Дети Энштейна. Глава 1

 Глава 1.

           На исходе был пятый день, как я осваивал путь от нового места работы к серой пятиэтажке, где днем ранее по объявлению снял комнату на втором этаже. Сентябрь, вопреки ожиданиям, начинался моросящими дождями, а мой скудный гардероб пребывал в печальном антагонизме с планами небесной канцелярии. Те немногие мысли, что перемещались вместе с моим телом, всем числом стремительно уносились к чугунной мини-ванне с горячей водой, о которой мечтал с первого же дня заселения. Но, увы, вчерашним утром белый листок в подъезде предательски известил невероятную дату возобновления банного сезона. В этом городе неожиданно закончилась моя юность и, получив распределение в отдаленный райцентр, я впервые прокатился по тракту, связывающему родную, и так любимую, степь с пугающе далеким предгорьем. Как давно это случилось... Не было желания вспоминать уходящие в прошлое восемь лет, они казались мне потраченными впустую, лишенными всякого житейского смысла. Да и новое место работы, предложенное в комитете по образованию, особо не отличалось от старого, разве что числом этажей в школе, да подбором детей в классах.

         Новое жилье встретило вполне приветливо – в оставленную с утра открытой форточку накидало с полведра воды, а неизвестно кем забытый рыжий котенок нагадил на единственный, измазанный синей краской, табурет. На этот раз у нас на ужин бутылка молока и батон белого хлеба. Рыжик оказался всеядным, как и я, но вот сегодня в школьной столовой ему обломилось – не решился опять просить у мойщицы объедки, по причине случившихся поминок скончавшегося в конце лета пожилого учителя. Почему он сделал на табурет? – наверное, бедняга, испугался дождя, и воды на полу… Сегодня вторую часть дня я тоже провел не в своей тарелке, удрученный лицами новых коллег и мерзкой погодой. Подтерев воду и измазанную табуретку, опустился на видавший многое диван и прикрыл глаза. Случилось невероятное, или же простое стечение обстоятельств? Как обученный человек, я, конечно же, уже рассчитал вероятность последних событий, она равнялась нулю, а как слегка верующий - считал это провидением. Пять дней назад переступил порог того самого кабинета, в котором проходил первую педпрактику много лет назад, и класс оказался все тот же, восьмой, но было что – то еще, ускользающее из сознания, и, как ни вслушивался - пока недоступное для отдаленных уголков моей памяти…

          Дождь закончился за полночь, отстучали колеса последнего уходящего трамвая, а над соседней пятиэтажкой проявилась такая знакомая звездочка. Вспомнилось вдруг, как на последнем курсе группой наблюдали звездное небо с крыши нашего педа -   кажется, именно в этом году и установили на ней небольшой рефрактор.  Годом позже я рассказывал десятиклассникам про него, про звезды, и даже пытался организовать экскурсию на эту крышу, но как - то не срослось. Затем астрономия пропала из школьной программы, и разговоры о звездах пришлось отложить на неопределенное время. Закурил, по старой привычке вредил своему здоровью в темноте, или когда оставался совсем один. Но рядом притаился Рыжик, вдруг ему станет противно облизывать своего новоявленного хозяина? Отправив окурок за окно, выключил свет. Завтра суббота, и по расписанию в этот день мне поставили практикум в физмат классах, а как его проводить – не представлял даже, по договору с администрацией мне предписывалось работать только в обычных классах. Кажется, уже в конце поминок, совсем юная и заплаканная секретарша сунула мне листок с расписанием и попросила подготовиться к занятиям. Ну что ж, у меня есть час на подготовку, и пять часов на сон. Последние несколько лет так и готовился к урокам, лежа на спине в полной темноте, скрестив на груди запястья, и мучительно ожидая перехода в подсознательное. Но с этим переездом многое поменялось, а может я внушил себе перемены, за столько лет не обзаведясь ни одной живой душой поблизости? А тут – этот котенок.

