Жигулёвское

Столетию ГОЭЛРО посвящаю.

Ах, Самара-городок,
Беспокойная я,
Беспокойная я,
Да, успокой ты меня!
          (из песни)



          Каждый, кто живёт в России, и не только, услышав слово “Жигулёвское” ассоциирует его с пивом, одним из сортов этого напитка, производимого и весьма популярного в нашей стране. Увы, не являясь большим знатоком и поклонником пива, хотя здесь в Германии — это, пожалуй, продукт номер один, я не имею понятия, производят ли сейчас в России “Жигулёвское”; давно там не был и русского пива не пивал. В те времена, о которых теперь вспоминаю, оно было весьма популярно. Но этот рассказ посвящён будет совсем даже не пиву, а, уж простите меня старичка, — любви. Не первой, но и не последней. Откуда же такое название “Жигулёвское”? Жигули — это такие очень невысокие горы на берегу великой русской реки Волги. Есть в русском фольклоре известная песня про закононепослушного казацкого атамана Степана Разина. Он там с трудом забирается на вершину крутой горы. Так ведь речь-то идёт не о Кавказе, а о горах приволжских, а там кроме Жигулей других гор нет.
          В былые времена я тоже взбирался на Жигули, однако обо мне песню почему-то не сочинили. Но раз не сочинили, то сочиню я сам. “Если гора не идёт к Магомету”, то сами понимаете. Ну, если не песню, так рассказик. Если бы я написал песню, современные певцы петь бы её не стали, и тогда Вы, драгоценный мой Читатель, её бы не услышали. Зато мой рассказик, опубликованный в Интернете, если он не будет слишком нудным, Вы наверняка прочитаете.
          Рек в России видимо-невидимо (как, впрочем, лесов и полей), но большинство из них не горные — бурные и стремительные, а равнинные — тихие и неторопливые. Самая большая и полноводная река в европейской России, конечно, матушка-Волга. В изощрённых умах русских инженеров давно зрела мысль построить на этой могучей реке гидроэлектростанцию (и не одну). В этом году исполняется сто лет с момента создания так называемого “Ленинского плана электрификации России ГОЭЛРО”.
          Это была важная веха, первая попытка ведения народного хозяйства планово, расчётливо, с учётом многочисленных промышленных, трудовых и политических факторов. Начать осуществление этого плана предполагалось со строительства небольших электростанций, включая гидравлические (преобразующие в электрический ток энергию естественных водных потоков), в том числе на Волге. Однако до Куйбышевской ГЭС дело дошло только после окончания Великой Отечественной Войны. Место возведения станции было выбрано именно из-за Жигулей, сужавших створ реки, это обстоятельство его предопределило.
          “Ну, автор, — наверняка уже восклицаете Вы, мой уважаемый Читатель, — хватит уже ликбеза, давай про любовь!”
          Сейчас дам. Итак, когда я приехал на Куйбышевскую ГЭС, в город Жигулёвск, мне было двадцать пять. “Где мои семнадцать лет? Где мой серый пинжачок? Где мои три ухажёра: Бобик, Тобик и Волчок?” Это я ни к чему, просто так.
          Моему туда визиту, предшествовал кое-какой опыт работы в Куйбышевской энергосистеме, на свежесозданных электроподстанциях, распределявших выработанную новой ГЭС электроэнергию в ближайшие области и районы. Моя квалификация в качестве наладчика росла быстро, что отчасти объяснялось высокой степенью самостоятельности работы в командировках.
          Поэтому и послали меня, наконец, работать на саму Куйбышевскую ГЭС. Там нужно было кое-что доделать: бригада из нашей фирмы, оставила пару нерешённых задач, поскольку они не являлись первостепенными, пуска основных объектов не задерживали. Работали мы вдвоём. Я, тогда уже старший инженер по званию, и ещё один техник — Геннадий. Гена был немного моложе меня по возрасту, ну, и по званию тоже. Однако, с точки зрения опыта работы, был он намного меня круче, а уж в бытовом плане запросто мог дать мне сто очков вперёд. Тем не менее, мы поладили с ним прекрасно, может быть, потому что встречались и раньше на других объектах.
          “Борь, — обратился он ко мне однажды, когда мы довольно-таки надолго задержались в аппаратной после официального завершения рабочего дня — ну, чего это мы сидим возле этих панелей (Гена имел ввиду панели аппаратуры на релейном щите) с утра до вечера? Свету божьего не видим! Ты хоть на плотину-то ходил смотреть?”
