На своём месте

Виктор Сергеевич зашёл в гримёрку. За ним, ударяясь об дверные косяки с охапкой букетов цветов, ввалился его личный ассистент Гриша.
Виктор Сергеевич сдёрнул бумажную салфетку со стакана и выпил содержимое. Шумно выдохнув, он взял с тарелки половинку лимона и начал высасывать сок, морщась от кислоты, заполнившей рот.
- Брось на диван, - сказал он помощнику и устало опустился в кресло, перед зеркалом.
- Вы до дома дойдёте? – Гриша освободился от цветов и стоял по середине гримёрной комнаты, переминаясь с ноги на ногу. – В последнем акте чуть со сцены не упали.
- Милейший, лучше бы я упал в эту бездну бессознательной жизни и разбился об острые скалы полного несоответствия! – Виктор Сергеевич картинно закрыл лицо руками, словно стыдился своего отражения в зеркале. – Горе мне! Горе! За что я терплю эти муки ада?
- Опять вы за своё, Виктор Сергеевич, может, не надо, давайте собираться и домой пойдём. – Гриша умоляюще посмотрел на него. – Поздно уже. Скоро автобус перестанет ходить.
- Иди, иди мой, юный друг. – Виктор Сергеевич снял парик, обнажая лысую голову. – Я сам доеду на галерах, печально нарушая вёслами воды покой. Они снова домчат меня в завтрашний день.
- Тогда, я побежал? – Гриша заметно оживился и снял с вешалки свою куртку.
- Беги, танцуй, сражайся, палки режь! – Виктор Сергеевич продекламировал строчку из стихотворения Марины Цветаевой, указывая на дверь Грише.
- Спасибо. – Гриша быстро исчез, пока Виктор Сергеевич не передумал.
- Как страшно жизни сей оковы нам в одиночестве влачить. – Виктор Сергеевич достал початую бутылку коньяка из тумбочки и налил в стакан, продолжая цитировать Лермонтова. – Делить веселье – все готовы: никто не хочет грусть делить.

Резец плавно, словно по маслу, снимал тончайшую стружку с вращающейся заготовки. Электродвигатель негромко урчал, подбадривая коробку скоростей через ременную передачу. Заготовка надёжна вращалась в шпинделе, зажатая с четырёх сторон.
Суппорт слегка отошёл назад, убирая резец, который снял последние доли миллиметров металла. Рычаг выключил сцепление ходового вала. Погасла световая кнопка включения. Электродвигатель остановился.
Аккуратно освободив деталь из шпинделя, штангенциркулем были произведены контрольные замеры.
- Молодец Виктор Сергеевич, как всегда на высоте, - похлопав по плечу, мастер токарного цеха протягивал руку для рукопожатия.
Виктор Сергеевич вытирал замасленные руки об ветошь и скромно улыбался в пышные усы.
- Пример для подрастающего поколения, золотые руки нашего завода. – Мастер тряс руку Виктор Сергеевича. – Мы хотим тебя отметить и вручить вымпел почётного передовика производства нашего завода.
Виктор Сергеевич краем глаза заметил, как к ним спешит женщина из профкома. Ей было тяжело передвигать своё тучное тело среди хаотично стоящих ящиков с заготовками и готовыми деталями. Но, она уверенно приближалась к ним, периодически останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Её причёска, собранная в волосато-округлую сферу на голове, тихо покачивалась из стороны в сторону. При очередном движении «волосяного чуда света», так прозвали её рабочие завода, волосяное сооружение помогало балансировать пышным формам работницы профкома. Она словно искусный лыжник переваливалась, с одной стороны, на другую, удерживая в одной руке алый вымпел с золотыми надписями, а в другой три полу увядшие гвоздики.
Виктор Сергеевич улыбался в предвкушении торжественного момента и от смущения начинал краснеть.
- Спасибо, очень приятно. – Он обратился к мастеру, который начал трясти его почему-то за плечо.
- Ценим, очень ценим. Вставайте, вставайте.
Виктор Сергеевич, смотрел на мастера, который указывал на пьедестал с цифрой «один» и продолжал трясти его за плечо.
- Виктор Сергеевич, вставайте. – Он сделал шаг, но промахнулся, не попав на ступеньку, и начал медленно, словно в кино, падать.

