Шапка

Это было лето 1988 года, прекрасное теплое лето, немного дымное, каким оно часто бывает в Якутске из за лесных пожаров. Ночами шли короткие и обильные дожди и они колотили по жестяному подоконнику моей комнаты так же громко , как билось тогда  мое сердце. И каждое утро город был покрыт молочными лоскутами туманов , которые рассеивались под знойным солнцем к обеду.

Я заканчивал второй курс филфака, жил в общежитии, где  нелегально  делил комнату с тремя девчонками-первокурсницами, хотя, кажется, имел право на свое место - но не слишком  тяготился тем, что его не было. Общежитие филфака было местом  веселым и  неспокойным - сюда волнами накатывались жаждущие любви мамбеты - так в Якутске зовут деревенских хулиганов  -  поэтому здесь круглосуточно  приходилось держать оборону. Иногда случались стремные моменты, а еще постоянно хотелось есть , денег же не было почти никогда, но в целом жизнь была беззаботной и я  со скрытым превосходством смотрел на однокурсников, которые жили в своих городских квартирах. Они не чувствовали и десятой доли того драйва, который был знаком нам, тощим ободранным общаговским чувакам. Был, правда, существенный минус в такой жизни  -  готовиться к сессии в общежитии, где постоянно кипели события  и большая часть  энергии уходила на поиски чего бы сожрать, где дверь в твою комнату могли в любой момент выбить ногой - не было никакой возможности. Но, впрочем,   на экзамене надо было лишь ловко сунуть учебник за пояс и очень быстро  из него   списать  - и я виртуозно овладел этим мастерством. Нельзя сказать, что я  совсем не учился - некоторые преподаватели читали очень интересные лекции и мне нравилось следовать за ними по колодцам петербургских дворов и звонить в жестяной колокольчик старухи процентщицы  , спорить о будущем  ислама и буддизма, козырять выученными латинскими изречениями - ей Богу, филфак в девятнадцать лет не самое плохое место  на Земле и  меня все  устраивало и жизнь была прекрасна и удивительна до тех пор, пока мне не принесли повестку из военкомата.

Это не было трагедией, потому что я прекрасно знал, что пойду служить - тогда в армию призывали всех подряд - еще шла война в  Афганистане и стране было нужно много солдат.  Я помню, как пошел в парикмахерскую в центре города и с тихой гордостью попросил подстричь меня под ноль -  кто знает, как там в армии стригут, аккуратно ли , а еще хотелось удивить девчонок. Впечатление, впрочем, было тягостным, мои подруги были в слезах, на последние деньги они купили  снеди и вина - я помню миски с редкими для нашего северного города фруктами и несколько бутылок красного болгарского шампанского, которого мне хватило совсем немного, чтобы потерять сознание. Разбудил меня мой дядя, который приехал меня искать , потому что срок явки в военкомат уже истек - мы сели с ним в его старенький запорожец и бросились догонять команду призывников - я прибыл на распределительный пункт с опозданием , уже перед самой отправкой в воинские части.

Наш “Ту 134” приземлился  в Чите в серый дождливый вечер. Парни из команды  всячески бодрились, кто то  гоготал, флиртуя с  девчонками из персонала аэропорта, что встречали пассажиров  у трапа, но вскоре нас погрузили на армейские Уралы и все  притихли.

Процесс знакомства с армейским бытом был  похож на приезд партии новых заключенных в тюрьму, он был таким, как его показывают в фильмах. Не знаю, с какой целью, но все на этом этапе устроено так, чтобы только что прибывшие новички были максимально подавлены стрессом - все передвижения были исключительно  бегом, обувь и одежда не по размеру, постоянные крики и угрозы - но я отметил, что ни одной зуботычины никто не получил, а значит , что все это лишь спектакль юного зрителя. Нам выдали летнее обмундирование,  обувь и шинели.  Сапоги мне достались на два размера больше и пробежка до столовой мне далась в них нелегко, но после была баня и моя  закалка общежитием не пропала даром - увидев стоящую одиноко пару вроде бы бесхозных сапог моего размера я быстро переобулся, затем так же махнул шинель и стало гораздо лучше

