Рассказ Покровский снег

 «Природа лечит душу красотой. И делает нас чуточку счастливей»               
               
Осень! Середина октября. В моей ладони покоится гроздь рябины, а во рту от разжёванных ягод растекается сладковатый, с такой характерной, полынной горчинкой вкус. Рябина в нашем городе большая редкость, по крайней мере, я знаю только два двора, в которых она растет. Вот и сегодня проходя мимо одного из них, не удержался и сорвал гроздь ягод. Ягоды рябины не ярко красные, как их обычно рисуют художники на картинах и новогодних открытках, а чуточку оранжевые. Но, что мне больше всего понравилось в этих ягодах, так это звездочки завязи. Взгляните, какие они красивые. Когда-то в детстве, я любил рисовать припорошенные снегом гроздья рябины, украшенные вот такими «звездочками». Но это было так давно, так давно. А в душе складывается ощущение, как будто все это было вчера.               
Положив в карман теплой осенней куртки рябиновую гроздь, продолжаю свой путь. А из глубин моей памяти, всплывают и всплывают легкие, озаренные золотистым светом осенней листвы, воспоминания.               
В детстве, мне очень нравилось в осеннюю пору посещать небольшой, разросшийся за окраиной нашего села, березовый лесок. Бывало, бродишь в гордом одиночестве среди белоствольных берез и, прислушиваясь к печальному шепоту опадающей листвы, чувствуешь, как в глубине души разливается чувство грусти. А грустно становилось от одной мысли, о том, что незаметно пролетело лето, и так же незаметно пришла осень. Что в скором времени облетит пожелтевшая листва, и деревья, во время осенних, затяжных дождей будут вздевать к серому, пасмурному небу голые, лишенные листвы ветви. Возвращаясь, домой, я приносил из леса несколько красивых, желтых листьев и полный карман оранжево - красных, продолговатых ягод шиповника. Ягоды шиповника отдавал матери, а березовые листья бережно раскладывал между страниц в книгах. Все это делалось для того, что бы сохранить память о посещении березового леса. Сохранить воспоминания об этой волшебной осени, что наполнила мою душу тихой грустью, и щедро украсила позолотой окружающие наше село леса.               
Под тихий, вкрадчивый шепот моросящих дождей, проходил сентябрь. За это время, опадала на землю листва. Устлав землю у подножья деревьев и кустарников, она постепенно теряла свой желтый или багряный цвет, высыхала и превращалась в светло - коричневое, шуршащее под ногами покрывало. В лес я уже не ходил. С окончанием листопада лесной массив терял для меня всю свою красоту. В нем уже не звучал таинственный шёпот опадающих листьев. Исчезало, растворялось, в холодном воздухе, то, незримое глазу осеннее волшебство, что в недавнем времени вызывало в моем сердце чувство грусти. Залитые ярким, солнечным светом, безмолвно стояли белоствольные березы, да изредка, нарушая всеобщий покой и тишину, тревожно тенькая, пролетала по лесу стайка желтобрюхих синиц. И вновь наступала тишина.               
Грусть, навеянная листопадом, постепенно улетучивалась из моего сердца, и уступала место трепетному ожиданию первого снега.
Первый снег, это было одно из знаменательных событий, моего детства. Как правило, снег выпадал в ночную пору. И утром, в окна нашего дома были видны величественные, покрытые снегом, окружающие наше село сопки, по склонам которых темнели голыми кронами березовые леса. В такое утро, пусть это был воскресный, свободный от школьной учебы день, мне не хотелось до обеденной поры нежиться в постели. Хотелось бежать на улицу, лепить снежки и, задрав голову вверх, смотреть, как с пасмурного неба, на белую, покрытую снежным покрывалом землю, опускаются снежинки. Но, как известно, все то, чего ты так ждешь, не торопиться воплотиться в жизни. Вот и снег, с наступлением октября не торопился упасть на землю. А мне, так хотелось снега, так хотелось, что каждое утро, прежде чем покинуть тёплую постель я выглядывал в окно.
 Но, увы, каждый раз, в бледнеющем свете занимающегося осеннего утра, перед моими глазами возникали надворные постройки и белеющие за наши огородом развалины бывшего, промтоварного магазина.               
Однажды, в октябрьский  вечер, когда на дворе разыгралась непогода, а за окнами нашего дома уныло и сиротливо завывал холодный северный ветер. Управившись с домашними делами, мама присела в кресло, что стояло около белого, выходящего в зал бока печи. Придвинув к себе небольшую корзинку с лежащими в ней разноцветными клубками, она принялась вязать шерстяные носки. Равномерно, навевая дрему, тенькали и вспыхивали серебристыми бликами мелькающие в материнских руках спицы. Да от клубков, лежащих в корзине, тянулись вверх по ее, подогнутым к креслу ногам разноцветные шерстяные нити. Так как носок вязался не из простой, обычной шерсти, а с цветным орнаментом. Расположившись на диване, читаю книгу, а затем, отвлекшись от чтения, интересуюсь у матери, когда же выпадет снег?               
