятные вещи. Да, контакт был подтверждён достоверными данными. Но то, какие изменение произошли в личности вашего пациента… может этому имеются какие-нибудь другие объяснения, кроме сверхъестественных?
         - А как тогда объяснить то, что зафиксировали камеры видеонаблюдения пансионата? Это ведь не только моё субъективное мнение. Как я и говорил, нельзя было трогать его, нельзя было предпринимать активных действий, только контролировать, только наблюдать и мягко направлять, но разве меня слушали? – Доктор Бьёргсен досадливо поморщился и стал ещё более мрачен. Он понимал, что понять его сейчас никто не сможет. – Зачем было форсировать события?
         - Так складывались обстоятельства, и тогда это казалось правильным решением. Приходилось торопиться, некогда было анализировать. Хорошо, оставим это на время. Что вы предлагаете? Что он будет делать, по-вашему, и где его искать? Сможем ли мы изучить его, пойдёт ли он на контакт? Насколько он сможет быть нам полезен? Так ли уникальны его способности? Хорошо бы узнать их пределы. Представьте нам свои соображения. – Министр с трудом сдерживал раздражение.
         - Полезен? Я предлагаю, при установлении его местонахождения, незамедлительно его уничтожить. – В голосе Свена сквозило отчаяние.
         - Вы хотите уничтожить то, что не понимаете? Даже не попытавшись разобраться? А как же ваше желание с ним поработать? Почему вы передумали? Впрочем, не важно. Нет, господин Бьёргсен, мы не можем упустить столь уникальный объект. Он должен быть изучен. И полученные знания мы употребим в государственных интересах. – Министр был непоколебим, все остальные молчали. – Всем задание, изучить материалы по делу и представить к 12.00 план мероприятий по поиску и задержанию объекта. Свободны.
         Все зашевелились, двигая стульями, шурша полученными документами, тихо переговариваясь. Свен смотрел за окно. Весна уже вступила в свои права, снега совсем не осталось, и первая зелёная трава уже показалась на газонах. Он вновь чувствовал себя стариком, которым притворялся в пансионате, одиноким и сбитым с толку, не принятым всерьёз. – Вы не поняли, - шептал он почти про себя одними губами – вы так ничего и не поняли, мы открыли амфору Пандоры…
         Ощущение безвременья, струящийся с потолка свет, остановившийся хаос мыслей, блики на глянце стола, безразличие…