- Мужики, хочу сказать вам по секрету: вы попали в самую страшную жопу, хуже чем здесь места в Советской Армии нет. Пока не поздно - срочно, прямо сейчас пишите заявления о переводе в другие части, вы еще не приняли присягу и вас обязаны перевести туда, куда вы пожелаете  - в Москву или в Германию… - загорелый белозубый сержант в идеально подогнанной хэбэ  разболтанной походкой ходил перед нашим строем по плацу  и источал всем своим видом искреннее сочувствие, но я сразу раскусил, что он исполняет какую то каверзу. Позже выяснилось - это была проверка на вшивость, так вычисляли тех, кого потом стали заставлять делать самую грязную работу. Но это было потом, а пока мы разбирались со своими постелями - учились их заправлять особым армейским способом, затем подшивали подворотнички и, наконец, попрыгав по командам отбой подъем несколько раз - попадали в койки и забылись мертвым сном. Так начался первый день в армии и о том, что впереди таких дней  больше чем семь сотен думать не хотелось.
Надо сказать, что я совершенно иначе представлял себе армию. Я попал в образцово показательный танковый учебный полк , это был квадрат бетонных зданий с площадкой плаца в центре и  все это выглядело как квартал хоть и угрюмого, но современного города,  все  казармы которого были просторными, светлыми , с большими окнами, а на полу казармы  был, кажется,  даже паркет - его натирали каждый день “машкой” -  тяжелой тумбой с щетками. Все было подчинено геометрии -  табуреты и двухъярусные кровати были расставлены по невидимым линиям, постели заправлены параллелепипедами, с отбитыми тапочками гранями - даже  не спрашивайте, что это значит, все , что могло быть натерто и надраено - сверкало и переливалось в свете казарменных светильников - и во всем этом великолепии постоянно носились как испуганные джейраны  стаи курсантов - ходить пешком, стоять, а тем более  сидеть теперь казалось немыслимой роскошью. Постоянно хотелось есть - с едой было совсем плохо, кормили скудно, первое время столовая была на ремонте и еду варили в полевой кухне, в баках, установленных на прицеп автомобиля. Мы носили котелки  прицепленными к поясному ремню, а ложки - за голенищами  сапог,  после еды - а это был, например, половник  вареного гороха вперемешку с песчаной пылью - мыть посудные принадлежности надо было самим, времени на это давали немного и вскоре почти все курсанты стали страдать дизентерией. Уже через месяц на “ зарядке танкиста” - так назывался изматывающий бег по плацу с парой траков от гусениц в руках,  форма одежды номер два “ голый торс “ - было видно, как все истощены. Это было похоже на концлагерь, добавляло сходства разбитная музыка оркестра, которая всегда сопровождала эти процедуры, его мелодию я запомнил на всю жизнь, но более ее нигде, к счастью , не встречал.
Как то нагрянула проверка и полковое начальство , испугавшись, что изможденные лица курсантов подтолкнут инспекторов к опасным выводам , отправило почти весь личный состав в лес за забор воинской части, оставив только  бурят и якутов  - ведь по  их скуластым лицам , если не снимать гимнастерок, нельзя было предположить, что они недоедают. Все это безобразие, конечно, объяснялось банальным воровством продовольствия - глядя на налитого кровью прапорщика - начальника столовой в этом можно было не сомневаться, но, с другой стороны,  такая жизнь очень быстро превратила нас в  хитрых, изворотливых и невероятно живучих злобных тварей, какими, собственно, и должны быть солдаты  в боевых условиях. Из за этой метаморфозы , которой не избежал и я,  произошла эта история, которой на гражданке со мной бы никогда не случилось. Стыдно, но пора снять грех.

