Из российской постели в Израиль 2

 
====     Участие в сионистском руководстве
 
В Лондоне Жаботинского встретили триумфально. Он был героем, символом сражающегося сионизма.
 
После освобождения из тюрьмы его ждали высокие должности. Президентский комитет, которому было поручено Лондонской конференцией образовать сионистское руководство, предложил ему вместе с Вейцманом и Наумом Соколовым возглавить политический отдел. Кроме того, под его начало был передан отдел печати и пропаганды, одновременно он был включен в дирекцию «Керен-га-Есод»(фонд создан Всемирной сионистской организацией для финансирования поселений).

На Лондонской конференции произошел разрыв между Вейцманом и Брандейсом по вопросу о назначении сионизма. Брандейс и его группа утверждали, что «политическая стадия» сионизма закончилась и пришло Время практической поселенческой работы на основе частной инициативы и частного капитала.
Они не ориентировались на национальный капитал, поэтому отрицали «Керен-га-Есод» и предложили пригласить несионистов принять участие в строительстве страны. Тогда Вейцман категорически выступил против. Жаботинский принял сторону Вейцмана. В тот период между ними установилось искреннее взаимопонимание, может быть, потому, что Вейцман поддерживал предложение Жаботинского о восстановлении легиона в Эрец-Исраэле, который мог быть превращен в местный гарнизон.

Кровавый погром в Иерусалиме и роспуск легиона после погрома в Яффо в 1921 году показали, что без вооруженной силы сионизму не устоять. В речи на сессии сионистского исполкома в Праге,1921 Жаботинский сделал особый упор на этом. Восстановление легиона - главное условие безопасности населения. Недопустимо, чтобы защита евреев «зависела от милости английского солдата или арабского полицейского. Когда в стране 5000 еврейских солдат поддерживали спокойствие, было спокойно, хотя в Египте в это время полыхало пламя».
Иммиграция тоже зависела от вооруженных сил. «Арабы всегда будут против иммиграции евреев, - утверждал Жаботинский. - Я не знаю ни одного примера из истории, чтобы страна была заселена кем-либо с любезного согласия местного населения».

Без военной силы невозможно создать еврейское большинство в Эрец-Исраэль. Жаботинский требовал от сионистской организации принять участие в расходах на содержание легиона. Непорядочно и нелогично требовать, чтобы британский налогоплательщик оплачивал защиту еврейского населения. «Разве евреи не поймут, - спрашивал Жаботинский, - нужно выделить 5% от средств “Керен-га-Есод” на защиту жизни самих же евреев?» Исполком принял решение: «Предпринять необходимые меры для восстановления полка, который действовал в прошлом в Эрец-Исраэле». На той же сессии возник спор между Жаботинским и социалистами Эрец-Исраэля по вопросу организации еврейских вооруженных сил - будет ли это подпольная организация или легальные формирования. Жаботинский утверждал, что подпольная военная организация не сможет обеспечить безопасность населения: «2000 еврейских солдат произведут на арабское население большее впечатление, чем 10 000 вооруженных граждан».
Все способности пропагандиста Жаботинский поставил на службу «Керен-га-Есод». Ему нравилась первоначальная программа фонда - собрать в ближайшие пять лет 5 млн. фунтов стерлингов. Даже написал книгу о «Керен-га-Есод».

После сионистского конгресса в Карлсбаде (1921) Жаботинского попросили вместе с Наумом Соколовым, Александром Гольдштейном, Отто Варбургом и полковником
Патерсоном принять участие в первой делегации фонда, отправлявшейся в США. Пробыл в Америке около семи месяцев. Его выступления воспринимались с большим воодушевлением. В 50 - 60 городах десятки тысяч слушателей жадно внимали слову Сиона.

Пока Жаботинский находился в Америке, произошла переориентация среди членов сионистского руководства в Англии. Узнал об этом по обрывочным сообщениям печати. Из них понял, что Вейцман ведет политику компромиссов, отступает и уступает настоящему или воображаемому давлению. Верховный комиссар уступает  требованиями арабов, прекращает еврейскую иммиграцию, ищет пути умиротворения  арабских националистов. Политику уступок навязывает Британскому правительству, которое он представлял в Иерусалиме.

Покидая США, Жаботинский не имел никакого представления о «Белой книге» («Белая книга» - документы о планах британской политики) переданной сионистскому руководству в черновике. Вейцман показал ему черновик и рассказал, что лондонское правительство требует, чтобы руководство приняло этот документ не позже утра такого-то дня. Если документ не будет принят, Лондон вычеркнет параграф мандата, по которому сионистская организация признается официальным еврейским агентством. После этого она превратится в неофициальную частную организацию без полномочий вести переговоры с членами  правительства (в тот момент мандат еще не был утвержден и поэтому не существовало никаких обязательств со стороны Великобритании, кроме декларации Бальфура).

Жаботинский оказался перед сложной дилеммой, формулировки предложенного документа ему не нравились, но лишение официального статуса было серьезнейшей угрозой. Вейцман заверил, что сделал все возможное, чтобы убедить Черчилля, формального автора «Белой книги» и Герберта Самюэля, фактического автора, отказаться от своих угроз, но все усилия были тщетны. Обсуждение в руководстве продолжалось до поздней ночи. Жаботинский пытался вывести лидеров из тупика, смягчить остроту момента. Он напоминал, что в свое время Англия поступила
благородно по отношению к сионистскому движению. «Мы должны привести нашу практическую работу в соответствие с предложенными условиями, я надеюсь, что вскоре наступят лучшие времена», - убеждал он. Собрание приняло формулировку Жаботинского, но Вейцман заявил, что не подпишет ее, и потребовал принять первоначальную формулировку. Он заставил собравшихся проголосовать за нее. Таким
образом, ответ на ультиматум был передан вовремя и без оговорок.

В тот момент Жаботинский считал себя обязанным поддержать руководство. Он полагал, что не имеет права уйти от моральной ответственности и выйти из руководства. Это было бы не по-джентльменски. Для него существовало железное
правило: если поражение неминуемо, нужно признать его и тем самым спасти все, что еще возможно спасти.

«У меня вовсе не возникало мысли... увильнуть, ссылаясь на то, что это поражение ваше, а не мое, что я не был здесь и что борьбу проиграли вы!» - писал он позже. Да, «Белая книга» была плоха и вредна, но она не содержала ни одного слова, которое бы прямо или косвенно отрицало возможность создать в Эрец-Исраэле еврейское большинство. Там, правда, была некоторая казуистика о «еврейском национальном доме в Палестине» вместо «Палестины в качестве еврейского национального дома», кроме того, в ней впервые появилось понятие «возможность экономической абсорбции», но эти оговорки не ограничивали декларацию Бальфура в той мере, чтобы помешать полному осуществлению сионистской мечты. Даже единственный абзац, в котором говорилось о законодательном собрании в Палестине, в котором было бы больше арабов, в конечном итоге не имел значения, ибо правительство Англии отменило его через несколько месяцев после опубликования «Белой книги».

Много фальшивых сказок создано в связи с «подписью» Жаботинского под «Белой книгой». Его противники приписали ему даже согласие на отчуждение Трансиордании от «еврейского национального дома». На самом деле подписей сионистских руководителей под «Белой книгой» не было. «Белая книга» - правительственный документ, подписанный только уполномоченными британского правительства. Письмо с согласием сионистского руководства имело только одну подпись - Вейцмапа. 
В «Белой книге» нет прямого параграфа, который указывает на отделение Трансиордании от сионистского поселения. Там сказано, что западная Палестина исключена из территории, оговоренной соглашением между верховным комиссаром в Египте, и правитель Мекки Хуссейном. Это своего рода намек на то, что восточная Палестина не исключена из территории, обещанной арабам. ... Только позднее, в 1946, при министре иностранных дел Бевине Британия предоставила статус суверенного короля Иордании» эмиру Абдалле. Таким образом, нет основания утверждать, что Жаботинский подписался под решением о Трансиордании. Позже Жаботинский жалел о том, что не вышел из руководства после утверждения «Белой книги». С годами ему стало ясно, что виновным в поражении был Вейцман, и что не были приняты должные меры, чтобы предотвратить беду. Вывод Жаботинского был поучительным: «Лояльность - это нечто, к чему надо относиться критически».

Осенью 1922 обозначилось серьезное расхождение взглядов с Вейцманом. Их пути стали расходиться. Сионистское руководство в Лондоне охватил дух пораженчества.

Вейцман и его последователи воспринимали любое указание властей как приказ, исключающий возражения. Перед правительством они вели себя робко и податливо и были готовы на любые уступки. Еврейское же население успокаивали, бесконечно повторяя одну и ту же байку: «Положение, безусловно, удовлетворительное».

Жаботинский, напротив, требовал проведения активной политики, выполнения всех обещаний, данных Великобританией. Он верил в силу британского общественного мнения, а во время борьбы за легион он научился искусству политического давления.
Вскоре после освобождения из тюрьмы, Жаботинский опубликовал об этом искусстве в газете «ГаАрец» статью под названием «футбольная мудрость»:

«Если потребуешь свое до конца и докажешь свою правоту, тогда и только тогда англичанин покажет истинное величие своей души. Он не будет сердиться и не затаит в сердце злобу на того, кто «победил». Напротив, ... будет уважать тебя, как одного из своих... Первое правило этой игры - ударить по мячу сильно и точно. Если ты вместо этого промедлишь, и поклонишься, и произнесешь комплименты в адрес Великой Британии, страны правды, справедливости и т. д., не надейся, что он последует твоему примеру... Ударь».

Когда арабский национализм в Эрец-Исраэле стал усиливаться, а еврей Герберт Самюэль стал склоняться перед его нажимом, Жаботинский проповедовал «все мое», не соглашаясь даже признать, что арабам принадлежат по меньшей мере три четверти. Жизнь научила его, что иногда надо перегнуть палку, не для того, чтобы обеспечить преимущественные права, а чтобы сохранить те права, которые полагаются по закону.
 
Когда Герберт Самюэль был назначен верховным комиссаром Палестины, Жаботинский, еще в тюрьме, сомневался, справится ли этот либеральный англоеврейский политик со своими задачами. Вначале он питал кое-какие иллюзии, но вскоре глубоко разочаровался. Самюэль превратился в помеху для сионизма, а его политика подрывала самые основы сионистских начинаний. Жаботинский понял ее опасность и потребовал незамедлительных действий. На заседании политического комитета 12 сионистского конгресса предложил направить к Самюэлю делегацию известить его, что сионисты не согласны с его политикой и требуют коренных изменений. Предложение было принято конгрессом, но делегацию не послали - Вейцман не желал обострения отношений и воздержался от выполнения решения полномочного сионистского органа. В сентябре 1922 Жаботинский посетил Эрец-Исраэль как частное лицо, чтобы навестить больную мать. Встретился с Самюэлем по инициативе последнего. «Во время этой беседы, - вспоминал Жаботинский, - я вежливо и энергично высказал Верховному комиссару свое мнение о том, что нынешняя тактика палестинского правительства парализует у рядовых сионистов способность действовать и поэтому неизбежно ведет к денежному банкротству всей нашей работы в Эрец-Исраэле. Но на его предостережения не обратили внимания.
 