Надернув шерстяные нити, которые из-за тесноты лежащих в корзине клубков, перестали следовать к объекту вязания, она посмотрела в сторону окна и тихо произнесла.               
- Покров скоро. Должно быть, в Покров и упадет.               
- Мам, а что такое Покров?               
- Покров? - переспросила, не отрываясь от вязания мать, внимательно пересчитывая нанизанные на спицу петли - а это, сына, старинный, церковный праздник. Старики говорят, что в праздник Покрова, Богоматерь заканчивает прясть свой белый пуховый платок и устилает им землю, что бы защитить людей от бед, болезней и прочих напастей. Вот закончит она прясть свой пуховый платок, встряхнет его и упадет он на землю белым, пушистым снегом.               
К сожалению, снег так и не выпал в праздник Покрова, не выпал он и в последующие октябрьские дни. А тот, что выпал позднее, едва - едва продержался на земле до обеденной поры. А затем, вызывая в моей душе чувство раздражения, растаял под воздействием тёплых солнечных лучей задолго до окончания школьных уроков.               
Придя домой и, притворив за собой калитку, замечаю сидящего на крыльце бани младшего сына, Матвея. И в эту минуту с грустью вспоминаю о том, что в былые годы сынишка бежал ко мне навстречу, с целью поластиться, а затем принять из моих рук принесенный гостинец. Но, девятого октября ему пошел двенадцатый годок, наступило время, когда ребенок стал стесняться проявления родительской ласки и принесенные сладости стал принимать без особой радости, как будто это стало для него обыденным делом.               
Присев на теплые, нагретые за день солнечными лучами доски крыльца, обнимаю сына и, поцеловав его в макушку, протягиваю ему яблоко. А затем, вынув из кармана, показываю гроздь рябины.               
- Что это? - сынишка с любопытством приподнял за плодоножку рябиновую гроздь, а затем вновь опустил её на мою ладонь.               
- Это рябина. Попробуй.               
Осторожно отщипнув от рябиновой грозди пару ягод, сын положил их в рот и, разжевав насыщенные терпкой горечью плоды, сморщился, и тут же выплюнул оранжевую мякоть на землю.               
– Тьфу. Гадость какая! Где ты это взял?               
- Господи! Да какая же это гадость? Это рябина.               
- А зачем она тебе? – надкусывая яблоко, интересуется сынишка.               
- Тебя хотел угостить.               
- А-а-а-а – равнодушно тянет Матвей и, пережёвывая яблочную мякоть, смотрит вверх. Там, на серых, выгоревших от времени досках конька, венчающего шиферную крышу нашего дома, лениво оглядывая окрестные дворы, застыл белым пушистым комком наш кот, Пуша.               
На дворе тепло, солнечные лучи, словно материнские ладони, бережно оглаживают, ласкают, отходящую ко сну, покрытую серой пожухшей травой землю. Так хорошо, что хочется еще чуток посидеть вместе с сыном на крыльце. Хочется забыть про все дела и, подставив лицо потокам солнечного света наслаждаться догорающим осенним вечером. Но надо идти домой, впереди предстоит еще много работы, надо протопить печь и задать корм домашнему скоту.               
Поднявшись с крыльца, вспоминаю о том, что сегодня четырнадцатое октября, праздник Покрова пресвятой Богородицы и решаю поговорить с сыном об этом празднике.               
- Матвей, а ты знаешь, что там высоко в небе, живет одна святая женщина, которая каждый год к празднику Покрова прядет белый пуховый платок. А затем, окончив работу, встряхивает его, и тогда на землю опускается  белый, пушистый снег.               
- Что, правда? – карие глаза сынишки смотрят на меня с недоверием, и даже каким-то осуждением.               
– Правда!               
– А что же её там никто никогда не видел?               
– А её нельзя увидеть, так как она сокрыта от людских глаз лазурной синевой неба.
– А вон, самолеты по небу летают, - доев яблоко, сын отбросил огрызок в сторону
и, вытерев о штаны заляпанные яблочным соком руки, продолжил, - космонавты в ракетах в открытый космос выходят, и никто её там не видел. Если бы видели, так её бы уже давно по телевизору показали, да еще и в газетах про это написали.               
Лаского смотрю на сына, как жаль, как жаль, что дети растут так быстро и незаметно. Вот и младшенький мой, сынок, повзрослел. И кто бы мог подумать, что в свои двенадцать лет он будет придерживаться атеистических взглядов. А может это и к лучшему?               
На этом бы и закончить наш разговор, но я как человек, любящий рассказывать детям об иных, соседствующих с нами мирах. Мирах, где живут домовые, лешие, гномы, и прочие сказочные существа, решаю продолжить разговор, и поэтому обращаюсь к сыну с вопросом.               
- Матвей, а где мать?               
- Дома она - ответил сын, и немного помолчав, добавил, – посуду моет.               
- Ну вот, посмотри внимательно на стену нашего дома, ты видишь её?               