Надо сказать, что дедовщины, которой нас пугали на гражданке,  в этом учебном полку практически не было. Безусловно - сержанты были полубогами, а старшина роты - сияющим божеством, но нас, курсантов в роте было больше сотни и какие то драки , в основном, происходили между нами - и хоть они жестко и быстро пресекались заместителями командиров взводов , понятно, что не увещеваниями, но так, чтобы мы систематически получали по шее от стариков - нет, такого не водилось. Через пару дней моего пребывания в роте я с восторгом узнал, что старшина роты - старший сержант Голомедов - мой земляк , он призывался из Якутска.  Даже более того - он студент и жил в том же студгородке , что и я , только в общежитии для геологоразведочного факультета, немного вдалеке от нашей разнузданной шараги и мы с жильцами этого корпуса практически не пересекались. Но разве это может стать препятствием для настоящей мужской дружбы - с воодушевлением думал я , но все оказалось гораздо хуже, чем я мог предположить. Уж не знаю почему, но Вадим Голомедов к землякам с азиатской внешностью относился болезненно плохо. Я думаю, что и ему приходилось в общежитии несладко и он перенес свое отношение к тем обидчикам на меня.
Вызывает как то он меня как то :

- Так, у нас тут наряд на свинарник. Ты , я смотрю, борзый больно, вот как раз там тебе самое место. Назначаешься старшим к команде, а вот твои бойцы - Абдуллаев, Омаргалиев и Рахмонов. Заступаете в 8 вечера, вопросы?
Все, вперед, если, не дай Бог что - матку выверну

Понятно, что такое напутствие должно вдохновить любого и я довольно бодро зашагал в темноту со своей командой. Идти было около километра по хрусткой,  уже чуть осенней траве. Но тут я почувствовал за спиной какую то неуверенность

- Старший , ээй, старший! Как тебя там, эй, бурят , стой! Слушай, мы свиней не то что чистить, видеть не должны - зашипел мне похожий на  злого кота круглоглазый узбек Рахмонов.  Тоже , кстати, студент. Говорил он по русски довольно бегло и убедительно:
- Ты можешь идти к свиньям один. Можешь нас заложить, мы тогда потом тебя задушим. Можешь пойти с нами - у нас тут земляки , там еда хорошая, жареная картошка, поедим и поспим как люди, э ?

Что делать? Работать одному было глупо, стучать мне, воспитанному в рабочем поселке при исправительной колонии, даже не пришло в голову, жареная картошка же мне всегда нравилась, а сейчас желудок и вовсе свело от голода. Мы перемахнули через бетонный забор части , дошли до какого то строительного вагончика, там нас действительно радушно встретили какие то старослужащие чуваки , накормили и напоили чаем и потом весь наш узбекский коллектив дружно захрапел.
Проснулись затемно, снова от голода
- Эээй, старший , чо делать? Давай  рота пойдем , там завтрак, чай пить надо -
проникновенно сказал мне Омаргалиев, парень с обожженным на хлопковых полях лицом. Он был такой же пацан  как и я, но я бы дал ему на вид лет сорок, жизнь его как то уже там в Узбекистане помотала. Сам я уже понимал, что вряд ли достигну такого почтенного возраста.
В расположении роты нас встретил дежурный по роте, сержант Безотосный. Это был маленький, живой как ртуть удыбчивый крепыш с гладко выбритым блестящим черепом - недавно у него было сто дней до приказа и в эту дату была традиция брить головы. Бог знает, почему я думал о его прическе, ведь  перспективы у меня были совсем не блестящие.
- Вы чо , мля,совсем нюх потеряли, деревянные мальчики ? Вы ,мля, оставили наряд, самовольно покинули часть и не исполнили приказ старшины. Вы чуете , что за это вам будет ?
Мы, безусловно, чуяли
- Кто старший?
Шаг вперед, Удар сапогом по голени , одновременно короткий в ухо, зазвенело, упал, несколько раз - сапогом по ребрам .
- Там ваши пацаны за вас умирают на свинарнике, а вы, сука, где то тащитесь? Бегом , мля, менять наряд!
Узбеки, забыв про недопустимость контакта со свиньями , бежали впереди - я немного отставал. А  зря вы меня так сапожком, начальник - харкал  кровью я, рисуя себе мстительные картинки.
В свинарнике встретил пьяный прапор, начальник этого заведения. У него был мягкий южнорусский говор:
- Ааааа, эт вы хлопци, за кохо  меня з дому поднялы? Колытесь, хто старшой ?