В те же дни произошло печально известное соглашение между Жаботинским и Славинским. Это событие вызвало волнение и споры в сионистских кругах на протяжении многих лет.
Еще в молодости Жаботинский интересовался украинским вопросом. В совершенстве знал все его проблемы. Один из его друзей, М.А. Славинский, был деятелем Украинского националистического движения и после 1МВ занимал пост главы особой дипломатической миссии Украинской народной республики в Чехословакии. Главой правительства Украины был Симон Петлюра, войска которого устраивали еврейские погромы в 1917-20 гг. Славинский был либералом и симпатизировал евреям, даже послал поздравление 12 конгрессу. Когда Жаботинский встретился со Славинским, украинская 15тысячная армия еще стояла на границе России и собиралась возобновить войну против большевиков.
Вторжение в Россию было назначено на весну 1922. Опасаясь, что после начала военных действий вновь вспыхнут погромы, Жаботинский предложил Славинскому создать еврейские жандармские формирования, которые будут размещены в виде гарнизонов в небольших городах на Украине. Отряды эти не будут вмешиваться в украинско-большевистский конфликт. Предложение было сделано Жаботинским в порядке личной инициативы. Славинский представил предложение правительству и оно было утверждено.
 
После переговоров Жаботинский подписал соглашение. Украинское вторжение не состоялось и соглашение было аннулировано. Но когда сведения о нем просочились в прессу, в еврейской общественности разразилась буря. Особенно негодовали социалисты. Партия «Поалей Цион» требовала осудить Жаботинского за союз с погромщиком Петлюрой и предложить ему выйти из руководства сионистского
движения. Сионистские лидеры заявили официально, что «переговоры между г. Жаботинским и г. Славинским носили частный характер, а Жаботинский публично изложил свои доводы в пользу соглашения».
Перед конференцией русско-украинских сионистов в Берлине в 1922 он рассказал всю историю соглашения, и конференция выразила ему доверие. До конца жизни он утверждал, что шаг его был правильным. Хотя вопрос был исчерпан, социалистические круги вновь и вновь возвращались к нападкам, продолжая сеять раздор в сионистском лагере.

Расхождения между Жаботинским и Вейцманом и его сторонниками в руководстве привели к открытому разрыву на сессии сионистского исполкома в Берлине в январе 1923. Формально полемика велась вокруг политического предложения Жаботинского, внесенного в качестве предложения меньшинства. В нем говорилось:

«Ввиду того, что распространяются слухи будто определенные документы последних месяцев (имелась в виду «Белая книга» 1922), с содержанием которых согласилось руководство, означают как бы отказ сионистской организации от идей сионизма, исполком заявляет, что, по его мнению, нет оснований истолковывать параграфы этих документов как не соответствующие историческому содержанию Базельской программы, и обязательства руководства перед британским правительством не должны иметь никакого другого толкования». Но почва для спора была гораздо более широкой и серьезной. Вейцман сетовал на отсутствие согласия в руководстве. Он был против открытой борьбы с британским правительством и не поддерживал идею «свержения» Самюэля. После него выступили другие участники, подчеркивавшие важность существования единого руководства. Они прямо требовали, чтобы Жаботинский вышел из него. Хотя Жаботинский и оказался в меньшинстве, он не собирался подавать в отставку: «Поверьте мне, что очень неприятно работать среди людей, которые тебя не приемлют, поэтому я с удовольствием вышел бы из руководства. Но что делать с совестью? Она говорит: ты избран, чтобы защищать свои взгляды. Я чувствую опасность. Мы приближаемся к политическому и финансовому краху. Как я могу уйти? Я защищаю свои взгляды, и это моя обязанность». Однако на другой день после заседания он послал письмо с просьбой об отставке: «Поскольку я не признаю больше этого руководства, считаю себя вышедшим из сионистской организации».
 
В беседе с корреспондентом журнала «Рассвет», опубликованной через несколько дней, Жаботинский разъяснил причины своей отставки: «Меня все больше одолевают сомнения, есть ли вообще смысл числиться в рядах сионистской организации. Более 20ти лет я был активным сионистом, но кроме обвинений и нападок ничего не видел. Я отказываюсь терпеть это. Если я увижу, что в качестве независимого деятеля не найду общей дороги с сионистами, то буду готов полностью и навсегда отойти от сионистской деятельности. Но об одном прошу помнить: я никогда не соглашусь осуществить или помочь осуществлению плана, идущего вразрез с моими собственными воззрениями.
Ни внутри сионистской организации, ни вне ее не может возникнуть положения, при котором я сделаю нечто, кроме того, что мне подсказывает мой «оракул». Задача публициста или общественного деятеля, как я ее понимаю, не в том, чтобы следовать за ошибочным общественным мнением или «выражать» его, а в том, чтобы ему противостоять или, если хотите, преодолеть его. Насколько хватит моих сил, я это буду делать, в противной ситуации честнее будет разойтись».

==== Организация и влияние через Союза еврейской молодежи и Союз сионистов-ревизионистов

“Когда в январе 1923 Жаботинский вышел из сионистской организации, он напоминал гневного пророка, ушедшего в пустыню. Все заткнули уши и не желали его слушать. Сионизм в ту пору существовал под девизом «малых дел», великая мечта Герцля как бы исчезла.

Политический сионизм был на закате, появились сомнения в том, сможет ли он выжить. В одном из писем к Жаботинскому писатель,  один из близких соратников Герцля: «Политический сионизм умер, и даже вы не сможете реанимировать его». Жаботинский был подавлен. Вернулся к литературной деятельности. В Берлине основал издательство «Га-Сефер» («Книга»), которое собирался перевести в Эрец-Исраэль, когда переедет туда. Не поехал на 13 сионистский конгресс в августе 1923, считая, что подходит закат его общественной деятельности.
Судьба распорядилась иначе. В сионистском движении появились отдельные группки, близкие по духу Жаботинскому. Одна из них сосредоточилась вокруг органа российских сионистов - издаваемого в Берлине журнала «Рассвет» с редактором  Шломо Эпштейном и секретарем редакции Иосифом Шехтманом. «Рассвет» стал выразителем идей Жаботинского, и, когда журнал был переведен в Париж, Жаботинский стал главным редактором. В разных точках земного шара возникали группы еврейских активистов. Они ожидали изменений в сионистской политике и с надеждой смотрели на Жаботинского. В помощь ему появилась новая сила - Союз еврейской молодежи имени Иосифа Трумпельдора. Юноши считали организацию частью еврейского легиона, который будет создан в Эрец-Исраэль, и были близки по духу Жаботинскому. Он сразу нашел с ними общий язык.

Организация стала первой ячейкой всемирного движения Брит Иосиф Трумпельдор (Бейтар).
Жаботинский считал Бейтар своим детищем и видел в нем мощный рычаг для переворота в общественном сознании. Только из молодежи можно выковать новый тип людей, свободных от комплексов диаспоры и от скверны гетто. Молодежь понесет в своих сердцах великую мечту и выйдет на борьбу за освобождение родины. Мечтой Жаботинского было создание «гордого, благородного и беспощадного племени». Свои лучшие мысли он вложил в идеологические основы Бейтара. Проповедовал абсолютную преданность движению. В выступлениях перед молодежью повторял слова Бялика: «Одно солнце на небе, одна песня в сердце и нет ничего другого».
Наполнил жизнь молодежи содержанием, спас ее от «красной чумы». Десятки тысяч молодых людей последовали за ним.
Для них он был «рош Бейтар» - глава Бейтара. В их обществе он находил покой после бурных споров в сионистском движении. Вселял в них силу духа и в них же черпал душевную стойкость. Бейтар всегда оставался для Жаботинского прочной опорой в дни кризиса и разлада. Это был самый эффективный инструмент для осуществления его учения. Именно он стал со временем истоком повстанческих движений.

В письме главе Бейтара в Эрец-Исраэль Жаботинский определил основы личного характера и методов воспитания, необходимые молодежному движению: «В области военной подготовки следует отдать предпочтение упражнениям, даже в ущерб строевой подготовке... Нет надобности в Бейтаре, если в нем нет «аристократического» ядра...

В повседневной жизни молодежь в Эрец-Исраэль, особенно школьники, производит в целом удручающее впечатление, она груба и вульгарна; в своей жизни отменила такое понятие, как «церемонии» - мы должны его восстановить, ибо церемония это то свойство, которое отличает культуру от дикости. Учите членов Бейтара церемониям повседневной жизни, учите их наполнять красотой самые обычные проявления жизни, красиво шагать, красиво говорить, смеяться, есть, учите их рыцарскому отношению к женщине, девчонка она или старуха... Ибо рыцарское отношение к женщине это то, что превратило европейскую культуру в подлинную культуру. Мы здесь представители Европы, охраняющие ее традиции, - и эта миссия - одна из самых возвышенных. И еще,  наши товарищи никак не могут овладеть тем новым чувством, которое мы стараемся вселить в сердца - чувством физического геройства... Они должны понять, что сила кулака тоже является священным даром, предназначенным в первую очередь для защиты народа от врага, явившегося убивать и грабить, и нельзя пользоваться этим священным даром напрасно, особенно среди мирного населения.

Цель Бейтара - не быть одной из молодежных организаций; Бейтар - это вся еврейская молодежь».

Считал, что образцом для каждого члена Бейтара должен служить Трумпельдор. Когда Жаботинский писал «Клятву» организации, он несомненно помнил свою беседу с Трумпельдором в Лондоне летом 1916. Программу Бейтара Жаботинский построил на воспитании и военном обучении. Военный аспект был чужд еврейской черте оседлости. Как и другие новшества Жаботинского, они подверглись насмешкам. Автора называли милитаристом, генералом, командующим солдатами, вооруженными бутафорскими винтовками! В одной из статей - «У камелька: новый алфавит»,1926 в варшавской газете на идиш «Хайнт» он объяснял важность военного дела для воспитания молодежи. Статью читали десятки тысяч людей - в клубах и лагерях, открыто и тайно. Читали не один год, так как мысли, высказанные в ней, соответствовали вновь возникающим обстоятельствам. Основная идея ее - создание национальной силы. «Хотя я и признаю, что это печально, - писал Жаботинский, - но из всех нужд национального возрождения первая и важнейшая нужда - научиться стрелять... Мы вынуждены учиться стрелять, и нет смысла спорить против этой исторической необходимости».

С того дня, как Жаботинский установил контакт с еврейскими молодежными организациями в европейской диаспоре, он большую часть своего времени посвящал вопросам воспитания. Роман «Самсон Назорей», который он начал писать в 1925, был задуман как выражение новых идей. Он стал своего рода путеводителем для нового поколения евреев. Это не просто исторический роман, хотя он и содержит все основные части этого жанра, это рассказ, в котором прошлое, настоящее и будущее соединены в единую мозаику. Роман написан по-русски, но проникнут подлинно еврейским духом. В каждой главе слышен отзвук библейских времен. Рукой настоящего художника рисует Жаботинский сложный образ древнего героя - сплетение разнообразных талантов, необычных привычек, сильных страстей. Он сын еврейского народа и в то же время чужак в своей среде. В романе можно несомненно найти много черт, присущих самому автору, обнаружить отождествление или, по крайней мере, духовную близость писателя и его героя. Возможно, это - завуалированная автобиография. Главное свойство романа - поучительность. Самсон политически мудр, удачлив, смел и решителен. Он «завоевал Ханаан штурмом».
Но это тип вождя, который еще не нашел полного признания в своей стране. Тысячи молодых людей, боровшихся за независимость Израиля, воспитывались на романе «Самсон Назорей» и на его завещании: копить железо, выбрать себе царя и научиться смеяться.