- Да как же я её увижу, если она дома сидит? – недоуменно пожал плечами  мальчишка.               
– Вот. Правильно! Так и в небе, на данный момент ты видишь только синее небо и облака. А за всем этим, как за стеной дома сокрытая от людских глаз, прядет на ткацком станке свой белый пуховый платок Богородица, то есть мать нашего бога.               
- Так ведь бога нет! – поднимаясь с крыльца, выкрикнул тонким, срывающимся голоском Матвей, - его люди выдумали. И женщину эту, которая свой платок на ткацком станке делает, тоже выдумали.               

Посчитав разговор оконченным, сын, поднялся с крыльца и, пробежав по песчаной, перекопанной во время уборки картофеля земле, перемахнув через забор, оказался в скотном дворе. Там его, коротко стриженная с ниспадающей на лоб челочкой голова, замелькала среди телят и испуганно шарахнувшихся от него коз.
С приходом вечерних сумерек, управившись с домашними делами, подсаживаюсь к ноутбуку с намерением возобновить работу над своими так и недописанными до конца повестями и рассказами. Но, увы, работа не клеиться. Поэтому сидя у компьютерного стола, прислушиваюсь к тому, как по стенам нашего дома шуршит поднявшийся к ночи ветер, и перебираю четки. Пальцы методично отсчитывают, крупные, нагретые теплом моей ладони деревянные бусины и их равномерный стук постепенно погружает меня в воспоминания минувших лет. При свете настольной лампы, в полумраке комнаты одна за другой начинают возникать моменты моего безмятежного детства.               
Вот теплый летний вечер, мне четыре года и мама, пристроившись на небольшом деревянном стульчике, доит корову. Звенят, ударяясь о дно подойника молочные струи, и растет белой пушистой шапкой молочная пена. А я стою рядом и, прихлопывая ладошкой комаров, жду, не дождусь когда же она управиться с коровой. И стою не ради молока, до молока мне вообще нет никакого дела. А стою только из-за того, что в селе погас свет, а сидеть одному в полутемном доме, хоть и с зажжённой в кухне лампой, страшно.               
Мама доит корову и, видя, как донимают меня комары, успевает говорить мне что-то нежное, ласковое, успокаивающее. И в вечерних, начинающих густеть сумерках, равномерно, в так её движениям  покачивается белый, с синими полосами платок.               
От воспоминаний  меня отвлекла сперва легшая, а затем похлопавшая  меня по плечу детская ладонь. А затем в тишине комнаты прозвенел взволнованный голос младшего сына.               
- Пап, а пап, та женщина, про которую ты мне сегодня рассказывал, соткала свой платок!               
- Почему ты так решил, Матвей? – положив на стол деревянные, глянцево поблескивающие при свете настольной лампы четки, интересуюсь у сына.               
- Так это, - ребенок  смущенно потоптался на месте, а затем, возбужденно блеснув карими глазами, вкрадчивым голосом, добавил – так ведь это, там снег на улице идет.               
«Порошка, наверное, сыплет - невольно подумалось мне, - откуда быть хорошему снегу, если еще с вечера на дворе стояла теплая, солнечная погода».               
И, тем не менее, поднявшись со стула, беру сына за руку и иду  вслед за ним в сени. Вспыхнул висевший под карнизом сенной крыши и печально поскрипывающий под порывами холодного ветра фонарь, и залил ярким электрическим светом наш небольшой дворик. С ночного, черного неба большими хлопьями падал снег. Белым, пушистым покрывалом он покрыл весь наш двор. Лежал пышной подушкой на крыльце бани и белым валиком, поблескивающим серебристыми искрами, покоился на подоконнике банного оконца.               
- Господи! - от неожиданности даже теряю дар речи. За всю свою жизнь, за все свои сорок три  года, я  ни разу, ни разу, не припомню случая, чтобы в праздник Покрова пресвятой Богородицы на землю падал такой пышный снег. Да ведь это же чудо, понимаете?  Чудо! Такой большой снег да еще в праздник Покрова.               
Под порывами  ветра, с  крыши сеней сеется мелкая снежная пыль. Падая на непокрытую голову моего сына, она  тает и превращается в мелкий бисер капель, которые при свете уличного фонаря начинают сверкать бриллиантовыми бликами. Окинув взглядом покрытый снегом двор, прижимаю к себе Матвея и, стараясь защитить ребенка от порывов холодного ветра, укрываю  его полой своей куртки.               
Так мы и стояли, любуясь разыгравшейся непогодой. А вокруг нас, подхваченные  порывами ветра взметались и опадали на землю снежные вихри. А высоко в небе, сквозь пелену туч, просвечивала матовым пятном луна. И в те минуты, мне, почему то казалось, что в шелесте падающего снега, над нашим городом плывет тихий, напевный голос Богоматери, как бы говорящей всем людям.               
«Не бойтесь, дети мои. Все будет хорошо, ведь я рядом с вами». 

                13.03.22