- Просыпайтесь, утро уже. Идите домой. – Уборщица тётя Клава трясла его за плечо, пытаясь разбудить.
Виктор Сергеевич сел на диване, сбрасывая и роняя букеты цветов на пол. Он начал тереть глаза, постепенно просыпаясь и приходя в сознание.
- Видимо, зритель снова освистал вас, желая, чтобы вы поскорее покинули сцену и не только. – Тётя Клава поставила ведро с водой на пол и начала одевать резиновые перчатки.
- С чего вы взяли? – Виктор Сергеевич посмотрел на неё красными глазами.
- Чётное количество цветов в букетах. – Она посмотрела на него с сожалением. - Снова забыли слова?
- Никто о том не покрушится, и будут (я уверен в том) о смерти больше веселиться, чем о рождении моём. – Обречённо продекламировал он Лермонтова, вместо ответа.
- Иди с Богом тогда, проспись, родной. Иди. – Тётя Клава начала вытирать пыль.
Виктор Сергеевич тяжело вздохнул, одел пальто и вышел из гримёрки, наступая на разбросанные по полу цветы.

- Виктор Сергеевич, дорогой вы мой человек! – Силантий Петрович поднял руки к потолку. – Я уже вам в сотый, нет, в тысячный раз говорю, не могу я вас отпустить, не имею морального права.
- Отворите мне темницу, дайте мне сиянье дня, - Виктор Сергеевич налил себе из графина воды.
- Прекратите! – Взвизгнул Силантий Петрович. – Прекратите паясничать. Вы знаете, нашу ситуацию с актёрами. Молодые бегут в столицу, те кто приходят годятся только для самодеятельности в заводском клубе. Вы же кладезь нашего репертуара, и вы хотите бросить нас в это трудное время?
Силантий Петрович остановился напротив Виктора Сергеевича, наблюдая как тот пил воду из стакана, делая мелкие глотки.
Шумно поставив стакан на стол и громко чихнув, Виктор Сергеевич посмотрел на директора театра.
- Прошу вас, потерпите, уверен скоро всё наладится.
- Как я живу? Без ожиданий, в себе накапливая речь. – Виктор Сергеевич не сводил глаз с Силантия Петровича. - А между тем на крыши зданий ребристый снег успел прилечь.
       - Ну, что, что вам не хватает? – В сердцах воскликнул Силантий Петрович и с шумом плюхнулся в кресло за столом.
       - Ещё одно мгновенье, и я скажу тебе, не радость, а мученье я нахожу в тебе.
       - Я тоже с вами мучаюсь и не одно мгновение. – Силантий Петрович вынул носовой платок и промокнул невидимый пот. – У вас есть всё, я весь театр под вас заточил.
При этих словах Виктор Петрович как-то ожил и выпрямился на стуле. Выражение лица стало более осмысленным.
- Этот токарный станок, который вам подарили на местном заводе, теперь стоит посреди фойе. – Силантий Петрович стал немного горячиться, переходя на повышенные тона. – Постоянные абонементы для токарного цеха, балкон для мастера токарного цеха и постоянные гулянки токарей в театральном кафе. Городская интеллигенция ходит теперь обедать в кафе «Фиолетовая пахлава», прости меня Господи.
Силантий Петрович посмотрел на своего подопечного, словно вспоминая о чём-то.
- У вас же театральных премий, больше, чем у любого актёра на свете, я уже устал их выдумывать, лишь бы вам сделать приятное. – Силантий Петрович снова промокнул лоб. – А вы снова о своём? У меня все стены в театре в ваших наградах. Мне некуда повесить портрет Станиславского!
- Может, и не станешь победителем, но зато умрёшь как человек. – Тяжело вздохнул Виктор Сергеевич.
- А ваша последняя награда «Самый чувственный монолог жестов»? – Силантий Петрович сложил руки на груди. – Не это ли говорит о том, что вы прирождённый актёр? Талантище, с большой буквы.
- Там сидела бригада токарей, и я обращался к ним, а не к этой молодой дурочке нашего режиссёра.
- Хотите они будут сидеть там всегда?
- Забита память мыслями дурными, я быстро не смогу их отогнать. – Процитировал какие-то стихи Виктор Сергеевич.
- Хорошо, любезный мой, давайте не будем пороть горячку, тем более что у вас скоро гастроли, а там межсезонье. Вот и займётесь любимым делом.
- Я покидаю вас, не возразив не слова! – Виктор Сергеевич поднялся и вышел из кабинета.
Силантий Петрович потянулся к графину, налил в стакан воды, шумно выдохнул и опрокинул в себя. Сморщился и поднёс ко рту кулак, шумно выдыхая в него. Словно опомнившись, посмотрел на стакан, понюхал остатки содержимого и медленно поставил на стол.