В 1924 стало формироваться всеобщее движение за изменение сионистской политики. Статья Жаботинского в журнале «Рассвет», многочисленные речи вызвали широкий общественный резонанс. Со всех сторон раздавались требования о реформировании сионизма. В Берлине образован временный комитет Союза за ревизию сионистской политики.

====     Создан Союз сионистов-ревизионистов (Брит га-Цоар).

Центром союза стал Париж. Там - первая всемирная конференция. Делегаты из разных стран (из Эрец-Исраэля прибыл один делегат - доктор Яков Вайншал). Жаботинский изложил основы своих взглядов. Выступил за возвращение к сионизму Герцля, за ясное определение цели: создать еврейское государство с еврейским большинством, способствовать массовой репатриации евреев в Эрец-Исраэль. Требовал включить все Заиорданье в область еврейского заселения; Верховный комиссар должен избираться правительством мандата по согласованию с сионистской организацией; контроль над еврейской иммиграцией должен находиться исключительно в руках сионистской организации; необработанные земли в Эрец-Исраэль следует отдать в распоряжение еврейских поселений. Предложил организовать еврейский национальный заем и установить систему налогов и пошлин в пользу еврейского хозяйства; восстановить еврейский легион как составную часть британского гарнизона и установить ответственность всех членов правления еврейского агентства перед сионистским конгрессом.

На предстоящий 14 конгресс избран только один делегат от га-Цоар - Жаботинский, но во время работы конгресса к нему присоединились еще три делегата. По правилам, фракция из 4 делегатов имела право участвовать в общей дискуссии в течение 30 минут.
Жаботинский произнес блестящую речь. «Левые» постоянно пытались мешать ему, выступление неоднократно прерывалось выкриками с мест. Но большинство проявило к нему интерес. Даже были предоставлены дополнительные 30 минут.
В сионистском лагере подули свежие ветры.

После конгресса Жаботинский выехал в пропагандистское турне по США и Эрец-Исраэль. Несмотря на происки противников, партия га-Цоар приобретала все больше сторонников во всех странах еврейского рассеяния. Особенно мощную реакцию вызвал его визит в Эрец-Исраэль. Его еще помнили как героя 1920, обнаженная правда речей находила отклик во многих сердцах.
Во время поездки затронул и арабский вопрос. Он обсуждал его без прикрас, без двуличия и иллюзий. Он не верил в идеи «Союза мира» (Движение, добивавшееся примирения с арабами пеной значительных уступок) и «двунационального государства». Арабы должны принимать положение таким, каким оно есть: территория Эрец-Исраэль по обе стороны Иордана предназначена для еврейского государства с еврейским большинством.

Сионизм хочет решить всемирную проблему, и справедливость требует, чтобы тот, у кого территории в сто или двести раз больше, чем у преследуемого народа, не должен завидовать соседу, у которого относительно мало земли. Если будет проводиться такая реалистическая политика, возможно, что арабы в конечном итоге смирятся с ней, несмотря на то, что между сторонами существуют немалые противоречия. В любом случае надо говорить правду, ибо «невозможно устранить противоречия между нами и арабами словами, подарками или взятками».

Когда еврейское государство будет создано, евреи будут знать, как относиться к арабскому меньшинству. Жаботинский был сторонником предоставления арабам полного равноправия. В своей последней книге «Фронт войны еврейского народа», вышедшей в 1940, он даже видит возможность, чтобы «в каждом правительстве, в котором еврей будет главой, его заместителем был бы араб и наоборот». В отличие от других ведущих сионистских деятелей, которые видели решение вопроса только в удалении арабов из Эрец-Исраэля, даже если оно будет принудительным, Жаботинский не был сторонником изгнания арабов, если они не захотят уйти добровольно. Он неоднократно утверждал, что в Эрец-Исраэль есть место и для еврейского большинства, и для арабского меньшинства, и для мира.
При этом он еще в 1926 сказал на собрании молодежи в Тель-Авиве, что столкновение между евреями и арабами неминуемо и «требует от нас военной подготовки».

====    Использование сионистских конгрессов

Выступления Жаботинского на сионистских конгрессах всегда были в центре внимания. Вызывали интерес и бурные споры. Но сам он участвовал в конгрессах неохотно, потому что не верил, что сможет хоть что-то изменить.

Среди делегатов он чувствовал себя чужим, они отличались от него по темпераменту и по духу. Не обольщался мыслью, что ему удается завоевать конгресс изнутри. Хорошо видел разницу между восторгами, вызванными его выступлениями и голосованием в решающий момент. Как он считал, сионистские конгрессы - это всего лишь «клуб для дебатов», поэтому нелепо ожидать от них реальных результатов.
На 14 конгресс поехал против желания и в выборах участвовал нехотя.
Коллеги в руководстве партии уговорили его испытать свои силы еще раз, хоть он не верил в успех. Считал это последней попыткой.
Мнение коллег по поводу его участия в конгрессе основывалось на вере в конечную победу, и эта вера имела под собой основания: влияние партии возрастало от конгресса к конгрессу.
На 15 конгрессе в 1927 у га-Цоар было 9 делегатов из 281; на 16-м в 1929 - 21 из 310.
На 16-м горячая дискуссия развернулась вокруг расширения сионистского агентства «Сохнут», то есть вокруг предложения о создании совместного органа сионистов и несионистов по мобилизации средств для строительства «еврейского национального дома». Вейцман считал, что можно уговорить еврейских богачей, даже если они безразлично относятся к сионизму, а может быть, и отрицают его, выделить фонды помощи для сионистского дела в Эрец-Исраэль по образцу помощи, которая оказывается каждой нуждающейся еврейской общине в мире.
Чтобы заручиться их поддержкой, он был готов предоставить им равную долю в руководстве. Жаботинский восставал против самой мысли передать даже часть руководства в руки несионистской «денежной аристократии»; ведь этим подрывалась бы демократическая основа сионизма. Кроме того, он не верил, что возможен
«золотой дождь» для сионизма со стороны чуждых ему кругов.
Несмотря на решительное сопротивление Жаботинского, конгресс утвердил в черновом варианте положение о создании расширенного еврейского агентства.
На 17 конгрессе в 1931 га-Цоар представляли 52 делегата из 254 присутствовавших (21%) - она стала третей по величине фракцией. Это был самый острый из всех конгрессов, в которых Жаботинский участвовал. Там он сделал последнюю попытку изменить характер сионизма изнутри. Казалось, время для этого наступило - обстоятельства требовали изменения режима и смены руководства.

События 1929 вызвали пессимистические настроения в сионистском лагере. Разочарование политикой Великобритании было повсеместным. Эта страна была не в состоянии, а, возможно, просто не желала выполнять свои задачи в соответствии с мандатом. Она согласилась с ущемлением прав еврейского народа в Эрец-Исраэле. Пошла на сокращение репатриации евреев и практически приостановила приобретение евреями земли, ущемляла права евреев у «Стены плача», капитулировала перед требованиями арабских погромщиков, и после всего этого еще пыталась изображать себя бескорыстной, громко провозглашая принципы демократии: она собиралась создать законодательный совет, в котором евреи составили бы жалкое меньшинство. Казалось, что обнародованием «Белой книги» Пасфильда (октябрь 1930) сионистское дело приговорено.
Было ясно, что политика примирения и компромиссов Вейцмана потерпела фиаско; благодаря ей сионизм сдавал свои позиции одну за другой. Таким образом, без коренных изменений всей сионистской мечте грозил бесславный конец. Вопреки этим настроениям доктор стоял на своем и ни на йоту не отступал от своих взглядов. В речи на заседании сионистского исполкома в Берлине (1930) заявил: «Еврейское государство было не целью, а только средством для достижения ее. В Базельской программе не говорится о еврейском государстве. В декларации Бальфура о ней тоже нет ни слова. Задача сионизма - это создать в Эрец-Исраэль материальную базу, на которой будет построено автономное продуктивное общество».
Заявление Вейцмана буквально взорвало общественное мнение. Это была попытка исказить сионизм. Бесконечно много раз повторял Жаботинский перед еврейской и нееврейской аудиторией, что цель сионизма - создание еврейского государства с еврейским большинством. Этой же концепции придерживались политики Ллойд Джордж и Смэтс.

Попытка завуалировать истину могла только повредить делу. Поэтому фракция га-Цоар сочла необходимым поставить на повестку дня 17 конгресса следующий проект решения относительно «конечной цели» сионизма.
«Цель сионизма, выраженная как “еврейское государство”, “еврейский национальный дом” или безопасное убежище”, обеспеченное международным правом, это - создание еврейского большинства среди населения Эрец-Исраэля по обе стороны реки Иордан».
На этом конгрессе Жаботинский произнес свою историческую речь «Верую». В какой-то момент казалось - большинство делегатов склоняется в его сторону и его пригласят, если не возглавить новое сионистское руководство, то по крайней мере принять участие в новой коалиции, без Вейцмана. И эта коалиция сумеет постоять за права сионизма. Еще до начала конгресса Вейцман подал в отставку с поста президента сионистской организации в знак протеста против опубликования «Белой книги», но его отставка была лишь политическим ходом. Это выявилось на конгрессе.
Накануне голосования проекта ревизионистов о «конечной цели сионизма» был предпринят хитрый маневр: из Иерусалима в адрес конгресса от имени Хаганы пришла телеграмма, в которой говорилось, что если предложение ревизионистов будет принято, то в Эрец-Исраэль произойдет кровавый погром. Многие делегаты испугались, и большинством голосов (121 против 57) конгресс решил не ставить на голосование внесенный проект. Разыгрался скандал.

Несколько делегатов стали петь гимн «Га-Тиква». Сквозь шум прорвался голос Жаботинского: «Это не сионистский конгресс!» И он демонстративно разорвал свою делегатскую карточку. Один молодой ревизионист снял с трибуны бело-голубое знамя. Заседание было прервано.
Вместо Вейцмана президентом сионистской организации был избран Наум Соколов.
Буря улеглась, но ожидаемые изменения не произошли. Попытка Жаботинского, предпринятая на конгрессе, еще больше убедила - для изменения состояния дел надо изменить характер народа, а не его настроения во время голосования.

====       Существенное обострение отношений между ревизионистским движением и социалистическими партиями.

Это началось с 1929. Ряды га-Цоар и Бейтар непрерывно росли. Усиливалось разочарование политической линией Вейцмана. Как и предсказывал Жаботинский, сионистская организация зашла в тупик. Левым деятелям было ясно, что приближается решительный бой за влияние на еврейской улице. Они выразили поддержку Вейцману и его умеренной программе. Прежде всего, они были заинтересованы в сохранении существующего положения, которое целиком принадлежало им.

В 1920 Жаботинский был кумиром рабочих масс Эрец-Исраэля. Однако с годами, когда он стал защищать частное хозяйство и частную инициативу и даже предложил в статье «Баста» (1925) оказать среднему классу и ремесленникам помощь из национальных фондов, - левые партии заклеймили его как «врага рабочего класса». Это была чистейшей воды инсинуация, Жаботинский никогда не выступал против рабочих.
Но с того дня, как он проникся идеями сионизма, он понял, что невозможно поклоняться двум культам, что служба высокому сионистскому идеалу исключает служение другой идее. Классовая борьба возможна в уже сложившемся обществе, но не в таком, которое еще только создается. Каждый человек в Эрец-Исраэль не просто рабочий и не просто работодатель, а прежде всего доброволец. Все должны подчинить свои групповые и классовые интересы национальному. «Когда народ хочет строить свою родину, - писал Жаботинский, - национальная солидарность стоит выше ее».