           Окно без занавески и яркий солнечный свет в нем приветствовали наступающий субботний день. Рыжик, свернувшись клубком, расположился на подоконнике, наверное, пытаясь согреться в долгожданных потоках тепла. Подниматься не хотелось, сон случился каким – то корявым, и будь моя воля, то забил бы на эту работу и уехал за город – в бор, на лыжную базу, куда мечтал вернуться все эти годы. В блюдце еще оставалось немного молока и хлебные крошки, сам же потерплю до обеда в школьной столовой. Налил из банки в стакан прохладной воды, пополоскал рот, остатками смочил лицо и волосы. С аванса, пожалуй, куплю ведро, с банкой ходить за водой в колонку уже надоело. От дома до школы двадцать минут пешком вниз по проспекту, редкие машины поднимались навстречу, а вчерашняя грязь на пешеходном переходе казалась удивительной и внеземной. Вахтерша встретила меня приветливо, протянув связку ключей от кабинета и лаборатории на третьем этаже. Видимо - предупреждена заранее. Поднимаясь по лестнице, обогнал уборщицу, не обратившую на меня внимания, да я и сам из скромности не поздоровался. До занятий еще немногим менее часа, на старом месте работы частенько шатался после уроков по пустой школе, лишенной детских криков и суеты. Задержавшись на миг у двери, перевел взгляд в сторону - большие оконные проемы рисовали яркую картину внутреннего двора. Внизу пара пожилых физкультурников приседала и размахивала руками, а вокруг них описывал круги большой черный пес. Прикрыл глаза, а вдруг это всего лишь сон, кошмарный и нескончаемый?

         Лабораторией оказалось помещение, более напоминающее кладовую. Вдоль левой стены, во всю ее длину, тянулись высокие стеллажи, на четверть заполненные всяким физическим хламом, на полу некто хаотично расставил запечатанные коробки непонятно с чем, а окно почти на полвысоты заложили стопками из книг. Присел на ближайший ящик и осмотрелся. Тонкий слой пыли на полу, и почти на всем, что его окружало, извещал об отсутствии внешнего вторжения как минимум в три месяца. Штативов было предостаточно, двухметровые желоба оказались еще в бумажной упаковке, а металлические шарики пришлось разыскивать по разным местам. Наскоро стерев пыль со штативов, расставил все в кабинете на ближайших к доске столах, не представляя даже число участников наступающего события. Список из практических работ кто-то предусмотрительно вывесил на лицевой стороне двери в лабораторию, расставив напротив каждой работы класс и все даты на первую четверть. Не хватало линеек и метронома, но эту проблему оставлю юным исследователям. Школа понемногу наполнялась детскими голосами, до начала урока оставалось достаточно времени, и, по старой привычке, спустился на второй этаж в учительскую за классным журналом. Пока единственная, и уже знакомая, учитель математики неслышно поздоровавшись губами, изучала содержимое детских тетрадей. Журнал девятого Б класса открылся списком из двадцати шести учащихся, напротив же половины фамилий стояла жирная буква Ф. Видимо, это и есть физики…

          По возвращению в кабинет, обнаружил у крайнего стола группу девятиклассников, занятую изучением содержимого внушительного по размерам ранца. Мое появление, как оказалось, их не смутило, а ближайший ко мне, вдруг резко развернувшись, протянул руку:
     - Леха, Крымов! А как тебя величать?
     - Сергей, Леонидович, - произнес в ответ, не рискуя назвать еще и фамилию.
      - Ты новый лаборант?
         Пожалуй, по своему внешнему виду в данный момент таковым и являлся – старые джинсы и помятый свитер начисто лишали меня звания учителя, а вот лаборантом – в самый раз.
      - Завлабораторией! – решился я на повышение своих ставок.
      - Да какая разница! – случился ответ, и про меня вдруг дружно забыли, вернувшись к своему ранцу.

