ДОРО 2, глава 9 Вещественный отрыв Ал. мл

             
      Отрывки из романа-утопии "Незаконные похождения Мах,а и Дамы в Розовых Очках", книга 2, повествующего о смутном времени распада государствообразующих, общечеловеческих, моральных норм, когда на грешную землю нашу поднялась из самой Преисподней одна из богинь Ада, некая сверхмогущественная демоница Велга, дабы, воплотившись в тело избранной Ею женщины, разжечь среди людей ещё большую смуту, ускоряя падение человечества во тьму.



   Ближе к ночи, убедившись в том, что мать со старшим братом уже спят, Александр, не выходя из комнаты, при помощи верного своего компьютера, ловко осуществил финансово-оборотную манипуляцию, сперва открыв свой личный счёт, а после, убедившись в том, что денег в достатке, перевёл условных двести единиц (около полутора тысяч бурлей) в кредит какого-то парня, чья фотография на сайте контактов заставила майора и вздрогнуть, и рассмеяться, поражая тем причудливым образом, кой научилась принимать нынче молодежь. Но, несмотря на откровенно клоунскую внешность сего виртуального контактёра, несмотря на изобилие дредов, фенечек и растушек, — как называл свои уродливые татуировки и пирсинг сей юный представитель поколения индиго, не умеющий, к тому же, связать пару слов в осмысленную фразу, впечатывая скупой на смысл текст в диалоговое окно, Александр-младший обращался к нему с явным уважением, почитая, как минимум, за равного себе.
 
   Перечисленная сумма, видать, явилась достаточным основанием для того, чтобы клоун из “сокурсников”* воплотился во плоти и крови на пороге квартиры через какие-то двадцать минут после запроса Александра.
 
  — Есть порох, кувалда, допчики и плюшки!* — снимая розовые кеды с вышитыми на мысах фиолетовыми черепами, заявил явившийся из цифровой реальности парень, и Александр приложил к губам указательный палец, кивая на двери комнат матери и брата.
 
   “Фу-ты — барыга!” — тут же идентифицировал вошедшего клоуна майор, перебирая в своей памяти встречи с подобными типами при самых неблагоприятных для тех обстоятельствах.**



**не будем забывать о том, что прежде чем вступить в войско анархистов, а тем паче – переселиться душой во плоть Александа-младшего, наш усатый майор руководил подразделением «госнаркодоноса».
 

    Запершись в комнате белокурого Александра, ребята мигом устроили наркотическую вакханалию, обсыпав поверхность уложенного посреди стола настенного зеркала белым порошком и дюжиной разноцветных таблеток, приспособив, вместе с тем, пустую бутыль испод “Coca-Cola” для вдыхания дыма вещества через прожжённое у основания отверстие.

   Ловко употребив часть из приготовленного арсенала химикатов, смешанных с растительными компонентами, юноши принялись наперебой обсуждать каких-то общих знакомых, обвиняя кого-то в простодушии, а кого-то — в пристрастии к нетрадиционным способам сексуального удовлетворения. После чего, окатив разум майора, словно помоями из туалетного ведра, несколькими гнусными историями о похождениях компьютеризированных мальчиков и не достигших половой зрелости бесшабашных модных девочек, Александр с барыжным клоуном засели за игру, напоминая майору о том, что плоть есть истинная темница для души человеческой.
 
   О том, что в теле, хранящем, и его, и дух юноши, произошли какие-то неприятные изменения, о том, что изменения эти могут оказаться весьма серьезной проблемой для здоровья, майор понял ещё до рассвета, в момент, когда посетивший квартиру гость-наркодиллер уговорил белокурого денди-Александра испытать дополнительной удовольствие от прослушивания церковной музыки, через, особо лелеемую Александром-младшим компьютерную программу, вызывающую биохимический дисбаланс и, тот самый, модный, молодёжный запах, причину коего майор осознал недавно, как откровение.
 