====      Развитие отношений в треугольнике “Жаботинский - сионисты - власти Великобритании” 

Большую часть жизни Жаботинский провел в скитаниях. Переезжал из страны в страну, из города в город, чтобы донести до еврейского народа слово Сиона. В любой стране он чувствовал себя как дома, знал ее язык и литературу.
Но в часы удрученности и печали, в сердце его звучали мелодии тоски и томления по родине. Он, вся жизнь которого прошла в беспрестанной борьбе за возвращение родины его народу, был по сути безродным человеком, обладателем Нансеновского паспорта Лиги наций, - документа, который давался человеку без подданства.

Еще будучи в легионе, он выбрал Иерусалим как постоянное место жительства для себя и семьи. Национальные обязанности заставляли его время от времени выезжать за границу, но центром своей жизни он считал Эрец-Исраэль.
В октябре 1926 Жаботинский подал заявление о предоставлении гражданства. Он решил окончательно поселиться в стране, заключив договор на два года со страховой компанией «Иегуда» в Иерусалиме, где он должен был служить директором. Находясь в Париже, он подал заявление на получение въездной визы от правительства мандата. Сначала со стороны британских властей была сделана попытка заткнуть ему рот: от него потребовали письменного обязательства не заниматься в Эрец-Исраэле политикой. Это требование вызвало всеобщее возмущение. Даже противники Жаботинского выразили протест против решения властей лишить его основных прав. Протест возымел действие, и Жаботинский получил визу без каких-либо условий. Но в действиях властей угадывался дурной симптом.

Деятельность его в стране была обширной и активной. Партия га-Цоар значительно расширила свое влияние. С декабря 1928 Жаботинский стал редактором газеты «Доар га-Иом» («Дневная почта»), тираж которой с его приходом стал расти. Статьи Жаботинского способствовали распространению его идей, увеличению числа его последователей и противников. Его оригинальные идеи вызывали недовольство властей, арабов и левых сионистов. Разрыв между ним и социалистическими партиями углублялся.
Когда он захотел окончательно вернуться в Эрец-Исраэль, власти отказали ему в визе -Верховный комиссар уступил арабскому давлению. Жаботинский не примирился с этим решением, обратился в английские инстанции, но надежды на успех были малы. Волей-неволей пришлось смириться, и с этого момента ему оставалось только наблюдать издали за событиями на родине.

За время сионистской деятельности его отношения с властями Великобритании складывались по-разному. Хотя он и критиковал империю за все ее недостатки, но воздерживался от полного разрыва отношений с ней. Он уважал демократический образ жизни Англии, особенно ценил силу общественного мнения в этой стране. В глубине души знал, что Англия тот соперник, с которым можно бороться. Её можно заставить принять справедливое требование, если не в первом раунде, то во втором, третьем и так далее, до победы. Много раз он выдвигал против лондонского правительства серьезные обвинения, открыто обсуждал возможность передачи мандата другой стране, указывал на растущее отчуждение между Великобританией и народом Израиля, осуждал Лондон за нарушение обязательств и лицемерие, но не доводил дела до того, чтобы хлопнуть дверью.

В 1928 вера Жаботинского в Англию еще была сильна. На всемирной конференции га-Цоар в Вене обсуждалась (в значительной мере по его инициативе) программа о предоставлении Палестине статуса «седьмого доминиона» в рамках Британской империи. Конференция решила, что нет противоречия между этой программой и идеей еврейского Эрец-Исраэль. В 1929 в Иерусалиме было создано «Общество седьмого доминиона», председателем которого избрали Жаботинского.
На всемирной конференции га-Цоар в Вене в 1932 Жаботинский уже утверждал, что «Англия лишилась своего морального права на мандат, ибо что-то порвалось в отношениях между Англией и евреями». Но приговор этот не был окончательным и безоговорочным. Жаботинский возлагал вину не только на правительство мандата, он обвинял и сионистское руководство за то, что оно ни разу не поставило перед властями конкретные требования, а, наоборот, утверждало, что «положение безусловно удовлетворительное» .
С годами конфликт между евреями и Великобританией обострялся. В конце концов отношения дошли до открытого и окончательного разрыва.

====     Попытка демпфирования элементов внутрисионистской междуусобицы

Несмотря на существенное обострение отношений между ревизионистским движением и социалистическими партиями, “Жаботинский был за мир в сионистском движении. Он ясно видел серьезную опасность, грозящую народу извне, поэтому искал пути, если не достичь полного мира, то хотя бы ослабить напряженность и согласиться на «перемирие». Ряд его обращений к сионистской организации остался без ответа. Но затем к нему присоединился Пинхас Рутенберг. Он пригласил к себе в Лондон Жаботинского и Бен-Гуриона. Там они приступили к переговорам, завершившимся тремя соглашениями (октябрь-декабрь 1934), основная цель которых сводилась к прекращению насилия и успокоению страстей в межпартийной полемике сионистского движения.
Жаботинский представил эти соглашения всемирной конференции га-Цоар в январе 1935. Вопреки возражениям Эрец-исраэльской делегации они были приняты подавляющим большинством делегатов.
Однако официальный сионизм отклонил их плебисцитом в марте 1935”.

==== Подпроект "самоактуализация причастности к событиям в Эрец-Исраэль"

- фокусирование внимания на событиях в регионе. Анализ - Целеопределение - Поведенческие проявления
 
1936-38. В первую очередь его внимание приковано к Эрец-Исраэль, где снова происходили кровавые столкновения.

События начались 19 апреля 1936. Интуитивно Жаботинский предчувствовал запах крови еще до этого. 5 апреля он предупредил британские власти о грядущих событиях. В телеграмме Верховному комиссару в Иерусалиме он говорил о приближающемся погроме и обращал внимание на то, что в стране нет достаточного количества войск и что нельзя надеяться лишь на полицию.
Копию телеграммы он послал в министерство колоний, но оно не удостоило его ответа. Позднее Жаботинский требовал отставки Верховного комиссара, обвиняя его в преступной халатности.
19 мая британский министр колоний объявил о создании комиссии Пиля для выяснения причин, приведших к трагическим событиям. И хотя в стране еще не прекратились кровавые инциденты, подготовка к приезду комиссии шла полным ходом: обе стороны готовились представить ей свои основные требования. Лондонское правительство придавало этой комиссии большое значение, что было видно из ее состава как численного, так и качественного - в комиссию входили крупные эксперты Британской империи по колониальным вопросам.
Жаботинский тоже решил выступить со свидетельством перед комиссией. Он хотел сделать это в Иерусалиме, но и на этот раз - как и в схожем его обращении по поводу выступления перед комиссией Шоу в 1930 - было отказано. Пришлось свидетельствовать в Лондоне.

- учет взаимосвязи с контекстом

Жаботинскому и Члену британского парламента Веджвуду было посвящено специальное заседание II февраля 1937 в малом зале Палаты лордов, где в то утро собралось несколько десятков людей.
Это было историческое выступление. Жаботинский произнес одну из лучших, а может быть, и самую лучшую свою речь. Он коснулся наиболее важных и болезненных проблем сионизма, указал на его первоначальное значение, как его понимали и ведущие британские политики (еврейское государство по обе стороны Иордана с еврейским большинством) и подчеркнул его назначение: спасти вечно гонимый народ от нужды, когда под его ногами сотрясается земля и миллионы людей вынуждены покидать места своего жительства. Он противопоставил большой настоящий
сионизм ограниченному, мелкому, который удовлетворяется «тоской по чудесным игрушкам из бархата и серебра». Он вновь выдвинул требование создать еврейский легион, ибо «если защитники Эрец-Исраэля должны проливать свою кровь, пусть это будет наша кровь, а не английская».
Со смелостью и гордостью бросил он свое «я обвиняю» властям, из-за которых пролилась кровь в Эрец-Исраэле; он говорил с насмешкой о «разрешенном бунте» арабов, который британские войска не в силах были подавить, он не смог сдержать себя (ударил кулаком по столу), когда говорил о погроме 1929, потребовав от британского правительства либо выполнить свою миссию, либо отказаться от мандата...
 
Комиссия Пиля рекомендовала разделить Эрец-Исраэль на арабское и на еврейское государства.

- комплекс целенаправленных поведенческих актов

- - В день опубликования отчета комиссии Жаботинский находился в Александрии - он возвращался в Лондон после визита в Южную Африку. Через два часа после опубликования плана «раздела» он заявил: «Ни в коем случае». Он объявил войну абсурдному плану, пытавшемуся втиснуть еврейское государство на территорию, составлявшую лишь 4% от первоначально выделенной по декларации Бальфура и мандату. Он назвал ее «чертой оседлости» при всех неприятных ассоциациях, которые вызывало это понятие. Выступление Жаботинского против «раздела» было рассчитано как на внешнюю, так и на внутреннюю реакцию.

В официальном сионистском лагере мнения о «разделе» разделились, но на 20 конгрессе в Цюрихе Вейцман и сторонники плана взяли верх. Их прельщала идея еврейского государства, несмотря на его небольшие, едва ли не чисто символические размеры. Большинством голосов - 300 против 150 - конгресс уполномочил руководство вести переговоры с британским правительством об условиях осуществления плана.
Но прошло лишь несколько месяцев, и восторг, проявленный первоначально Лондоном по поводу «раздела», стал улетучиваться. Отрицательная реакция Жаботинского тоже внесла свой вклад в сомнения. Была создана комиссия Вудхэда, которой было поручено проверить рекомендации, сделанные предыдущей комиссией. Она пришла к выводу, что план неосуществим, и правительство отказалось от него.
 
- - Кровавые события 1936 продолжались беспрерывно. Войска и полиция проявили полную беспомощность, и банды погромщиков действовали безнаказанно. Каждый день приносил новые жертвы, и каждое утро еврейское население смотрело со страхом и стыдом на черные рамки в газетах. «Еврейский национальный дом» превратился в западню, - в «евреев под покровительством», отданных на милость разгулявшимся погромщикам. В воздухе висел вопрос: «Доколе?». Терпение молодежи иссякало. В 1937 появилась «Книга обвинения и веры» поэта Ури Цви Гринберга, который призвал «сломить сдержанность», навязанную населению его официальными органами. Поэт жаловался, что «у нас каждые ворота сорваны с петель, царит беззаконие, кто хочет убивает и кто хочет стреляет, а наша кровь течет», его душа чувствует отвращение к тем, кто «плачет на могилах убитых, но не клянется отомстить».
И «сдержанность» была сломлена Национальной военной организацией под командованием Давида Разиэля. С тех пор еврейское население освободилось от позора.

