Глава 103. Повесть о настоящем человеке в романе М

Глава 103. Повесть о настоящем человеке в романе МиМ

В этой части проведу простой эксперимент. Заключается он в следующем. Я возьму главу "Вести из Ялты" в романе "Мастер и Маргарита" по попытаюсь помочь Римскому в его анализе исчезновения Лиходеева. Прошу обратить внимание на:

1) ИСТРЕБИТЕЛЬ
2) ОТСУТСТВИЕ САПОГ
3) СЛОЖНЫЙ РАСЧЕТ КИЛОМЕТРАЖА Лиходеева.
4) ЦИФЕРБЛАТ ЧАСОВ.

Вот отрывок:

"— Сколько километров до Ялты? — спросил Римский.

Варенуха прекратил свою беготню и заорал:

— Думал! Уже думал! До Севастополя по железной дороге около полутора тысяч километров. Да до Ялты накинь еще восемьдесят километров. Но по воздуху, конечно, меньше.

Гм... Да... Ни о каких поездах не может быть и разговора. Но что же тогда? ИСТРЕБИТЕЛЬ? Кто и в какой ИСТРЕБИТЕЛЬ пустит Степу БЕЗ САПОГ? ЗАЧЕМ? Может быть, ОН СНЯЛ САПОГИ, прилетев в Ялту? То же самое: ЗАЧЕМ? Да и в сапогах в истребитель его не пустят! Да и истребитель тут ни при чем. Ведь писано же, что явился в угрозыск в половине двенадцатого дня, а разговаривал он по телефону в Москве... позвольте-ка... тут перед глазами Римского возник ЦИФЕРБЛАТ ЕГО ЧАСОВ... Он припоминал, где были стрелки. Ужас! Это было в двадцать минут двенадцатого. Так что же это выходит? Если предположить, что мгновенно после разговора Степа кинулся на аэродром и достиг его за пять, скажем, минут, что, между прочим, тоже немыслимо, то выходит, что самолет, снявшись тут же, в пять минут покрыл более тысячи километров? Следовательно, в час он покрывает более двенадцати тысяч километров!!! Этого не может быть, а значит, его нет в Ялте".

Это, конечно же, смешно, но как только Римский начал гадать про странный истребитель, которым Степа зачем-то управлял без сапог, у меня появилась одна мысль. Автор романа отсылает нас к "Повести о настоящем человеке" Полевого. Который, действительно, совершил невозможное. Это всем известно.

Само собой, что это простое совпадение. Просто Римскому вдруг в голову пришел истребитель и Степа без сапог, вот и он и подумал об этом.

Правда, есть небольшая проблема. Она заключается в том, что, если снять "черный" налет с главы "Нехорошая квартирка", то довольно очевидно, что там идет речь совсем не об алкаше, как подумали все остальные, а о тяжело раненом человеке, потом кого-то помянули. Я уже писал в предыдущих очерках, что в этой главе есть ссылки на песни о Великой Отечественной войне (например, "что-то с памятью моей стало, все что было не со мной помню", которая из фильма, где пытались вспомнить фамилию неизвестного солдата и прочие,), но дело сейчас не в этом.

Дело в том, что Степа, проснувшись, совсем не может встать. При этом прошу обратить внимание на следующие детали:

1) Бурое пятно перед глазами.
2) Какой-то немец рядом (Воланд).
3) Ужасная и адская боль в ногах, так что при подъеме Степе стало казаться, что он проваливается в преисподню. Степа не ощущает ног.
4) Потери сознания и галлюцинации и т.д.
5) Воспоминания о какой-то женщине, к которой Степа обещал вернуться.

Теперь смотрим сцены из "Повести о настоящем человеке"(это начало).

"Не меняя позы, медленно, очень медленно Алексей приоткрыл глаза и
сквозь опущенные ресницы увидел перед собой вместо немца БУРОЕ
МОХНАТОЕ ПЯТНО. Приоткрыл глаза шире и тотчас же плотно зажмурил:
перед ним на задних лапах сидел большой, тощий, ободранный медведь".

...

