Волшебный сон

Высокие потолки залы освещались бесчисленными свечами. Пламя танцевало, и золотые звёзды на синем фоне то вспыхивали, то прятались в тенях. Стены покрывали фрески, изображающие сцены из древних легенд — битвы, свадьбы, праздники, похороны. Краски были настолько живыми, что персонажи картин как будто сходили с них и присоединялись к танцующим. Тут можно было заметить Ллеу, там — Финна, в самом центре кружилась сама Эвелин, в нарядном золотом платье, смеющаяся и поющая со всеми.

Веселье продолжалось уже неделю, но никто не уставал и не спешил по домам: в этом дворце праздники были радостными и неутомительными. Слуги разносили всё новые и новые яства, на стенах танцевали тени, по зале гуляли ароматы вереска и земляники. Нежная красота дев и строгая красота мужчин радовали глаз и становились усладой души и основой для новых картин и песен.

Вышедшая из хоровода королева присела на свой трон, и тут же к ней подлетел высокий придворный, предложив кубок вина. Она приняла его и выпила за здоровье собравшихся. Хмельной дар не затуманил разума, но добавил веселья празднику. Здесь и сейчас Эвелин, правительница прекраснейшего на свете народа, была своей и была счастлива.

***
Будильник прозвенел ровно в шесть. Эвелин открыла глаза и уставилась на белый потолок своей спальни. Понедельник. Визит в издательство, потом поезд. Прекрасный народ в разлетающихся серебряных одеждах, изящная архитектура дворца, волшебное журчание фонтанов — всё это снова оказалось ложью.

Повторяя про себя слова услышанной во сне песни, она поплелась на кухню варить кофе. Потом надела спортивный костюм и выбралась в туманное апрельское утро.

По дорожке, тянущейся вдоль Серпантина, туда и сюда бесцельно бежали люди. Где-то в стороне, под деревьями, такие же ранние пташки выгуливали маленьких беспомощных собак с громкими голосами. Почти все бегуны заметили высокую блондинку, с задумчивым видом трусящую к югу. Несмотря на короткий жёсткий ёжик, женщина была чрезвычайно хороша собой и привлекала внимание. Несколько мужчин, недавно присоединившихся к утреннему променаду, попытались познакомиться, приноровившись к её бегу и бросая невинные фразы о погоде или шуточки с подтекстом. Блондинка их даже не заметила, словно музыка в её ушах заглушала все внешние звуки. Только вот наушников у неё не было, в отличие от большинства. Обиженные новички отставали под насмешливыми взглядами завсегдатаев: подобные попытки успели предпринять почти все из них.

Ив не видела их. Она продолжала вспоминать картины из сновидения, услышанные песни и имена танцоров. Мысленно гуляла по своему дворцу, восхищаясь работой архитекторов, художников, скульпторов. Кружилась в хороводе. Смеялась шуткам придворных. В Гайд-парке бежало её тело, сама она всё ещё была там, в волшебной стране счастья, где она чувствовала себя на своём месте.

Эти сны преследовали её всю жизнь, с раннего детства. Поначалу взрослые умилялись историям о волшебных дворцах и полях без линий электропередач, просили исполнить услышанные песни и восхищались высоким звонким голосом. Но по мере того, как Эвелин сама становилась взрослой, отношение к её снам изменилось. Теперь этого стеснялись, теперь её считали ненормальной и высокомерной. Не от мира сего.

Что ж, она и сама чувствовала себя не от этого мира. Здесь жили её отец и сестра, и это казалось серьёзной причиной любить реальный мир. Ив старалась, лет с тринадцати она училась видеть красоту и радость в нём. Но каждое утро, открыв глаза, чувствовала себя так, словно после объёмного пространства 3D её обрекли вечно смотреть чёрно-белое немое кино. Люди вокруг были приветливы или хотя бы вежливы, но в них не было звёздной красоты и изящества народа, звавшего её королевой. Среди зданий Лондона хватало тех, что радовали глаз и сердце, но как они могли сравниться с тянущимся к небу городом из белоснежных дворцов и храмов? Лучшие парки Англии, обожающей цветники, уступали скромнейшему садику из сна. Весь этот мир, вполне комфортный и симпатичный, казался ей серым и грязным по сравнению с волшебством ночных видений. Ей так хотелось назад!