          “Да, видел я плотину, видел! Даже сфотографировал её. — несколько раздражённо отвечал я”.
          “Ну, тогда пойдём в ДК на танцы! — не унимался Гена”.
Я задумался. Вот, значит, куда он клонит. Где-то в предыдущих рассказах описаны мои злоключения, связанные с кружком танцев ещё в средней школе. Однако за годы студенчества мои отставания в этом архиважном деле были уже компенсированы и довольно прилично освоены были и фокстрот, и танго, и даже вальс.
          “А пойдём!” — был ответ замершему в нетерпеливом ожидании Геннадию, который его невероятно обрадовал.
          “Жигулёвск” — так назывался посёлок при Куйбышевской ГЭС, небольшой и очень стандартный. Такие, как правило, очень бодро строились при сооружении крупных промышленных объектов для многочисленных строителей. Затем в них заселялись монтажники, наладчики и, наконец, эксплуатационники и ремонтники. В подобных посёлках обязательно был клуб. Советская власть об отдыхе трудящихся, особенно молодёжи, заботилась.
          Я написал “клуб”. Но клубами назывались и соответствующие постройки в сёлах и деревнях, а сооружение в Жигулёвске уже по справедливости называлось Дворцом Культуры, сокращённо ДК. Это было большое современное здание с многочисленными залами, помещениями для библиотеки, для занятий многочисленных кружков и просторным фойе, где и организовывались для молодёжи танцы. В дальнейшем подобные мероприятия стали называться “дискотеками”. Дискотеки проводились в помещениях затемнённых (видимо для придания большей смелости робким кавалерам). А в описываемые времена фойе для танцев были залиты ярчайшим электрическим освещением. Именно в таком помещении во Дворце Культуры Куйбышевской ГЭС оказались мы с Геннадием. Да, кстати, я Вам хотел бы ещё напомнить, что тогда никакой Самары не было, а был город Куйбышев, и всё вокруг было Куйбышевским и область и ГЭС была Куйбышевской соответственно. В эту фантасмагорию названий и имён углубляться сейчас не буду. Скажу только, что в России это любят. Есть города, которые в течение столетия по три названия сменили. Хорошо это или плохо, судите сами. Скажу только, что в Европе это не принято, и названия даются раз и навсегда. Но разве Европа России указ? “У советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока” — писал Маяковский. “Так, но мы на танцы пришли, или где?” — слышу издалека Ваши возмущённые реплики, мой нетерпеливый Читатель.
          В танцевальном зале той незабвенной эпохи строго соблюдалась половая сегрегация: “Девочки — налево, мальчики — направо!” Или наоборот, с какой стороны смотреть. Но главное, что врозь, чтобы, не дай Бог, ни-ни! Честно признаюсь, не помню уже, что делал и куда направился мой коллега и приятель Генка, но я осмотрелся быстро. Мне сразу приглянулась крепкая девушка чуть выше среднего роста, русоволосая и голубоглазая (мой любимый тип женщин). Вдобавок, интерес усилил разрез её глаз, восточный и пикантный, и то, что с юного прелестного лица не сходила игривая усмешка.
          Не имея в голове никаких серьёзных намерений, я направил мои шаги к ней, с целью простой и банальной — потанцевать и поболтать. Почему нет? Девушка охотно приняла мой танцевальный ангажемент. Звали её Алёной. Мог ли я тогда представить, что знакомство это продлится почти всю мою сознательную жизнь?
          Танцевали мы с ней всё подряд, менять партнёра в голову не приходило, оба мы были довольны. Но вдруг (Как была бы скучна жизнь без этих “вдруг!”) у неё во время танца сломался каблук! Дело в общем-то вполне обычное, однако именно с этого обстоятельства и началось наше настоящее знакомство. Я, как истинный джентльмен, пошёл провожать Алёну домой, где она жила вместе с семьёй замужней сестры. Пригласив меня на чашку чая, Алёна познакомила меня со своими домочадцами. При этом совершенно неожиданно выяснилось, что они обе приехали на КУГЭС из Красной Поляны (недалеко от Сочи), где я на пятом курсе МЭИ проходил практику на малюсенькой горной гидроэлектростанции. Выяснилось даже, что у нас имелись общие знакомые. Ах, Красная Поляна, Красная Поляна! Не зря это место так нравится руководителям страны. И у Сталина там дача была, и Путин его облюбовал для возведения всяческих спортивных сооружений. Однако в те времена, когда там жила Алёна, а я приезжал на преддипломную практику, места те были глуховатыми и диковатыми. Только огромные лесовозы шныряли туда и сюда по извилистой горной дороге, надрывно ревя моторами.