- - Вначале Жаботинский затруднялся определить свое отношение к происходящему. Как либерал он восставал против резни, в которой могут пострадать и невинные арабы, в частности женщины и дети. Но вскоре политик в нем взял верх.
Он пришел к выводу, что нужде закон не писан. Не избежать было в Эрец-Исраэль ответных действий. Ведь в каждой войне есть невинные жертвы. В речи на открытии съезда Новой сионистской организации в Праге (февраль 1938) он с гордостью сообщил, что «евреями в Эрец-Исраэле наконец преодолено то пассивное отношение к бандам террористов, которое называют «сдержанностью», и от имени собравшихся он жмет руки руководителям движения в Эрец-Исраэль, заключенным в тюрьму за ответные действия. Выступая в варшавском театре «Новосци» он использует более резкие выражения, обличая политику «сдержанности». «В Эрец-Исраэле нарушение сдержанности - необходимость. Необходимость! Есть ситуации, когда решают не писаные законы, а лишь Бог и совесть. И уверяю - высшая совесть и божественная справедливость ответят на вопрос о нарушении сдержанности - невиновен! И если в этом зале или в любом другом месте есть еврей, который думает и говорит иначе - виновен!- то этот еврей - преступник! Можете думать, что хотите, но, когда касаются этого вопроса, все вы, как один человек, обязаны встать и во весь голос крикнуть - невиновен! Иначе вас заклеймят перед еврейской историей как низких предателей».
Речь в Варшаве Жаботинский произнес через несколько дней после казни члена Бейтара Шломо Бен Иосифа.

- Мобилизация ресурсных элементов

Казнь Бен Иосифа была одним из самых сильных переживаний, выпавших на долю «главы Бейтара» за все годы его бурной политической деятельности.
 
Произошло это в самый разгар арабского террора в стране. 1938 год. Три члена рабочего отряда Бейтара в Рош-Пина - Авраам Шейн, Шалом Журавин и Шломо Бен Иосиф - несмотря на запрет командира вышли в горы, чтобы отомстить за своего товарища по отряду, члена Бейтара Бена Гаона, убитого террористами. Они обстреляли арабскую машину, но ни в кого не попали. Вскоре их арестовали. Военный суд приговорил Шейна и Бен Иосифа к смертной казни. Позднее Шейну из-за несовершеннолетия смертная казнь была заменена пожизненным заключением. Приговор Бен Иосифу остался в силе и был утвержден генералом Хейнингом (с подачи Верховного комиссара). «Британская администрация жаждала еврейской крови, она хотела повесить еврея, чтобы продемонстрировать перед арабами свою беспристрастность», - писал позже английский писатель Марло.
Казнь была назначена на 29 июня 1938. Накануне Жаботинский предпринял в Лондоне неимоверные усилия, чтобы спасти его.
Он добился аудиенции у министра колоний Малколма Макдональда, которого пытался убедить, что казнь Бен Иосифа вызовет в стране восстание, а не ослабит напряженность. В ту же ночь защитник Бен Иосифа позвонил Жаботинскому и попросил его покопаться в сборниках законов Британской империи и попытаться отыскать прецедент, когда бы было обжаловано решение военного суда. Жаботинский тут же выехал в Лондонский центр. Вместе с Веджвудом и членом ирландского парламента Робертом Бриско он буквально перевернул библиотеку палаты представителей, затем попытался еще раз встретиться с Макдональдом, но все было напрасно.
 
Шломо Бен Иосиф взошел на помост героем. Имя Жаботинского было на его устах. До этого он выразил готовность принести себя в жертву идее. На стенах камеры он вырезал стих из гимна Бейтара («умереть или завоевать вершину»). Свою короткую жизнь он закончил пением «Га-тиква», как человек, завершивший свою миссию.

Жаботинский в смерти Бен Иосифа увидел чудесное знамение. Он назвал его «предводителем неизвестных». Особенно он восторгался величием, проявленным «простым членом Бейтара», которого Бог, не глядя, извлек из рядов.
В речи на всемирном съезде Бейтара в Варшаве (1938) Жаботинский сказал: «Мы не должны копаться в фактах: была ли дисциплина или не была; это не паше дело. Трое вышли на дорогу... Они хотели покончить с положением, когда можно проливать еврейскую кровь и нельзя - нееврейскую. Невозможно допустить, чтобы такое существовало. И если это нужно, то я, глава Бейтара, даю тебе, Бен Иосиф, и двум твоим товарищам приказ, выйти па дорогу и сделать то, что вы сделали. Браво, Бен Иосиф! Ты поступил правильно. Ты выполнил мой приказ. Я награждаю тебя орденом...»
В Бен Иосифе Жаботинский видел представителя того нового «племени», о котором мечтал. «Из его виселицы, - писал он, - мы создадим башню, из его могилы - храм, из его памяти - гражданскую религию».
 
- от предвидения к побуждениям действовать

Одним из пророчеств Жаботинского было предвидение европейской катастрофы. Задолго до ...он почувствовал и призвал своих сородичей бежать, пока возможно. Постоянно повторял евреям в Польше: «Если вы не ликвидируете диаспору, диаспора ликвидирует вас!» Еще на всемирной конференции га-Цоар в Вене (1932) он сказал -  несколько миллионов евреев будут вынуждены в скором времени оставить Европу, а на учредительном съезде Новой сионистской организации (1935) говорил о ликвидации диаспоры и массовом «возвращении в Сион».

- формирование плана и управление исполнением

- анализ соотнесенности внутренних и внешних факторов
 
Ворота Эрец-Исраэля не были открыты для репатриантов не было возможности  репатриировать евреев из Европы. 

Ясно: народу, а особенно его молодежи, нельзя опускать голову, вздыхать и говорить: раз полиция запретила нам избавление, мы должны смириться и продолжать послушно сидеть дома.
Нет,  мы должны продолжать бороться за наше избавление...

Жаботинский не собирался ждать, пока мандатные власти соизволят проявить «великодушие», нашел хитрый обходной маневр, придумал «нелегальную иммиграцию».

- побуждение к действию

Февраль 1932. Жаботинский опубликовал статью «Об авантюризме», оказавшую глубокое влияние на еврейскую молодежь в диаспоре и вызвавшую, как и многие его статьи, общественную бурю. Он призвал молодежь не признавать никаких запретов на репатриацию и переходить границы без разрешения: «Где написано, что вхождение в страну зависит только от визы? Разве мы не слышали рассказов о временах, когда переходили границу без разрешения?.. Я хорошо знаю границы Эрец-Исраэля. Они не легки, но не все трудное невозможно... Эта авантюра не хуже многих других. В ней столько же шансов на провал, сколько на успех.
Если бы я был молод, я бы посмеялся над их визами и запретами. Невозможно? Расскажите это моей бабушке, а не мне.
Я бы сказал: трудно - да; очень трудно - да; но ведь в этом соль авантюры - взбираться на горы, а не на холмы. Если бы я был молодым, я бы ввел новый метод агитации, и символ ее - свисток, да, такой простенький жестяной свисточек, цена которому грош, а лозунг этой кампании будет - свистеть в ответ на все их законы и запреты...»

Еврейские молодые люди в диаспоре прислушивались к его совету и «свистели». Сначала переходили границу, если их ловили, сидели в тюрьме. А Жаботинский еще до этого говорил:

«Тюрьма - это вовсе не трагедия для тех, кто невиновен. Так это будет в Эрец-Исраэле, если мы действительно еще живой народ».
Потом стали переправляться в Эрец-Исраэль на пароходах, Сначала на старых посудинах для перевозки грузов или скота. Теснота была ужасной. Кроме того, предприятие это было связано с риском для жизни. Руководители официального сионизма на первых порах осуждали эти рейсы, но потом махнули рукой и стали сами
посылать суда с перебежчиками. Эти «плавучие человеческие грузы», переправлявшиеся по Средиземному морю, стали частью борьбы за независимость, странным флотом еще не созданного государства...

1936.
Когда Жаботинский, будучи в Польше, заговорил об эвакуации; восстановил против себя большинство еврейской общественности этой страны. Противники и союзники всех лагерей объединились в попытке заглушить его голос протестами. Сионистские партии, члены «Бунда» и «Агудат Исраэль» вместе осуждали «врага евреев», который хочет «изгнать евреев из Польши», «расшатать» их положение равноправных граждан и «реабилитировать» антисемитское правительство.
 
Одним из главных обвинителей Жаботинского был писатель Шалом Аш. Среди прочих инсинуаций он заявил: «То, что Жаботинский творит теперь в Польше, переходит всякие границы. В Жаботинском я узнаю нееврея... Надо иметь каменное сердце без малейшего человеческого сочувствия к людским страданиям, чтобы осмелиться появиться в Польше в этот тяжкий час с таким предложением... Евреи не упали на Польшу с луны, чтобы их надо было эвакуировать из страны. Они не напали на Польшу как саранча, и Жаботинскому нет нужды приезжать из Парижа или Лондона чтобы помогать уничтожить эту саранчу. Мы не вторглись, и нечего нам устраивать эвакуацию».
Позднее, в 50-е годы, когда Шалом Аш поселился в Израиле, он признавал свои ошибки и близорукость и жалел о клеветнических выпадах против Жаботинского.

Даже газеты в Эрец-Исраэле осудили в свое время поездку Жаботинского в Польшу. Газета «Давар» - «мы не хотим и не можем быть изгнанными в Эрец-Исраэль польскими антисемитами, которые преследуют нас и желают нам зла. Мы не откажемся от права существовать во всем мире».

Жаботинский предпринимал отчаянные попытки разъяснить свою позицию. Он не предлагал высылать евреев, он предлагал лишь оказать с помощью правительства содействие добровольной эвакуации. Кто не желает уехать, тот пусть остается, и его гражданские права не будут ущемлены. 

Он хочет только предотвратить паническое бегство. Ведь в самой идее эвакуации нет ничего нового: Герцль говорил об этом еще в 1896, а Нордау в 1919-20 предложил высадить 600 тыс. евреев у берегов Эрец-Исраэля, чтобы создать там еврейское большинство. На митинге в Варшаве в июне 1936 года Жаботинский требовал принять программу Нордау с той лишь поправкой, что время уже не терпит, и первая очередь в рамках «десятилетнего плана» должна насчитывать по меньшей мере миллион человек, а затем организованно эвакуировать еще 3 - 4 миллиона.

Жаботинский никогда не оправдывал антисемитов. Он лишь пытался объяснить евреям Польши, что антиеврейское законодательство - результат не злонамеренности, а объективные обстоятельства: это неизбежный общественный процесс, и единственное решение - для снижения напряженности - переселение евреев в Эрец-Исраэль Он пришел к выводу о необходимости «политики союзов». Он предлагал сотрудничать
с правительствами стран, где рост еврейской диаспоры грозил перенаселением. Они должны были давить на Британию и убеждать ее выполнить свои обязательства в соответствии с мандатом. Для этой цели Жаботинский встречался с министром иностранных дел Польши Йозефом Беком, маршалом Рыдз-Смиглы, с королем Румынии, президентом Чехословакии Бенешем и другими политиками.

- попытка подступиться к основному изъяну еврейской ментальности

Предлагая план эвакуации, Жаботинский имел в виду простых людей, а не избранников. Слова доктора Вейцмана на конгрессе в Цюрихе об «умственно и морально ущербных людях» преследовали его до конца жизни. Он удивлялся делегатам, которые, услышав это ужасное заявление, не встали и не закричали: «Горе нам, что такой человек руководит нами!» «Я всегда утверждал, - сказал он, обращаясь к делегатам, - что есть два подхода в сионизме; один - для “избранных”, а другой для “ущербных”. Я говорю, что вначале Бог создал “ущербных”».

План эвакуации разбился о глухую стену сопротивления беспечного еврейского народа. (эта “беспечность” - продукт извечного, частично -  интуитивного, частично - сознаваемого воздействия “верхних” - М. Х.)