- Что ты рыдаешь, что? – Серафима Львовна служила костюмером, а сейчас бегала вокруг Виктора Сергеевича, помогая снять костюм. – «За самое совершенное исполнение трагической роли». Да, о такой награде любой актёр мечтает! Пол зала рыдало. Клава рулон тряпок на складе взяла, чтобы зал просушить. Что ты рыдаешь, радоваться надо.
- На его месте должен быть я! Понимаешь? Я!!! – Виктор Сергеевич кричал, не в силах более сдерживать себя.
- Где? Какое место, Витя? – Серафима Львовна замерла перед Виктором Сергеевичем.
- Заслуженный токарь высшего разряда «Моторного завода имени В.И. Ленина»! Чумахин Геннадий Олегович. – Он продолжал громко кричать. - На его месте, на его!
- Господи, - перекрестилась Серафима Львовна, - да какие же бесы на тебя напали?  Спаси и сохрани тебя от лукавого.
Она перекрестила Виктора Сергеевича, который неожиданно успокоился и стоял смирно не шелохнувшись.
- Зачем так трагично, Виктор Сергеевич? – Она погладила его по плечу. – Всё образуется. Всё будет хорошо. Такие чувства не сыграешь, их пережить надо. Я очень вас понимаю, как никто другой.
- Как хочешь это назови, друг другу стали мы дороже. – Виктор Сергеевич неожиданно обнял Серафиму Львовну.
Они постояли какое-то мгновение, Виктор Сергеевич полез целоваться, и Серафима Львовна стала вырываться из объятий. Наконец, освободившись, она одёрнула кофту и поправила юбку.
- Опять вы за старое? – Она развернулась и, хлопнув дверью, вышла из гримёрки.
- Как больно, милая, как странно, раздваиваться под пилой. – Виктор Сергеевич устало сел на диван. На пол посыпались букеты цветов.

- Товарищи, прошу тишины. – Силантий Петрович встал за столом и поднял руку, привлекая внимание собравшихся. – Подводя итоги нашим прениям и выслушав мнения сторон, предлагаю следующее.
Он окинул взглядом всех присутствующих на этом совещание, которое происходило, тайно от Виктора Сергеевича, в красном уголке Моторного завода.
За столом сидели Чумахин Геннадий Олегович - заслуженный токарь высшего разряда, Семён Павлович Негода – мастер токарного цеха, завсегдатай театральной халявы и ярый почитатель таланта Виктора Сергеевича. Валентина Семёновна Штыц председатель заводского профкома, причёска которой сегодня была похожа на улей. Все присутствующие незаметно косились в сторону её волос, боясь, что оттуда начнут вылетать пчёлы. Но пока всё было спокойно.
 Со стороны театра присутствовали: финансовый директор – Сан Саныч Копейкин, Серафима Львовна – костюмер, Гриша – личный ассистент Виктора Сергеевича и режиссёр театра Рудольф Ваганович.
- Так как, наши товарищи с завода, не возражают провести эксперимент и сделают для этого всё возможное, - Силантий Петрович перевёл дыхание, - предлагаю, не откладывать сие мероприятие в долгий ящик и сделать это на следующей неделе. На выездной сессии нашего театра, специально организованной для нашего подшефного завода.
- Вы уверены, что он справится? – В очередной раз с недоверием спросил Чумахин.
- Голубчик, умоляю вас, не препятствовать и сомневаться. Пусть попробует. Дайте ему какую-нибудь ненужную деталь. Мы готовы заплатить за неё, - Виктор Сергеевич сложил ладони и увидев, что со своего места пытается встать финансовый директор, усадил обратно его на место словами, - мы должны изыскать на это средства. Жизнь театра под вопросом.
- Мы не возражаем, - Семён Павлович Негода встал со своего места и обратился к Геннадию. – Гена, не вредничай, надо помочь товарищам, тем более что Виктор Сергеевич величина, игрой которого восхищаются тысячи, и наша святая обязанность не препятствовать, а помогать нуждающимся.
- Ладно, привозите вашего актёра – токаря, пусть пробует за моим станком. – Он одел кепку на голову и вышел из-за стола. – Когда - то и я начинал, помню себя мальчишкой, свой первый рабочий день…
- Прекрасно, - бесцеремонно оборвал его директор театра, - на следующей неделе вы всё ему и расскажете.
- Он будет весьма этому рад! – пропела Серафима Львовна, вставая из-за стола.
Все стали подниматься из-за стола. Валентина Семёновна резко встала, могучим телом сдвинув стол вперёд, усадив на свои места пытавшихся встать работников театра.
- Величина, - провожая взглядом сотрудницу профкома сказал Рудольф Ваганович.

