Прощай, молодость

А вчера он вступил в лужу.
Это ж надо! Одна лужа была на весь двор, маленькая такая, да и располагалась почти у самого бордюра. Так ему надо было вступить именно в неё! Ну, и в результате, конечно, он промочил ботинки. Не так, чтобы очень, но в одном явно что-то хлюпнуло. Так что, придя домой, Пахомыч вынужден был поставить их в лоджию сушиться.
Пахомыч вздохнул, в очередной раз попеняв себе на невнимательность, покачал головой и пошёл проверить ботинки: высохли ли? Не то, чтобы ему надо было прямо сейчас куда-то идти, но привычка проверять каждую мелочь уже давно стала его второй натурой. Те более, что осенние ботинки были у него одни, и их следовало беречь.
К слову сказать, ботинки у него знатные: «прощай молодость» называются. Сейчас такие уже не выпускают. Ну, может, и выпускают где-то, но Пахомыч их в продаже не видел. А чего их продавать, если не носит такие сейчас никто. Ну, или почти никто. Только такие старые пер… пардон, граждане, как он. А молодёжь всё больше в кроссовках бегает. Он вот тоже в молодости на такую обувку и не посмотрел бы даже. А напрасно, как оказалось. Очень хорошие ботинки: из толстого фетра, свободные, тёплые и удобные. На молнии.
Пахомыч вышел в лоджию и пощупал ботинки. Ботинки высохли.
«Это хорошо, – с удовлетворением подумал Пахомыч, – вдруг куда-то приспичит идти, а они у меня с собой!»
Эту фразу – «а они у меня с собой» – Пахомыч повторял часто. Была она из рассказа друга его молодости Кольки. Замечательные тот писал рассказы, остроумные. Вот, например, эта фраза была из рассказа «Стакан». Там главный герой кричал наседавшей на него толпе: «Это мой стакан, граждане, мой! Я завсегда со своим стаканом гулять хожу, а иногда и на работу! Мало ли что, а он у меня с собой!»
Пахомыч грустно улыбнулся, вспомнив молодость. В молодости он такие ботинки даже бы взглядом не удостоил. В молодости у него такая обувка была – закачаешься! Вот, к примеру, к первой свадьбе он отхватил в Москве португальские ботинки. Дорогие были – целых двадцать четыре рубля стоили! Пятая часть зарплаты. Но зато выглядели – друзья завидовали, а знакомые девчонки уважительно кивали головой. Жаль только, подошва тонкой оказалась и сносилась быстро. Ну, да по нашим дорогам…
А потом, Пахомыч это хорошо помнил, ему из Чехословакии кроссовки привезли. Были они тяжёлые, жёсткие, но модные. Пахомыч в них целое лето промучился, после чего закинул обратно в коробку в прихожей и никогда уже больше не надевал. Где-то лет через пять мать их на помойку вынесла. Прямо в коробке.
Потом у него много разной обуви было: и модной, и не очень, и кожаной, и замшевой, и тканевой… Это до тех пор, пока ноги здоровые были. А как заболели, так Пахомыч перешёл на китайские кроссовки: мягкие и лёгкие. Он их и летом носил, и зимой. Да, и зимой – тоже. А чего ему – до машины два шага, а там весь день в помещении…
А потом уж, когда ноги совсем плохо стали ходить, Пахомыч и перешёл на обувь из разряда «прощай молодость». Летом – на тряпичные полукеды, а с осени до весны – на свои фетровые. Ведь надо же то мусор вынести, то до соседнего магазина дойти. А это всё пешком. Не будешь же мусор на машине выносить. Да и вообще – «овёс нынче дорог!»
Пахомыч взял ботинки и перенёс их на законное место возле входной двери. Чтоб стояли, значит, как боевые кони в полной готовности. Он посмотрел на них и сказал улыбнувшись:
– Ну, что? Походим ещё?
И показалось ему, что ботинки, блеснув прорезиненными носками, кивнули Пахомычу и ответили:
– Походим!
И сверкнули серебряными молниями…