Кавардак два раза в год

   Дважды в год на дом сходило стихийное бедствие и переворачивало всю жизнь с ног на голову. Оно называлось: «перед Пасхой» и «после картошки».

  Начиналось все просто. Мама или тетя Аня приносили пакет с известкой и Таньке становилось понятно, что грядет побелка. В такие дни Таньке хотелось спрятаться под кровать. Но и это не помогло бы, потому что все кровати в доме сдвигали с мест, а то и вовсе разбирали на сетки и головки и выносили в сени или во двор. Приходилось терпеть.

  Дом выглядел большим, хотя в нем были всего-то кухня и комната, да еще сени, кладовка и остекленная веранда. Окон в доме было семь, и они выходили на все стороны света. Одно из них смотрело в сад. Летом окно открывали, и Танька любила сидеть и слушать, как капли дождя стучат по завалинке и по круглому столу в саду.

  В семье строго соблюдался народный религиозный календарь. Вот, к примеру, зимние рамы следовало вставить «до Покрова», то есть до четырнадцатого октября. А до «Сдвиженья», или по-правильному до Праздника Воздвижения Креста Господня, который «не выходил из числа» и отмечался двадцать седьмого сентября, было важно закрыть все продухи и отдушины в подполье дома и в кладовой.

  Весенняя побелка приходилась на конец марта или начало апреля, смотря в какой день выпадал праздник Пасхи. И если Пасха была ранняя, то окна просто мыли, не вынимая зимних рам. Рамы выставляли позже. А осенью, то есть «после картошки», рамы спешили вставить сразу после побелки где-то в конце сентября. И окно уже не открывалось до весны, дождь в саду было плохо слышно, и Танька грустила от этого.

  Нынче осенью после картошки решили белить в субботу.

  Сначала занялись комнатой. Бабушка сама разводила в ведре известку, а в стеклянной баночке делала раствор синьки: в воду или в небольшое количество известки насыпала фиолетовый порошок из бумажного пакетика. Затем синька тонкой струйкой вливалась в ведро с известкой, отчего известка становилась красивого голубого цвета.

  Перед побелкой в пятницу началась суета. В комнате все вещи прятали в шкаф, в сундук, в ящики комода. Одежду и белье складывали в сумки и выносили из комнаты. С окон снимали занавески, сдергивали скатерти и клеенки со стола, а с кроватей и дивана убирали покрывала. Все вещи предстояло стирать, сушить и проветривать. Бабушка отдельно складывала кружевные подзоры, накидки на телевизор и на подушковые горки, ажурную салфетку из-под своей любимой розы, которая испуганно взирала на домашнее сумасшествие из деревянного кашпо. Розу из комнаты не выносили, поэтому после побелки Таньке предстояло аккуратно и бережно вымыть блестящие листики розы от капель известки и при этом не уколоться шипами.

  Бабушкины ковры из лоскутков вывесили во двор на просушку. В комнате стало пусто и гулко. Скажешь слово, и оно летает туда-сюда, ударяясь о голые стены.
Со стен сняли портреты – деревянные рамы, в которых под стеклом хранились семейные фотографии. Их бабушка аккуратно завернула в ткань и спрятала в комод. С подоконников убрали и перенесли в кухню горшки с цветами, с комода – зеркало и гармошку. Все Танькины книжки, игрушки и карандаши закрыли в ящики. Комнату после опустошения приготовили к побелке – смели с потолка и стен пыль и паутину, отодвинули мебель от стен, вымели из-за дивана и комода завалившиеся ластики, карандаши и прочий мусор.

  А на кухне в это время царило нагромождение сумок с вещами, ящиков и коробок, одежды и подушек. И звук на кухне был глухой и тихий. Танька вставала на пороге и поочередно «акала» то в кухню, то в комнату, удивляясь разнице звучания собственного голоса.

  Спалось перед побелкой неспокойно. Таньке жарко под боком у бабушки. От тесноты и кучи вещей в кухне душно. Но идти спать в комнату Танька бы не согласилась ни за что. Там так пусто, что жутко. И Танька удивлялась, как мама спокойно спит в комнате, ведь вокруг совсем пустые стены.