          Короче говоря, стали мы с ней встречаться. На танцы больше не ходили (туфель же не напасёшься). Теперь нам хотелось романтического уединения. А для этого что могло быть лучшим местом, чем Жигулёвские горы, благо, их тёмно-зелёные вершины возвышались совсем рядом. Жизнь моя обрела смысл.
          Тем не менее, Гена на наши амурные приключения смотрел абсолютно скептически. “Боря, зачем она тебе такая нужна? — вопрошал он, — ты посмотри на неё! Ей больше всего подходит корову доить. Руки крепкие, сильные. И вообще — деревня. А ты — москвич, городской. Не пара вы”. Может быть, в чём-то он и был прав. Но для меня двадцатипятилетнего главным двигателем в жизни являлось всё что угодно только не здравый смысл. Тихими летними вечерами бродили мы с Алёной в окрестностях Жигулёвска. Наверное, уже в ту пору догадываясь, что “девушки любят ушами”, распевал я для неё вдохновенно свой богатый песенный репертуар. Взаимные физические ласки, тем не менее, проявлялись очень, очень скромно. Такие были времена. А летели они быстро, и командировка моя вскоре подошла к завершению. Мы тепло попрощались с Алёной, в вечной любви, однако, не поклялись, но почтовыми адресами обменялись. Не помню кто написал первый, может быть, даже и я. Ответ не заставил себя долго ждать. Раскрыв конверт, я развернул письмо и ... ужаснулся — такого количества грамматических ошибок не видел я никогда. Может быть, надо было промолчать, сделать вид, что ничего не произошло, но я, схватив авторучку, заправленную красными чернилами, все ошибки исправил, как это делала моя любимая учительница Клавдия Петровна Захаржевская.
          Затем я запечатал её манускрипт в свежий конверт и обратно в Жигулёвск Алёне отослал. На этом наша переписка, как Вы, мой драгоценный Читатель, наверное, догадываетесь, прекратилась. Переписка-то прекратилась, но история не закончилась.
          Избыток электроэнергии, вырабатываемой крупнейшей в европейской части страны гидроэлектростанцией позволял расширять электрификацию области, и на окраине города Сызрань построили ещё одну крупную понижающую электроподстанцию для нужд этого района. Бригада из нашей фирмы выехала на наладку. Я ещё бригаду эту не возглавлял, но уже был ведущим инженером, обладая в те времена приличным опытом работы. Рассказами, чем я там занимался в свободное от работы время, утомлять Вас, мой Читатель, не буду. Состояла в моём непосредственном подчинении в то время пара студентов Куйбышевского политехнического института, влившаяся в нашу бригаду в качестве практикантов. Начальник службы Куйбышевэнерго преподавал в этом институте. Одного из студентов звали Николаем, а родители его жили в городе Чапаевске (родине знаменитого по многочисленным народным анекдотам Василия Ивановича). На выходные Коля, как правило, уезжал домой к родителям, поскольку жили они очень недалеко.
          В одну из пятниц вечером после работы заметил я, что Николай собирает свой рюкзачок, и, придушенный любопытством, спрашиваю:
          “В Чапаевск, к родителям?”
          “Нет, — отвечает он, — у них там свои дела, а я поеду на КУГЭС, до сих пор плотины не видел”.
          “В Жигулёвск?! — оживился я, — у тебя что есть там знакомые?”
    “Знакомых нет, а что там есть где заблудиться?”
          “Да, нет, Коля, — продолжал я, усилием воли избавляя собственную интонацию от минимальных оттенков неуместного тремоло, — просто есть у меня там одна хорошая приятельница, хочу с тобой ей привет передать”.
В подробности я не вдавался. Коля взял адрес, кивнув головой в ответ на пожелание доброго пути.
          Не помню точно в какие именно годы, на экранах страны шёл полнометражный художественный фильм “Испытание верности”. Примитивный, вполне в советском шаблоне, морализирующий сюжет. В борьбе с начальством, пытающимся навести в кино “социалистический порядок”, Пырьев всё-таки снял в этом фильме свою жену Ладынину, — это был её последний фильм, кадры которого сопровождали хорошие современные песни, сотворённые композитором Исааком Дунаевским. Тексты принадлежали перу поэта Михаила Матусовского. От комментария, который напрашивается, позвольте мне, многоуважаемый Читатель мой, воздержаться. Одна из песен имела шуточной оттенок. Её слова я хорошо запомнил.