   И без дополнительного воздействия сего электронно-резонансного наркотика, Александра-младшего трясло уж в яростной нервической лихорадке. Побледнев и облившись через все поры на лице и теле холодным потом, так, что боялся даже глядеть на себя в зеркало, истерически хохоча, так, что мать его была вынуждена проснуться и осторожно прислушиваться к диким игрищам любимого чада через закрытую дверь. Не справляясь даже и с самой, сжившейся с кистью руки компьютерной мышью, Александр, в унисон с товарищем по пристрастиям и парой висящих в “Skype” голосов, неистово выкрикивал задорную, повторяемую за солистом “The Prodigy”, фразу: ”My mind is glowing, My mind is glowing…”, в оглушающем вакууме психоделического ритма музыки. А следом, и вовсе неведомый майору, безнадежно отставшему в технократическом своём развитии, слоган поколения next: “Гейм, уру-ра! Гейм! Лол дота, ком!”

   И как бы не желал хоть чуточку образоваться в отношении неведомых ему терминов и чуждого языка компьютерных фанатов наш несчастный майор, томящийся в теле инородного существа, лишённого всех общепринятых норм, но именуемого в наш век человеком, спросить или выведать через мысли сего юноши хоть что-то, увы, не мог, да и вряд ли бы и смог, даже при наличии собственного тела, поскольку диалог с находящимся в подобии шаманского транса наркоманом состоялся бы вряд ли, по причине абсолютной невменяемости юного Александра.
 

   В момент, когда приехала скорая, и дежурные врачи прокололи руку Александра-младшего шприцем, вводя в кровь юноши мощное седативное средство, барыга уж соскочил, непрофессионально оставив после себя элементы незатейливой наркоманской кухни.

   “Тоже мне — барыга!” — возмутился такому делу майор, вспоминая, как сам наущивал крышуемых на Патрисе дилеров гасить палево, и откачивать своих клиентов, всегда имея при себе необходимые инструменты и лекарства первой помощи: “Этот — даже водой холодной не облил…” — презрительно ворчал вслед исчезающим за дверью розовым кедам в фиолетовых феньках черепов майор, взирая на перевёрнутый от лежания на полу мир сквозь приоткрытые щёлки глаз Александра.

  — Уж и не знаю, — секрет это для вас или нет, но сын ваш — натуральный наркоман… Плюс ещё и воздействие компьютера на психику… У нас такими пациентами забиты все палаты! — пристально глядя сквозь очки на мать Александра, обвинительно сообщил свой диагноз молодой врач в белой повязке на носу.
 
  — Не может этого быть! Не хочу ничего слышать об этом! Как вам не стыдно выдумывать подобные глупости, оговаривая моего сына! — ругалась на врача в ответ мать, держась за голову руками и бегая по комнате из угла в угол.

  — Давайте сделаем всё возможное, и, если ему станет лучше, забудем об этом инциденте… — всовывая в розовую ладонь молодого практиканта, направленного на дежурство по срочным вызовам триста долларов, зашептал на ухо врачу старший брат Александра Пушкин.
 
  — Скоро он придёт в себя, но если подобные вещи вновь окажутся у него под рукой, то за исход дела я не отвечаю… — кивая на рассыпанные среди зеркала порошок и таблетки, сочувственным голосом отозвался из-под марли врач, и глаза его вопросительно уставились на Пушкина, ожидая чего-то ещё, помимо полученного гонорара за услуги и молчание.
 
  — А! Разумеется! Если Вам не трудно, будьте добры — избавьтесь от этой гадости! — мгновенно сообразил, к чему клонит сей молодой человек в белой повязке, Пушкин, ладонью подталкивая ближе к врачу, лежащий средь стола криминальный компромат.
 