====      Предполагаемый изъян в холистической картине Жаботинского

Нельзя объять необъятное. Иосиф Недава пишет:

“В разные времена Жаботинский по-разному относился к британской политике в Эрец-Исраэль.
Иногда он приходил к убеждению, что открытый разрыв с правительством мандата неизбежен, и, выступая перед комиссией Пиля, даже упомянул возможность замены «опекуна» другой державой, но потом передумал и пытался еще раз предпринять «последнюю попытку» в контактах с Британией. Похоже, что в этом вопросе Жаботинский страдал идеологической амбивалентностью.

Он считал, что можно осуществить сионизм при помощи постоянного и непрерывного политического давления на Британию, и она в конце концов склонится перед мировым общественным мнением. Ему казалось, что «еврейская нужда является могучей силой, против который не устоит никакая мировая держава». С другой стороны, как утверждали некоторые руководители национальной военной организации (Эцел) в 1938 - 1939, подготовка к освободительной войне против «чужой власти», то есть против правительства мандата, неизбежна. Они замечали у Жаботинского признаки слабости и нежелания до конца исчерпать требования революции.

Правда, либеральная основа Жаботинского связывала его руки, когда в час испытания ему приходилось идти на крайние меры. Он неимоверно страдал, когда вынужден был дать согласие на нарушение «сдержанности» после арабского террора.
... Другая трудность, связывавшая Жаботинского, заключалась в том, что он находился вдали от событий: он отказывался отдавать приказы своим солдатам на поле боя в то время, как сам не мог принять участие в операции. Но он неоднократно высказывал убеждение, что сионизм будет осуществлен только в результате освободительной войны.

В марте 1940 он писал: «Мы обязаны широко открыть ворота национальной родины евреев перед нашими преследуемыми сородичами, даже если нам для этого придется прорвать ее границы с помощью оружия». За несколько месяцев до этого он разработал план вторжения в Эрец-Исраэль по образцу Гарибальди  он должен был отплыть на корабле «нелегальных» репатриантов, высадиться на берегах Эрец-Исраэль и начать вооруженное восстание с захватом правительственных зданий в Иерусалиме.
Организации Эцел и Лехи («Борцы за свободу Израиля») выросли из рядов Бейтара и действовали по его вдохновению”.

В ряде своих статеек, например навскидку:

- Стратегический брачный контракт
- Competence to proactively protect the community
- Political aspects of the situation being observed
- In field of various brain trusts 
- To the Israel life-saving maneuvering 
- Purpose of the mechanism of ideological management 
- Israeli Jews - Palestinians - Americans
- 12в. Вызревание и осуществление маневра 

я попытался рассмотреть современные элементы проблемы жизнеспасительного приспособления крошки Израиля к Американскому (пока?) геополитическому гиганту.

Представляется, что исследование опыта Жаботинского может явиться продуктивным  тренингом для подступа нашими поколениями жизнеспасительной перспективы Израильской Еврейской Массы. И дать элементы конкретных ориентиров к пониманию такой проблемной ситуации.
 
====  Ощущение/сознавание адекватного оптимума в сочетании политической и вооруженной борьбы

- побужденность к формированию и адекватному использованию военной силы

Жаботинский был апологетом идеи военного духа. С тех пор, как проникся идеями сионизма, он выступал за создание еврейской военной силы и верил только в нее. Правда, он разделял мысль Герцля о том, что надо доверять мировой совести и что в конечном итоге «мир судей» возьмет верх над «миром разбойников»; но вместе с тем он был реалистом и умел оценить те огромные изменения, которые произошли в XX веке в сознании народов. Поэтому призывал молодежь «копить железо» и готовиться к часу, когда проблемы будут решаться силой оружия.
Он был идеологом, певцом мятежа, и все, что произошло в Эрец-Исраэль при его жизни и после смерти прямо или косвенно питалось его учением.
 
Тем не менее первые побеги восстания появились в Эрец-Исраэль без него. С 1930  Жаботинский жил в изгнании, власти запретили ему въезд в Эрец-Исраэль. Однако он был в курсе событий, происходивших в стране - не только на основании отчетов, которые получал за границей, но и благодаря своей интуиции. Для него не было секретов. Но совесть не позволяла ему руководить издалека - всегда старался принимать личное участие в борьбе. Характерен его ответ одному из руководителей га-Цоар во время беседы в июле 1937. В то время предполагалось, что может вспыхнуть восстание против англичан из-за их новой попытки навязать план раздела.
Жаботинский сказал: «Если вы попросите меня призвать народ к восстанию, я это сделаю, но только в том случае, если я буду участвовать в нем вместе с вами. Поэтому вам придется высадить меня в стране, чтобы мы могли вместе воевать, вместе сесть в тюрьму, а если понадобится, то вместе и умереть».
Можно уверенно предполагать, что если бы он продолжал жить, то последовал бы за развивающимися событиями и призвал бы к освободительной войне, к полной ликвидации британского владычества. Еще на всемирной конференции га-Цоар (1932) он говорил о «будущих более широких и глубоких мерах, которые будут приниматься в самом Эрец-Исраэле... На наступление вражеских сил, на установление антиеврейского режима население не сможет в будущем реагировать словесными протестами. Эрец-Исраэль, в котором существуют глубокие противоречия между правительством и частью населения, станет страной сопротивления».

- ... до конца жизни ценил политические методы борьбы.

Незадолго до его смерти возникли трения между двумя молодежными организациями - Бейтаром и Эцелом (Национальная военная организация). Трения эти были не на идейной почве, а из-за полномочий, представляемых каждой из этих организаций. Жаботинский признавал растущую силу Эцела и в своей последней речи в Варшаве (май 1939) сказал: «Сегодня больше об этом не спорят. Когда молодой Эцел укрепляется, крепнет и ваша надежда, когда он ослабевает, слабеете и вы. Из всех видов протеста это самый сильный»

Но он не считал, что Эцел может главенствовать над Бейтаром. Если бы прожил дольше, он бы, наверное, нашел компромисс.
У него была непоколебимая вера в молодежь, в то, что она сумеет в сложных условиях самостоятельно найти дорогу. На всемирном съезде Бейтара в Варшаве в 1938 возник идейный спор, который в то время носил чисто теоретический характер, но позднее приобрел большое практическое значение. Член правления Бейтара в Польше Менахем Бегин потребовал сосредоточить все воспитание партии на вооруженной освободительной борьбе в Эрец-Исраэль - с оружием в руках выступить против англичан, предложил изменить четвертый пункт клятвы Бейтара - вместо «Буду готовить себя для защиты моего народа и подниму руку только для обороны» записать «Буду готовить себя для защиты моего народа и для завоевания моей родины».
Съезд утвердил изменение большинством голосов, и Жаботинский дал на это свое согласие.
И в дальнейшем Жаботинский пытался сохранить нечто вроде двух ведомств и отделить, по крайней мере формально, сферу политической деятельности Новой сионистской организации и ее ответвлений от военной деятельности Эцела. Их связывало сердце, а не бумага.

Жаботинский хотел предоставить Эцелу полную свободу действий, понимая, что в таких делах «не спрашивают папу...»
В то же время Жаботинский написал «Обращение к еврейской молодежи», которое открывается словами: «Мы пришли к выводу, что наша страна будет освобождена только при помощи меча». Он даже говорил в этом обращении об «открытом вооруженном восстании».

Летом 1939 продумывал восстание, которое намечал на октябрь. Прорыв к берегам Эрец-Исраэль судна с вооруженными репатриантами. Они высаживаются на берег при поддержке отрядов Эцела. Одновременно по всей стране вспыхивает вооруженное восстание, люди Эцела захватят правительственные здания, прежде всего в Иерусалиме, и поднимут на них национальные флаги. Необходимо было продержаться по меньшей мере сутки - будет объявлено о создании временного правительства, а если восстание потерпит поражение - правительство в изгнании продолжит борьбу.
В воспоминаниях его друга - английского полковника Мейнерцхагена -  есть намеки на то, что возвратившись в Лондон Жаботинский предпринял какие-то шаги для осуществления своего плана.

В сентябре разразилась вторая мировая война и все планы Жаботинского о мобилизации восточноевропейского еврейства в рамках европейского парламента и о вооруженном восстании в Эрец-Исраэль рухнули.
 
Война нарушила планы Жаботинского, но открылись новые горизонты для его активной деятельности.

М. Х. - Красиво сказано, но достаточно глубокого смысла нет.

Открылись новые подсистемные компоненты в проблемной ситуации. Повторюсь: проблемная ситуация - “Выживание европейского еврейства в релевантной Системе международных отношений”.
В самой упрощенной концептуальной схеме Системы:

- Подсистемы (п/с) “ европейское еврейство” и “контекстная среда”.
- П/с “контекстная среда” состоит из подподсистем (п/с 2-го ранга) - государственности, экономики, культуры, экологические среды, ... с множествами разнородных отношений между ними. Далее структура дробится на п/с 3-го и следующих рангов.
- Элементы п/с каждого ранга имеют те или иные отношения с элементами любого ранга - отношения различных содержаний, интенсивностей, динамики изменения во времени.

Имея за спиной Катастрофу неверно рассматривать появление Государства Израиль, как победу сионизма, - дееспособные, сильные участники послевоенных отношений создали, в конкуренции между собой, из части сохранившейся европейской еврейской массы государство Израиль. Создали, с дальним прицелом, под свои интересы.

Евреи диаспоры получили возможность съезжаться на территорию государства Израиль и вливаться в эту государственность. В этой форме эта еврейская масса получила очередной период “относительно нормального” существования. Очередной - такие периоды уже случались на протяжении двухтысячелетней истории после иудейских войн; как пример, при моей скромной эрудированности, сразу вспоминаются “золотой век евреев при арабском владычестве на Пиренеях”, нормальное гражданство евреев в Финляндии до, во время и после 2МВ.

Война обычно пробуждает народы от спячки, только в результате войны могут произойти масштабные изменения. Поэтому Жаботинский верил, что настал великий час еврейского народа, несмотря на угрозу его уничтожения нацистской чумой.

М. Х. - https://ru.wikipedia.org/wiki/Франкфуртская-школа. Угроза нацизма была рано понята и уже в 1931 году архивы были сохранены в Нидерландах, так же был создан филиал в Женеве. После прихода к власти нацистов институт был закрыт 13 марта 1933 года и представители Франкфуртской школы были вынуждены эмигрировать через Женеву и Париж в США, работали впоследствии в Колумбийском университете, куда и был перенесён Институт.  Франкфуртцы “пробудились от спячки” в 1931-м. Профессиональные философы, КОМАНДОЙ исследовавшие “куда влечет нас вихрь событий” (Есенин?) отреагировали на смертельные вихри достаточно заблаговременно и обустроенно.

“Жаботинский развил активную деятельность в зоне руководителей государств, но его не хватило на достаточно быструю глубокую системную проработку проблемной ситуации.
В качестве председателя Новой сионистской организации он обратился к премьер-министру Великобритании Чемберлену с предложением забыть прошлое и открыть новую страницу в отношениях обоих народов, союзников в общей войне. Без ответа.

Подал в апреле 1940 британскому правительству меморандум о создании еврейского войска. Без ответа - Лондон был еще погружен в скверну Мюнхенского соглашения и злонаправленной «Белой книги».

