Вот такая вот херня, товарищи

     Махалут Чирганды как потомственный очковтиратель мало задумывался о собственном происхождении, пока не повстречал на базаре мужчину в трико, представившегося Джимми Джи, низкопоклонника и волюнтариста, игравшего на валторне по субботам, когда районный городок замирал, вымирая, соблюдая шаббат по Указу.
     - Ты не можешь быть потомственным, - заметил мудро Джимми Джи, горделиво косясь на свои трико. - На то и очковтирательство, чтобы, понимаешь, в очко втирать, а через очко могут рождаться лишь целые страны, но не отдельные представители равноправного общества нашей России, и появившейся именно очком.
     - Гы, - одобрительно усмехнулся Махалут, с трудом припоминая школьные годы.
     - А ты не гыкай, - добродушно посоветовал Джимми Джи, резко приспуская трико, - соси давай.
     Махалут испуганно вскрикнул и бросился в узкий проход между пивным ларьком и ржавым остовом когда - то грузовика, бежал, роняя встречных громко матерившихся людей, пока не уткнулся в чей - то живот, добротно перепоясанный танкистским ремнем.
     - Ты Кошкильды ? - выяснял задыхающимся дишкантом Махалут, с обмиранием ощущая чьи - то жесткие и решительные пальцы, тут же начавшие выкручивать ему уши.
     - На, сука, - стонал обладатель живота и ремня, отрывая уши Чирганды. - Держите, ребята.
     Махалут выпрямился и увидел ребят, наживлявших его уши на ивовый прутик, белевший снятой корой. Три кирпича, хитро и ловко составленные вместе, давали приют невеликому огоньку, куда один из троих щедро плеснул из смятой канистры бензину, придавшему костерку басовитый шум и черный дым, закоптивший выразительное лицо Кошкильды до неузнаваемости.
     - О так, - радовался Кошкильды, переодевая танкистский ремень задом наперед, - теперь никто не узнает.
     - Чево знать - то, - прикрикнул второй из ребят, поджаривая звонко лопающиеся пузырьками уши на пламени костерка, успевая поворачиваться к дергающему его за хлястик внакидку надетой шинели кондуктору, замасленной тужуркой выползшему из - за пристанционной постройки непонятного предназначения и печальной судьбы, ибо пробегавшие мимо киргизы расстреляли постройку из монтиков, а малолетние вандалы района расписали стены сохлым говном, разбрасывая, видимо, его горстями и в жидковатом виде, - знать - то и нечего. Сейчас вот уши сожрем да и отправимся. Ты кто ?
     Махалут не сразу понял, что обращаются к нему. Казалось, что журчливый голос поджаривающего уши длится и стелется, навевая сонливость, бывают такие голоса, слушаешь их, слушаешь, а потом сходишь с ума. Бежишь куда - то, а потом находишь себя сидящим на платформе под репродуктором, из которого доносится чей - то твердый баритон :
     - Люди всей Земли, встаньте !
     И зачем, спрашивается, им всем вставать - то ? Если люди всей планеты встанут, то лежащие почувствуют себя уязвленными, дискредитированными, не достойными доверия, начнутся распри, тем более, что, скорее всего, найдутся отщепенцы, вызывающе сидящие, пока одни стоят, а другие лежат. Нет ! С такими коммунизм не построишь.
    - Построим, - высокомерно прищурился Кошкильды, трогая правой рукой вкопанный намертво в прибитую ногами почву теодолит. - Только сначала уши всем оторвем, потому коммунизм с ушами несовместим.
    Он приказал Махалуту встать перед теодолитом и долго рассматривал его сквозь планку с умно прорисованными рисками, что - то бормоча и высчитывая.
    - Слева триста, - доносилось до Чирганды из - под шинели, добровольно накинутой одним из ребят на голову Кошкильды, - справа сто. Так, ребята, спешу обрадовать. Это потомственный очковтиратель, вон, у него и клеймо имеется.
    Кошкильды ткнул пальцем и человек с канистрой, завизжав, вцепился Махалуту в волосы, выдирая клок, и прикрывающий заводское клеймо левее височной впадины. Убедившись в правоте Кошкильды, ребята убили Махалута, а Кошкильды потом книжку написал, в которой и описал все вкратце рассказанное чуть выше. Конечно, другими словами, но суть та же.