"Напряжение Алексея схлынуло. Он снова ощутил острую, жгучую боль в
ступнях и, повалившись на снег, потерял сознание...
Очнулся он, когда солнце стояло уже высоко. Лучи, пронзавшие хвою,
сверкающими бликами зажигали наст. В тени снег казался даже не
голубым, а синим.
"Что же, медведь померещился, что ли?" - было первой мыслью
Алексея.
Бурая, лохматая, неопрятная туша валялась подле на голубом снегу.
Лес шумел. Звучно долбил кору дятел. Звонко цвикали, прыгая в кустах,
проворные желтобрюхие синички.
"Жив, жив, жив!" - мысленно повторял Алексей. И весь он, все тело
его ликовало, впитывая в себя чудесное, могучее, пьянящее ощущение
жизни, которое приходит к человеку и захватывает его всякий раз после
того, как он перенес смертельную опасность.
Повинуясь этому могучему чувству, он вскочил на ноги, но тут же,
застонав, присел на медвежью тушу. Боль в ступнях прожгла все его
тело. В голове стоял глухой, тяжелый шум, точно вращались в ней,
грохоча, сотрясая мозг, старые, щербатые жернова. Глаза ломило, будто
кто-то нажимал на них поверх век пальцем. Все окружающее то виднелось
четко и ярко, облитое холодными желтыми солнечными лучами, то
исчезало, покрываясь серой, мерцающей искрами пеленой.
"Плохо... Должно быть, контузило при падении и с ногами что-то
случилось", - подумал Алексей".

На всякий случай напомню, что Берлиоз, табак "Наша Марка" с табаком Берли и почти немец из Берлина, имеют один и тот же корень. Это МЕДВЕДЬ. Пророка Даниила о зверях, включая медведя, пока трогать не будем. Но Берлиоз - это очевидно, медведщина, или Медведиоз. А если серьезно, то фашизм.

Теперь посмотрим начало главы "Нехорошая квартирка".

"Если бы в следующее утро Степе Лиходееву сказали бы так: "Степа! Тебя расстреляют, если ты сию минуту не встанешь!" — Степа ответил бы томным, чуть слышным голосом: "Расстреливайте, делайте со мною, что хотите, но я не встану".

Не то что встать, — ему казалось, что он не может открыть глаз, потому что, если он только это сделает, сверкнет молния и голову его тут же разнесет на куски. В этой голове гудел тяжелый колокол, между глазными яблоками и закрытыми веками проплывали коричневые пятна с огненно-зеленым ободком, и в довершение всего тошнило, причем казалось, что тошнота эта связана со звуками какого-то назойливого патефона.
...

Итак, Степа застонал. Он хотел позвать домработницу Груню и потребовать у нее пирамидону, но все-таки сумел сообразить, что это глупости... Что никакого пирамидону у Груни, конечно, нету. Пытался позвать на помощь Берлиоза, дважды простонал: "Миша... Миша...", но, как сами понимаете, ответа не получил. В квартире стояла полнейшая тишина.

Пошевелив пальцами ног, Степа догадался, что лежит в носках, трясущейся рукою провел по бедру, чтобы определить, в брюках он или нет, и не определил.

Наконец, видя, что он брошен и одинок, что некому ему помочь, решил подняться, каких бы нечеловеческих усилий это ни стоило".


Теперь обратите внимание. Алексея как и Степу начинают мучить галлюцинации. Он теряет сознание. И ощущает, что под его ногами ад.

"Алексей чувствовал, что слабеет от напряжения и боли. Закусив губу,
он продолжал идти, добираясь к лесной дороге, что вела мимо подбитого
танка, мимо узбека с гранатой, в глубь леса, на восток. По мягкому
снегу идти было еще ничего, но, как только он ступил на твердый,
обдутый ветрами, покрытый ледком горб дороги, боль стала такой
нестерпимой, что он остановился, не решаясь сделать еще хотя бы шаг.
Так стоял он, неловко расставив ноги, покачиваясь, точно от ветра. И
вдруг все посерело перед глазами. Исчезли дорога, сосна, сизая хвоя,
голубой продолговатый просвет над ней... Он стоял на аэродроме у
самолета, своего самолета, и его механик, или, как он называл его,
"технарь", долговязый Юра, блестя зубами и белками глаз, всегда
сверкавшими на его небритом и вечно чумазом лице, приглашающим жестом
показывал ему на кабину: дескать, готово, давай к полету... Алексей
сделал к самолету шаг, но земля пылала, жгла ноги, точно ступал он по
раскаленной плите. Он рванулся, чтобы перескочить через эту пышущую
жаром землю прямо на крыло, но толкнулся о холодный фюзеляж и
удивился. Фюзеляж был не гладкий, покрытый лаком, а шероховатый,
облицованный сосновой корой... Никакого самолета - он на дороге и
шарит рукой по стволу дерева.
"Галлюцинация? Схожу с ума от контузии, - подумал Алексей. - Идти
по дороге невыносимо. Свернуть на целину? Но это намного замедлит
путь..."