Добежав до юго-восточной оконечности Серпантина, женщина развернулась и побежала обратно, катая в голове невесёлые мысли. Отец любил её. Он, наверное, не понимал её — но принимал такой, какая она есть. Даже когда она стала слишком взрослой для сказок, даже когда уже было ясно, что второго зятя и внуков с её стороны не будет, старый мистер Чэпмен продолжал при каждой встрече спрашивать, как дела в волшебном мире, слушал песни и усердно кормил её кексами собственного приготовления. В прошлом году отец умер, и здесь не осталось никого, рядом с кем Ив чувствовала бы себя своей.

***
В издательстве накануне книжной ярмарки царила суета, переходящая в состояние полного хаоса. Эвелин прошла сквозь плотную толпу людей, как нож сквозь масло. На неё оглядывались, её окликали, но мысли женщины вновь уплыли в воспоминания о прогулках и балах, так что она ничего не слышала.

Забрав рукопись, которую следовала вычитать, и попрощавшись с редактором, Ив посмотрела на телефон. До поезда оставалось два часа. Она прошла в кафе неподалёку, заказала кофе и села за корректуру. Разговоры за столиками, гудки машин, прочий шум города ей не мешали: в голове играла мелодия из сна, заглушая реальный мир.

— Вам принести ещё что-то? — молоденькая официантка встала возле столика, пытаясь привлечь внимание посетительницы. Та не подняла головы от бумаг. — Мэм, вам обновить?..

— Обновить, обновить, — Молли, старшая в смене поставила на поднос пустую чашку и увела коллегу в сторону. — Не отвлекай её от работы. Просто забираешь грязную чашку и приносишь новую. Она потом за всё разом заплатит.

— А если получится много?

— Её рекорд — одиннадцать капучино. Даже не поморщилась, — спокойно рассказывала Молли, шустро оформляя заказ и тут же переходя к протиранию столешницы в другом углу. — После этого хозяин сделал ей постоянную скидку.

— Но почему она не отвечает? Что за гордыня?!

— Занята. Её тут столько раз пытались клеить! Но если работает, ей всё параллельно.

Принёсшая новый кофе официантка задела солонку и рассыпала немного на стол. Извинившись, она побежала за тряпкой, а Эвелин еле подавила желание пересчитать белые крупинки. Зачем ей это? Внимательно проследив за уборкой своего стола, успокоенная женщина вернулась к работе. Через некоторое время зазвенел мобильный, напоминая, что у неё с собой чемодан и билет, и с ними что-то следует сделать.

***
Джоанн жила в Уилтшире, в унаследованном от отца доме. Ни она, ни Эвелин никогда туда не ездили и даже не знали о существовании там собственности, пока не огласили завещание. Распределение недвижимости мистер Чэпмен оговорил строго: старшая сестра получала квартирку в Лондоне, младшая — миленький коттедж в провинции.

Джоанн с мужем имели неплохие апартаменты в пригороде, так что имение в Уилтшире было объявлено летним домом, для отдыха и пикников. В этот раз там решили справить десятилетие их сына, Чарли.

Глядя на проносящиеся к востоку пейзажи, женщина размышляла, что ждёт её в доме сестры. Коттедж был запущен, и весь год в нём вёлся ремонт. Эвелин и не рвалась в гости. Но племянника она любила, причём взаимно, так что не пригласить её на первый юбилей не могли. Однако Джоанн уже успела подпортить впечатление, пообещав познакомить её с каким-то соседом, вдовцом и одиноким родителем. Когда-то младшая сестрёнка отчаянно завидовала красоте Ив и была счастлива обнаружить, что Чарли-старший видит только её. Теперь, когда им обеим хорошо за тридцать, Джоанн беспокоилась о том, что сестрица всё ещё одинока и даже ни с кем не встречается. Это было не комильфо. Это было странно, как её истории и вечная рассеянность.

Эвелин вздохнула. Целая неделя под боком у абсолютно нормальной и при этом сверхзаботливой Джоанн — это так долго! Есть ли в Уилтшире место, где удастся спрятаться?

***
— Тётя Ив! — счастливый Чарли под материнские охи прохромал от входной двери к середине гравиевой дорожки, где его и встретила с объятиями Эвелин. Сестра звонила на днях и жаловалась, что мальчишка умудрился сломать ногу накануне праздника, но самого именинника это, похоже, не смущало. За ним выскочила Джоанн, рыжая энергичная наседка.