          “В Москве, в отдалённом районе, — пелось в первом куплете, — двенадцатый дом от угла, чудесная девушка Тоня, согласно прописке жила. У этого дома по тропке бродил я, не чувствуя ног, и парень я в общем не робкий, но вот объясниться не мог...” (записано по памяти, без заглядывания в Интернет!). Возможно кто-то, в особенности люди моего возраста, помнят как драматично развивались события в этой песне. Для тех, кто не помнит, напоминаю: герой попытался объясниться с девушкой через своего “дружка”, а тот, как говорится, “не будь дурак” объяснился, но уже от своего имени. Девушку в легкомыслии я не обвиняю, а герою нашему поделом. “В любви надо действовать смело, — учит нас поэт-песенник Михаил Матусовский, — задачи решать самому, и это серьёзное дело нельзя поручать никому”.
          Так вот, милый мой Читатель, ваш покорный слуга, как видно из этого рассказа, повёл себя подобно незадачливому герою этой не очень серьёзной песни.
Продолжаю основное повествование. Вернулся Николай из Жигулёвска. Я к нему: “Ну, как? Плотину видел?”
          “Да” — коротко.
          “А Алёну?”
          То же “Да”, но ещё короче.
          Я с вопросами больше не приставал. Прошла рабочая неделя, полная серьёзных производственных дел. Подошли выходные, смотрю, мой студент снова собирает рюкзачок. Не удержался:
          “В Чапаевск?” — спрашиваю.
          “Нет, — говорит — в Жигулёвск!”
          Вот тут уже, наконец, я всё и понял. Надеюсь, поняли и Вы, дорогой мой Читатель. Ну, что я, по-вашему, должен был в этом случае делать? Драться? Этого ещё не хватало! Я изобразил досаду, запустил в студента домашним тапком, который, пролетев по диагонали, разделявшей нас в небольшой комнате, достиг плеча моего соперника, и что-то там минорное пробормотал, чего конкретно не помню. А Коля поехал к Алёне. Вас сильно удивит, если я сообщу, что прожили они после этого события много-много лет счастливой совместной жизни? Елена Васильевна стала Сперантовой, родила детей. А я Вам сейчас всё-таки по этой теме ещё кое-что расскажу.
          Множество лет промелькнуло с той благословенной поры. Вновь о Сперантовых услышал я от моего коллеги по фирме Станислава Викторовича Коробанова. Он побывал в командировке в Пермьэнерго (по каким вопросам я не интересовался) и там в рабочем порядке контактировал с инспектором по технике безопасности. Этим инспектором и была Елена Васильевна.
          Теперь она занималась техникой безопасности и стала руководителем соответствующей службы в Пермьэнерго. Её супруг, мой бывший студент Николай, получив высшее образование, начинал дежурным диспетчером сетевого предприятия, но быстро “вырос” по службе. На вершине своей карьеры стал он директором предприятия тепловых сетей. Их сын, морской офицер, служил на Дальнем Востоке. Вот такая получилась, не без моей “подачи”, практически образцовая советская семья!
          В молодые годы на Куйбышевской ГЭС Алёна работала в электро лаборатории — перематывала сгоревшие катушки электромагнитных реле. Но ведь “терпение и труд всё перетрут”. Она работала и одновременно училась.
          Во время нашей первой после долгого перерыва встречи в Москве Елена Васильевна призналась, что тот горький урок правописания не прошёл ей даром и подтолкнул её к упорной учёбе по всем направлениям, в частности, в совершенствовании правописания. В Москву она приезжала не редко. Контактировала она больше не со мной, а с моей первой женой, которая тоже занималась вопросами техники безопасности и охраны труда в нашей фирме и в Минэнерго, в соответствующем его отделе. Там они по работе и пересекались. Таким образом, о жизни семьи Сперантовых я был хорошо осведомлён.
          Когда Елена Васильевна приезжала в Москву, намеренно мы с ней не встречались ни разу. Однако судьба нас постоянно сводила. Однажды, например, Пермьэнерго проводило мероприятие в павильоне “Электрификация” на ВДНХ СССР, которым заведовал ваш покорный слуга. После мероприятия мы вместе пообедали затем пообщались, прогуливаясь по территории выставки (прекрасное, между прочим, было место для романтических прогулок). Когда настало время расставаться, она преподнесла мне на память небольшой сюрприз — новёхонькую и свеженькую телефонную записную книжку. Теперь, во времена электронных гаджетов, это отживший атрибут, тем не менее, я её бережно сохраняю, там у меня записаны телефоны российских родственников и знакомых. Пользуюсь ей, когда изредка приезжаю в Москву. Количество моих абонентов, увы, неуклонно уменьшается.