  — Ну, вот и славно! Мальчик ваш почти уже в норме, и скоро окончательно выздоровеет от недуга! Извините за то, что назвал его наркоманом… ведь, и во врачебной практике бывают ошибки, особенно если ставишь диагноз впервые… а вот от компьютера, всё же, я бы порекомендовал вам держать его подальше! — рассовывая ссыпанную со стола наркоту в полиэтиленовые пакетики, да по карманам, благочестивым тоном извинился перед матерью Александра врач, и, лукаво подмигнув на прощание Пушкину, был таков, оставляя белокурого юношу, с хохочущим над этой ситуацией майором внутри, приходить в себя, взирая на мир глазами новорождённого.
 
   “Ах вы, наркоманы проклятые, ну всюду буквально вас видишь, — что на должности, что в чужом теле! А ведь это ещё лишь практикант… Что же с ним будет, когда до врача выслужится?...” — проводил званых гостей майор своими мыслями.
 
  — Последние триста долларов отдал проходимцу! — оглядывая остатки белой пыли на зеркале, раздражённо признался матери Пушкин, и протянул руку к прожжённой для курения гашиша бутылке.

  — Не трогай личные вещи Александра! Оставь “Coca-Cola” на месте, а то вдруг он захочет ночью пить… — игнорируя то, что видит перед собой, оттолкнула руку старшего сына мать.
 
  — Пить?... Что ж, вам виднее, что делать… смотрите сами… — со вздохом покорности отступился от претензий на исправление чужих ошибок Пушкин, добавив к сказанному ещё печальней: “Надеюсь, всё обойдётся без срочных дополнительных расходов, а то, как на зло, ещё и скульптуру свою новую никак не продам… звоню продавцу на вернисаж, а он чего-то не отвечает…”
 
  — Не выдумывай глупости! Иди работай, и продавай её скорее, а то могут понадобиться какие-нибудь лекарства, и за интернет Александру, наверняка, заплатить пора… — сверкая негодующими глазами, огрызнулась на старшего сына мать, наводя на столе младшего отпрыска порядок, и пряча прожжённую бутыль с глаз долой — за монитор, чтобы та оставалась доступной взору Александра-младшего.
 
  — Абонент не доступен… Уже в который раз! Ну почему так некстати?! Ведь мы договаривались созвониться сегодняшним вечером!... Ведь и цену уже обговорили… тысяча долларов за эту деревянную куклу… осталось лишь созвониться, чтобы условиться о доставке и расчёте… — огорчённо недоумевал Пушкин, безрезультатно набирая номер своего делового партнера на сотовом, и в который раз беспомощно разводил руки перед матерью, ожидающей ответа с не меньшей тревогой.
 
   Когда и мать, и брат, наконец-то, вышли из комнаты Александра-младшего, сам усатый майор, пережив вместе с юношей весь этот зловещий крах, основанный на одной лишь несдержанности к удовлетворению мозга и чувств, пожалел о том, что никак не способен повлиять на его дальнейшее поведение, потому что белокурый денди вновь заправил продырявленную бутылку кусочком гашиша, и,  тихонько ругаясь на старшего брата, за то, что тот отдал врачу все прочие, оставшиеся от барыги наркотики, вновь настроился на прослушивание религиозной музыки, заблагоухав от её воздействия кисло-сладким запахом нарушенного био-баланса.
 
   “Хоть и идиот, а всё же — грех был бы не спасти его от этих забав! Ведь не успел ещё прийти в себя, а уже заново схватился за эти извращения!” — переживал майор, вдыхая через нос Александра-младшего дым жжёной каннабисной пыли, выращенной на барбитуратных удобрениях, и слушая откровенно неинтересные ему звуки церковной литургии, оглушающей мозг юноши до состояния транса.
   Но сам Александр вряд ли предавался подобным переживаниям, травя себя без всякой удержи, и задорно хвастаясь в уме тому, сколько недоступных многим его сверстникам удовлетворений получает в полном эгоистическом одиночестве в сей миг.
 
   Так пролетела ещё одна ночь, заполненная играми и общением в сети на непонятном языке, с непонятными майору персонажами современной эпохи, промышляющими драгдиллерством, сводничеством, обманом и откровенным безделием, возведённым в ранг культа.