Пока она отлавливала уворачивающегося непоседу, её муж чмокнул свояченицу в щёку и забрал дорожную сумку. Высокий и сухощавый Чарли-старший совсем не походил на маленькую пухлую супругу. Но когда он смотрел на свою жену, Эвелин казалось, что он прекраснее всех её волшебных друзей и подданных. Это было сродни высочайшей магии из снов — очарование любимых и любящих людей, никак не связанное с их реальным обликом.

Сестра критично оглядела джинсы и серую футболку Ив, но сердечно обняла её свободной рукой и повела в дом. Повсюду толпились гости: студенческие подруги Джоанн со своими отпрысками, одноклассники именинника с родителями, соседи. Отпустив сына к друзьям, сестрица выхватила из толпы невысокого очкарика и поставила перед новоприехавшей:

— Помнишь, я тебе рассказывала про Томаса? Он живёт с нами по соседству. Доктор и отец чудесной девочки, Гвендолен. Том, это моя сестра Эвелин, я тебе говорила — редактор в книжном издательстве.

— Приятно познакомиться, — пробормотал бедняга.

— Корректор, вообще-то, — поправила Ив, пожимая сухую крепкую ладонь.

Едва хозяйка дома ослабила хватку, врач и отец чудесной девочки сбежал куда-то на кухню.

— Он вдовец, грустная история. Но очень хороший. А Гвен даже похожа чем-то на тебя, — зашептала Джоанн. Заметив полное отсутствие интереса со стороны сестры, она вздохнула и сменила тему: — Что ты будешь желать Чарли? Ты же понимаешь, что за тобой тост?

— Я пока не решила.

— Пусть это будет что-нибудь про хорошую учёбу или про успехи во всём, ладно?

Не зная, что ответить, Эвелин пожала плечами и поспешила за зятем, поднимающим её сумку куда-то наверх. За спиной раздался ещё один театральный вздох Джоанн.

Переодевшись с дороги, в другие джинсы и чёрную футболку, Ив спустилась вниз, наложила себе еды с буфета и устроилась в стороне на пустом диванчике, наблюдая за играми детей. Несмотря на гипс, Чарли во всём старался быть первым, устраивая соревнования и совместные постройки из лего, распределяя роли в салках и защищая тех, кого обижали. Как и его отец, он знал, чего хочет, и не позволял миру мешать себе. Их упорство всегда очаровывало Эвелин и давало слабую надежду, что в этой реальности и ей найдётся место — хотя бы как тёте такого замечательного ребёнка.

Впрочем, Чарли пока не знает, что она не от мира сего и что её нужно стыдиться. Когда-то маленькая Джоанн тоже с удовольствием слушала истории и песни, широко раскрывая голубые глаза и прося повторить полюбившиеся моменты. По утрам она прибегала к Ив и требовала свою порцию чуда, которую и получала вместе с любовью и нежностью старшей сестры. Но годы шли, они всё больше соприкасались с реальным миром, и оказалось, что видеть волшебные сны — это ненормально и неправильно, так не принято. Тогда-то Эвелин и потеряла сестрёнку, перешедшую на сторону чуждого для неё мира.

Она снова «включила» в голове услышанную прошлой ночью песню. Это было чудесно. Это было трагично и прекрасно. Это успокаивало и утешало.

Когда мелодия в её голове затихла, Эвелин смущённо оглянулась. Вдруг кто-то пытался с нею заговорить, а она опять всё пропустила. Но гости общались, дети бегали, Джоанн развлекала гостей и пыталась угомонить сына.

На диванчике обнаружился тот врач, Томас. В отличие от большинства случайно встреченных мужчин, он не пытался заговорить. Вместо этого спокойно наблюдал за дочерью с рассеянной улыбкой. Его мирное соседство оказалось очень комфортным.

— Тётя Ив, тётя Ив, твой тост! — завопил Чарли, заглушая разговоры. Это их ритуал, и они не пропускали его с тех времён, когда непоседа и говорить-то не умел.

Женщина заглянула в свой бокал, проверяя остатки вина. Подняла его и улыбнулась племяннику:

— Я желаю тебе, Чарли, чтобы твои кости быстро срослись и чтобы впредь твои руки и ноги были целы, что бы с тобой ни случалось!

Мальчишка смущённо рассмеялся и опорожнил стакан с соком. Допив своё вино и опустив бокал, Ив поймала довольный взгляд Джоанн. На её лице явственно читалось облегчение.