- Если знанья вино сможешь в разум впитать, то молчи — тайн великих не смей продавать! – Виктор Сергеевич картинно уронил голову на грудь. – Я уже битый час вам говорю, Силантий Петрович, я самостоятельно изучил все нюансы токарного дела, технический подход, строение станка и виды работ. Тысячи часов кропотливого изучения того, к чему стремится моя душа. Сотни справочников и технической документации. Номенклатурные документы и пособия по технике безопасности. И вы ещё сомневаетесь?
- Но, я очень переживаю за вас и ваше здоровье, - Силантий Петрович положил руку на плечо Виктору Сергеевичу, - вы же никогда не стояли за станком.
- А когда? – Виктор Сергеевич вскочил со стула и принялся ходить по кабинету директора театра. – То премьера, то внеплановая постановка. Там банкет, тут творческий вечер. Витя помоги! Витя выручай! Вся надежда на тебя! А в это время молодые отпрыски нашего театра, прохлаждаются на вечеринках и дискотеках, не учат ролей и по-хамски ведут себя с теми, кто поднимал этот театр с колен! И заметьте! Прошу вас, заметьте, ни тени уважения и почтения к старшим! И всё это с вашей лёгкой руки!
- А что я могу сделать? – Вскипел Силантий Петрович, он тоже стал ходить по кабинету размахивая руками и был похож на макаку. – У меня каждый актёр на счету, я их по пальцам могу пересчитать. Скажи спасибо режиссёру, который выкручивается как может с таким количеством. Мы и так персонажей из пьес удаляем, люди понять не могут куда делись герои! А вы тут со своим токарным станком мне плешь фрезеруете.
Они стояли друг на против друга и тяжело дышали. Не сговариваясь, оба заняли свои места за столом. Силантий Петрович налил два стакана воды.
- Голубчик мой, - Силантий Петрович посмотрел на Виктора Сергеевича, - я всё уладил ради вас. Будет вам станок и вы, наконец-то, попробуете себя в новом амплуа. На вашем любимом заводе, на токарном станке заслуженного работника Чумахина.
- Как Ленин великий сюда приезжал, как в цехе огромном он здесь выступал, - рифмами ответил Виктор Сергеевич и начал пить воду.
- Завтра, ваш звёздный час. - Устало проговорил Силантий Петрович и откинулся на спинку кресла.
- Стальная стружка вниз, и вверх, и вбок летит, звеня, как разноцветный фейерверк в честь праздничного дня. - Последние слова Виктора Сергеевича доносились уже из-за закрытой двери в кабинет директора театра.