Однако, все это не столь интересно. Сколь следующее. Это анализ километража, который делает Алексей. Обратите внимание, что он ужасно похож на анализ, который делает Римский, которые упоминается в самом начале этой части. Также обратите внимание, что оба они смотрят на циферблат.


"Чтобы заглушить боль, которую причинял ему каждый шаг, он стал
отвлекать себя, обдумывая и рассчитывая свой путь. Если делать в сутки
десять-двенадцать километров, он дойдет до своих за три, самое большее
- за четыре дня.
Так, хорошо! Теперь: что значит пройти десять-двенадцать
километров? Километр - это две тысячи шагов; стало быть, десять
километров - двадцать тысяч шагов, а это много, если учесть, что после
каждых пятисот-шестисот шагов приходится останавливаться и отдыхать...
Вчера Алексей, чтобы сократить путь, намечал себе какие-то зримые
ориентиры: сосну, пенек, ухаб на дороге - и к ним стремился, как к
месту отдыха. Теперь он перевел все это на язык цифр, переложил на
число шагов. Он решил перегон между местами отдыха делать в тысячу
шагов, то есть в полкилометра, и отдыхать по часам, не более пяти
минут. Выходило, что с рассвета и до заката он, хотя и с трудом,
пройдет километров десять.
Но как тяжело далась ему первая тысяча шагов! Он пытался
переключить свое внимание на подсчет, чтобы ослабить боль, но, пройдя
пятьсот шагов, начал путать, врать и уже не мог думать ни о чем
другом, кроме жгучей, дергающей боли. И все же он прошел эту тысячу
шагов. Не имея уже сил присесть, он упал лицом а снег и стал жадно
лизать наст. Прижимался к нему лбом, висками, в которых стучала кровь,
и испытывал несказанное блаженство от леденящего прикосновения.
Потом он вздрогнул, посмотрел на часы. Секундная стрелка
отщелкивала последние мгновенья пятой минуты. Он со страхом взглянул
на нее, как будто, когда завершит она свой круг, должно произойти
что-то ужасное; а когда она коснулась цифры "шестьдесят", сразу
вскочил на ноги, застонал и двинулся дальше".


И еще раз, на всякий случай, анализ Римского.


"— Сколько километров до Ялты? — спросил Римский.

Варенуха прекратил свою беготню и заорал:

— Думал! Уже думал! До Севастополя по железной дороге около полутора тысяч километров. Да до Ялты накинь еще восемьдесят километров. Но по воздуху, конечно, меньше.

Гм... Да... Ни о каких поездах не может быть и разговора. Но что же тогда? ИСТРЕБИТЕЛЬ? Кто и в какой ИСТРЕБИТЕЛЬ пустит Степу БЕЗ САПОГ? ЗАЧЕМ? Может быть, ОН СНЯЛ САПОГИ, прилетев в Ялту? То же самое: ЗАЧЕМ? Да и в сапогах в истребитель его не пустят! Да и истребитель тут ни при чем. Ведь писано же, что явился в угрозыск в половине двенадцатого дня, а разговаривал он по телефону в Москве... позвольте-ка... тут перед глазами Римского возник ЦИФЕРБЛАТ ЕГО ЧАСОВ... Он припоминал, где были стрелки. Ужас! Это было в двадцать минут двенадцатого. Так что же это выходит? Если предположить, что мгновенно после разговора Степа кинулся на аэродром и достиг его за пять, скажем, минут, что, между прочим, тоже немыслимо, то выходит, что самолет, снявшись тут же, в пять минут покрыл более тысячи километров? Следовательно, в час он покрывает более двенадцати тысяч километров!!! Этого не может быть, а значит, его нет в Ялте".