Жаботинский понял, что должен искать новых союзников и обратился к Соединенным Штатам Америки.
Прибыл в Нью-Йорк и сразу окунулся в работу. С энтузиазмом - казалось, вновь наступили дни его молодости - новый этап борьбы за еврейский легион, но в более широком масштабе и с учетом огромного личного опыта. Подстегивала мысль о страшной участи, грозящей евреям Европы.
Был уверен, что недалек день, когда Америка присоединится к войне. Он даже просил правительство Черчилля, чтобы ему помогли быть «разжигающей искрой». Предложил создать еврейскую армию численностью 100 000 человек, которая будет сражаться на всех фронтах войны. С наступлением мира еврейский народ будет иметь право на представительство в мирной конференции, которая объявит о создании еврейского государства и о путях осуществления этого решения.

Как в 1917, он должен был пробивать плотную стену сопротивления.

А в Америке - дух безразличия, большинство людей было охвачено настроением  изоляционизма. Они считали, что надо быть в стороне от «далекой» войны в Европе. Еврейская община Соединенных Штатов не была исключением. Сионистская организация вспомнила давнюю песню осуждения «авантюристической программы» Жаботинского.

====      Везде одно и то же.

Элемент личностной компетентности у него был большой. Но он переоценил свои физические силы - в 1940 они не были, как в 1917. Тело было еще крепким, но бесчисленные жизненные бури надорвали сердце. Тосковал по жене, которая осталась в Лондоне под фашистскими бомбами. Их единственный сын Эри томился в крепости Акко, Жаботинский гордился им, воспринявшим идеи отца, он опасался, что англичане будут преследовать Эри за провоз «нелегальных иммигрантов» в Эрец-Исраэль и лишат его палестинского гражданства.”

====    Эпилог

В последние месяцы жизни в Лондоне (январь-февраль 1940) Жаботинский всецело был занят своей последней книгой «Военный фронт еврейского народа». Основная идея ее заключалась в том, чтобы еврейский вопрос был предусмотрен в конечных целях войны союзников.

М. Х - Теперь эта идея должна волновать Израильскую Еврейскую Массу применительно к перспективе нарастающей угрозы схватки глобальных гигантов, под ногами у которой мы окажемся.
 
Цитирую (с некоторым смысловым редактированием) Иосифа Недаву:
 
Всю жизнь Жаботинский считал себя учеником Герцля, «политическим» сионистом. Еврейский вопрос требует решения в международном масштабе, при участии великих держав. Ненависть к евреям бывает двух видов. Жаботинский видел различие между «антисемитизмом людей» - ненавистью рас и поколений, которую, может быть, удастся «смягчить» воспитанием, выкорчевыванием предрассудков, появлением «просвещенной генерации», и гораздо более опасным «антисемитизмом вещей», являющимся результатом объективной действительности разрушающегося
экономически и социально мира.

Антисемитизм “вещей” угрожает существенно осложнить жизнь еврейского народа в странах его рассеяния, даже если они будут “сдавать” еврейскую массу, сконцентрированную в Палестинском регионе.

М. Х. - И перефразирую, со смысловым редактированием, написанное Жаботинским в книге «Фронт еврейского народа» (1940).

Его:

«Гетто Восточной и Центральной Европы уже давно приговорено к уничтожению. Никакое правительство, никакой режим, никакой ангел или черт не смогут превратить его в нечто, хоть немного напоминающее нормальную родину. Ни у кого теперь нет надежды, если не наступит решительное изменение в численных и этнических соотношениях».

М. Х. - Моя версия для нашего времени:

Гетто Государства Израиль изначально приговорено к уничтожению. Никакое правительство, никакой режим, никакой ангел или черт не смогут превратить его в нечто, хоть немного ОБЕСПЕЧИВАЮЩЕЕ ЖИЗНЕННУЮ ПЕРСПЕКТИВУ, если не наступит

- решительное изменение в Системе “МИРОПОНИМАНИЕ И НАСТРОЕННОСТЬ НАСЕЛЕНЧЕСКОЙ МАССЫ < - - - > ПОЛИТИЧЕСКИЕ и КУЛЬТУРНЫЕ ЕЁ ВНЕШНИЕ ПРОЯВЛЕНИЯ” до уровня способности взрастить в народах и правительствах “Запада” восприятие нас как СВОИХ, а не как ЗАПАС РАСХОДНОГО МАТЕРИАЛА.

«В вопросах политики нет дружбы, - писал Жаботинский, - есть давление. Решает не доброе или плохое отношение власть имущих, а сила давления со стороны самих подданных... и у кого нет энергии, смелости или способности и воли бороться, тот не добьется и самого малого улучшения, даже со стороны правительства, состоящего из наших лучших друзей».

Идея «петиции» (через политическое давление заставить британское правительство выполнить свои обязательства согласно декларации Бальфура и мандату), которую Жаботинский вынашивал много лет и которую начал осуществлять в 1934, основывалась у него на вере в существование морали в мире. Убежденный либерал образца XIX века, он до конца жизни верил в человеческую мораль - даже когда в 30-е годы небо Европы затянулось тучами, сулящими жестокость и убийство. «Только одна сила в мире способна действовать, - говорил он, - сила морального давления. Мы, евреи, - самая могучая нация в мире, ибо мы обладаем этой силой и знаем, как ею пользоваться».

М. Х. - К моему пониманию пары “личность Жаботинского < - - - > еврейские ментальность и поведение”:
 
- Высокий уровень эмоциональной побужденности самоактуализироваться (= прожить себя = использовать себя) в борьбе за нормализацию положения евреев в среде народов мира привел Жаботинского к излишней романтизации СОДЕРЖАНИЯ располагаемой евреями силы морального давления. Для еврейской среды в большей степени, чем это свойственно другим нациям (по крайней мере, тем, которые на виду, не экзотическим), характерны МОРАЛЬНЫЕ отношения “верхний”  < - - - > “нижний”; и в отношениях с внешней средой - социальной и природной - “верхние” сдают “нижних”, обеспечивая себе выживание или, просто, благополучие выживания, и представляют это СВОЕ благополучие, как якобы ОБЩЕЕВРЕЙСКОЕ выживание и достижение.

Напряженность самоактуализацией помешала Жаботинскому почетче выявить и определить это специфическое “уродство” еврейской ментальности. И пытался “лечить” евреев без опоры на адекватную диагностику “уродства”:

“Жаботинский пытался научить людей своего поколения не только принципам, но и тактическим приемам, забытым евреями на протяжении многовекового изгнания. Еврей по самой своей сущности перестал настаивать на своих правах и требовать их осуществления. В результате привычки сгибаться и поклоняться апологетика стала его второй натурой. Жаботинский ненавидел это пресмыкательство еврея диаспоры, это трусливое пожимание плечами и примирение с судьбой. Он не принимал еврейского «пусть так», и в этом отношении в нем было нечто от нееврея, глядящего глазами чужого на происходящее «дома».

... Как случилось чудо двадцать лет назад, когда народы мира признали наше право на Эрец-Исраэль? Они тогда даже не знали, что мы на самом деле заинтересованы в стране. Они лишь знали, что на протяжении двух тысяч лет мы ни разу не отказались, и это решило дело».

М. Х. - Недопонял Жаботинский то жизненное пространство, в котором так героически и так умно напрягался самоактуализироваться.

Не “народы мира признали наше право на Эрец-Исраэль”, а правительства СВЕРХДЕРЖАВ дальновидно усмотрели для себя и своего избирателя целесообразность временного существования государственности собранной в Палестине еврейской массы. То, что евреи “на протяжении двух тысяч лет  ни разу не отказались” от стремления воссоздать Эрец-Исраэль, было на периферии осведомленности каких-то особей “народов мира”; в основном, “народы мира” видели и сознавали, что выжившие, ограбленные и устрашенные соседями европейские евреи стремятся из Европы куда подальше и частично ориентированы на какую-то историческую Палестину.

“Было еще одно «диаспорное» свойство, которое Жаботинский постоянно обсуждал, это нежелание «рассердить» неевреев, стремление «вести себя скромно» и «тихо» продолжать строительство. Он восставал против любых попыток затуманить цели сионизма. По его мнению, с того момента, когда официально было объявлено о политике «еврейского национального дома» и был утвержден мандат, не имело смысла затуманивать основы этого понятия. Наоборот - сионистское руководство должно было настаивать на всех своих правах и бороться за их осуществление.
Любое умолчание все равно будет истолковано как отказ. Это расхождение в основном подходе привело к разрыву на 17 сионистском конгрессе после внесения ревизионистской партией проекта решения о «конечной цели» сионизма. Жаботинский, в отличие от Вейцмана, категорически требовал публичного заявления, что цель сионизма - создание еврейского большинства в Эрец-Исраэле по обе стороны Иордана. Расхождения в сионистском кредо были резкими, и Жаботинский подчеркнул силу веры в права сионизма и в справедливость его требований. «Сионизм, - заявлял он, - является олицетворением гордости, суверенного самоуважения, которые никак не могут смириться с тем, чтобы еврейский вопрос был менее важен, чем другие проблемы...

Для человека, который это чувствует, даже спасение мира = всего только ложь, пока у еврейского народа нет своей страны, как у всех других народов. Мир, в котором у еврейского народа нет своего государства = это мир грабителей и разбойников, дом позора, не достойный существования, даже если все остальные проблемы решены наилучшим образом. Даже если мне докажут, что для осуществления сионизма придется задержать на поколение освобождение мира, или даже на сто лет, на сотни лет, пусть задерживают, пусть подождут, пусть мир подождет, ибо мы тоже часть этого мира, не менее святая и важная, нежели все остальные части, ожидающие освобождения».

Эта вера в историческую и моральную справедливость сионизма руководила действиями Жаботинского до конца жизни. В одной из последних статей он писал: «Когда еврей, особенно молодой еврей, приходит к нам, он этим самым заявляет всему миру: либо будет справедливость для меня, либо не будет справедливости ни для кого и нигде на этом свете. Там, где я царь среди других царей, там прогресс; там, где меня исключают из этого правила, там меня не беспокоит, если вы сгорите живьем. Я еще подолью масла в огонь. Нет спасения для мира, если я не являюсь его участником. Вначале Бог создал мое требование».

В этом духе представил Жаботинский требования сионизма перед комиссией Пиля (1937). Он высмеял утверждение, что сионисты требуют «слишком много», и напомнил членам комиссии ситуацию с героем книги Чарльза Диккенса Оливером Твистом, который однажды вызвал волнение в сиротском доме, требуя «еще» порцию жидкого супа. «Оливер Твист имел в виду, собственно, вот что: дайте мне, пожалуйста, ту нормальную порцию, которая требуется мальчику моего возраста, чтобы он мог жить.

Заверяю вас, - продолжал Жаботинский, - что перед вами сегодня в виде еврейского народа и его требований находится тот же Оливер Твист, которому, к сожалению, нечего уступить. Какие тут могут быть уступки? Мы должны спасти миллионы, много миллионов. Не знаю, касается ли это трети еврейского народа или половины, или четверти - этого я не знаю. Но это вопрос миллионов».