          Но была с Еленой Васильевной у меня ещё одна незабываемая встреча, о которой позволю себе рассказать подробнее. Случились в моей судьбе времена крутого перепутья. С первой женой развёлся, и мы продолжали жить в одной квартире практически как соседи. С Ольгой же (моей второй супругой) я ещё не сошёлся, брак не оформил, и свадьбу мы ещё не сыграли.
          Страна наша, Россия-матушка, в те времена тоже была на крутом перепутье. С коммунизмом было покончено раз и навсегда, однако капитализм ещё не успели реставрировать. Завёл я в те годы дружбу с работниками инспекции Минэнерго, занимавшимися охраной труда и техникой безопасности. Дружба эта в новых условиях давала возможность осуществить кое-какие коммерческие проекты, дававшие возможность пополнить также и свой собственный карман. Вдаваться в подробности не буду, тем более, что не всё хорошо помню. Новое руководство этой инспекции стремилось придать их деятельности максимум разнообразия, сделать её более интересной и даже гуманной. Ещё в допотопные времена античными мудрецами было замечено, что, чем более серьёзное дело приближено к игре, — тем больше заинтересованности возникает у участников.
          В этом именно плане инспекция под новым руководством и преуспела. Особенно они увлеклись проведением в различных периферийных районах страны многоплановых мероприятий, чтобы в них имели место и серьёзные доклады, и реклама, и соревнования в практических навыках, и сюрпризы технического плана. Это у них получалось совсем не плохо и поэтому пользовалось популярностью. Вот на одно из таких мероприятий попал и я.
          Собственно, пригласил меня туда наш заместитель главного инженера по электрической части Феликс Лазаревич Коган. Ему недавно исполнилось девяносто лет и, по совести, надо было бы этот рассказ посвятить ему. Но где и когда человек отвечал благодарностью за добрые дела?! А пригласил он меня вот почему. Завязался он, Коган, не знаю уже как, с французскими энергетиками “Электрисите де Франс” (я во французской писанине не силён, с этим — к моему старшему сыну).
          Собственно, это было не само энергоуправление, а его ответвление, которое специализировалось на разработках и изготовлении, а также продаже всяческой аппаратуры, средств и приспособлений для обеспечения безопасности персонала при работе в действующих электроустановках. Бизнес этот в те времена был вполне востребован.
          С помощью Когана эти французы надеялись популяризовать свою продукцию среди российских электроэнергетиков, иначе говоря, покорить огромный и привлекательный для них российский рынок. Французы говорили, естественно, на своём шикарном изысканном языке, а ещё, как все интеллигентные европейцы, — на английском. Именно меня Коган пригласил в качестве переводчика с английского. Спешу поведать Вам, мой дорогой Читатель, без излишнего апломба, о том, что в те времена владел ваш покорный слуга языком Шекспира вполне не дурно.
          Одно из таких мероприятий было организовано на территории республики Мари Эл (столица Йошкар Ола; кто интересуется, может осведомиться в Википедии). Организаторы мероприятия стратегически рассчитывали на более широкие возможности при проведении его в удалённом от Москвы месте. Как ни странно, в силу специфических причин, возможностей в этом плане в провинции было больше чем, например, в Москве и Ленинграде (теперь Санкт-Петербург). При гораздо меньших расходах.
          Сначала мы прибыли в Йошкар Олу, где провели пару дней и даже успели погулять по городу, бегло его осмотреть и ещё раз убедиться, что и в провинции жизнь “бьёт ключом” и города, каждый по-своему, привлекательны. После соблюдения всяческих формальностей (оформления командировочных удостоверений и т.п.) вся компания на автобусах выехала на место проведения мероприятия, примерно в восьмидесяти километрах от столицы республики. Это был пансионат Мариэнерго на берегу реки Волги. Опять Волга! Вы, наверное, уже обратили внимание, драгоценный мой Читатель, сколько интересных событий моей жизни связаны с этой великой рекой.