Около станка Чумахина собралось человек тридцать. Все встали кругом и наблюдали за Виктором Сергеевичем, который застёгивал на себе новенький синий халат. Он улыбался и подмигивал кому-то, оглядываясь по сторонам, словно находил знакомых в толпе.
- Я сам, - Виктор Сергеевич, остановил Чумахина, который хотел закрепить заготовку на шпинделе. – От начала и до конца.
- Я хотел помочь. – Виновато пробурчал Чумахин и аккуратно положил деталь на станину.
- В любых делах при максимуме сложностей, подход к проблеме всё-таки один: желанье — это множество возможностей, а нежеланье — множество причин. – Виктор Сергеевич взял в руки оставленную Чумахиным заготовку и ловко закрепил её в шпинделе.
Все восторженно зааплодировали, мастер цеха показал большой палец, а Чумахин от удивления только ухмыльнулся, внимательно наблюдая за Виктором Сергеевичем.
Виктор Сергеевич картинно раскланялся в разные стороны, будто находился на сцене, и потрогал рукоятки управления шпинделем, подачей и маточной гайкой убеждаясь, что они находятся в нейтральном положении.
Затем установив минимальную частоту вращения и шаг подачи, проверил ещё раз не шатается ли заготовка в шпинделе. Всё это он делал так, словно не один год проработал на заводе. Движения казались привычными и естественными.
Все вокруг замерли от восхищения. Кто-то в заднем ряду сказал: «Талант, он во всём талант» и начал хлопать, но на него зашикали и снова стало тихо.
Виктор Сергеевич вынул ключ из затяжного патрона и, оглядевшись вокруг, включил главный рубильник станка. Все снова зааплодировали.
Он запустил главный двигатель и деталь пришла в движение. Виктор Сергеевич потихоньку стал крутить управление суппортом, приближая резец к заготовке. И когда стала закручиваться стружка, вылезая наружу, народ снова зааплодировал, послышались крики «Браво» и «Белиссимо».
Виктор Сергеевич вернул суппорт на место и переключил скорость.
Заготовка закрутилась быстрее, станок заурчал чуть громче, словно хищник, народ немного отошёл назад.
Стружка снова заплясала над станком, но уже быстрее выкручиваясь в разные стороны.
- Так лучше не делать, - Чумахин подошёл сзади и сказал на ухо Виктор Сергеевичу, отчего последний вздрогнул и отмахнулся от слов заслуженного токаря.
- Уберите его, - прокричал Виктор Сергеевич, кивая на Чумахина, обращаясь ко всем сразу.
- Геннадий, не мешай, отойди, - К Чумахину подошёл мастер цеха.
- Что вы всё время мешаете? – Подбежал директор театра и кивнув на Виктора Сергеевича сказал. – Работает профессионал, сразу видно.
- Я хотел подсказать как правильно, - не унимался Чумахин, отходя от станка. – Надо, чтобы всё правильно было, а то станок загубит.
- Гена, успокойся, прошу тебя, - мастер цеха примирительно гладил его по рукаву выцветшей спецовки.
Тем временем, Виктор Сергеевич, ещё раз переключил скорость. Обороты прибавились, станок заурчал чуть громче. Народ непроизвольно попятился назад.
Заготовка ещё немного стала тоньше.
Глаза Виктора Сергеевича горели сатанинским огнём, а на лице застыло какое-то удовлетворённое безумие.
- Ладно, выключай. – Подал голос Чумахин. – Молодец.
Виктор Сергеевич посмотрел на него и включил обратную тягу, пытаясь затормозить крутящийся шпиндель.
Станок крякнул, что-то внутри его лязгнуло, и он задымился. Люди кинулись в рассыпную по цеху. Чумахин бросился к станку, но Виктор Сергеевич его оттолкнул, и Чумахин повалился на пол.
- Не тронь! Куда лезешь! Я сам! – Заорал Виктор Сергеевич и, в этот момент, силовой щиток на стене взорвался искрами в разные стороны и загорелся.
- Пожар! Пожар! – послышались крики, женщины завизжали, народ стал метаться по цеху, сбивая всё на своём пути и натыкаясь друг на друга, в поисках выхода.
- За мной! – Орал мастер цеха словно поднимал в атаку людей, подняв руку вверх с воображаемым пистолетом. Но, его никто не слышал.
В углу вспыхнула какая-та канистра. Огонь, добравшись до содержимого, добавил пламени ко всему происходящему, горящими языками медленно растекаясь по цеху.
- Сюда, товарищи, сюда! – Пищал директор театра, успев сорвать голос, присоединяясь к мастеру цеха.
- Полундра! – Закричал какой-то мужик и окатил их ведром с водой.
Наступая на мокрый пол, от шагов которого, брызги летели в разные стороны, Чумахин нёс на себе тело Виктора Сергеевича, из разбитого носа которого текла кровь.

Утром на кухне, с ватным тампоном в носу, Виктор Сергеевич читал в местной газете о подвиге заслуженного токаря моторного завода, который вынес из горящего здания человека.
В статье о Викторе Сергеевиче не было написано ни слова.
- Никогда ни о чем не жалейте вдогонку, если то, что случилось, нельзя изменить. – Процитировал Виктор Сергеевич вслух и, отбросив газету, стал пить чай.

(В рассказе использованы цитаты из произведений: М.Ю. Лермонтова, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Д. Самойлова, О. Мандельштама, Б. Окуджавы, С. Щипачёва, А. Кочеткова, О. Хаяма, Н. Добронравова, С. Михалкова, Э. Асадова, А. Дементьева)

03/2020