Тридцать семь лет участвовал Жаботинский в сионистском движении, и его концепция была революционной в своей основе. Он искал окончательное решение еврейской трагедии и полностью отрицал «сионизм забав» или «сионизм утешения», типа «духовного центра» и других эфемерных и нереальных альтернатив. Был в ревизионизме элемента риска, как в любом революционном максималистском движении, но и тут Жаботинский следовал за Пинскером (Один из предвестников сионизма к инициаторов создания первых поселений в стране в 1882) и Герцлем, которые не видели смысла в продолжении жалкого существования, а также не принимали ассимиляцию. Поэтому они были готовы сделать «последнюю попытку» при всех связанных с нею опасностях. Еще одна причина толкала Жаботинского на путь «большого сионизма»: с юных лет он жил с предчувствием надвигающейся катастрофы.
В 1898 (ему тогда не исполнилось и 18) он произнес в Берне, в Швейцарии, свою первую сионистскую речь. К удивлению слушателей он тогда пророчески предсказал, что «концом еврейского народа в рассеянии будет Варфоломеевская ночь, и единственное спасение - это всеобщая репатриация в Эрец-Исраэль». Ощущение трагического конца не покидало его и в последующие годы. На пятой всемирной конференции ревизионистской партии в 1932, то есть еще до прихода Гитлера к власти, он утверждал, что «в самом ближайшем будущем несколько миллионов евреев должны покинуть свои земли в Восточной Европе и создать в Эрец-Исраэле еврейское государство». В речи на учредительном съезде Новой сионистской организации (сентябрь 1935) он предложил «исход из Египта» в качестве решения еврейского вопроса. В Польше в 1936-39 он не переставал проповедовать «эвакуацию» - тотальный исход из диаспоры. Его кампания, вызвавшая возмущение среди польского еврейства, проводилась под лозунгом: «Евреи, уничтожьте диаспору, или она уничтожит вас!» В это роковое время отрицание диаспоры не было в глазах Жаботинского абстрактным понятием. Он не собирался, как утверждали его соперники и недоброжелатели, наносить вред правам евреев в местах их жительства, способствуя тем самым стихийной эмиграции в Эрец-Исраэль. Ведь он был в свое время одним из авторов «Гельсингфорской программы» и не стыдился этого до конца жизни, но в тридцатые годы он ясно видел, чего не видел никто из руководителей сионизма, что позиции евреев совершенно расшатываются и что положение евреев в Восточной Европе становится отчаянным.

Правда, уже сотни лет нашему народу грозит опасность уничтожения, но в силу того, что у евреев в течение веков выработалось могучее желание жить, только немногие понимают всю глубину этой опасности. Слово «уничтожение» стало обыденным, а само понятие воспринимается в аллегорическом смысле, в то время как Жаботинский понимал его конкретно, не переставая предупреждать о грозящей катастрофе.

В речи о плане «эвакуации», произнесенной в Варшаве в октябре 1936, он сказал: «Не думайте, что я бросил слово «эвакуация» случайно. Долго, очень долго я искал это слово. Тысячу и один раз я проверял и взвешивал и не нашел более подходящего выражения... Когда я нашел слово «эвакуация», что я представлял за ним? Я представлял, как генерал осматривает свое войско с высокой горы и замечает, что один из полков находится под огнем противника. И вот генерал (а не враг, который продолжает стрелять) решает по своей воле и для пользы дела вывести этот полк, находящийся в опасности. Или другой пример: в Швейцарии есть вулкан, извергающий огненную лаву. У его подножия расположена деревня, и ей угрожает опасность. Поэтому правительство принимает решение и прежде всего в интересах населения этой деревни переселить ее жителей в безопасное место. Мы, объявляя о плане “эвакуации”, тоже поступаем так из чувства нашей национальной самостоятельности.
 
Ведь мы хотим этого, и это нам выгодно. Мы хотим спасти евреев от приближающейся лавы, и разве может кто-либо из вас, господа, отрицать, что эта лава существует, что она приближается и что нам нужно принять меры против нее?»
В другом месте он пишет (1936): «Не знаю, придется ли вывезти всех евреев из всех стран или существуют такие оазисы, из которых не нужно будет вывозить более половины или трети... В ближайшие десять лет нам предстоит поселить в Эрец-Исраэле миллион или два миллиона евреев, а может быть, еще больше... Верит ли кто-нибудь из вас, что можно починить эту разваливающуюся телегу, называемую диаспорой?»

С большим опозданием, непосредственно перед катастрофой, Жаботинский извлек из глубин сионистских архивов, в которых хранились все «фантастические планы», неосуществленную программу Нордау 1919-20 годов, получившую лишь слабые отклики в сионистском лагере.
Великий прорицатель Нордау утверждал, что декларация Бальфура не будет эффективной, пока евреи не станут большинством в Эрец-Исраэль и не начнут строить со всей энергией «национальный дом» от фундамента до крыши без вмешательства извне. Для этого он предложил перевезти в Эрец-Исраэль 600 тыс. евреев. Когда его спросили, где эти люди будут жить, он ответил: «Климат страны такой, что они смогут спать в палатках». На вопрос американских сионистов, кто возьмет на себя бремя этой массовой репатриации, он ответил: «Вы».

Программа Нордау никогда не обсуждалась в сионистских кругах, и Жаботинский до конца жизни упрекал себя в равнодушии к ней. В 1938 году он одобрил ее, и в «десятилетнем плане», принятом на съезде Новой сионистском организации (т. н. Пражский конвент) были намечены меры для репатриации в течение 10 лет полутора миллионов евреев, но было уже слишком поздно.
Главным новшеством в учении Жаботинского была идея о военном духе. Эта идея как будто простая и известна каждому, кто изучает историю: народ никогда не получал государство в виде подарка от других народов. Страна завоевывается оружием, и родина возвращается народу в результате героических подвигов его сынов.
Эта мысль сегодня является аксиомой, тем более, что в наш век военная сила стала повсеместно международным языком. Но это сегодня. А ведь эти мысли Жаботинский высказывал много лет назад. Его не поняли и подвергли резкой критике. Еще в 1926 году, а период расцвета пацифизма в Европе, Жаботинский опубликовал в варшавской газете «Хайнт» статью «У камелька» с призывом к еврейской молодежи «научиться стрелять!» Создание еврейского легиона в первую мировую войну было революционным шагом в истории еврейского народа, но Жаботинский был одинок в борьбе за воссоздание военных традиций. Многие говорили, что еврей не годится в солдаты, что милитаризм - чужеродный побег на древе еврейской истории. Много лет  добивался Жаботинский восстановления легиона и размещения его с Эрец-Исраэле.

Он не считал «хагану» (самооборону) заменой легиона, который является символом суверенной государственной власти. Если бы еврейский легион не был расформирован после первой мировой войны, государство Израиль, несомненно, было бы создано раньше.
Следует отметить, что подход Жаботинского к военному вопросу был не результатом чувствительности или романтики, а логическим выводом.
Его мировоззрение основывалось на святости жизни. Он любил мир и ненавидел милитаризм.
«Бог свидетель, - писал он в одной из статей, - что мне противны войны и армия; для меня они всего лишь жестокая отвратительная необходимость, и ничего больше». Но когда он пришел к заключению, что этой «необходимости» не избежать, он преодолел свои чувства и указал нужное направление. В книге «Симон Назорей»
Жаботинский устами своего героя говорит современной молодежи: «Железо. Пусть копят железо. Пусть отдают за железо все, что у них есть: серебро и пшеницу, масло и вино, стада, жен и дочерей — все за железо. Ничего на свете дороже нет, чем железо».
Жаботинский осознал необходимость в военной силе уже в свое первое посещение Эрец-Исраэля в 1908. В то время он разобрался в сути арабской проблемы и определил свое отношение к ней. Ему было ясно, что любая колонизация вызывает антагонизм со стороны местных жителей. К этому надо подготовиться. История учит, что местные жители никогда не встречали колонизаторов с распростертыми объятиями.

Когда в Америку прибыли первые европейские поселенцы, материк был в значительной степени пуст. Число индейцев не превышало одного или двух миллионов, и несомненно было место для прибывающих. Несмотря на это, туземцы отчаянно сопротивлялись. «Поэтому заселение может развиваться лишь с применением силы, независимой от местного населения, под защитой железной стены, которую местное население не в силах пробить... Не хочу сказать, что невозможно никакое соглашение с арабами Эрец-Исраэля.
Невозможно только добровольное соглашение, пока у арабов еще гнездится искра надежды, что им удастся избавиться от нас... Единственный путь к такому соглашению - это железная стена, то есть наличие такой силы в Эрец-Исраэле, на которую никоим образом не повлияет арабское давление».

Идею «железной стены» Жаботинский впервые развил на заседании сионистского исполкома в Праге в июле 1921 года.
По мнению Жаботинского, аксиомой для решения арабского вопроса является публичная и откровенная постановка вопроса, без всяких замалчиваний. Его статья «О железной стене» написана в 1923 году. Уже тогда он определил свое трезвое и реалистическое отношение к арабам. Он не принадлежит к ненавистникам арабов и не призывает к их изгнанию из Эрец-Исраэля. Его отношение к ним определяется их отношением к сионизму.

Арабам в Эрец-Исраэле следует проникнуться сознанием, что эта страна должна быть еврейским государством и что евреи со всех концов света смогут создать свою родину. Арабам не надо бояться положения меньшинства, «ибо евреи готовы предоставить арабскому меньшинству в еврейском Эрец-Исраэль максимум тех прав, которые они требовали для себя и никогда не достигли в других странах». Более того, универсальная справедливость требует, что бы кочующий народ, преследуемый во всем мире, как меньшинство, нашел наконец убежище на своей исторической родине. Справедливость требует правильного раздела имущества человечества между всеми народами! В выступлении перед комиссией Пиля Жаботинский сказал: «Есть только один путь к компромиссу. Говорите арабам правду, и тогда вы увидите, что араб разумен, араб смышлен, араб порядочен, араб способен понять, что поскольку есть три, четыре или пять чисто арабских государств, то будет только справедливо, если Британия превратит Эрец-Исраэль в еврейское государство. Тогда наступит изменение и в отношении арабов. Тогда будет почва для компромисса, тогда будет мир».

Жаботинский не призывает выталкивать арабов из Эрец-Исраэля, не видит необходимости в их изгнании, «другой вопрос, захотят ли арабы остаться в еврейской стране. Если не захотят, автор не видит никакой трагедии или несчастья в их готовности эмигрировать. Королевская комиссия для Палестины («комиссия Пиля») не исключила такой ситуации. Смелость - заразная «болезнь». Имея на руках разрешение такого авторитетного органа, как комиссия, обсуждая со спокойной совестью исход 350 тыс. арабов из одного угла Эрец-Исраэля, мы не должны пугаться возможности, что всю страну покинут 900 тыс. человек».

М. Х. - В городской и межгородской топонимике отражено признание замечательной /адекватной объективным потребностям еврейского народа/ взаимодополнительности Жаботинского и Бен-Гуриона. Но, этот символ НЕ ПЕДАЛИРУЕТСЯ К ОСМЫСЛЕНИЮ В МАССАХ, да и большинство из бюрократического и карьерно-политического истеблишмента не сознаваемо, а интуитивно сторонятся и, даже, противятся признанию ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ВАЖНОСТИ системного единства “лидерство-менеджмент”.

(пример такой топонимики:

- в городе Нетания, Израиль городской проспект Бен-Гуриона, продолжающий для города междугороднюю сеть шоссе Бен-Гуриона, развивается в проспект Жаботинского. Такое же - в Тель-Авиве, Петах-Тикве. Это то, что попало в поле зрения, специально карты в этом аспекте я не просматривал)