— А теперь Гвен споёт! — объявил неугомонный именинник.

Бросив испуганный взгляд на публику, на стул забралась девочка лет семи в бледно-голубом платье. Сестра права: высокая и светловолосая Гвен походила на Ив гораздо больше, чем на своего отца. Она затянула высоким звонким голосом грустную песню, и у Эвелин перехватило дыхание: это была она, мелодия из самого последнего её сна.

Её словно перенесло во времени: вот она, совсем ребёнок, стоит в этой комнате на стуле и поёт песню из сна, вот маленькая Джоанн, затаив дыхание, слушает чудесную мелодию, вот на диване расположился мистер Чэпмен, внимая песне на неведомом языке. И ещё там была женщина, высокая светловолосая женщина. Мама.

На следующий день мама ушла гулять и не вернулась.

Почему отец никогда не упоминал этот коттедж?

— Вы в порядке? — песня завершилась, и Томас заметил состояние соседки.

— Я? Ваша дочь… Эта песня… — она сама не знала, что хочет сказать.

— Вы знаете эту песню, да? — он нахмурился, словно сердясь на себя за излишнюю догадливость. — Вы притоптывали в такт мелодии в вашей голове — Гвен тоже так делает.

— Да, я… — она вскочила и кинулась в сад.

Солнце село, но на улице было ещё довольно светло. Пели сверчки, и от этого ночная тишина казалась глубже. Небо усыпали бледные вечерние звёзды.

— Воды? — Том подошёл сзади и протянул стакан. Эвелин схватилась за него, словно умирающий в пустыне.

— Гвен видит сны?

— Да, каждую ночь. Роскошные замки с парками, водопады, волшебные леса. И песни, танцы, игры, какие-то дети в серебряных одеждах.

Ив кивала на каждое слово. Она не одна, она не единственная.

— Её мать, она?..

— Она была прекрасна. Гвен в неё. Алеена умерла несколько лет назад, рак. После этого мы с дочкой вернулись сюда. Алеена всё жаловалась, что город её убивает, а я, дурак, не послушал. Теперь хоть дочь растёт на свежем воздухе. Только её сны… Мне страшно, что она не сумеет устроиться в этом мире.

Не сумеет, правда, — грустно подумала Эвелин. Хотя… она сама вполне комфортно живёт: уютная квартирка, постоянные контракты с несколькими издательствами, при желании денег хватит и на поездки, есть даже вполне реальная плохая привычка — страсть к кофеину. Разве плохо? «Плохо», — ответила она себе.

— А вы? Вы видите сны?

— Только кошмары. Каждую ночь Алеена тает у меня в руках, и я ничего не могу сделать. Такое ощущение, что потерял её уже тысячу раз, — он чуть помолчал, потом покачал головой: — Извините, я не должен рассказывать такие вещи, это не ваша проблема.

Ив подняла стакан с водой:

— Желаю, чтобы вы видели во сне только то, что вам действительно хочется увидеть.

Он рассмеялся:

— Спасибо. Жаль, что нельзя всё изменить одними словами.

Женщина тоже улыбнулась. Она знала, почему Джоанн заранее пристаёт к ней с расспросами насчёт тоста.

Её пожелания всегда сбываются.

***
Рассвет застал её бегающей в лесу. Несмотря на городское воспитание, Ив легко ориентировалась среди деревьев и с удовольствием проверяла обнаруженное умение, раз за разом меняя маршрут, а потом возвращаясь в исходную точку, к дороге, ведущей  город.

На пятой попытке она чуть не врезалась в Томаса. Его коричневый спортивный костюм не выделялся среди стволов, и только проследовав за крутым поворотом тропинки, Эвелин заметила, что не одна в лесу. Это её немного сбило с исследовательского настроя, но мужчина был растерян куда сильнее.

— Отменная погода, не правда ли? — наконец сориентировался он в неловкой ситуации.

— Замечательная. Вы давно бегаете?

— Да уже час. Собирался домой, — он чуть помолчал, ковыряя кроссовкой землю и вдруг выпалил: — Представляете, сегодня кошмара не было!

— Чудесно! А что было? — вопрос, кажется, смутил его окончательно. Тем не менее, Том ответил:

— Вы. Вы танцевали с Гвен, и это было очень красиво.

Настал черёд смущаться Ив. Она уже думала двинуться дальше, но вместо этого предложила:

— Хотите наперегонки до города?