Кулак , однако, был жесткий , тяжелый. Я благоразумно отлетел подальше , идти ко мне прапору было лень, поэтому немного досталось и узбекам. Они тут же рьяно принялись за работу - мы растопили печи,  вычистили полы, накормили свиней, те сыто заурчали. Наступало время завтрака. Узбеки пошептались и вскоре Абдуллаев пошел к выходу , сказав , что по нужде. Вскоре он вернулся и мы решили двинуться в столовую. Еще толком не рассвело, я вышел из свинарника первым и вдруг дверь за мной захлопнулась и рассветную панораму мне заслонили три зловещих силуэта. Опять какие то среднеазиаты , но, по виду ,  старослужащие. Один потянулся к моей шапке.
Про шапку надо рассказать отдельно. Армейская ушанка из искусственного меха голубого цвета - это предмет особенный. По шапке судят, что ты за человек. У деклассированных сломленных элементов они засаленные, грязные, нелепой конфигурации. У приличных людей они чистые , пушистые, объемные. У меня была как раз такая, повезло. В некоторых частях, я потом замечал, было принято придавать шапкам квадратную форму - для этого ее натягивали на несколько томиков сочинений Ленина, что хранились в Ленинской комнате и со всех сторон шпарили горячим утюгом. Для особенной глубины цвета использовалась вакса для сапог. Но как бы не были разнообразны стили в разных воинских частях нашей Родины , объединяло их одно - по уставу шапка должна быть. Без шапки ты как без штанов. Без шапки ты чмо.

Об этом я думал, придя в сознание, после того как меня довольно жестоко поколотили эти откуда-то взявшиеся потомки Джелал Ад Дина. Мне , впрочем, гадать  о их происхождении было недосуг. Надо было решать с шапкой. Вернуться в роту без нее - это наверняка быть потом весь срок службы изгоем, терпеть насмешки и презрение товарищей. Что делать?

Наша часть называлась “Ленинский полк”, а рядом, через бетонный забор,  стояла точно такая же часть, такой же учебный танковый полк , но имени Леонида Ильича Брежнева. Понятно, что между “ленинцами” и  “брежневцами” всегда было соперничество, порой переходящее в легкую вражду. Ее я и решил использовать для выхода из этой ситуации.

Я перелез через забор, разделявший наши полки. Саднила ободранная рука, но я не замечал этого. Боясь быть обнаруженным  в полуприседе я проскользнул в рощу березняка , что росла напротив их брежневской столовой. Выломал из сухого мертвого дерева дубину. Затаился. Вот завтрак закончился и из помещения столовой повалил народ. Они строились и убывали с песнями. Роты все шли и шли, но , наконец , их поток иссяк и на крыльцо вышел какой то сонный чувак, по сытой белесой физиономии - из персонала столовой и явно уже заканчивающий службу.

Чувак, прости. Сейчас я бы такого ни за что не сделал. Надеюсь, тебе не было сильно больно и ты нашел себе новую шапку. Твою я предъявил старшине Голомедову и попросил поменять, она мне была не по размеру. Объяснил, как я ее добыл. Голомедов присвистнул :

- Херасе. Объявляю благодарность
- Служу Советскому Союзу!


Брежневцы меня искали, но старшина, разумеется,  не сдал и вообще у нас с ним установились вполне терпимые отношения. А вскоре наш полк стало лихорадить - ведь приближался день отправки в войска, в линейные части. Нам присвоили звания младших сержантов и, в один прекрасный день, мы сели на поезд и двинулись на родину моих предков, в прекрасную и таинственную Монголию охранять ее от недружественного тогда Китая. Но все , что там со мной происходило - это  уже совсем другая атмосфера, другие люди и порядки,  совсем другие истории.