             За все время работы в школе никогда еще не желал звонка на урок, как в этот раз. Присев за последнюю парту, наблюдал за тем, как медленно наполняется класс, пытаясь по строчкам в журнале вычислить начинающих физиков. Крымов присутствовал в списке на восьмой строчке, из четырнадцати претендентов на знакомство со мною значились еще три девочки, но напротив одной из них в журнале стояли два вопросительных знака. Наконец дали звонок и, к моему удивлению, все дружно заполнили столы с расставленным оборудованием. Хватило всем, троих детей не оказалось, а на первой парте расположился в единственном числе весьма упитанный юный исследователь. Я встал и молча положил на каждую парту методичку с практической работой. Попросил приготовить линейки, отстегнул ремень своих часов - засекать время движения, и оставил на краю учительского стола. На меня по-прежнему не обращали внимания, и это вполне устраивало, не было никакого желания предлагать знакомство, тем более что случившееся занятие не входило в обязанности, и казалось исключением из правил. Не решаясь и далее проявлять свое присутствие, вернулся в лабораторию – возможно, что моя помощь в уборке не помешала бы, но никто об этом пока не просил. В ближайшей коробке рассмотрел приборы по электростатике, электрофорная машина в разобранном виде, и кое - где еще в смазке, покоилась сверху.  Буду собирать, это лучше, чем сидеть в классе. Когда прозвенел звонок с урока, я не сразу решился вновь проявить свое присутствие. Почти никого уже не осталось, видимо, только дежурные. Они аккуратно составляли штативы на учительский стол и собирали тетради с методичками. Не забыв сказать – до свидания, оставили меня одного, без часов, нигде в ближайшем окружении они не проявлялись.

           Второй урок не состоялся, и я не стал выяснять тому причину. Закрыв кабинет, спустился в учительскую. В обычный день здесь не протолкнуться, сегодня же, в субботу – многообещающая тишина, с которой когда – то свыкался на прежнем месте работы. В расписании на понедельник не было ничего нового, поставив в техническом журнале свою роспись, направился к выходу. На вахте тоже было пусто, коробка для ключей покоилась на видном месте, а в ней – мои часы. Ну что же, вполне приятный обмен. Бросил связку в коробку, а часы застегивал, уже спускаясь по лестнице во двор.  Положив голову на портфель, у нижней ступеньки расположился уставший школяр. Зачем лишают детей субботнего сна? – подумалось мне, оставляя за спиной последнего ученика, но негромкий голос, да еще с моим именем, требовал участия. Сзади, в двух шагах, уже стоял упитанный девятиклассник, сжимая на груди свой портфель, и с пугающими меня слезами в глазах.
     - Сергей Леонидыч, простите меня, - неслось в мою сторону, и вместо того, что бы удивиться, я рассмеялся – именно Леонидычем прозвали меня в старой школе, по причине искажения отчества классным руководителем в журнале. Пытаясь заполнить наступившую паузу, я рискнул поправить юное дарование:
     - Мое отчество – Леонидович.
     - Сергей Леонидович, простите меня, это я взял часы, но не специально, я забыл и положил в портфель, а потом на вахту.
Такое откровение ввело меня в замешательство, как поступить в случившейся ситуации, и что ответить – даже не представлял, но, наблюдая перед собою раскаивающееся создание, с трудом верилось, что оно могло по забывчивости положить чужие часы себе в портфель. Что – то тут не сходилось, но что случилось, то случилось.

           Я обнял паренька за плечи и сообщил ему, что мне не за что на него обижаться, что я сам виноват в случившемся, не напомнив в конце урока о часах, что совсем не жалко этих часов, и что даже могу их ему подарить. Но испуг в его глазах требовал возврата последних моих слов, в чем я мысленно поспешил ему сознаться. Мы молча покинули территорию школы и на остановке, перед приходом трамвая, мне послышалось еле слышимое – спасибо.