          Мероприятие продолжалось целую неделю и организаторы его насытили максимально. Прозвучали интересные доклады и сообщения, прошли соревнования опытного персонала в выполнении разнообразных специальных профессиональных операций и регламентов. Завершилось это всё награждением победителей, а также, как всегда, в силу наших национальных традиций, обильным праздничным банкетом.
Моей задачей являлось во всём опекать французов, что выполнялось очень добросовестно; параллельно совершенствовались и навыки владения разговорным английским. К моему удивлению и радости, обнаружилось, что среди представителей Пермьэнерго, в составе их немногочисленной делегации, присутствует моя старинная знакомая — Елена Васильевна Сперантова.
          Встретившись, мы больше друг друга не покидали. Всё свободное от французов время я общался с Алёной. Никто на это особого внимания не обращал, однако, на всякий случай, прозвучало заявление, что она — старинная приятельница моей жены. И ведь была же в нём некоторая доля истины!
          А вообще, всё это мероприятие создавало впечатление какой-то особенной свободы. Никакого строгого регламента. Каждый сам решал, где и в чём ему принимать участие. Были, безусловно, и такие, которые отдали предпочтение употреблению крепких горячительных напитков. Обсуждать и осуждать их мне теперь не досуг.
          Но, как известно, рано или поздно всему на свете приходит конец. Помог я французам оформить обратные билеты через Москву во Франкфурт на Майне и оттуда домой — в Лион. Оставался только праздничный банкет в честь успешного окончания мероприятия.
          За накрытым столом я занял место поближе к французским подопечным, готовый к переводу. Старший из них встал для того, чтобы произнести итоговую речь и тост, и заговорил ... по-французски. Безусловно, было это для меня большой неожиданностью. Можно только догадываться зачем он это сделал, но меня, слава Богу, это нисколько не смутило. И вот почему: как раз незадолго перед описываемыми событиями, в порядке подготовки к моей частной поездке к родственникам в один из франкофонных кантонов Швейцарии, я интенсивно, вооружившись грампластинками и самоучителем, постигал этот язык. Мои познания во французском не были столь глубоки, как в английском, но, тем не менее, с испытанием я справился вполне успешно, что вызвало в душе дополнительный прилив позитивной самоуверенности. В конце концов, дело дошло до того, что когда после нескольких бодрящих тостов к микрофону подошла профессиональная певица и запела популярную казачью песню — я встал, взял второй микрофон и подпел ей почти профессионально. Вы, золотой мой Читатель, наверное догадываетесь, чем мог закончится такой квази-бенефис для вашего покорного слуги?
          Все эти дни Елена Васильевна занимала одну из комнат пансионата, разделяя её с ещё одной дамой (коллегой по тематике охрана труда и техника безопасности) по имени Зинаида. Когда-то она работала в нашей фирме вместе с моей первой женой, но позже перешла в Мосэнерго. Алёна поведала Зине о нашем с ней знакомстве в молодые годы. По какой-то неведомой причине последняя покинула мероприятие на сутки раньше, не оставшись на банкет, сославшись на неотложные дела в Москве. Алёна оставалась в комнате в гордом одиночестве. Сказать, что я тридцать пять лет только и ждал этого момента было бы сильнейшим преувеличением, но альтернативным вариантом являлась перспектива ночевать с соседом-эстонцем и ещё раз выслушивать хвастливые речи с характерным акцентом о том, как благополучно живёт Эстония вне Советского Союза. Возможность провести ночь у Алёны “улыбалась” мне гораздо милее.
          Дорогой мой Читатель, представляю Ваше вожделение в ожидании описания сладострастных сцен запоздалой любви. Увы, но ваш покорный слуга вынужден Вас разочаровать. Эта наша ночная, последняя встреча прошла вне рамок тривиального физиологического совокупления. Однако в нашей трогательной платонической бессоннице, откровенных душевных излияниях, фрагментах прекрасных песен и цитатах потрясающих стихов, в проявлениях искренней нежности, чудесным образом сохранившейся и внезапно воскресшей снова, было что-то очень похожее на те наши незабываемые встречи в Жигулях, произошедшие тридцать пять лет тому назад. И если это было бы не так, я бы ни за что не взялся за написание этого рассказа.
Увы, мне абсолютно не известно как и чем живёт семья Сперантовых теперь.
          Несколько лет тому назад от кого-то из наших общих знакомых я слышал, что живут они в Перми, оба на пенсии и увлечены сельским хозяйством. Вспоминает ли Елена Васильевна свою молодость, Куйбышевскую ГЭС, невысокие Жигули и мои песни? Не знаю. Для меня это всё незабываемо.