Эхо

Эхо

   От моего дома прямая дорога к бугру, на котором высится церковь. Раньше не было. Пришла перестройка срубили типа бревенчатого домика, а потом возвели монументальную. Всей округе видна, а когда в колокола ударят – по всему Домодедово звон разлетается.

   Прохожу мимо церкви и по тропинке спускаюсь к речке. Спуск крутой. Смотри, куда ногу ставишь. Промахнулся и сорвался, кубарем до речки долетишь, порой, если не успеешь схватиться за куст – в речку завалишься. Заросли её берега бурьяном, а он высок, жилист, так и пытается запутать в себя.

   Меня бьёт тревога после неспокойного ночного сна, я буквально вваливаюсь в бурьян, чтоб одна боль перебила другую, смотрю, где гуще и так до тех пор, пока душа не очищается от тревожной слизи. Продравшись сквозь бурьян, выхожу к купальне. Останавливаюсь. Задумавшись, смотрю вдаль, там Подольск чёрным дымом валит.

   Сны мои тяжелые, мутные, на беду настроенные. Сегодня видел сон. Огромная толпа молодых людей, примерно от 14 до 30 лет, с шумом втягивалась через железные ворота на кладбище. Она не уменьшалась, а только увеличивалась, как «разрасталось» и число могилок. Я спросил у сторожа: кто такие? В ответ услышал: наркоманы, алкоголики, всё идут и идут, не успеваем ямы для могилок рыть.

   Воспоминания прервались, когда услышал голос.

- О чём задумался, милок.

   Рядом стоял невысокий старичок лет под восемьдесят с окладистой бородой, весёлыми глазами.

- По лицу вижу, что беда на тебя наскочила.

- Беда, - ответил я.

   Я бы ничего и не сказал бы, да достало. Захотелось поговорить.

   Пропиталась наша квартира духом горечи, тоски, тревожным ожиданием, как бы чего ещё худшего не свершилось. Ежедневное напряжение изматывает, ждёшь ночи, да и ночи бывают хуже дней. Это уже страх вселился и подгибать начинает. Внучку только оберегаем, чтоб её не коснулось. А мне думается, что она уже всё знает, говорит: держитесь деда и бабушка, папа вернётся и поможет, мы с ним в свою квартиру переедем, (она через подъезд от нашей), я ему буду готовить кушать, он на работу устроится, мы к вам в гости ходить будем. В такие минуты и оживаешь, а всё равно хлестанет мысль, а каким он выйдет. Одному Богу известно.

- Поделись. Может быть, чем помогу, - сказал старик.

- Да я, дедушка, всё уже испробовал. Лечил и старшего сына, и невестку от наркомании. Невестку уже похоронил. Сыну еще три года сидеть. Чувствую, что сам стал падать духом. По врачам ходил. Не помогает. Нет такого лекарства, чтобы дух поднять. Сам себя стараюсь подбодрить.

- Не там искал и не туда ходил, - ответил старик. – Оно рядом. Оглянись. Только не глазами воспринимай, а душой.

   Оглянулся, старика, как и не бывало, а в глаза бросилась церковь.

   Поднялся по бугру, зашел в церковь. Горят свечки, лампадки, иконы. Тихо. Нет шума и гама толпы. Сумрачно.

   Вспомнил, что отказался от этого мира давно - даже не помню, когда. А сколько радости было, когда маьцом с матерью в село Хорошее в церковь ходил. Вытравил веру, словно серной кислотой выжег. Обращался к Богу, когда в окопах сидел, когда на грани оказывался, а выживал – забывал. Восторг, радость, что вижу снова солнце, небо – Живу, а о том, кто мне жизнь дал, не вспоминал.

   Переменчива душа. Не заложили крепости в неё, а кто в то время крепил бы ёё. Гнали, пинали и я за ними бежал.

   Откинул веру. Что она? Карьерную дорожку не проложит, за границу работать не пошлёт. А сейчас возвращаться? Примет ли душа? Перед ней не слабый противник стоит, а ум, который напитан мыслями о силе воли. Бьются они. Половинят. Кидают со стороны в сторону.

   А тут ещё эхо войны с Украины долетает, а долетает оно, потому что закрепилось в душе и плоти афганское и чеченское эхо войны.

Отметелила жизнь, заметелила

Сединою виски проросли

И оставила в сердце отметины

Автоматные шрамы войны.

 

Отметелила жизнь, заметелила

В душу вгрызлась война навсегда

И свинцом, словно поле засеяла

И друзей от меня увела.

 

Отметелила жизнь, заметелится

И оставит лишь холмик земли.

А от холмика холод повеется.

Словно эхо далёкой войны.

   А иной раз ночью слышится и тюремное эхо. Оно больнее для души, встанешь, выйдешь на балкон. Темень и прорвать её не прорвёшь.

   Накопленное прошлое не вычеркнешь и не выкинешь, о будущем не стоит и загадывать. Если душа примет веру – надежда появится. Не важно так ли всё, как христианство говорит или совсем не так. Это другой вопрос. Одной силой воли, какой бы крепкой она не была, любовь к жизни не вытянешь и покосившуюся жизнь не выпрямишь. Изнашивается она, а дух не от силы воли возрастает, а от веры.

   Вышел я из церкви, а она недалеко от Аллеи Славы располагается, женщины с детскими колясками, молодежь на лавках пивом развлекается, матерщина, шприцы возле урн, а мы идём и всё мимо и мимо. Такое впечатление, что каждый завернулся в свою жизнь, а до других и дела ему нет.