  Утром рано запахло известкой и мокрой глиной. Пришла тетя Аня и начала замазывать печку. Печку мазали обязательно, чтобы она не дымила в комнату и лучше топилась. Мазали также углы комнаты и кусочки стен, где осыпалась штукатурка. Бабушка варила обед у печки, мама готовила к побелке кисти. Таньку то и дело ругали, запрещая ей бегать из комнаты в кухню, и заставляли сидеть на кровати в куче подушек и покрывал. А ей хотелось попрыгать на голых сетках кроватей в комнате, или помять глину в чашке, или поотколупывать старую известку, чего делать категорически не разрешалось.

  Просто сидеть скучно, но карандаши и книжки заперли в комоде. Комод накрыт сверху донизу старой клеенкой, и на нем уже стоит тетя Аня, водя туда-сюда кистью по потолку: «Шшшик - шшшик, шшшик-шшшик…» Кисть монотонно движется, свежими мокрыми мазками укрывая старую известку. Вокруг так пусто и некрасиво. Танька знала, что нужно подождать, пока известка высохнет, вот тогда станет свежо, чисто и опрятно.

  Из игрушек ей оставили куклу Олю с белыми кудряшками и синими глазами. Все остальные игрушки убрали, а мягкие унесли в сени, чтобы позже постирать их и высушить на веревке. Танька вспоминала прошлую побелку, когда после уборки во дворе развесили ее выстиранные игрушки, и как она плакала, глядя на белую кошку Анютку, которую бабушка прицепила к веревке прищепкой за ушко. Она жалела Анютку. Но тогда Танька была еще маленькая. Сейчас то она понимает, что игрушки надо чистить и стирать. Самое лучшее, что есть в побелке, считала Танька, так это то, что мягкие игрушки, простыни, ковры, полотенца, подушки после уборки пахнут чистотой, свежестью и ветром.

  Работали дружно, втроем. Бабушка самолично белила печку, тетя Аня потолок и углы, мама – стены. К обеду побелку закончили. Пол и окна украшали мелкие белые кляксы. После обеда начиналось самое неинтересное – помывка.

  Тщательно мыли окна. Стекла противно скрипели от того, что их натирали старыми газетами. Но зато после газет окна становились чистыми и прозрачными. Мыли шкафы, комод, стулья, головки кроватей, терли пол. Пол все никак не хотел отмываться, и после высыхания опять белел, что сильно раздражало бабушку. Она ругалась себе под нос и мыла пол снова и снова. В доме пахло известкой.

  Затопили печь в комнате. Стены быстро светлели, высыхая. Танька устала бегать туда-сюда и принялась мыть лепесточки у бабушкиной розы. Кровати, диван и столы уже стояли на своих местах. Со двора занесли матрацы, одеяла и подушки, «надышавшиеся» за день свежим воздухом. Застелили чистое белье.

  За окном стемнело. Пора было отдыхать. Тетя Аня ушла домой. Наступила минутка тишины.

  Назавтра предстояло белить кухню, а значит, стихийное бедствие после короткого затишья заходит на второй виток. И вот мама с бабушкой уже начинают носить вещи из кухни в комнату: противни, посуду, ведра и кастрюли, стулья и коробки. Теперь уже в комнате звук утыкается в вещи и стены, а в кухне разбивается эхом на осколочки. Кавардак из теплой кухни переползает понемногу в светлую и выбеленную комнату, чтобы началась вторая часть уборки. Но это будет завтра, а пока в чистой теплой комнате так чудесно пахнет свежим бельем и сохнущими стенами!

  Любимым моментом у Тани было навешивание чистых занавесок. Занавески у бабушки беленькие, аккуратные, они закрывают лишь половину окна. Верхняя часть прикрыта хрустящим тюлем. Бабушка готовила занавески заранее: стирала, отбеливала, крахмалила и утюжила их тяжелым чугунным утюгом, нагретым на печке, отчего они пахли дождем и жаром утюга.

  Таньке нравилось, когда уборка наконец заканчивалась, свежие занавески висели на окнах, тряпки и накидки были сняты с мебели, все хорошенько вымыто и просушено. Ковры, половики и мягкие игрушки пока «дышат воздухом» на улице. Да рамы с портретами бабушка повесит позже, после того как бережно протрет их чистой тряпочкой и насмотрится на фотографии, смахивая слезы.