Уже спросив, женщина испугалась: её вопрос наверняка был невежлив — вдруг он бегает только с этого утра и совсем не спортивен. Но Том внезапно рассмеялся:

— Идёт! Кто проиграет, угощает в пабе.

***
В коттедж Эвелин ввалилась мокрая и довольная: она обогнала соперника уже перед самой асфальтовой дорогой, обозначавшей конец леса и начало городка.

— По какому поводу ты такая счастливая? — поинтересовалась сестра, накрывая завтрак.

— Хорошо побегала. У вас здесь такой воздух! — радостно доложила Ив, твёрдо решившая не сообщать о зарождающейся дружбе с тем самым врачом и отцом.

— Это правда. Тебе нужно чаще выезжать из города! И кстати, сегодня вечером в пабе вечеринка.

— Отлично!

Джоанн проводила поднимающуюся наверх сестру удивлённым взглядом. Чтобы Ив радовалась вечеринке в пабе?! В жизни такого не случалось, даже в весёлые студенческие времена. Может, она и впрямь найдёт себе кавалера? Было бы здорово.

***
За следующую неделю Эвелин окончательно освоилась в лесу, стала чаще улыбаться и выпила больше пива, чем когда-либо в жизни. Последним утром она пошла в лес, с удивлением ощущая, что предстоящая пробежка кажется ей увлекательнее всех событий последнего сна.

Однако Тома нигде не было.

Прождав четверть часа, женщина думала даже вернуться в коттедж. Но в итоге заставила себя бежать, причём по самому долгому маршруту. Это было где-то с самой чаще — она расслышала голос Тома. Он звал дочь. Отправившись на эти звуки, Ив выбралась на большую поляну, которую никогда не замечала. Там она увидела приятеля и большой ведьмин круг. А ещё на поляне звучала песня, никогда не слышанная песня, но голоса, арфа — всё было родным, из сказки.

Даже не поздоровавшись, перестав вообще замечать что-либо вокруг, Эвелин перешагнула границу грибов. Её окружил сон — прекрасный народ, танцующий и поющий, в восторге приветствовал свою королеву, вернувшуюся к ним не во сне, но наяву.

— Спой с нами!

— Станцуй с нами!

— Останься с нами!

Эвелин рассмеялась, как смеялась только во сне. Её подхватили руки, и вот она уже кружится в безумном хороводе и поёт что-то новое и одновременно до боли знакомое. Здесь были яркие краски, вечно цветущие поляны, ярчайшие звёзды. Здесь была музыка гор и лесов, здесь она была одной из множества таких же. Она знала их всех по именам, она дружила с ними с самого детства. И теперь она уже не собиралась просыпаться и расставаться с ними.

Так продолжалось довольно долго. А потом вдруг Ив заметила её. В центре, в малом кругу детей со всеми кружилась Гвендолен.

Женщину словно окатили холодной водой. Что будет делать Том без дочери? Что бы делал её отец без них с Джоанн, любивших и поддерживавших его все эти годы после исчезновения мамы?

Вырвавшись из танца, Ив кинулась к девочке и подняла её на руки.

— Ты здесь! Смотри, как здесь весело! — смеялась Гвен. В ней не осталось смущения и беспокойства пойманной птицы, здесь они были на своём месте.

— Гвен, тебя там папа ищет! Он беспокоится! — на лице девочки проступил протест. — Я понимаю, здесь хорошо. Но он там остался совсем один. Разве тебе хочется, чтобы он оплакивал и тебя тоже?

Гвендолен оглядела танцующих и задумалась. Ив не торопила: для неё самой не осталось никого столь важного, чтобы возвращаться, но у Гвен был отец. Наконец, девочка согласно кивнула:

— Хорошо. Пойдём.

Тут круги хоровода сжались, и прекрасный народ закричал:

— Останься, королева!

— Не пустим!

— Ты наша!

В груди Эвелин огненным шаром заполыхала паника: что, если ей действительно не вырваться? Здесь она счастлива, но разве может она причинить боль тем, живущим в бледном реальном мире людям, хорошим и добрым? И что будет, если её остановят силой? Её, королеву?!

Отбросив сомнения, женщина выпрямилась, напоследок наслаждаясь ощущением, что она на своём месте.

— Я желаю, чтобы вы дали нам выйти!

Песня разбилась, как стекло. Танец замер, арфа обиженно бренькнула и затихла. От Ив к Томасу образовался коридор. Она медленно пошла из круга, из сна, из сказки. Сияющие красотой лица провожали её, не смея перечить. По многим текли слёзы, падая в траву и превращаясь в ландыши.

Когда перед нею осталась только полоса грибов, за спиной раздался умоляющий голос:

— Королева, останься!

Эвелин не обернулась. Тихо вздохнув и крепче прижав к себе малышку, она вышла из круга.

Не видевший их до того Том кинулся к дочери, обнимая и умоляя не сбегать больше. А женщина, едва взглянув на сероватые краски леса и неба, кинулась обратно в центр ведьмина круга.

Там не было ничего. Даже примятой травы не осталось — только те следы, что оставила она, войдя повторно. Эвелин попыталась вспомнить сегодняшнюю песню, но слова таяли, а память врала и уворачивалась. Её голос оборвался всхлипом.

Обернувшись, она увидела столь же растерянный взгляд Гвендолен и счастливый — Тома. Не отвечая на его благодарности, Ив молча побрела домой.

***
Увидев, в каком состоянии сестра, Джоанн раскудахталась, усадила её пить свежесваренный кофе и отправила Чарли-старшего на станцию менять билет. Отпустить потерявшую свой мир сновидицу в жестокий страшный город она не могла.

Наутро Эвелин проснулась, посмотрела на деревянный потолок спальни и вновь залилась слезами. Ей не приснилось ничего. Вернее, какой-то сумбур, о сестре, чайнике и вороне. Но это было не то, чего она ждала. Не то, что казалось ей гарантированным и обязательным все тридцать пять лет. Ни слова не сказав Джоанн и Чарли, она собралась и уехала в Лондон.

***
На собственный день рождения Джоанн звала сестру по электронной почте. Последние три месяца Эвелин не отвечала на звонки и крайне редко — на письма. Никто из знакомых её не видел, морги и полиция тоже оказались малоинформативны (к счастью).

Готовя завтрак мужу и сыну, женщина качала головой. Приснится же такая глупость: откуда-то из подсознания выплыли истории Ив об эльфах, их песнях и дворцах. Всё это, представленное в ярких красках детского воображения, привиделось ей как наяву. И среди этой красоты танцевала Эвелин, длинноволосая, нарядная, смеющаяся — какой Джоанн её никогда не видела.

Наверное, она просто скучала по старшей сестре.

Младшая пошла в отца — рыженькая, курносая, жизнелюбивая. Период зависти к необыкновенной красоте Ив был недолог, только до встречи с Чарли. Потом у неё просто не осталось времени беспокоиться — совместная жизнь, ремонты, появление сына. И всё было хорошо, но где-то там, в юношеских вечеринках, она потеряла свою сестру, тихую, задумчивую, до сих пор верящую в чудеса. И виновата в этом только сама Джоанн.

А теперь ещё сынок подружился с Гвендолен, не отходит от юной сказочницы ни на шаг. Девочка с начала мая болела, месяца два не вставала с постели, и юный Чарли таскал к ней бульон, фрукты и купленные на карманные деньги кексы. Теперь они дружно носились по окрестностям, устраивая развлечения для всей местной ребятни и находя то птичьи гнёзда, то ведьмины круги, то обнимающиеся соседские парочки в лесу.

По гравийной дорожке прошелестели чьи-то шаги, раздался звонок. Джоанн вытерла руки о фартук и пошла открывать. Распахнув входную дверь, она замерла, разглядывая гостью.

Светлые волосы обрамляли загорелое лицо, голубые глаза светились лукавством и радостью, из-под короткого салатового платья торчали бесконечные ноги в ссадинах. В длинных тонких пальцах зажата узкая серебряная коробочка с большим алым бантом.

— С Днём Рождения! — завопила Ив, пугая соседских собак и будя обоих Чарльзов. — Пусть твой мир всегда будет ярким!

А потом Джоанн с возрастающим удивлением наблюдала, как сестра общается буквально с каждым из её гостей, как рассказывает истории об Италии и Японии, как солирует во время исполнения Happy Birthday. И не узнавала. Это была Эвелин, которая не видела эльфов, не помнила их песен и не просыпалась в печали.

Зато она танцевала с Чарли-младшим какой-то супермодный танец, делала соседским дочкам красивые причёски и постоянно смеялась. И такой она была прекраснее даже, чем в странном утреннем сне Джоанн.